Пер. с англ. Александра Слободкина
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2020
Перевод Александр Слободкин
Катя Дианина (виргинский университет; доцент кафедры славянских языков и литератур; PhD)
Katia Dianina (University of Virginia, Department of Slavic Languages and Literatures, associate professor; PhD)
Ключевые слова: Карл Фаберже, культурное наследие, национальная память, культурная политика, риторика возрождения
Key words: Carl Fabergé, cultural heritage, national memory, cultural identity, revival rhetoric
УДК/UDC: 930.85 + 73
Аннотация: Статья рассматривает превращение некогда забытого императорского ювелира Петера Карла Фаберже в национальную знаменитость, что стало возможным на фоне повсеместной риторики возрождения, которая определяет российскую культурную политику последних десятилетий. В этом контексте Фаберже, известный как эталон ювелирной роскоши и драгоценных пасхальных яиц царского дома, позиционируется как символ великого культурного наследия в продолжающемся проекте возрождения забытой культуры дореволюционного периода. Парадоксально то, что на возрожденного Фаберже в постсоветском обществе возлагается роль, которую исторически он никогда не играл.
Abstract: This article examines the transformation of Peter Carl Fabergé, the once-forgotten imperial jeweler, into a national celebrity, which became possible against the background of the pervasive rhetoric of national revival that has defined Russian cultural politics in recent decades. In this context, Fabergé, who is famous as the gold standard of luxury jewelry and the precious Easter eggs of the imperial family, is positioned as a symbol of the great cultural heritage in a continuous project of reviving the forgotten culture of the pre-revolutionary period. It is paradoxical that this restored Faberg? Is entrusted with a role that he never played historically.
«Фаберже — это наше все!» — гласит заголовок одной недавней публикации. Перифразируя известное высказывание о Пушкине, Валентин Скурлов, ведущий специалист по Фаберже в России, в интервью не скрывает торжества по поводу возвращения этой части русского культурного наследия [Скурлов 2015]. В самом деле, на рубеже веков стало повсеместным чествование знаменитого ювелира русских царей, о котором заговорила вся страна. Что же особенного — и специфически русского — в изысканных драгоценностях, производимых фирмой Фаберже? Как Фаберже удалось встать в один ряд с Пушкиным, главным символом русского культурного наследия? Эта работа показывает, что превращение забытого императорского ювелира в национальную знаменитость стало возможным на фоне повсеместной риторики возрождения, которая определяет российскую культурную политику последних десятилетий. В этом контексте Фаберже, символ ювелирной роскоши и пасхальных драгоценных яиц царского дома, а также культурного капитала, с которым их стали отождествлять, играет большую роль в продолжающемся проекте возрождения забытой культуры дореволюционного периода в постсоветском обществе. После десятилетий молчания и отсутствия внимания к этой теме в СССР яйца Фаберже стали символизировать великое российское наследие, функция сколь очевидная, столь и странная, поскольку в дореволюционное время на Фаберже никогда не возлагалась подобная роль.
Возрождение является ключевым понятием постсоветской культурной идентичности. Наряду с новыми культурными веяниями возрождение культурного наследия стало одной из насущных задач в современной России. Двадцатый век был свидетелем как радикальных чисток идеологически чуждого искусства — будь то Фаберже или нонконформизм, — так и его последующего возведения в национальный канон. В общей риторике «утерянного и обретенного» объединены отдельные попытки восстановления исчезнувших страниц национального наследия в проект общенародного масштаба.
Если к концу XIX века Россия могла претендовать на статус крупной культурной империи, со значительными собраниями как европейского, так и русского искусства, широкой сетью музеев в обеих столицах и в провинции, современными культурными институтами и профессиональными публикациями, то советский период, напротив, был отмечен катастрофическим рассеянием искусства дореволюционного периода. Можно, хоть и несколько схематично, отметить несколько путей потери российского культурного достояния: исход культуры, вывезенной эмигрантами после 1917 года, национализация и последующее разрушение церковного имущества, тайные продажи шедевров из музеев в 1920-е и 1930-е годы, катастрофические потери в результате нацистских зверств во Второй мировой войне, вывоз нонконформистского искусства за границу в послевоенные десятилетия и, в самое последнее время, раздробление и расформирование коллекций советского периода, в результате которых целый культурный период оказался перед угрозой исчезновения.
После десятилетий рассредоточения дореволюционного российского наследия в СССР и после разоблачений периода гласности в постсоветской России запущен крупнейший проект по восстановлению культуры. Вкратце ситуацию можно охарактеризовать следующим образом:
Посткоммунистическая Россия предпринимает попытки выкупить предметы искусства, тоннами проданные в межвоенный период. Музеи, российские и международные спонсоры, а также министерство культуры сотрудничают между собой в решении этого вопроса государственной важности. Они пытаются собрать информацию об искусстве, массово вывезенном за рубеж, — запретная тема на протяжении десятилетий — и, по возможности, вернуть утраченное государственным учреждениям, в которых оно находилось непосредственно перед продажей. <…> сегодняшняя Россия официально сожалеет об огромных потерях национального достояния [Bayer 2009: 237].
Поражают не только катастрофические масштабы человеческих и материальных потерь, но и радикальные перемены в судьбе коллекций, музейных учреждений и архитектурных памятников в период советского эксперимента и после него. Рассмотрим некоторые из наиболее очевидных примеров. Храм Христа Спасителя в Москве, возведенный в XIX веке в честь победы над Наполеоном в отечественной войне 1812 года, взорванный в период антирелигиозной кампании в 1931 году, на месте которого в последующие советские десятилетия был построен открытый плавательный бассейн, был полностью воссоздан в 1990-е годы в качестве действующей церкви и символа возрожденной веры и патриотизма. Другой пример — икона, старейшая форма русского искусства, после массовых продаж и уничтожения на протяжении XX века вернувшаяся в постсоветскую эпоху в качестве необходимого атрибута идентичности и государственных церемоний. Свергнутые Романовы также стали иконами, в буквальном смысле слова, когда Николай II и члены расстрелянной царской семьи были канонизированы Русской православной церковью.
В современной культурной политике в России доминирует дискурс русского возрождения, но его содержание зачастую связано с ценностями, сформировавшимися не в России, а вне ее. Парадокс сегодняшнего развития событий заключается в том, что русская постсоветская традиция, гордостью которой, среди прочего, являются знаменитые русские иконы и изысканные работы Фаберже, в большой степени зародилась и сохранялась за границей. Новая основная концепция русской культурной идентичности включает и порой подчиняет себе эту изобретенную традицию [Hobsbawm, Ranger 1992]. Является ли эта экспансия материальной или чисто риторической, она приводит к ощутимому укреплению ослабленной национальной традиции.
* * *
Музей Фаберже открылся в ноябре 2013 года в Санкт-Петербурге, в недавно отреставрированном дворце Шувалова. Один из последних частных проектов, этот музей посвящен работам знаменитого ювелира русских царей Петера Карла Фаберже. Коллекция была создана культурно-историческим фондом «Связь времен», основанным Виктором Вексельбергом, одним из самых богатых людей России, специально с целью возвращения шедевров имперского наследия в Россию. В 2004 году Вексельберг приобрел собрание работ Фаберже Малькольма Форбса, включавшее девять императорских яиц. С того времени коллекция выросла до 4000 предметов декоративного и художественного искусства и стала крупной туристической достопримечательностью.
Пасхальные яйца Фаберже приобрели свою удивительную репутацию в прошлом столетии. Хотя они составляют менее 0,5% от общего числа изделий, произведенных Домом Фаберже, им удалось стать символом знаменитой ювелирной фирмы и величия российской императорской семьи, которой он служил [von Habsburg 2011: 24]. Дом Фаберже, основанный в 1840-х годах в Санкт-Петербурге, стал к началу XX века крупнейшей ювелирной фирмой России с филиалами в Москве, Одессе, Киеве и Лондоне [Мунтян 2009: 43]. В 1900 году он успешно представлял Россию на всемирной выставке в Париже. Начиная с 1885 года, когда фирма получила статус официального ювелира Российского императорского двора, Карл Фаберже был особой, приближенной к царям вплоть до революции, в ходе которой Дом Фаберже был национализирован большевиками.
Первое пасхальное яйцо, известное как «Курочка» (ил. 1), было заказано Александром III в 1885 году в качестве подарка супруге, императрице Марии Федoровне. Его дизайн был довольно простым. Непрозрачная белая эмалевая скорлупа, открываясь, обнаруживает желток матового золота и золотую курочку, внутри которой скрывались два миниатюрных сюрприза, впоследствии утерянные: бриллиантовая копия императорской короны и рубиновый кулон в форме яйца [Lowes, McCanless 2001: 18]. Восторженная реакция царицы на этот подарок привела к возникновению новой традиции. С 1885 по 1917 год Домом Фаберже было изготовлено и доставлено пятьдесят пасхальных яиц: за время своего царствования Александр III заказал десять яиц для Марии Федоровны, а после его смерти его сын, Николай II, ежегодно дарил их на Пасху своей матери, а также жене, императрице Александре Федоровне.
Из собрания Музея Фаберже в Санкт-Петербурге, Культурно-исторического фонда «Связь времен». Photo by H. Peter Curran
Но у Фаберже были и другие заказы на пасхальные яйца. Известно, что по меньшей мере дюжина яиц была изготовлена по заказу семьи Кельх, герцогини Мальборо, семьи Ротшильдов и некоторых других [1]. Но именно так называемые «императорские» яйца, сделанные для царской семьи, приобрели со временем ореол эксклюзивности. Десять из них хранятся в кремлевской оружейной палате в Москве, девять выставлены в Музее Фаберже в Санкт-Петербурге, тринадцать находятся в различных музеях в США, а остальные — в европейских музеях и различных частных коллекциях.
Все яйца Фаберже уникальны. Для изготовления каждого требовалось около года; стоимость этих драгоценностей варьировалась между 1900 и 24600 рублями [Fabergé, Proler, Skurlov 1997: 47]. Яйца Фаберже поражают изощренным мастерством и проработанными до мелочей деталями; не менее поразительны и истории, стоящие за каждым из них. Особый ореол, связанный с ними сегодня, является результатом комбинации их визуальных и нарративных элементов. Но при всем мастерстве исполнения, не оно стало в первую очередь причиной мании Фаберже на западе, а их связь с императорской семьей.
Важно подчеркнуть, что до 1930-х годов работы Фаберже не были предметом особенного вожделения для коллекционеров. Геза фон Габсбург пишет:
Сразу после русской революции на Фаберже не было практически никакого спроса нигде, кроме Британии. Там он был известен благодаря существованию между 1903 и 1915 годами лондонского офиса (единственного заграничного филиала фирмы), а также британской королевской семье, игравшей ведущую роль в коллекционировании… если в 1920-х годах изделия Фаберже все еще считались второсортным товаром, то к концу великой депрессии, к середине и концу 1930-х, как британцы, так и американцы всерьез начинают их коллекционирование. Предложение было избыточным, а молодой Советский Союз был рад избавиться от ненавистного царского наследия [von Habsburg 2011: 128].
Что изменилось за десятилетия после 1917 года, так это распространение трагических историй, связанных с семьей последнего царя; именно тогда Фаберже вместе с другими атрибутами казненных Романовых стал пользоваться огромным спросом на западных рынках.
В качестве примера давайте рассмотрим судьбу нескольких императорских яиц, находящихся в настоящее время в новом Музее Фаберже в Санкт-Петербурге. Яйцо «Ренессанс» (1894) было последним, изготовленным для царя Александра III (ил. 2); это одно из немногих яиц, открывающихся вдоль. Прозрачная агатовая скорлупа покрыта белой эмалевой сеткой с украшениями на пересечениях; на каждом из концов располагаются золотые львиные маски. Этот дизайн был создан под влиянием шкатулки XVIII века в стиле возрождения из зеленого свода (Grünes Gewölbe) в Дрездене. Изготовление яйца «Ренессанс» стоило 4750 рублей серебром. Оно находилось в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге до сентября 1917 года, когда временное правительство Керенского отправило большую часть яиц Фаберже в кремлевскую оружейную палату из соображений безопасности. В 1930 году оно оказалось в числе двенадцати яиц, отобранных для продажи за границу, и было передано советскому экспортному агентству «антиквариат». В том же году оно было приобретено американскими предпринимателями Армандом и Виктором Хаммерами за 1000 рублей. Между 1937 годом, когда яйцо было выставлено на продажу в галерее Хаммера, и 1965 годом, когда оно было приобретено для коллекции журнала «Форбс» в Нью-Йорке, оно несколько раз переходило из рук в руки [Lowes, McCanless 2001: 39]. В 2004 году его приобрел Виктор Вексельберг, который и вернул его в Россию.
Яйцо «Коронационное» (1897) было изготовлено в память о коронации Николая II в 1896 году (ил. 3). Это изысканное золотое яйцо, покрытое желтой эмалью, украшено сеткой из лавровых листьев с фигурами двуглавых орлов на пересечениях. в качестве сюрприза внутри яйца находилась миниатюрная копия кареты, в которой императрица прибыла на церемонию коронации. Этот пасхальный дар, изготовление которого стоило 5650 рублей серебром, был преподнесен императором своей супруге Александре Федоровне и находился впоследствии в ее кабинете в Зимнем дворце. В 1925 году это яйцо было перевезено из кремлевской Оружейной палаты, где оно хранилось с 1917 года из соображений безопасности, в «антиквариат», а двумя годами позже было продано Эмануэлю Сноумену, представителю лондонского антикварного салона «Вартски». В 1979 году оно было приобретено для коллекции журнала «Форбс» в Нью-Йорке вместе с яйцом «Ландыши» за 2 160 000 долларов [Lowes, McCanless 2001: 52—53].
Тонкой работы, розового цвета яйцо «Ландыши» (1898) было украшено любимыми цветами Александры Федоровны, выполненными из жемчуга и бриллиантов (ил. 4). Сюрприз внутри состоял из трех овальных миниатюр Николая II и двух его старших дочерей, Ольги и Татьяны. В 1900 году это яйцо было представлено на всемирной выставке в Париже; затем оно находилось в кабинете императрицы в Зимнем дворце [Ibid.: 59—60]. После того как это яйцо более трех десятилетий являлось частью коллекции журнала Форбс, оно вместе с восемью другими яйцами было возвращено в Россию Виктором Вексельбергом и в итоге оказалось в Музее Фаберже в Санкт-Петербурге. За более чем семьдесят пять лет это яйцо проделало дальний путь из России и обратно, подолгу задерживаясь в частных коллекциях Лондона и Нью-Йорка.
Странствия императорских яиц через столетия и континенты настолько богаты историческими и драматическими событиями, что впору говорить о биографии этих легендарных декоративных предметов. На первом этапе этой биографии они еще являются личными подарками, не относящимися к высокому искусству, просто изысканными сувенирами, создаваемыми исключительно для царской семьи и по большей части неизвестными широкой публике. Выставив их на продажу, власти СССР превратили их в ценный товар. Затем яйца Фаберже стали предметом коллекционирования, вначале на западе, а потом — десятилетия спустя — в постсоветской России. Эта новая роль коренится в ностальгии по дореволюционному прошлому. Размещенные по музейным коллекциям всего мира, яйца Фаберже превратились из частных сувениров в искусство, вызывающее общий восторг. В каждой новой главе этой воображаемой биографии «шедевральные» яйца Фаберже выступают в ином свете, и этот калейдоскоп ассоциаций продолжает восхищать по сей день. Неизвестность по поводу местонахождения нескольких яиц и сюрпризов лишь усиливает интерес к этим дореволюционным сокровищам.
Здесь стоит ненадолго остановиться на пресловутой продаже яиц советскими властями и возникшей вследствие этого моде на Фаберже на Западе, прежде чем обратиться к последней главе саги об их возвращении на родину. В 1922 году, через пять лет после перевозки яиц на хранение в Оружейную палату, их отправили в Совнарком, где они оставались в неприкосновенности еще несколько лет. После смерти Ленина в 1924 году коллекция Оружейной палаты была разделена и некоторые яйца были перевезены в «Антиквариат» для продажи на Западе [2]. За нарастающей решимостью кампании по распродаже царских сокровищ скрывалась отчаянная нужда советского государства в твердой валюте и западных технологиях, необходимых для индустриализации, ситуация, удачно суммированная в заглавии недавней научной публикации «Сокровища в трактора» [3]. Горькая ирония массовых продаж 1930-х годов заключалась в том, что с их помощью не удалось получить ожидаемые суммы: западные рынки были перенасыщены русским золотом, а затем и сильно ослаблены великой депрессией, и неопытные советские продавцы жестоко ошиблись в расчетах.
Среди крупнейших бизнесменов, участвовавших в этих сделках, был британский ювелир Эмануэль Сноумен, проводивший в конце 1920-х годов переговоры о приобретении девяти императорских яиц. Пять из когда-то отобранных Сноуменом для покупки яиц недавно были возвращены Вексельбергом: «Яйцо с бутоном розы» (1895), «Коронационное яйцо» (1897), «Ландыши» (1898), «Петушок» (1900) и «Лавровое дерево» (1911). Еще одним значительным игроком был американский предприниматель Арманд Хаммер. В 1930 году он приобрел десять императорских яиц, выставленных на продажу «Антиквариатом». Затем несколько продаж состоялось в 1933 году, после чего торговля яйцами была прекращена. В России остались лишь десять яиц Фаберже из числа сделанных для царской семьи, которые впоследствии стали частью коллекции оружейной палаты [Odom 2009: 317—18; Lowes, McCanless 2001: 9—11].
Хаммер, действовавший как посредник в продажах императорских сокровищ за границей, считается создателем гениальной маркетинговой стратегии, приведшей к астрономическому росту цены и статуса изделий Фаберже. Передвижная выставка Хаммера «Императорская коллекция русского искусства», устраивавшаяся в 1930-х годах в торговых домах, главным образом в «Lord and Taylor», стала причиной безумной популярности Фаберже в США. Эта выставка была рассчитана в основном на богатых женщин и вызывала любопытство к доселе неизвестным предметам Русского императорского дома; ореол трагедии, связанной с убитой семьей последнего русского царя, стимулировал сентиментальные чувства американского покупателя [Odom, Salmond 2009a: 36—37]. Вряд ли можно назвать случайностью то, что среди крупнейших коллекционеров, ставших владельцами яиц Фаберже, было четыре женщины: Лилиан Пратт из Виргинии, завещавшая в 1947 году свои пять императорских яиц Музею изящных искусств в Ричмонде; Матильда Геттингс Грей, богатая наследница и филантроп из Луизианы; Марджори Мерриуэвер Пост, чья роскошная коллекция, представленная в Музее Хиллвуд, включает в себя два яйца; и, наконец, Индия Эрли Миншелл, пожертвовавшая свою коллекцию, включающую знаменитое яйцо «Красный крест», Кливлендскому музею искусств [von Habsburg 2011: X].
Яйца Фаберже продолжали будоражить воображение западной публики долгое время после того, как коллекционная лихорадка улеглась. Малькольм Форбс, например, вел широкую рекламу своей коллекции, укрепляя в сознании людей ассоциацию между Фаберже и роскошью и эксклюзивностью. Да и в кино яйца Фаберже играли немаловажную роль, от «Осьминожки» с Джеймсом Бондом до диснеевской «Анастасии». И в последние годы любые сделки или открытия, связанные с именем Фаберже, по-прежнему вызывают большой интерес. Части не законченного в 1917 году пасхального яйца «Созвездие» были найдены на рубеже веков в запасниках Минералогического музея в Москве [Muntian, Chistyakova 2003: 10—13]. Третье императорское пасхальное яйцо, подаренное Александром III императрице Марии Федоровне в 1887 году и долгое время считавшееся утерянным, всплыло на барахолке на американском Среднем Западе и едва не попало в переплавку. В 2014 году была установлена его подлинность, и оно было продано частному коллекционеру через фирму «Вартски» за 33 миллиона долларов. В течение нескольких дней яйцо было выставлено в салоне «Вартски» в Лондоне, ненадолго вернувшись на общественное обозрение впервые с 1902 года, когда оно выставлялось в особняке Дервиза в Санкт-Петербурге [Wartski].
За время нахождения на Западе изделия Фаберже приобрели устойчивую репутацию подлинных шедевров, которая впоследствии еще более укрепилась в России, где они большую часть XX века оставались недооцененными и мало известными широкой публике. Татьяна Мунтян, эксперт по Фаберже в Оружейной палате, указывает на традиционный недостаток интереса к ювелирному искусству в российском обществе, что и привело к пресловутым масштабным продажам 1930-х годов: «В России существовало пренебрежительное отношение к ювелирным фирмам, и это усугубило их трагическую судьбу. Широко известно высказывание горького о продукции фирм Сазикова, Фаберже, Овчинникова и Хлебникова. В качестве главы экспертной комиссии по отбору антиквариата для продажи в Европе он описал эти изделия как не представляющие художественной или исторической ценности, а просто «художественно обработанное серебро, т. е. рыночный товар, который — вследствие прекращения производства — ныне стал товаром антикварным» (цит. по: [Muntian 1992: 67]). Помимо подспудного пренебрежения и вполне прагматической потребности в твердой валюте сыграли свою роль и открытые антипасхальные кампании 1930-х годов, направленные на искоренение культа Пасхи и «реакционного искусства», связанного с церковными праздниками [Мунтян 2009: 13].
В самом деле, было бы странно, если бы яйца Фаберже, практически неизвестные в России как до революции, так и после нее, воспринимались как национальное достояние. Во-первых, эксклюзивные ювелирные изделия Фаберже ассоциировались почти исключительно с императорской семьей, что делало невозможным широкий общественный интерес к ним в новом, послереволюционном обществе, хотя и существовала возможность увидеть десять императорских яиц в оружейной палате. Еще более важно то, что императорские пасхальные яйца никогда не были атрибутами культуры для российского общества. Как пишет фон Габсбург, до революции
…яйца лишь два-три раза выставлялись для широкой публики и были, таким образом, неизвестны большинству жителей России. Ряд яиц, изготовленных в 1885— 1900 годах, были представлены на всемирной выставке в Париже в 1900 году, в России же их показали лишь однажды, в 1902 году, на благотворительной выставке «Художественные вещи и миниатюры Фаберже», устроенной в особняке Дервиза в Санкт-Петербурге под покровительством молодой царицы. <…> входной билет стоил 1 рубль 10 копеек, что делало посещение выставки невозможным для большинства жителей Санкт-Петербурга. В период Первой мировой войны группа из семи императорских пасхальных яиц была изображена 15 декабря 1916 года в модном журнале «Столица и усадьба», словно предлагая гражданам в последний раз насладиться блеском, которому вскоре суждено было исчезнуть [von Habsburg 2011: 27].
Такие непродолжительные показы были доступны лишь крохотной части общества; отзывы в тогдашней прессе хотя и были доступны для большинства, лишь усиливали ореол эксклюзивности. В популярных периодических изданиях выставка 1902 года, длившаяся менее двух недель, упоминалась в нескольких коротких статьях. Хотя они содержали описание достойных упоминания артефактов, таких как императорские пасхальные яйца, а отзывы публиковались в популярной газете «Новое время» и в иллюстрированном еженедельнике «Нива», там нет никакого намека на то, что яйца Фаберже символизируют что-либо, кроме того, чем они, в сущности, являлись: личную собственность царской семьи [4]. Когда изображения лучших императорских яиц появились в красочно иллюстрированном журнале «Столица и усадьба», имеющем соответствующий подзаголовок: «Журнал красивой жизни», эта публикация также подчеркнула специфический контекст именно пасхальных подарков императора императрице [Fabergé, Proler, Skurlov 1997: 48—51] [5]. Выставка местного масштаба, одна иллюстрация и несколько статей в прессе — вот и все источники информации о шедеврах Фаберже в дореволюционный период.
И в советское время Фаберже практически не присутствовал в публичной сфере. Хотя десять императорских яиц пережили чистки и продолжали оставаться в оружейной палате в Кремле, их существование едва ли было заметно для широкой публики в СССР и они не являлись предметом национальной гордости и восхищения. Нельзя сказать, что они были недоступны для обозрения — увидеть их было можно. Но по причине очевидной связи этих пасхальных подарков с религией, табуированной в официально атеистическом СССР, так же как и вследствие прямой связи с императорской семьей, вычеркнутой из советской истории, эти шедевры как-то оставались в стороне. например, за семьдесят лет советской власти в России было опубликовано лишь несколько работ, всецело посвященных Фаберже [6]. В этих публикациях связь с религией и монархией была, понятным образом, сведена к минимуму и на первый план было выведено высочайшее мастерство исполнения. Типичный советский путеводитель по Оружейной палате обычно включал лишь одну-две репродукции (одни и те же изображения одних и тех же экспонатов кочевали из издания в издание), которые сопровождались кратким комментарием [7] . Например, в богато иллюстрированном томе, посвященном оружейной палате, лишь две из 381 иллюстрации изображали яйца Фаберже, «Память Азова» (1891) с миниатюрным макетом русского военного крейсера внутри, также присутствующим в большинстве путеводителей, и яйцо-часы «Букет лилий» (1899), обозначенное не как пасхальное яйцо, а как часы [Государственная Оружейная палата 1958: рис. 209—210]. Хотя в советское время в оружейной палате никогда не было недостатка посетителей, знаменитые яйца Фаберже, как и в царское время, оставались в стороне от внимания общественности. Имя Фаберже практически было забыто в СССР. На этом фоне был особенно заметен огромный интерес к Фаберже и восхищение им иностранных туристов. Ирония заключалась в том, что за границей было куда больше работ Фаберже, чем в советской Москве.
Стоит подчеркнуть, что репутация яиц Фаберже как атрибута русской культурной идентичности появилась не в России, а за рубежом, и не до революции, а в середине XX века. Сейчас, спустя десятилетия, эта заграничная изобретенная традиция пересаживается на посткоммунистическую российскую почву, создавая странную культурную мифологию.
* * *
После семидесяти лет молчания, окутывавшего следы имперского прошлого, постсоветское общество переживало настоящий взрыв интереса к возвращенному Фаберже. Разумеется, эти изменения не произошли внезапно. Отношение начало меняться за годы до того, как сами произведения были благополучно возвращены на родину. Уже в 1990-е годы, после длительного периода почти полного забвения в предыдущие десятилетия, императорские яйца Фаберже были объявлены «гордостью кремлевской коллекции» [Gusarova 1996: 12].
Но когда Вексельберг вернул в Россию значительную часть коллекции Форбса, яйца Фаберже стали притчей во языцех. Приобретение изделий Вексельбергом до начала аукциона породило сенсацию: по некоторым оценкам, за коллекцию, предназначавшуюся для продажи на Сотбис в Нью-Йорке, было заплачено более ста миллионов долларов [Greenfield 2007: 205]. Сенсационный характер носило и прибытие яиц в Россию. Бурные сообщения в печати и СМИ, как положительные, так и отрицательные, превратили покупку Вексельберга в событие национального масштаба. Администрация Путина положительно отозвалась о возвращении ценных артефактов, а Министерство культуры содействовало освобождению ввоза коллекции от уплаты налога [Bayer 2009: 236-37]. Впервые в российской истории Фаберже стал центром всенародного внимания. Реакция в СМИ разнилась, выражая все чувства, от восторга до презрения, но все без исключения говорили в течение нескольких лет о покупке Вексельберга. Этой теме даже была посвящена песня московской группы «Ногу свело», вышедшая в 2013 году.
В художественной литературе, в большинстве своем в детективах, имя Фаберже стало регулярно появляться еще в предыдущее десятилетие. Тома художественной литературы о Фаберже, в большинстве своем детективы, приобрели чрезвычайную популярность [8]. Следуя риторике возрождения национального наследия, эти незамысловатые романы популяризируют Фаберже в качестве узнаваемого ценного российского бренда.
Сегодня Фаберже, настоящий или поддельный, присутствует в России везде: в телепрограммах, в учебных программах по истории искусства, выставках, каталогах, художественной литературе и фильмах. Ранее эта тема привлекала внимание западного кинематографа в течение десятилетий: достаточно вспомнить «Осьминожку» (1983) с Джеймсом Бондом, «Любовь среди воров» с Одри Хепберн (1987), «Двенадцать друзей Оушена» (2004). Среди недавно присоединившихся к ним российских лент — документальный фильм «Дом Карла Фаберже» (1996), игровой фильм «Тени Фаберже» (2008) и, напоследок, документальный фильм «Фаберже. утраченный и обретенный» (2015). В наше время царский ювелир — не только часть заново обретенного далекого прошлого, но и повод для полета фантазии. Можно запросто стать владельцем частицы Фаберже, купив дорогостоящее ювелирное изделие из современной серии «наследие Фаберже».
Но что значит для сегодняшней России возвращенный Фаберже, ранее принадлежавший царской семье, затем забытый, а ныне тщательно хранимый и гордо выставляемый на всеобщее обозрение? Искусственность эйфории, окружавшей возвращение культурных богатств, изначально никогда не привлекавших особенного общественного внимания, не осталась незамеченной. Парадокс постсоветского времени заключается в том, что, хотя материальные объекты возвращены в Россию, ассоциирующаяся с ними история выглядит скорее как плохой иностранный перевод, нежели как часть хроники национального возрождения. Яйца Фаберже как гордость и слава российского национального наследия — чисто изобретенная, сфабрикованная в наши дни традиция.
В сегодняшнем российском обществе с легендарными яйцами Фаберже ассоциируются несколько идей. Одна из них связана с патриотическим пылом российских миллиардеров. Приобретение Вексельбергом яиц Фаберже оптом, напоказ, не было его единственным актом патриотизма. Фонд «Связь времен», учрежденный Вексельбергом, занимался и возвращением колоколов Данилова монастыря, проданных в 1930 году в США и десятилетиями украшавших башню университетского общежития Лоуэлл Хаус в Гарварде.
Благодаря другому российскому миллиардеру, известному коллекционеру искусства Александру Иванову, Эрмитаж теперь также может похвастаться яйцом Фаберже [9]. Владелец первого постоянного музея Фаберже, открытого в Баден-Бадене в 2009 году, приобрел знаменитое яйцо из коллекции Ротшильда, одно из немногих, сделанных не для царя, на международном аукционе Кристис в 2007 году в Лондоне за 18,5 миллиона долларов [Смирнов 2014].
Это яйцо Фаберже находилось в семье Ротшильдов с 1902 года, о нем никогда не писали, и мало кто знал о его существовании до момента продажи в 2007 году [10]. После более чем столетнего тихого существования в Западной Европе это великолепное яйцо неожиданно сыграло важную роль в России: через семь лет после приобретения его Ивановым оно было подарено Путиным Эрмитажу по случаю 250-летней годовщины музея [Смирнов 2014]. Этот символический жест как нельзя более явно должен был подчеркнуть связь между культурой и властью, патриотизмом и покровительством.
Еще одна идея, неразрывно связанная с яйцами Фаберже, — это окончательная победа в соревновании за обладание этими яйцами. В самом деле, после покупки Вексельберга, удвоившей количество яиц, находившихся в Оружейной палате, до двадцати, Россия теперь обладает крупнейшей коллекцией яиц Фаберже в мире. Малькольм Форбс гордился тем, что у него было больше пасхальных яиц, чем в Кремле [11] . Этот дух соревнования, сподвигнувший американского коллекционера на дальнейшее их приобретение, особенно отчетливо заметен в предисловии к альбому коллекции Форбса, изданному в 1999 году. По аналогии с гонкой вооружений — напоминаем, что коллекция Форбса создавалась во времена Холодной войны, — авторы подчеркивают, что на культурном фронте американцы явно побеждали в своего рода гонке вооружений за обладание яйцами Фаберже [Forbes, Tromeur-Brenner 1999: 9— 17]. Советское общество, скорее всего, даже не осознавало факта этого соревнования. Однако после возвращения коллекции Форбса в постсоветском дискурсе быстро укрепилось сознание лидерства. Если до сделки Вексельберга наибольшее число яиц Фаберже было выставлено в США, то после того, как коллекция Форбса покинула страну, там осталось лишь 13 императорских яиц, больше всего — в Виргинском музее изящных искусств в Ричмонде, обладающем пятью яйцами из коллекции Лилиан Ттомас Пратт 1930—1940-х годов.
Наконец, возвращение яиц Фаберже связано с возрождением русской дореволюционной культуры — идея, которую открыто высказывали как Вексельберг, так и Иванов. Официальная задача культурно-исторического фонда «связь времен» — реализация «проектов по возвращению российского культурного и исторического наследия, вывезенного из страны в прошлом» [связь времен]. Показательно, что первая выставка возвращенной коллекции еще до открытия Музея Фаберже в санкт-Петербурге называлась: «Фаберже: утраченный и обретенный». Яйца Фаберже стали зримым символом растущего возрождения русской культуры путем репатриации. Как было написано на официальном сайте Музея Фаберже вскоре после открытия: «Ювелирные шедевры, некоторые из которых большевики продали за границу в 1920— 1930-е годы, были привезены в Россию, что положило начало процессу возвращения национального художественного достояния» [Fabergémuseum]. В то же время Вексельберг официально заявил, что он считает возвращение дореволюционных ценностей своим патриотическим долгом [Smith 2013]. Подобным же образом основанный Ивановым Русский национальный музей позиционирует себя как активный участник процесса «возрождения великой русской культуры в современной России» [Русский национальный музей].
Кажется разумным, что возвращенные яйца Фаберже вполне подходят на роль символа возрождаемой русской культуры. В самом деле, их потенциал как символа безграничен. Уже сама овальная форма этих совершенных памятников дореволюционного прошлого сочетает в себе элементы национального наследия, рассеянных в советское время: Пасха, православие, монархия, империя. С более практической стороны, на фоне идеологического банкротства первых постсоветских десятилетий яйца Фаберже, возможно, действительно являются «самым подходящим атрибутом величия России». Если пасхальные яйца несут в себе идею возрождения (религиозного, культурного, национального), то возвращенные артефакты могут оказаться весьма полезными как вещественное воплощение новой идеологии возрождения. Однако, как указывает Екатерина Мень, огромный потенциал Фаберже большей частью остается нереализованным [Мень 2004].
Вполне естественно ожидать, что возвращение знаменитых предметов искусства на родину должно сопровождаться риторикой национальной гордости. Но риторика праздника все еще ждет своего часа. Вместо этого в народе ходили грубые анекдоты, связанные с элегантными яйцами Фаберже. В прессе яйца Фаберже быстро стали называть «яйцами Вексельберга». Получили распространение пошлые шутки, как, например: «У российских олигархов есть яйца. Это яйца Фаберже. Одни на всех. За них президент Владимир Путин и держит весь крупный российский бизнес» [Ильин 2004]. В одном из эпизодов сериала «Наша Russia» при просмотре документального телефильма о царском ювелире простолюдин Сергей Юрьевич Беляков воспринимает легендарные яйца Фаберже как непосредственный синоним мужских половых органов, что и обыгрывается в его вульгарном монологе [Наша Russia 2006]. Тем временем в русском языке появился неологизм «фаберже» в качестве элегантного эвфемизма мужских половых органов, как в выражении «взять кого-то за фаберже». Во встретившем неоднозначную реакцию зрителей фильме Звягинцева «Левиафан» (2014) остроумное выражение, заимствованное, по утверждению режиссера, у высокого кремлевского чиновника, произвело определенный эффект [Левиафан].
В российской и заграничной прессе высказывались предположения, что за патриотической благотворительностью олигархов крылась вполне прагматическая необходимость завоевать благосклонность нынешней российской администрации (отсюда упоминания о Путине в шутках про Фаберже). Согласно одному циничному мнению, яйца Фаберже превратились в «доказательство статуса человека и в политический инструмент, как в государственной, так и в частной жизни» [Зеленова 2009: 163—165]. При таком взгляде шедевры Фаберже становятся не только товаром и маркой, но и символической валютой, имеющей непропорционально высокий курс. Во многих комментариях на эту тему ощущается известная неловкость оттого, что за восстанавливаемым национальным наследием стоит крупный частный капитал. Поэтому, возможно, самым частым эпитетом, сопровождающим легендарные творения Фаберже, является «дорогой китч» — универсальная характеристика, обобщающая отношение в обществе к претенциозным, дорогим, но малозначительным вещам.
В то же время при всей шумихе и неоднозначном отношении в постсоветском обществе, вызванном возвращением Фаберже на родину, громкие приобретения Вексельберга и Иванова вписываются в дореволюционную традицию создания национальных музеев из частных коллекций, в которой особенно выделяется Третьяковская галерея в Москве — коллекция, созданная в одиночку богатым купцом и завещанная городу.
* * *
Как мы видим, в процессе восстановления утраченных культурных ценностей произошла своеобразная подмена понятий. Дореволюционные богатства вернулись на родину, но в каком качестве? Будучи некогда частным имуществом царей, затем предметом вожделений иностранных коллекционеров в советское время, знаменитые яйца Фаберже существуют в посткоммунистической России преимущественно в виде дорогого китча и безвкусных шуток. Научные публикации и недавно изданные путеводители начинают делать свое дело по культурному освоению репатриированных сокровищ. Однако популярные публикации на эту тему до сих пор редко делают упор на декларируемое возрождение, которое, как предполагается, должен символизировать заново обретенный Фаберже. Напротив, их интонация варьируется от неопределенности до насмешки. Драгоценности остались теми же, они хранятся, охраняются, экспонируются, изучаются в должном режиме, но ореол особости как атрибут безжалостно погубленной большевиками царской семьи и утраченной дореволюционной культуры, — ореол, присущий им за границей, — как-то тускнеет на родине. Возможно ли, что яйца Фаберже были скорее дома в Нью-Йорке, чем в Санкт-Петербурге?
В сегодняшней России Фаберже является узнаваемым и продаваемым символом, но он остается чуждым (хотя и привлекательным) для целых поколений советских граждан. Возрождение, символизируемое яйцами Фаберже, своеобразно: это ностальгия по отторгнутому дореволюционному прошлому, запрещенному на протяжении почти всего XX века, и национальное культурное наследие, изначально снискавшее признание за границей. В контексте новой, постсоветской России оригинальным, уникальным яйцам Фаберже парадоксальным образом не хватает подлинности. Вот что пишут о «фальшивой» репатриации Фаберже: «Фальшь этой сделки состоит в колоссальном разрыве между продажной ценой и символическим смыслом, которым эти предметы обладают сегодня» [Мень 2004]. Возможно, говоря шире, повторение, всегда лежащее в основе любого возрождения, по определению не может дать больше, чем эрзац. Хотя мастерство их исполнения, фантазия и стиль, вне всякого сомнения, безупречны, императорские пасхальные яйца также нельзя назвать оригинальными: Фаберже часто заимствовал свои идеи из разных источников, что и привело к великолепной эклектике стиля.
Можно ли сказать, что этот конкретный проект постсоветского возрождения дореволюционного искусства потерпел неудачу? И да, и нет. Крупные материальные ценности действительно вернулись на родину и, возможно, станут со временем частью новой мифологии национального наследия [12]. Проводя историческую параллель, можно вспомнить, как принималось в XIX веке русское искусство реализма, определившее лицо Третьяковской галереи. Его принимали отнюдь не с единодушным восторгом, и в тогдашней прессе остались свидетельства насмешек и критики, сопровождавших новый, только заявивший о себе жанр.
В настоящий момент — и это значительно обесценивает все дорогостоящие приобретения — не хватает общественного диалога о возвращенном Фаберже, диалога, основанного на коллективной истории культурного опыта. За исключением специалистов и коллекционеров, для большинства людей Фаберже означает либо безвкусные сувениры национальной идентичности, кричащие и вычурные, как матрешки, либо набор пошлых анекдотов. Сомнительная реклама придала оттенок вульгарности этим всемирно известным шедеврам. При этом, возможно, присутствует и положительный эффект в том, что само слово «Фаберже» стало частью расхожего языка, хоть и не обязательно в своем изначальном или желаемом смысле.
Для того чтобы изобретенная традиция яиц Фаберже пустила корни в народном сознании как предмет гордости и символ идентичности, нужен другой миф, который еще предстоит написать. Если руководствоваться историей восприятия громких приобретений России в области искусства, есть основания для оптимистической надежды, что эта вновь написанная история оформится в недалеком будущем. Новым Музеем Фаберже в Санкт-Петербурге ведется серьезная научная и популяризаторская работа, которая, несомненно, является серьезным вкладом в дело возрождения русской культуры и ее мифологии. Этот музей — ключ к российской ассимиляции недавно возвращенного Фаберже. Несмотря на популярный дискурс, важно, что музей существует: он придает подлинность экстравагантной репатриации и сглаживает ее «фальшь». Институт музея поддерживает стабильность наследия и создает положительные ассоциативные связи между экспонируемым искусством и культурной идентичностью, что может нивелировать сомнения общества. В стенах недавно открытого Музея Фаберже возвращенная мировая сенсация, возможно, в скором времени превратится из дорогой вещи в органичную часть российского национального наследия. Желать ли этой связи, радоваться или сожалеть о ней, другими словами, вопрос о том, станет ли Фаберже искусством в том смысле, в котором мы применяем это понятие к Пушкину, остается открытым.
Пер. с англ. Александра Слободкина
Библиография / References
[Васильева, Кнышевский 1994] — Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. Красные конкистадоры. М.: Соратник, 1994.
(Vasil’eva O. Yu., Knyshevskij P.N. Krasnye konkistadory. Moscow, 1994.)
[Венгеров 2012] — Венгеров A. Журнал «Столица и усадьба» // http://www.compuart.ru/article.aspx?id=23527&iid=1082
(Vengerov A. Zhurnal «Stolica i usad’ba» // http://www.compuart.ru/article.aspx?id=23527&iid=1082 (accessed: 14.03.2020).)
[Государственная Оружейная палата 1958] — Государственная Оружейная палата московского Кремля. M.: Государственное издательство изобразительного искусства, 1958.
(Gosudarstvennaya Oruzhejnaya palata moskovskogo Kremlya. Moscow, 1958.)
[Донова 1973] — Донова K.В. Изделия мастерской М.Е. Перхина. Работы фирмы Фаберже конца XIX — начала XX века // Материалы и исследования: Гос. музеи Московского Кремля. Вып. 1. M.: Искусство, 1973. с. 169—181.
(Donova K.V. Izdeliya masterskoj M.E. Perhina. Raboty firmy Faberzhe konca XIX — nachala XX veka // Materialy i issledovaniya: Gos. muzej Moskovskogo Kremlya. Vol. 1. Moscow, 1973. P. 169—181.)
[Зеленова 2009] — Зеленова M. Ажиотажный Фаберже // Октябрь. 2009. № 9. C. 163— 165.
(Zelenova M. Azhiotazhnyj Faberzhe // Oktyabr’. 2009. № 9. C. 163—165.)
[Ильин 2004] — Ильин И. Яйца российского бизнеса // http://www.compromat.ru/page_14393.htm (дата обращения: 14.03. 2020).
(Il’in I. Yajca rossijskogo biznesa // http://www.compromat.ru/page_14393.htm (accessed: 14.03.2020).)
[Левиафан] — «Левиафан». Разбор по косточкам. Глава 8: «Фаберже» и «восьмерка» // http://www.filmz.ru/pub/77/30379_1.htm (дата обращения: 14.03.2020).
(«Leviafan». Razbor po kostochkam. Glava 8: «Faberzhe» i «vos’merka» // http://www.filmz.ru/pub/77/30379_1.htm
[Мень 2004] — Мень E. Дары вкрутую // Kритическая масса. 2004. №1. https:// magazines.gorky.media/km/2004/1/daryvkrutuyu.html (дата обращения: 14.03. 2020).
(Men’ E. Dary vkrutuyu // Kriticheskaya massa. 2004. № 1. https://magazines.gorky.media/km/2004/1/dary-vkrutuyu.html (accessed: 14.03.2020).)
[Мунтян 2009] — Мунтян T. Шедевры Фаберже из собрания фонда «Связь времен». Москва: ArtIunit, 2009.
(Muntyan T. Shedevry Faberzhe iz sobraniya fonda «Svyaz’ vremen». Moscow, 2009.)
[Наша Russia 2006] — Сергей Юрьевич Беляков — яйца Фаберже // Наша Russia. 2006. Cезон 2. Cерия 1 // https://rutube.ru/video/5b4e31a4e2e2eac476cf9409231b8655/ (дата обращения: 14.03.2020).
(Sergej Yur’evich Belyakov — yajca Faberzhe // Nasha Russia. 2006. Season 2. Series 1 // https://rutube.ru/video/5b4e31a4e2e2eac476cf9409231b8655/ (accessed: 14.03.2020).)
[Писарская 1975] — Писарская Л. Oружейная палата Московского Кремля. M.: Moсковский рабочий, 1975.
(Pisarskaya L. Oruzhejnaya palata Moskovskogo Kremlya. Moscow, 1975.)
[Родимцева 1971] — Родимцева И.А. Ювелирные изделия фирмы Фаберже // Сокровища музеев Московского Кремля. Вып. 1. М.: Реклама, 1971.
(Rodimceva I. A. Yuvelirnye izdeliya firmy Faberzhe // Sokrovishcha muzeev Moskovskogo Kremlya. Vol. 1. Moscow, 1971.)
[Русский национальный музей] — Русский национальный музей. История музея // http://www.rnm.ru/index.php?id=111&n=1 (дата обращения: 14.03.2020).
(Russkij nacional’nyj muzej. Istoriya muzeya // http://www.rnm.ru/index.php?id=111&n=1 (accessed: 14.03.2020).)
[Связь времен] — Культурно-исторический фонд «Связь времен» // http://fsv.ru/ru (дата обращения: 14.03.2020).
(Kul’turno-istoricheskij fond «Svyaz’ vremen» // http://fsv.ru/ru (accessed: 14.03.2020).)
[Скурлов 2015] — Валентин Скурлов: «Фаберже — это наше все!» (https://present-dv.ru/obraz/valentin-skurlovfaberje-eto-nashe-vse-274 (дата обращения: 01.03.2020)).
(Valentin Skurlov: «Faberzhe — eto nashe vse!» (https://present-dv.ru/obraz/valentin-skurlovfaberje-eto-nashe-vse-274 (accessed: 01.03. 2020)).)
[Смирнов 2014] — Смирнов Д. Путин подарил Эрмитажу яйцо за миллиард // Koмсомольская правда. 2014. 8 декабря (http:// www.kp.ru/daily/26317.5/3196318/ (дата обращения: 14.03.2020)).
(Smirnov D. Putin podaril Ermitazhu yajco za milliard // Komsomol’skaya pravda. 2014. December 8 (http://www.kp.ru/daily/26317.5/3196318/ (accessed: 14.03.2020)).)
[Cоловьев 2007] — Соловьев В. Золотая книга русской культуры. M.: Белый город, 2007.
(Solov’ev V. Zolotaya kniga russkoj kul’tury. Moscow, 2007.)
[Bayer 2009] — Bayer W. Soviet Art Sales to Europe, 1919—1936 // Canadian American Slavic Studies. 2009. № 43. P. 213—244.
[Goncharenko, Narozhnaya 1976] — Goncharenko V., Narozhnaya V. The Armory Chamber. A guidebook for the tourists / Trans. by Natalie Ward. Moscow: Progress Publishers, 1976.
[Fabergémuseum] — Fabergémuseum. History of the Collection // https://fabergemuseum.ru/en/collections/history-of-the-collection (accessed 14.03.2020).
[Forbes, Tromeur-Brenner 1999] — Forbes C., Tromeur-Brenner R. Fabergé: The Forbes Collection. New York: Hugh Lauter Levin Associates, 1999.
[Greenfield 2007] — Greenfield J. The Return of Cultural Treasures. 3rd ed. New York: Cambridge University Press, 2007.
[Gusarova 1996] — The World of Fabergé / Ed. by E.B. Gusarova and others. Moscow: Red Square Publishers, 1996.
[Fabergé, Proler, Skurlov 1997] — Fabergé T., Proler L., Skurlov V. The Fabergé Imperial Easter Eggs. London: Christie’s, 1997.
[Hobsbawm, Ranger 1992] — The Invention of Tradition / Ed. by Eric Hobsbawm, Terence Ranger. New York: Cambridge University Press, 1992.
[Lowes, McCanless 2001] — Lowes W., McCanless C. L. Fabergé Eggs: A Retrospective Encyclopedia. Lanham; Maryland: The Scarecrow Press, 2001.
[Muntian 1992] — Muntian T. New Information of the Fabergé Pieces in the Kremlin Collection // The Fabulous Epoch of Fabergé: St. Petersburg—Paris—Moscow. Moscow: Nord Publishers, 1992.
[Muntian, Chistyakova 2003] — Muntian T., Chistyakova M. A Symbol of a Disappearing Empire: The Rediscovery of the Fabergé Constellation Easter Egg // Apollo. 2003. January. P. 10—13.
[Odom 2009] — Odom A. American Collectors of Russian Decorative Art // Canadian American Slavic Studies. 2009. Vol. 43. P. 305—339.
[Odom, Salmond 2009a] — Odom A., Salmond W. From Preservation to Sales: A Background // Canadian American Slavic Studies. 2009. Vol. 43. P. 11—43.
[Odom, Salmond 2009b] — Treasures into Tractors: The Selling of Russia’s Cultural Heritage, 1918—1938 / Ed. by Anne Odom, Wendy Salmond. Washington, DC: Hillwood Estate, Museum and Gardens, 2009.
[Smith 2013] — Smith S. Viktor Vekselberg: Tracking Down Russia’s secret billionaire // https://www.esquire.com/uk/culture/news/a4399/russias-richest-man-victor-vekselberg/ (accessed: 10.08.2015).
[Snowman 1952] — Kenneth A. Snowman. The Art of Carl Faberge. Boston: Boston Book and Art Shop, 1952.
[von Habsburg 2011] — Von Habsburg G. Fabergé Revealed: At the Virginia Museum of Fine Arts / Ed. by Géza von Habsburg. Richmond: Virginia Museum of Fine Arts, 2011.
[Wartski] — The Lost Third Imperial Easter Egg Given by Alexander III Emperor and Autocrat of all the Russias to Empress Marie Feodorovna for Easter 1887 // http://wartski.com/the-lost-third-imperial-easter-egg/ (accessed: 01.03.2020).
[1] Как указывает фон Габсбург: «По-видимому, за два года Русско-японской войны яйца не изготавливались, а яйца, запланированные на 1917 год, не были закончены по причине царского отречения от трона, имевшего место до Пасхи» [von Habsburg 2011: 25—29].
[2] Подробнее по этой теме см.: [Васильева, Кнышевский 1994].
[3] Treasures into Tractors: The Selling of Russia’s Cultural Heritage, 1918—1938 [Odom, Salmond 2009b].
[4] Три подобные публикации, появившиеся в «Новом времени» (9 и 10 марта 1902 года) и «Ниве» (1902. № 12), воспроизведены в книге [Fabergé, Proler, Skurlov 1997: 251—52].
[5] Согласно Алексею Венгерову, в советское время этот выпуск был изъят из библиотек и уничтожен [Венгеров 2012].
[6] В частности, тоненькая иллюстрированная брошюра, изданная в серии «Сокровища Московского Кремля» [Родимцева 1971]. Научные публикации на эту тему были редкими, например, см.: [Донова 1973]. Показательно, что Донова постоянно цитирует книгу Кеннета Сноумэна «Искусство Карла Фаберже» [Snowman 1952], за неимением отечественных исследований книга переиздавалась много раз между 1952 и 1974 годами.
[7] См., например: [Писарская 1975: 148—150; Goncharenko, Narozhnaya 1976: 72—74].
[8] Вербинин Сергей. Сувенир от Фаберже. СПб.: Диамант, 1998. 10 000 экз.; Александрова Наталья. Фаберже дороже денег. М.: Эксмо-Пресс, 2014. 10 000 экз.; Данилова Анна. Яд Фаберже. М.: Эксмо-Пресс, 2014. 4000 экз.
[9] Залы памяти Карла Фаберже открылись в здании главного штаба в декабре 2015 года.
[10] Яйцо Ротшильда не упоминается в подробной энциклопедии яиц Фаберже, опубликованной в 2001 году Уиллом Лоусом и Кристель Людевиг Макканлес [Lows, McCanless 2001].
[11] Как отмечают недавние исследования, некоторые из яиц Фаберже были ошибочно занесены в каталоги как императорские. на самом деле, Форбс владел девятью императорскими яйцами, в то время как оружейная палата имела десять. Дополненный и исправленный список императорских пасхальных яиц, составленный до покупки Вексельбергом коллекции Форбс и перед последним обнаружением третьего императорского яйца, представлен в: [Fabergé, Proler, Skurlov 1997: 10—11].
[12] Глава о Фаберже была включена в недавнее роскошное издание о русской культуре: [Соловьев 2007: 438—439].