Андрей Волос. Мешалдá. Книга семейных рецептов. Опубликовано в журнале Дружба Народов, № 4, 2021 https://magazines.gorky.media/druzhba/2021/4/meshalda.html

На первый взгляд, перед нами совокупность почти не связанных между собой историй из жизни нескольких поколений одной русской семьи в Таджикистане за период с сороковых по восьмидесятые годы прошлого века. В те времена, когда русскими в этой республики называли всех тех, кто не относился к народам Средней Азии, на лезгин, якутов и украинцев не разделяя.

Каждая из глав более или менее связана с каким-то блюдом или даже сырым продуктом.

«Более или менее», потому что, например, упомянутая в заглавии восточная сладость мешалда под полным запретом. Ведь чем лучше она приготовлена, тем вреднее для детского здоровья. Пойманные в арыке при помощи марли антималярийные рыбки-гамбузии почти полностью сгорают на сковородке. Черепахи же не хотят в суп и довольно проворно бегают.

Все эти милые и довольно обильные подробности, как и общий подзаголовок «Книга семейных рецептов», не самодостаточны, а предназначены для того, чтобы временно скрыть от читателя то обстоятельство, что он имеет дело с романом. «Мешалда» – это роман воспитания, материалом которого, конечно же, послужила биография писателя и членов его семьи. Казалось бы, коль скоро СССР и Таджикистана как советской республики больше нет, то, грубо говоря, никого и ни для чего воспитать такой роман воспитания вроде как не сможет. Разве что научит худо-бедно готовить. Но что, если кулинария – это не просто бытовая стратегия, позволяющая в общем разговоре обходить острые, чреватые конфликтами темы? Вдруг это нечто большее?

Дух и основные идеи «Мешалды» удивительным образом не устаревают:

«Живой человек не способен к определенности ни в характере, ни в поступках, ни даже во внешности. Переживаемые им стремления не имеют равнодействующей. В известной степени хаотичные, в целом они ложатся вовсе не на прямую и даже не на зигзаг, а в широкое и извилистое русло, подобное речному. Так что всегда, стоит лишь сделать пару гребков к тому или другому берегу, найдешь человека то хорошим, а то плохим, то злым, а то добрым, то простым, а то сложным, то понятным, а то загадочным, — в общем, каким угодно. Он и есть Протей, ускользающий даже от собственного понимания и вечно являющийся миру в новом обличье».

Согласитесь, с точки зрения житейской, весьма полезная корректива к мировоззрению максималиста, которым можно быть не только по молодости, но и по складу характера, а значит, непозволительно долго. Что же касается литературной стороны дела, то живописать этот протеизм – дело непростое. А у Волоса получается. Постепенно тон его повествования меняется. Происходит переход от сладкого и ностальгического к довольно горькому, от наивности и дурашливого веселия к умудренной грусти, которая никак их не отменяет, но превращает, словно кусочкам мозаики, в части более крупного целого, которому суждена куда более долгая, почти вечная жизнь.

Василий Костырко