Из послесловия к февральскому рейтингу

 

 

Проза № 1

 

Марк Марченко. Праздник. Рассказ. Опубликовано в журнале Вестник Европы, номер 52, 2019

Жизнь меняется с головокружительной быстротой. То, что еще вчера казалось малозначительным и никак не могло считаться приметой скорого будущего, потихоньку прочно завладевает нашими мыслями . Марк Марченко предлагает вниманию читателя свой дебютный рассказ-фантасмагорию. Эта история похожа на ночной кошмар Сны, однако, иной раз оказываются пророческими. И чем они запутанней и темнее, тем плотнее сгущается смысл.

Последние годы публичное пространства в российских городах официально предоставлялись лишь для праздников. Праздник, однако, стихия очень древняя, в конечном счете, магическая и довольно коварная для тех, кто думает, что ей полностью управляет.

«Мимо прошла размалеванная, полуголая пожилая женщина с перьями в волосах и в высоких ботфортах, выводок ребятишек, лет по десять-одиннадцать, в странного вида обтягивающих комбинезонах кислотных цветов, парочка в одноцветном пиджачном костюме, с той только разницей, что костюм был сверху, снизу были плавательные трусы, на голове — нырятельные маски с трубками, а в руках — еще не зажженные фаеры, как у футбольных болельщиков».

 

 

Проза № 2

 

Татьяна Риздвенко. Пан. Роман. Опубликовано в журнале Волга, номер 1, 2020

Автору романа «Пан» Татьяне Риздвенко удалось то, что получается редко: написать о художнике так, что его история может оказаться интересной более широкому кругу читателей, чем творческая и околотворческая богема. В Перестройку группа студентов московского худграфа сталкивается со странным преподавателем по фамилии Гоч. Он устраивает специальные занятия по раскрытию потенциала при помощи опусов авангардного композитора Кшиштофа Пендерецкого. Поначалу эти опыты овеществления музыки при помощи ваты и клея ПВА казались нелепостью, однако через пару десятилетий бывшие однокурсники обнаружили, что музыка Пендерцкого оказалась надежным и мощным источником вдохновения. Только вот за творческие взлеты приходится расплачиваться…

«Пан» чем-то напоминает «Эликсиры сатаны», однако и от шедевра Гофмана, и от традиции готического романа отличается весьма существенно. Герои Риздвенко не делятся на ужасных злодеев и невинных жертв. Конфликт скульптора и бизнесмена, центральный для романа, никак не получается однозначно толковать как борьбу высокого и низменного, добра и зла. Темная сторона очевидным образом есть и у искусства, и у корпоративной социальной инженерии. Более того, строго говоря, у художника и бизнесмена один и тот же искус: и тот, и другой в какой-то момент могут возомнить себя всемогущими творцами с безграничными возможностями. Возможно, даже та неведомая сила, которая их одергивает, на самом деле одна та же.

В каких же отношениях с ней находится хитроумный Гоч?

«В нарастающей струнной истерике, дымя кофе, скульптор прохаживался по солнечным квадратам пола, слушая музыку в себе.

В углу стояла огромная бобина пупырчатого оберточного материала, переливалась и горела упавшим солнечным лучом. Дунин, студенты, другие посетители мастерской, включая охранника Олега, иногда воровато заходили в угол и, прикрыв глаза, сладострастно щелкали пузырьками: ррраз-раз-раз.

Скотч, степлер, пупырка: как быстро пан Пендерецкий, или это маленький незабытый Гоч командовал Дуниным, нашли себе материалы».

 

Поэзия № 1

 

Александр Кушнер. Стихи. Опубликовано в журнале Звезда, 2020, № 1.

Александр Кушнер никогда не повышал поэтического голоса.  Он принципиально негромок, такова природа того, о чем он говорит.  Можно сказать, что художнику такого склада сама поэзия нужна для того, чтобы удержать едва уловимые, хрупкие, но бесконечно ценные переживания. Размеренный поток речи увековечивает их, как, превратившаяся в янтарь смола – мотылька. В зрелости это позволяет писать великолепные стихи и любить жизнь, противопоставив ходу времени бесконечную анфиладу поэтических зеркал, бессрочно хранящую и преумножающую лучшее, что с нами было.

Прекрасные стихи не могут стать плохими,

Они приходят к нам, когда мы захотим

Еще раз вспомнить их и восхититься ими,

И, повторяя их, мы благодарны им.

И музыка, будь то Шопен или Бетховен,

В какую б мы тоску ни впали, забытье,

При встрече скажет нам: я та же, будь спокоен, —

И положиться вновь мы можем на нее.

И живопись… мой друг, читая эти строки,

Ты знал, что я никак ее не обойду,

О Врубеле скажу, быть может, о Ван Гоге,

Зачем тебе идти за мной на поводу?

Но потерпи, прости, дождись строфы четвертой,

Я приберег к концу счастливую строфу

О том, что жизнь такой же прочной быть и твердой

Не может, но спроси, что делаю? Живу.

 

 

Нон-фикшн № 1

 

Елена Макарова. Мишлинг. Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2020

 «Мишлинг» – это серия интервью с узником Терезина Питером Харрингером (1934-2018), по сути — продолжение того, что Елена Макарова писала об Эрне Фурман (1926-2002), всемирно известном детском психоаналитике. В 1943 году шестнадцати лет отроду Эрна попала в концлагерь Терезин. Там она стала воспитательницей, обучала детей нескольким предметам, в том числе рисованию. Питер Харрингер — один из ее бывших подопечных. Как повлияла встреча с Фурман на его судьбу? Вот вопрос, который волновал Елену Макарову, писателя, скульптора, искусствотерапевта, когда после смерти Фурман она обратилась к Харрингеру.

Пожалуй, можно сказать, что Питер Харрингер вырос человеком не очень покладистым, резким. В его личной истории есть существенный дополнительный нюанс, который отличает его от других братьев и сестер по несчастью. Харрингер – лишь наполовину еврей. Его мать — немка. До войны она отказалась от сына, позже, как считает Питер, сама на него донесла. Пожалуй, едва ли не самые захватывающие страницы рассказов Харрингера о том, как до отправки в лагерь его прятали у себя чужие люди, зачастую психологически, мягко говоря, малоподходящие для того, чтобы заботиться о ребенке.

О лагере Харрингер рассказывает мало. В финале читателя ждет удивительный поворот — послевоенная встреча Харрингера с собственной матерью, с которой он захотел и смог восстановить отношения. О том, обусловлено ли его поведение в этой ситуации, воспитанием Эрны Фурман, наверное, стоит подумать.

«Через два дня или две недели мы пошли на станцию и оттуда поездом доехали до Литомержице. Оттуда километров пять до Терезина. По дороге нас дразнили мальчишки. Я уверен, что им было завидно. Взрослые волнуются, когда не знают, куда их ведут. А дети любят путешествия».

 

Василий Костырко