Галина Климова. Сирота на морозе. — «Дружба народов», 2023, № 7
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2024
Галина Климова. Сирота на морозе. — «Дружба народов», 2023, № 7.
У нас умерла соседка — тихая, незаметная женщина. После похорон ее наследники, какие-то дальние родственники, затеяли в квартире ремонт. Вынесли мебель, а на мусорку оттащили коробку с бумагами. Старые альбомы с плюшевыми обложками, пожелтевшие почетные грамоты, газеты еще советских лет с лозунгами на передовице. Коробка стояла несколько дней, я каждый день, проходя на остановку, видел, как ветер трепал бумажные обрывки. Потом исчезла и коробка. Странно: я почти не знал соседку, здоровались разве что, но несколько дней думал о ней. Что вот жил человек, и ничего, получается, не осталось от него в мире, а те нехитрые сокровища, знаки достижений и побед, тоже никому не пригодились. Такая печальная маленькая жизнь.
Почему-то сходное ощущение досады, печали, сожаления о чем-то несбывшемся оставил роман Галины Климовой «Сирота на морозе». Сейчас набирает популярность жанр «маленькой семейной саги». Вот то ли дело саги были в прежние времена: большие семьи, серьезные дела, масштабные исторические события, на фоне которых разворачивается жизнь семьи — и порождает многотомные, обстоятельные описания вроде «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси или «Московской саги» Василия Аксенова. Кажется, последним явлением такого монументального жанра стал сериал «Аббатство Даунтон», впоследствии получивший многотомную «беллетризацию» в виде серии книг.
А большая история в свою воронку втягивает не только значимые, серьезные, достойно представленные на фоне эпохи семьи. Рядом с ними живут семьи маленькие, незаметные, почти неразличимые в складках времени. Вот о такой семье и повествует «Сирота на морозе».
Главную героиню зовут Ангелина, Геля. По метрике она Чудинова, но до поры не знает, что ее, военную сироту, обнаруженную на вокзале, когда-то удочерили бездетные супруги, дали ей фамилию, воспитали, подняли. А потом — Ангелине уже двадцать, она молодая девушка — приходит письмо из Германии (которая «наша Германия», ГДР). Немецкая коммунистка Гизела Кольбе пишет, что вместе с мужем Рихардом перед войной они отправились в Советский Союз, работали переводчиками в Коминтерне, были арестованы и отправлены в лагеря. Им удалось выжить, после реабилитации Гизела вернулась в Германию, но все эти годы пыталась найти своих детей. Сын, как потом она узнала, умер, а вот дочь — это и есть та самая Ангелина! На самом деле она Ангела Кольбе, немецкая девочка. И теперь Гизела приглашает обретенную свою дочь в гости в Берлин. Ангелина соглашается поехать в Берлин, увидеть мать, о существовании которой она все эти годы не подозревала.
Уже настраиваешься, что сюжет «Сироты на морозе» будет развиваться как бы в двух пространствах: вот биологическая мать, немка, одиноко живущая в Берлине, а вот мать, которая воспитала, вырастила. И как это получается, неужели Ангелина будет называть мамой обеих женщин? Но встреча ничем не заканчивается. Ангелина, погостив, возвращается домой, а спустя месяц получает телеграмму о смерти Гизелы Кольбе. И — все, больше ни немецкая мама, ни тайна происхождения самой главной героини в романе не возникнут. Ангелина живет в родной Купавне, работает в школе, возит детей в московские музеи на экскурсии. И во время одной такой поездки знакомится с Софьей Сергеевной, смотрительницей геологического музея. Еще одна женщина трудной судьбы, по которой катком проехали репрессии. Ее муж, многообещающий молодой геолог, сгинул в лагерях, коллеги смогли пристроить ее в музей. Софья Сергеевна приглашает Ангелину в гости. Квартира в доме довоенной постройки на Ново-Басманной, церемонное чаепитие, знакомство с сыном Софьи Сергеевны, Женей, молодым студентом-историком. Это судьба: вскоре Ангелина станет Коробейниковой, а после смерти Софьи Сергеевны — хозяйкой квартиры.
Прошу извинить за пересказ сюжета, уже немного осталось. Евгений Коробейников сделает хорошую карьеру, станет директором засекреченного института общественных наук, где обучают премудростям политической теории социализма студентов из дружественных стран. Потом кончится Советский Союз, он окажется не у дел, скончается от инфаркта. Успеет подружиться на книжном развале (Евгений Григорьевич — увлеченный собиратель книг, библиофил) с молодым парнем со странным именем Серафим Летучий. А уже потом Серафим на недолгое время станет любовником Ангелины. Но ничего из этого романа не сложится: у него есть соседка, работает осветителем в театре, хочет, чтобы Серафим женился на ней, и вот они уже увлеченно обсуждают в электричке будущее свадебное путешествие, совершенно забыв об Ангелине Коробейниковой.
Такая вот маленькая семейная сага. В которой как в капле воды отразились все страшные приметы века. Военные сироты, пропавшие родители, репрессированные отцы, взлет и крушение партийной науки, предательство, поздняя любовь, осиротевшие чувства… Хорошо об этом сказано в романе: «Прошлое замерло зеркалом стоячей воды с островками равнодушной ряски — ни ветерка, от которого бы возмутилась и пошла волнами водная гладь, ни брошенного кем-то камешка «блинчика», только шелест книжной листвы на одном берегу и приглушённые голоса из телевизора — на другом. Одиночество прошлого не совпадало с одиночеством настоящего, почти неуловимого».
Ни любви, ни надежд, ни друзей… Жизнь вроде бы продолжается, но какой-то важный итог уже подведен. Ангелина не старая еще женщина, пенсионерка, посещает студию иконописи. Правда, чувствуется в этом какая-то необязательность, случайность, как будто человеку нечем время занять: «В старуху превращаться было некогда. Поозиралась по сторонам, поаукалась с подружками, посудачила с ними о неблагодарных детях, дороговизне лекарств и продуктов, о магнитных бурях и засела писать свою первую икону». Хотя и подчеркивается, что к этому она шла тридцать лет, еще когда с коллегой по школе съездила на экскурсию в Оптину пустынь, а после покрестила дочку в Покровском храме, но как-то это, воля ваша, неубедительно звучит. Все-таки учительница, жена «бойца идеологического фронта», да и про ее отношение к вере в романе как-то туманно говорится (в детстве уронила бабкину икону, очень испугалась).
Какая же тайна в жизни Ангелины Чудиновой-Коробейниковой, и есть ли она, эта тайна? Может, и после ее смерти наследники (единственная дочь уехала в Лондон с мужем) начнут перебирать оставшиеся после нее свидетельства жизни, а потом махнут рукой, сложат в коробку и вынесут на помойку? «Сирота на морозе» рассказывает нам историю женщины, которая вроде бы получила все от жизни. И родителей, и мужа, и дочь, и профессию, и даже запоздалую страсть с молодым любовником. Но есть в этой истории что-то недосказанное, какой-то потаенный зуд. Нам рассказали о маленькой жизни, которая так и не стала большой. Хотя были возможности. Вот мама в Берлине, столько душевно красивых поступков может совершить главная героиня — но равнодушно вычеркивает ее из жизни. Вот муж, талантливый историк, собиратель редких книг, — но ни разу она не поинтересовалась этими книгами, да и мужа-то, как потом сама признается, не очень любила. Вот школа — но где ученики, которые приходят к любимой учительнице? Никто не приходит к Ангелине, не была она, значит, любимой учительницей, не сделала профессию смыслом жизни. И даже икона, которую она пишет в студии, — так и непонятно, дописала ли она ее, и насколько ей это нужно.
Скучная маленькая жизнь, которая открывала такие возможности, такие просторы, такие перспективы. И ничего не случилось. Ни любви, ни истории, ни единой попытки сделать свою маленькую жизнь хотя бы чуть-чуть больше, значительнее, масштабней. Выйти за пределы, совершить поступок, бросить дерзновенный вызов привычной жизни. Увы. Люди проживают маленькую жизнь не потому, что неспособны превратить ее в талантливую, яркую, насыщенную. Просто не хотят. И в этом весь ужас.