Роман по понедельникам

Рейтинг ЖЗ. Ноябрь 2021

Проза № 6

Вионор Меретуков. Млечный путь. Роман (начало). Опубликовано в журнале «Урал», № 10

https://magazines.gorky.media/ural/2021/10/mlechnyj-put.html

Вионор Меретуков предлагает нашему вниманию весьма занимательную и необычную книгу. Построенная вроде бы по всем каноном современного остросюжетного развлекательного чтива, она по ходу ознакомления обнаруживает все новые и новые измерения, оказываясь одновременно и жанровой и вне- (над) жанровой.

Сюжет «Млечного пути» более чем традиционен для нуара, который в России принято продавать под маркировкой «детектив» — маленький человек (сорокалетний издательский служащий Илья Сапега) встает на путь зла в странной надежде, что оно, во-первых, сойдет ему с рук, во-вторых, не просто озолотит его, но и придаст его личности более крупный, чем наблюдалось доселе, масштаб.

Дальше, однако, нас ожидает несколько неожиданностей.

Меретукову удается заставить нас сопереживать своему новоиспеченному душегубу, довольно тщеславному, вроде бы вполне бессовестному и несмотря на все промахи вполне удачливому. Из флешбеков мы узнаем, что его цинизм и черствость имеют, если не оправдание, то, по крайней мере, достаточно правдоподобное биографические объяснение. В итоге перед нами узнаваемый современник — успешный, но по ряду то ли социальных, то ли метафизических причин, субъективно несчастный карьерист.

Блистательная, она же дурная компания, в которую попадает Сапега благодаря свалившимся на него большим деньгам из 90-х, по заверениям бывалых и сведущих персонажей романа, не что иное как современная российская элита. Надо сказать, что в описаниях Меретукова она кажется очень убедительной и живой, так что уже не важно, списывал ли автор с натуры или высасывал из пальца. Это удивительный коктейль из жестокости, сентиментальности, заносчивости, смирения, безумия и расчетливости, которая парадоксальным образом снова приводит к безумию, хотя, конечно, это смотря с какой стороны посмотреть.

Если считать первым нуаром (парадоксальным образом еще не нуар, но неотменяемый эталон для него) «Преступление и наказание» Федора Достоевского, мы должны признать, что перенести героев классика в современные российские реалии практически невозможно. Характеры их переменятся самым драматическим образом, почти до полной неузнаваемости, что мы у Меретукова, по большому счету, и наблюдаем. Например, принципиального и непреклонного Порфирия Петровича наших дней современный россиянин вообразить себе не в состоянии, даже находясь под воздействием галлюциногенных грибных чаев, которые Меретуков упоминает в своем романе.

Однако все же находится в «Млечном пути» некая сила, которая постепенно выбивает Сапегу из седла и парадоксальным образом возвращает ему же его человеческую сущность.

Следует ли читать ее божественной, моральной или природной?

Вионор Меретуков не решает эту задачу за нас, по крайней мере, точно не проговаривает ответ по буквам, однако пищи для размышлений на эту тему дает вполне достаточно.

«…Геворкян уже минут пять молчал, уставившись в окно. Порывы ветра отводили тяжелый занавес, надувая и кругля его, как парус, и тогда он, наверно, видел угол башни с бронзовой фигурой Аквилона.

— Вас давно изучают под микроскопом, как насекомое, — наконец произнес он. — Зачем вы убиваете? Раскольников хоть убивал ради высокой цели, а вы?..

Мне было ясно, что отпираться бесполезно, он все знает.

— У Раскольникова цель была высокая, но иллюзорная. А у меня — реальная, приземленная.

— Вы почему-то нравитесь мне. Даже не знаю, чем это объяснить. В вашем роду не было армян? Не было? Странно, вы такой симпатичный. Я знаю, вы спали с моей женой. Знаю, знаю, чего уж там, не стройте из себя святошу! Сегодня ночью она мне в этом призналась.

— Под пытками?

Он безнадежно махнул рукой.

— Увы, женщины без этого не могут, постоянство им не свойственно, я давно это понял и принял, — он пошлепал мокрыми губами. — Вот я… я был женат восемь раз. Как вы думаете, сколько рогов у меня за это время выросло? Думаю, целый лес. Откровенно говоря, я даже рад, что она изменила мне не с каким-нибудь паршивцем вроде Цинкельштейна, а с вами.

Он пригладил бороду и сказал:

— А теперь к делу. Из-за которого, собственно, я и заманил вас в эту средневековую берлогу. Я никогда не был сторонником крутых мер …»