Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2023
Об авторе | Глушаков Павел Сергеевич (р. 1976) — PhD, доктор филологических наук, специалист по истории русской литературы ХХ века. Автор книг: «Шукшин и другие» (2018), «Мотив — структура — сюжет» (2020), а также ряда статей, опубликованных в российских и зарубежных изданиях. Предыдущая публикация в «Знамени»: «Пушкин — Лермонтов — Тургенев и другие: Из дневника читателя» (№ 2, 2023).
*
В необозримой литературе о происхождении имени булгаковского Воланда, кажется, не был указан еще один возможный «источник»: редкий, но используемый термин для нотного обозначения музыкального темпа «Allegro volando», то есть «мимолетно, порхая, летая». Это, конечно, может быть связано не только со сверхъестественными способностями персонажа, но и с его сущностной характеристикой: его неукорененностью, вечными странствиями, бездомностью.
*
Абрам Терц и Остап Бендер.
«С самого начала литературной работы у меня появилось, независимо от собственной воли, своего рода раздвоение личности, которое и до сих пор продолжается. <…> И я был бы, наверное, до сего дня вполне благополучным сотрудником советской Академии наук и преуспевающим литературным критиком либерального направления, если бы не мой темный писательский двойник по имени Абрам Терц. Этот персонаж в отличие от Андрея Синявского склонен идти запретными путями и совершать различного рода рискованные шаги, что и навлекло на его и соответственно на мою голову массу неприятностей. Мне представляется, однако, что это “раздвоение личности” не вопрос моей индивидуальной психологии, а скорее проблема художественного стиля, которого придерживается Абрам Терц, — стиля ироничного, утрированного, с фантазиями и гротеском. Писать так, как принято или как велено, мне просто неинтересно. Если бы мне, допустим, предложили описывать обычную жизнь в обычной реалистической манере, я вообще отказался бы от писательства. И поскольку политика и социальное устройство общества — это не моя специальность, то можно сказать в виде шутки, что у меня с Советской властью вышли в основном эстетические разногласия. В итоге Абрам Терц — это диссидент главным образом по своему стилистическому признаку. Но диссидент наглый, неисправимый, возбуждающий негодование и отвращение в консервативном и конформистском обществе»1 .
«У меня с Советской властью возникли за последний год серьезные разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм» (Ильф И., Петров Е. «Золотой теленок»).
*
«Осенний марафон» Александра Володина начинается такой сценой:
« — А что природа делает без нас? Вопрос.
Бузыкин диктовал. Алла стучала на машинке с профессиональной быстротой.
— Кому тогда блистает снежный наст? Вопрос.
Кого пугает оголтелый гром? Вопрос.
Кого кромешно угнетает туча? Вопрос.
Зачем воде качать пустой паром
и падать для чего звезде падучей?..
Ни для кого? На всякий случай?..»
В следующей сцене Володина появляется иностранец: «По двору среди недавно поставленных домов шел человек с яркой спортивной сумкой. То, что он иностранец, чувствовалось, даже когда он молчал»2.
Вопросы без ответа, задаваемые иностранным гостем Бузыкина, невозможность понять и постичь «загадочную русскую душу» были уже поставлены в пушкинском стихотворении «Клеветникам России»:
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
*
Во Вступлении к «Медному всаднику» всем известен величавый и несколько статуарный образ:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. <…>
Эта картинность и даже некоторая театральность позы кажется еще более яркой на фоне другого хрестоматийного отрывка, из «Евгения Онегина»:
<…>
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет3.
Этот внезапный («вдруг») переход от статуарности к движению есть и в «Медном всаднике» при описании приступа стихии (водной и воздушной стихии — сын Посейдона Эол):
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась.
*
Д.Д. Благой в статье о стихах Сергея Михалкова объявил, что известная сентенция (вошедшая в текст программы КПСС в 1961 году) «человек человеку друг, товарищ и брат»4, собственно — пушкинская5. Почтенный пушкинист не пояснил своего тезиса, однако близкое словоупотребление («человека человек») приводит к довольно рискованным умозаключениям о природе этого, казалось бы, человеколюбивого выражения. В пушкинском «Анчаре» описана такая ситуация:
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
Превращение человека в послушного раба явлена здесь во всей горькой определенности.
*
Значение «Цыганской венгерки» Аполлона Григорьева для лирики Блока описано Д. Благим6, однако ученый не обратил внимания на то, что влияние это, кажется, распространяется и на поэму «Двенадцать».
Григорьевская «…печать / Буйного похмелья, / Горького веселья!» лежит, конечно, и на тексте поэмы Блока. Нервные музыкальные такты «Цыганской венгерки» («сыплют дробью звуки») отзываются в «Двенадцати» звуками ружейной стрельбы («Трах, тарарах-тах-тах-тах-тах! / Вскрутился к небу снежный прах!..»).
Тоска и горе героев этих произведений сопровождаются известными излияниями и периодическим похмельем:
Что за горе? Плюнь, да пей!
Ты завей его, завей
Веревочкой горе!
Топи тоску в море!
Ср. у Блока:
Эх ты, горе-горькое,
Сладкое житье!
А итогом этого является «мировой пожар в крови» у Блока и «перебор… и квинта вновь / Ноет-завывает; / Приливает к сердцу кровь, / Голова пылает» у Григорьева. Аритмическая амплитуда «Цыганской венгерки» (от «тебя сгубил бы я» через «бесовский гам» к явлению светлого виденья) соотносима с блоковским «Загубил я, бестолковый, / Загубил я сгоряча…» и появлением видения в белом венчике.
*
«Руслан и Людмила» и «Двенадцать»:
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской <…>
Идут двенадцать человек. <…>
…Так идут державным шагом <…>
Впереди — Исус Христос.
*
«Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит меня своим даром, как привидение!»7 Если не дать ссылки, то может показаться, что эти слова Жуковского о Пушкине взяты из «Моцарта и Сальери» и принадлежат известному завистнику:
А ныне — сам скажу — я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. — О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!
*
Александр Островский, «На всякого мудреца довольно простоты» (1868):
Крутицкий. Я, знаете ли, смотрю на все это как на легкомысленную пробу и особенно дурного ничего не вижу. Наш век, век, по преимуществу, легкомысленный. Все молодо, неопытно, дай то попробую, другое попробую, то переделаю, другое переменю. Переменять легко. Вот возьму да поставлю всю мебель вверх ногами, вот и перемена. Но где же, я вас спрашиваю, вековая мудрость, вековая опытность, которая поставила мебель именно на ноги? Вот стоит стол на четырех ножках, и хорошо стоит, крепко?
Мамаев. Крепко.
Крутицкий. Солидно?
Мамаев. Солидно.
Крутицкий. Дай попробую поставить его вверх ногами. Ну, и поставили.
Мамаев (махнув рукой). Поставили.
Крутицкий. Вот и увидят.
Мамаев. Увидят ли, увидят ли?
Крутицкий. Что вы мне говорите! Странное дело! Ну, а не увидят, так укажут, есть же люди.
Лев Толстой, «Анна Каренина» (1877): «У нас теперь все это переворотилось и только укладывается».
*
«Страшно то, что наше правительство не опирается ни на одном нравственном начале и не действует ни одною нравственною силою. Уважение к свободе совести, к личной свободе, к праву собственности, к чувству приличий нам совершенно чуждо. Мы только проповедуем нравственные темы, которые считаем для себя полезными, но нисколько не стесняемся отступать от них на деле, коль скоро признаем это сколько-нибудь выгодным. Мы забираем храмы, конфискуем имущество, систематически разоряем то, что не конфискуем, ссылаем десятки тысяч людей, позволяем бранить изменою проявление человеческого чувства, душим вместо того, чтобы управлять. Мы — смесь Тохтамышей с герцогами Альба, Иеремией, Бентамом. Мы должны внушать чувство отвращения к нам всей Европе. И мы толкуем о величии России и православии!»8
Александр Блок, «Скифы»:
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы — отныне — вам — не щит,
Отныне в бой не вступим сами!
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами!
Не сдвинемся, когда свирепый Гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..
*
Виктор Шкловский в документальном фильме «Жили-были» (1978) вспоминал, что манера чтения Блока была более чем своеобразной: поэт будто видел слова, написанные на стене. Не так ли родились знаменитые четыре слова — первая строка «Ночь, улица, фонарь, аптека»? Такое ощущение, что слова эти увидены так же, как некогда были явлены таинственные «Мене, мене, текел, фарес» на стене во время пира царя Валтасара.
*
М.Л. Гаспаров указал на Семена Кирсанова как на изобретателя в русской литературе рифмованной прозы: «Предшественников у него не было: в европейской поэзии рифмовка такой степени аморфности не употреблялась никогда, а в России мелькнула несколько раз только у неугомонного новатора Андрея Белого и осталась никем не замеченной. Для Кирсанова эта форма была хороша не традициями, идущими из прошлого, а возможностями, распахивающимися в будущее…»9.
Однако можно указать на один пример (не литературный, строго говоря, но относящийся к русской общественно-политической фразеологии), который был известен каждому советскому человеку. В 1887 году Владимир Ульянов произнес знаменитую «рифмованную» фразу «Мы пойдем другим путем» (вариант: «Нет, мы пойдем не таким путем»10), тиражировавшуюся в устном и печатном виде и ставшую крылатым выражением, приобретшим поистине сакральную значимость.
*
«Медный всадник» и «мировая душа» Гегеля: «Самого императора — эту мировую душу — я увидел, когда он выезжал на коне на рекогносцировку. Поистине испытываешь удивительное чувство, созерцая такую личность, которая, находясь здесь, в этом месте, восседая на коне, охватывает весь мир и властвует над ним»11.
Сравните с пушкинским:
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
Евгений вздрогнул. Прояснились
В нем страшно мысли. <…>
О мощный властелин судьбы! <…>
*
В 1966 году поэт Николай Глазков снялся в картине Андрея Тарковского «Андрей Рублев» в роли летающего мужика. По замыслу сценаристов, образ Ефима символизировал первого древнерусского воздухоплавателя. Выбор Глазкова на эту, в сущности, эпизодическую роль был случаен: у поэта была характерная внешность «человека из народа». Однако режиссер едва ли помнил, что тридцатью годами ранее Николай Глазков написал стихотворение, в котором в некотором роде предвосхитил сценарный ход «Андрея Рублева»:
Всем смелым начинаньям человека
Они дают отпор.
Так бюрократы каменного века
Встречали первый бронзовый топор!
Им злоба затаенная дана,
С какой они смотрели на
Первого русского летуна,
Когда тот прыгал с колокольни Ивана Великого. <…>12
Такое провиденциальное явление не ново: поэтическому слову часто дано вещее начало. Но в случае Глазкова здесь еще и устремление к заветной цели — кинематографу, о котором многие его ранние стихи:
Это было лет за триста
До тебя, Луи Люмьер,
И великие артисты
Все могли (кто как умел). <…>
А теперь, билет потрогав
По цене рубля за три,
Приходи в кинематограф
И смотри13.
*
В монологе «вечного студента» Пети Трофимова, кажется, может содержаться гоголевская отсылка:
«Трофимов: Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест.
Пауза.
Подумайте, Аня: ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов… Владеть живыми душами — ведь это переродило всех вас, живших раньше и теперь живущих, так что ваша мать, вы, дядя уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней… Мы отстали по крайней мере лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом».
Конечно, сентенции о «живых душах» («владевшие живыми душами», «владеть живыми душами») напрямую отсылают к гоголевским «мертвым душам». Появляется «заветный» для Гоголя временной срок («двести лет») и важный для позднего Гоголя мотив «искупления страданием». Сам образ Пети, которому Раневская косвенно отказывает в «мирской маскулинности» («Надо быть мужчиной…»), несет в себе черты человека «не от мира сего» («Мы выше любви!»). Наконец, знаменитая реплика «Вся Россия наш сад», возможно, появляется как диалог с гоголевскими словами»: «Нет выше званья, как монашеское, и да сподобит нас Бог надеть когда-нибудь простую ризу чернеца, так желанную душе моей, о которой уже и помышленье мне в радость. Но без зова Божьего этого не сделать. Чтобы приобресть право удалиться от мира, нужно уметь распроститься с миром. <…> Нет, для вас так же, как и для меня, заперты двери желанной обители. Монастырь ваш — Россия!»14.
*
В кинофильме Леонида Гайдая «Операция “Ы” и другие приключения Шурика» (1965) есть новелла «Напарник». В ней режиссер применил остроумный прием: когда хулиган Федя начинает произносить неподцензурные тирады, его речь заглушается звуками отбойного молотка и прочими шумами.
Не исключено, что этот прием был позаимствован режиссером из литературного источника — появившегося в 1956 году в русском переводе романа Грэма Грина «Тихий американец». В одной из глав идет напряженный диалог двух главных героев: «Вдруг мне стало невыносимым это мальчишество. <…> Я не мог остановиться:
— И если вас занимают только ее интересы, ради бога, оставьте Фуонг в покое. Как и всякой женщине, ей гораздо нужнее… — Грохот миномета спас бостонские уши от англо-саксонского словечка»15.
*
Из «дискуссии» о яблоках: садовых и лесных.
Осип Мандельштам:
Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной…
«Жизнь надо брать в ее революционном развитии. Приведу пример из области природы. Яблоко, выращенное в саду, особенно в таком саду, как сад Мичурина, — это яблоко такое, “как оно есть”, и одновременно такое, “каким оно должно быть”»16.
*
В 1983 году была напечатана едкая рецензия Татьяны Толстой на книгу Виктора Петелина «Судьба художника. Жизнь, личность, творчество Алексея Николаевича Толстого»17. В рецензии показывался научный «метод» автора монографии: Петелин использовал в новой книге целые блоки из чужих воспоминаний и своих уже изданных ранее книг. Этот прием издания все новых и новых книг был сравнительно распространен.
Между тем Петелин не на шутку обиделся на такую рецензию и составил подробный ответ Татьяне Толстой18. Посылая свое «Письмо в редакцию» в журнал «Вопросы литературы», автор, будучи опытным «литературным бойцом», направил ксерокопию еще в Союз писателей СССР, РСФСР, Московскую писательскую организацию, МГК и ЦК КПСС. Естественно, Петелина задели «несправедливые» слова о его «творческом методе» сооружения новых книг при помощи клея и ножниц. Однако в мемуарной книге он сам рассказал, каким образом была им создана первая опубликованная статья: «Искромсав главы о “Тихом Доне”, с помощью клея и ножниц, вставляя кое-где связующие фразочки, я подготовил и отдал на машинку свою первую статью “Трагическое в “Тихом Доне” М. Шолохова”»19.
*
«Как-то в букинистическом магазине стою, рассматриваю витрину; вдруг меня кто-то экспансивно бьет по плечу, и звучит пленительно: “О! Кого я вижу! Марк!! Приветствую!!”
Оборачиваюсь — конечно же, Женька, импозантный, чудный, динамичный. <…> “Слушай, Марк, ты безнадежно отстал, литературоведение надо сделать точной наукой20, как…”
— “Как правила уличного движения, Женя?..”
Смеемся <…>»21.
Этот эпизод из дневника Марка Щеглова за 1952 год становится весьма показательным, так как уже в 1962 году появится пионерский сборник «Структурно-типологические исследования», в котором Андрей Зализняк напечатает свой «Опыт анализа одной относительно простой знаковой системы»22 , то есть — правил регулирования уличного движения. В литературоведении начиналась эпоха структурализма.
*
В одном незаконченном стихотворении Ярослав Смеляков писал:
…То были тридцатые годы.
Меняли российский ландшафт
железные кровли заводов
и темные корпусы шахт. <…>
Как ночью в неделю осады
и в день сотворенья земли,
мальчишки тащили рассаду
и женщины рельсы несли.23
Но оказалось, что и спустя десятилетия, в сущности, ничего не изменилось, за исключением главного — отношения самого поэта к этим женщинам с рельсами. И в 1966 году появляется «Камерная полемика»:
<…> у обочин
(мелькают стекла и рябят),
что женщины путей рабочих
вдоль рельсов утром хлеб едят.
И перед ними — случай редкий, —
всем представленьям вопреки,
не ресторанные салфетки,
а из холстины узелки.
Они одеты небогато,
но все ж смеются и смешат,
И в глине острые лопаты
средь ихних завтраков торчат. <…>
…А я бочком и виновато
и спотыкаясь на ходу
сквозь эти женские лопаты,
как сквозь шпицрутены, иду24.
*
Когда читаешь старые журналы, вспоминаются строчки из популярной песни:
Ты помнишь, как все начиналось.
Все было впервые и вновь.
Как строили лодки, и лодки звались
«Вера», «Надежда», «Любовь».
На последней странице журнала «Век ХХ и мир» (1989 год) напечатано письмо в редакцию: «Являясь прихожанином Русской Православной Церкви, я весьма озабочен положением, сложившимся вокруг распространения так называемой “Лопухинской” Библии — Толковой Библии в трех томах, изданной недавно на Западе на пожертвования западных христиан и в качестве подарка преподнесенной русским верующим к 1000-летию Крещения Руси. Основной смысл был в бесплатности и доступности.
И вдруг Московская патриархия стала продавать эти книги, да не как-нибудь, а по 350–450 рублей! Это не может иметь оправданий. Западные да и понимающие ситуацию наши христиане возмущены такой бестактностью и обманом. Прихожанин Русской Православной Церкви, художник В. Вильде».
Тут же «по просьбе редакции письмо нашего читателя комментирует управляющий делами Московской патриархии митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир»: «По благословению Святейшего Патриарха и Священного Синода, книги, подаренные нашей Церкви, в том числе и толковые Библии под редакцией проф. А.П. Лопухина, распределяются по Епархиям, монастырям, Духовным школам, храмам и церковным библиотекам — бесплатно и за плату. Русская Церковь, кроме общих расходов на содержание Духовных школ, на выплату пенсий и пособий церковным пенсионерам и др., тратит в настоящее время огромные средства на реставрацию вновь открывающихся храмов и монастырей, на расширение сети духовных школ и училищ по подготовке церковнослужителей и т.д.
Существует договоренность с теми, кто дарит нам церковную литературу, о том, что мы будем продавать ее, и вырученные средства пойдут на неотложные нужды Церкви…»25 .
1 Синявский А. Диссидентство как личный опыт // Синтаксис. 1985. № 15. С. 132.
2 Володин А. Осенний марафон: пьесы и повести для театра и кино. М.: Азбука, 2019. С. 522.
3 Ср. с «Медным всадником»: «И думал он: <…> / Ногою твердой стать при море».
4 Ср. с блоковскими «Скифами»: «Товарищи! Мы станем — братья!»
5 Благой Д. От Кантемира до наших дней. Т. 2. М.: Художественная литература, 1979. С. 307.
6 Благой Д. Александр Блок и Аполлон Григорьев // О Блоке. М.: «Никитинские субботники», 1929. С. 127–164.
7 Письмо В.А. Жуковского к князю П.А. Вяземскому // Русский архив, 1896, вып. 10. С. 208.
8 Валуев П.А. Дневник. М.: Изд. АН СССР, 1961. Т. 2. С. 155. Запись от 10 октября 1866 года.
9 Гаспаров М.Л. Семен Кирсанов, знаменосец советского формализма // Кирсанов С. Стихотворения и поэмы. СПб.: Академический проект, 2006. С. 16.
10 Ульянова А.И. Детские и школьные годы Ильича. М.; Л.: Детгиз, 1954. С. 34.
11 Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1971. С. 255.
12 Глазков Н.И. Избранное. М.: Художественная литература, 1989. С. 20.
13 Там же. С. 38.
14 Гоголь Н.В. Нужно проездиться по России: (Из письма к гр. А.П. Т…..му) // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: [В 14 т.]. Т. 8. [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, 1952. С. 301.
15 Грин Г. Собрание соч. в шести томах. Т. 3. М.: Художественная литература, 1994. С. 55.
16 Фадеев А. Задачи литературной теории и критики // Проблемы социалистического реализма. М.: Советский писатель, 1948. С. 12.
17 Толстая Т. Клеем и ножницами // Вопросы литературы. 1983, № 9. C. 171–188.
18 См.: Петелин В.В. Мой ХХ век. М.: Центрполиграф, 2009. С. 411– 426.
19 Там же. С. 41.
20 Ср. с названием статьи Ю.М. Лотмана «Литературоведение должно быть наукой» (1967).
21 https://bookshake.net/r/lyubite-lyudey-stati-dnevniki-pisma-mark-aleksandrovich-shcheglov?page=227
22 См.: Структурно-типологические исследования. Сборник статей. М.: Издательство Академии наук СССР, 1962. С. 172–187.
23 Смеляков Я. Собр. соч. в 3 т. Т. 3. М.: Молодая гвардия, 1978. С. 397.
24 Смеляков Я. Собр. соч. в 3 т. Т. 2. М.: Молодая гвардия, 1977. С. 44–45.
25 Век ХХ и мир. 1989, № 1. С. 48.