Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 2, 2023
Вадим Муратханов — поэт, прозаик, переводчик. Родился в 1974 году во Фрунзе (ныне Бишкек). Окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. Автор восьми книг. Лауреат премии журнала «Дружба народов» (2020). Соредактор журнала «Интерпоэзия». С 2006 года живет в Подмосковье.
* * *
С тобой все выглядит не так,
как принято: больней и резче.
Словно поднялся на чердак,
где спят диковинные вещи.
Какие странные часы:
в них стрелки (двадцать и двенадцать),
как сумасшедшие усы,
топорщатся и шевелятся,
со временем утратив связь.
Так жизнь мелькнет и растворится
в колодце безучастных глаз.
И дверь со скрипом затворится.
* * *
Попробуй, стань примерным мужем,
зарядку делай по утрам.
Широк был путь, а нынче сужен,
зато и освещен, и прям.
От них ни «ах!», ни взмахов веера,
фанфары туш не затрубят.
Их невнимательная вера
наградой будет для тебя.
* * *
Домой из городских очередей
обрывки судеб ты приносишь часто,
хотя еще ничуть не чародей
и не умеешь с ними обращаться.
Не сокрушайся — изобретено
другое средство делать жизнь счастливей:
миндаль, оливки, красное вино,
мохнатая картофелинка киви.
ДА, Я СКАЛА
Из Пола Саймона
Обычный день;
в глубоком темном декабре
я одинок.
Глядеть в окно на зиму готов я целый век —
на улицу, укутанную в снег.
Да, я скала,
я остров в океане.
Я огражден,
и неприступны стены,
их никому не одолеть.
И дружба не нужна мне — она рождает боль;
куда спокойнее с самим собой.
Да, я скала,
я остров в океане.
Любовь? Ну что ж,
ее отчаянье и слезы
давно лежат на дне души.
Все чувства отгорели и отошли ко сну —
и их будить я больше не рискну.
Да, я скала,
я остров в океане.
Мои тома,
стихи — надежней нет защиты;
я в них отныне как в броне.
Стены, потолок — пускай я одинок,
но мир не прикасается ко мне.
Да, я скала,
я остров в океане.
А скалы не скорбят;
а острова — не плачут.
ИЗ ЦИКЛА «ПОРТРЕТЫ»
1. ОТЕЦ
Есть у отца высокое кресло и свой парикмахер домашний,
восемь детей, несметное множество внуков.
Между двух тополиных стволов скамейку
никто не займет.
И елпигич* с рукоятью узорной
из-под подушки выглядывает.
Все наносное и лишнее
уходит из мира отца:
дальние родичи,
широкие людные площади,
шумный базар, заботы о хлебе и соли.
Русская речь покидает усталую память.
Рядом с ним посиди —
долог день, успеешь набегаться.
Влажные хрипы послушай
в бедном натруженном горле.
Муха бесшумно поверхность стекла изучает.
Плотно сомкнуты веки. Ступай.
Отец отдыхает…
_________________________________
* Елпигич — флажок с вращающимся полотнищем, разновидность веера.
2. ЛИДИЯ АНДРЕЕВНА
Сливаясь с паром,
плавится мороз.
Сугробов синие иголки
у школьного крыльца
покалывают зренье.
Печальная наставница с чертами
Пьеро, вооруженная гитарой,
проводит вечер памяти. Одно
окно освещено
во всей огромной школе.
Вокруг Андрей, Татьяна, Света с Колей.
Возможно ли, чтоб вера не погасла?
Закат за новую зарю не примут —
и года не пройдет, как снимут галстуки
и выбросят значки.
Приходит муж, чтобы романс исполнить.
Всего семь нот —
а за душу берет.
И ненадолго вспыхивает вера.
Но вот уже допет троллейбус синий,
все чаще Сева смотрит на часы,
и за окном стоит не наша эра.
3. КАТКОВ
Доктор Катков,
вырезавший мне гланды,
помню боль от твоих блестящих щипцов,
смутно — руки в рукавах белоснежных и плечи,
и совсем не помню лица.
Ветер колышет
желтые травы.
Полустертый портрет на гранитном камне
возвышается над оградками пациентов.