Новинки месяца
№ 1
Валерий Попов. Сочиняя жизнь. Повесть. Опубликовано в журнале «Звезда», 2022, № 3
https://magazines.gorky.media/zvezda/2022/3/sochinyaya-zhizn.html
Эта повесть, изысканная, глубокая, смешная, грустная, классическая и вместе с тем сверхактуальная (тут хочется сказать «Не вопреки, а именно благодаря почтенному возрасту автора!»), напомнила рецензенту другую, тоже гениальную, но на иной манер.
Речь о «Савельеве» Виктора Шендеровича.
Оставим это сравнение целиком и полностью на совести автора отзыва. Речь, конечно, идет не о близости по стилю и духу. Художественные миры у этих авторов разные, друг от друга совершенно независимые.
Но вот сюжет… сюжет немного похожий.
«Сочиняя жизнь» — история формально автобиографическая даже в большей степени, чем мог бы быть «Савельев» Виктора Шендеровича. Ведь рассказчика и главного героя зовут именно Валерий Попов. Он-то и представляет нам своего друга детства Бориса Шашерина, в чьем реальном и отдельном от автора существовании, по крайней мере, под этим именем мы имеем полное право усомниться.
Впервые Попов и Шашерин, интеллигент и мальчик с нехорошей улицы, знакомятся в детской больнице и с тех пор на годы становятся неразлучными, о чем сам Валерий горько жалеет не раз и не два.
«Сочиняя жизнь» — история парадоксальных отношений, неравной дружбы, того, что сначала под давлением старших под шаблон дружбы искусственно подгоняется, а затем уже во времена взрослые, позднесоветские или даже постсоветские за дружбу бессовестно и расчетливо выдается.
Момента политического и остросоциального у Попова вроде бы нет. Шашерин не Ляшин из «Савельева». Он преимущественно про деньги и славу (они, правда, как сейчас принято говорить, немного токсичные), но точно не про железобетонную вертикаль власти и предложения, от которых совсем невозможно отказаться. Читая Попова мы много смеемся, чувствуем тепло и биение жизни, крепнем и молодеем независимо от паспортного возраста. История Валерия и Бориса частная, а не общественно-политическая, бурлескная, скорее похожая на танец, чем на бой, в повести Шендеровича главным героем почти на сто процентов проигранный. И тем не менее, если считать мораль и политику частью космоса, прекрасного и вечного и, разумеется, несоизмеримо большего, чем и та, и другая, Попов в какой-то степени говорит и о них тоже.
Нам остается лишь намекнуть, что история, рассказанная Поповым, заканчивается по-другому и оставить читателя наедине с прекрасным текстом.
«Если бы сейчас спросили меня, где я вообще хочу жить, я бы ответил — только там. Тенистое место (что так ценно на юге!) возле административного корпуса военного санатория в Сочи. Просторная прохладная квартира на втором этаже — тоже темноватая из-за нависших ветвей. Утром я просыпался в счастье, видя прямо перед собой за окном цветок олеандра среди блестящих и крепких темно-зеленых листьев, похожий на разрезанное на четыре части крутое яйцо: четыре красивых желтых язычка среди белых лепестков (расчетверенный белок, без скорлупы). Но если разрезанное крутое яйцо шибает сероводородом, то тут запах — сладчайший и, я бы добавил, томный, навевающий сладкие сны. Шестнадцать! Возраст томительный. Выходил на балкон. Борис и любимый племянник Чупахина Леня-курсант (белокурый херувим) томились во дворе. Разделенная на черно-белые клетки площадка, и на ней шахматные фигуры в человеческий рост, стала любимым их местом отдыха. Предполагалось, что умственная зарядка будет тут сочетаться с физической. Но друзья больше любили химическую. Бутылки прятались за фигурами, и Чупахин из своего кабинета на первом этаже, думаю, с отчаянием, наблюдал эту, самую медленную, игру. Фигуры огромные, тяжеленные, и Леня с Борисом передвигали их крайне неохотно, только из-за движения солнца, прорывающегося сквозь ветви и смешения теней. В тени стояли бутылки сладчайших вин, казавшиеся такими заманчивыми, особенно издали…»
№ 2 и № 5
Александр Мелихов. Сапфировый альбатрос. Повесть. Опубликовано в журнале «Новый Мир», 2022, № 2
https://magazines.gorky.media/novyi_mi/2022/2/sapfirovyj-albatros.html
Александр Мелихов. Гриф и мамонт. Повесть. Опубликовано в журнале «Дружба Народов», 2022, № 3
https://magazines.gorky.media/druzhba/2022/3/grif-i-mamont.html
«Сапфировый Альбатрос» и «Гриф и мамонт» — это продолжение блистательной повести Мелихова «Жизнеописание Мишеля Z». Похоже, мы имеем дело с романом, оформленным как цикл повестей. Каждая из них самостоятельна, однако может и должна быть включена в контекст целого, где обнаруживает дополнительные, очень существенные смысловые пласты.
Судя по всему «Жизнеописание Мишеля Z» — часть книги «Kурятник на канаве», написанной другом или даже наставником автора. Наставника зовут Феликс. С текстом книги мы знакомимся в первой повести «Сапфировый Альбатрос», с Феликсом и его местом в литературном сообществе Санкт-Петербурга — во второй. Изобилие масок, то есть множественность повествователей, несомненно идет на пользу всему циклу, ибо позволяет Мелихову и выговориться, и дистанцироваться от сказанного, и рассмотреть его с разных сторон.
Теперь немного о Феликсе. В цикле повестей Мелихова это историк литературы, общественный и культурный деятель, публицист, этакий рыцарь либеральной добродетели, смелый, эрудированный, честный и умный, но, как показывает Мелихов, при всех своих достоинствах непоправимо ограниченный однажды занятой позицией максималист.
Обличая советскую ложь, он пишет разгромную историю советской литературы, где каждый из героев интеллигентского литературного канона оказывается не героем, а приспособленцем и конформистом, разрываемым изнутри жаждой внимания, рудиментами совести и банальным желанием выжить в тяжелейших исторических обстоятельствах.
Удивительным образом, однако, книга Феликса определенно нечто большее чем просто собрание разоблачений. Все эти сломленные эпохой, в обязательном порядке лишенные человеческого достоинства сочинители суть советские писатели, настоящие инженеры человеческих душ. В некотором смысле и советский и постсоветский народ – это плод их не вполне свободного творчества. Ведь образ этого народа, без которого он сам не может увидеть себя со стороны и вынести какое-то суждение о самом себе и своем месте в истории, в немалой степени именно их работа.
Автор «Грифа мамонта» сам c неохотой признается, что лучшему в себе, да и самим вкусом к жизни, похоже, обязан мэтру Алтайскому, литературному долгожителю со сложной репутацией, имеющему в цикле Мелихова, подобно Мишелю Z, вполне конкретный и в высшей степени знаковый для своей эпохи, а точнее, целой последовательности эпох прототип.
Сколько бы литература и прочее искусство ни сбрасывались с корабля современности, мы вынуждены порой с благодарностью, а порой с ужасом констатировать, что созданный советскими писателями миф еще с нами, многих толкает в спину и под руку, а значит, описанные Мелиховым коллизии удивительным образом своего нравственного и практического значения дня нашей жизни не потеряли и по сию пору.
«Феликс, как раз шествовавший к выходу мимо нашего сдвоенного стола, как будто телепатически угадал наш разговор и приостановился, узенький теннисист во всём белом.
— Хочу ещё раз напоследок предостеречь. Вы ненавидите интеллигенцию, а ведь только она любит народническую литературу, самому народу она не нужна. Уничтожите интеллигенцию — уничтожите собственную кормовую базу.
— Кто вам сказал, что мы ненавидим интеллигенцию?! — вскинулся гриф. — Мы сами интеллигенция. Народная интеллигенция.
— Оксюморон, — с поразительным хладнокровием (даже румянец с него не сошёл) бросил Феликс незнакомое мне слово, которое, видимо, не один я принял за оскорбление.
— Можно, я дам ему по морде? — воззвал к Доронину кто-то из его шестёрок.
— Я в твои годы разрешения не спрашивал, — презрительно бросил гриф и, демонстративно отвернувшись, заговорил о чём-то другом.
Народный мститель начал высвобождаться из тесного застолья, а Феликс поджидал его с выражением приятной удивлённости, держа в правой руке какую-то короткую полированную палочку из чёрной, мне показалось, пластмассы. Когда мститель, наконец, выбрался и шагнул в его сторону, Феликс изящно, как фокусник, встряхнул свою палочку, и из неё вылетело новенькое сверкающее лезвие.
Все замерли. С усилием опрокинув чугунный стул, я бросился между ними в позе распятого Христа:
— Всё, мужики, погорячились, и хватит!»