Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2022
Борис Херсонский – поэт, эссеист, переводчик. Родился в 1950 году. Окончил Одесский медицинский институт. Автор нескольких книг стихов и публикаций в журналах «Октябрь», «Арион», «Новый мир», «Интерпоэзия», «Новый Берег», «Знамя», «НЛО» и др. Лауреат премии «Интерпоэзии» (2021). Живет в Одессе.
* * *
возможность наследника осталась в аптечной резине
отставший от поезда догоняет его на дрезине
гудок паровоза слышнее чтоб было страшнее
чем мальчику ночью чем новобранцу в траншее
обстановка что надо врагу остановка в коммуне
живи пацан поклянись, что никому не
выдашь братана очкарика и ботана
пока не хлебнешь уксуса с желчью из ольхового жбана
а как хлебнешь говори, что хошь никто не услышит
угадай чей профиль на бархатном знамени вышит
угадай что написано в повестке из трибунала
угадай чья нога тебя под ребра пинала
* * *
каждый из нас живет в одной из глубоких нор.
в частности, я живу в норе под названьем «игнор».
в глубокой теплой норе, с зимним запасом зерна.
ничего что земля черна, дорога в нору верна.
не зовите меня оттуда, не кричите – я не глухой.
чашка с крепкой заваркой всегда у меня под рукой.
сладко вырыть нору в жирной земле родной.
любимые книги на полке застыли одна к одной.
сладко стареть в норе – я располнел и обмяк.
думаю – кто я такой? суслик или хомяк?
недавно был день сурка. так может, и я сурок?
мне дали заданье в нору, и я затвердил урок.
проходите спокойно мимо этой глубокой норы.
играйте же, дети, я вытоптан из игры.
я вымаран из тетради. страница протерта в дыру.
вместо имени прочерк имя в нору заберу.
пока не залили ее кипятком из ведра.
отличное настроение у меня сегодня с утра.
* * *
мягкий климат ненавидят за мягкотелость:
морозов нет, снега меньше, чем нам хотелось.
включишь приемник – опять обещают туманы.
помирать – так с музыкой – думают меломаны.
музыка не меняется – лень поменять пластинку.
патефон не в порядке, надо нести в починку.
и самому в поликлинику сделать кардиограмму.
на гвозде картина – надо бы сделать раму.
но это – ближе к весне, или поздней весною.
или летом, не сразу, а когда привыкаешь к зною.
а покуда диван и камин, альбом фотографий древних:
тогда жили в городе, отдыхали летом в деревнях.
войны не боялись – зачем потакать паранойе?
молочница утром молоко приносит парное.
упало с яблони яблочко – далеко укатилось.
всех новостей – корова вчера отелилась.
* * *
Куришь в одной из полуподвальных каморок,
и невесть откуда на тебя наплывает морок:
мелькают лица, сливаются, вот, одно на другом.
Получается маска вроде тех, из картона,
и каморка вроде купе, и дом вроде вагона,
и страна вроде поезда, остановленного врагом.
В полуподвальном окошке мелькают ножки и ноги,
а на первом сидит бухгалтер, подводит итоги,
а на втором – бюстгальтер муж застегивает жене на спине,
а на третьем – бабушка учит внучка ленина славить,
а что на четвертом – трудно себе представить,
зато на пятом – девица, нормальная не вполне.
На стене старый термометр, тут реомюр и цельсий.
Наша история – только одна из версий,
остальные расходятся, как после кладбища – по домам.
Мертвый уже забыт, но осадочек остается.
На том свете в раю, говорят, хорошо живется.
Матерь Божья лучше наших почивших мам.
Железная койка, гобеленчик на покрывале,
кто-то на небе, но мы-то в полуподвале.
После нас тут будет кафе, после кафе – пустота.
Штукатурка валится, по углам паутина,
можно взять в аренду, плата за день – полтина,
но что нам делать в полуподвале в наши лета…
* * *
зима придвинулась ближе, хоть еще не вплотную,
но слышен голос ее – не плачь, я тебя не миную,
и где там альфа, не знаю, ведь я – омега,
ты живешь на юге, у меня не допросишься снега,
но будет туман густым, и покойный диктор с экрана
будет озвучивать скудные мысли тирана.
и глядя на кресло увидишь бабушку с книгою или вязаньем.
и подумаешь, как ей там, наедине с мирозданьем.
растопишь камин, подбросишь полено сырое.
гляди – загорелось, можно подбросить второе.
* * *
Для начала построим ратушу и собор,
и между ними вымостим брусчаткой квадрат.
Глядишь, и площадь образовалась сама собой,
в центре фонтан и всадник под тяжестью лат.
Дома на площади все на одно лицо:
этажей для начала – два, потом дома подрастут.
Резные дубовые двери. Мраморное крыльцо.
Балкон строго над дверью. Симметрию ценят тут.
Дома умножатся – архитектура не терпит пустых
пространств, стремясь разнообразить вид.
И вот уже улицы по закону параллельных прямых
потянулись от площади. Слава тебе, Евклид!
Дальше картина иная – застройка то так, то сяк.
Вверх по склону холма, цепочкою вдоль реки.
На окраинах все уродливо, все – наперекосяк,
ночи слишком темны. Дни коротки и горьки.
И, конечно, кладбища. Надгробья, как валуны,
заросшие мхом – то черны, то зелены.
Ближе к полуночи тут собираются колдуны,
обрастают шерстью и воют на диск луны.
* * *
не так уж страшна тыква, выдолбленная изнутри,
в которой горит – не сгорает стеариновая свеча.
что сказать о свече? хочешь гореть? – гори!
зубастая маска не похожа на палача.
не так уж страшны глаза и щербатый рот
на табурете перед входом в приличный дом.
гораздо страшнее государство, правитель, народ,
если правитель жесток, а народ ведом.
не так уж страшна на швабре белая простыня,
и чучело ворона настоящего ворона не страшней.
гораздо страшнее мысли в голове у меня,
гораздо страшней земля и звезды над ней.
ПРОКЛЯТИЕ
Черт бы побрал нас всех и сложил в свой черный мешок,
припомнив нам всякий грех – курам на смех или смешок,
ад есть психбольница – лоботомия и электрошок.
Решетки на окнах, дыры вместо замков,
ныне и присно, аминь – во веки веков,
в остальном там все как у нас, такой же серный душок.
Не стоит верить басням о пламени и кипящей воде,
поскольку мы – никто, и нас не сварят нигде,
разве только в чувстве вины, в жгучем стыде,
нигде, кроме нашей привычной социальной среды,
в чем-то наполненном смесью кипящей ненависти и вражды,
там же все наши обиды и все нелады.
Ад есть психбольница, вокруг одни миражи,
говоришь бредятину, что ни скажи,
круг мрачный фантазий – единственный адский круг,
хуже этого нет ничего, человек – сам себе не друг,
сам себе не друг, не товарищ, не сестра и не брат.
Чтобы наши души скупить, лишних не нужно трат.
Продал душу черту – ему и служи.
Дешево же достались мы своему врагу!
Вроде – отдали душу, а все равно в долгу.
Древнегреческую монетку я за щекой берегу.
Давай сосчитаем до трех и по счету «три»
скажем дружно – на х.. нужно, черт нас всех побери!
* * *
хороши снега и белы среди утренней мглы
замерзает ямщик не помог овчинный тулуп
видно дом жена и дети ему не милы
или сбился с дороги молод неопытен глуп
или это для песни сюжет на пару веков
той что за душу берет нагоняет тоску навсегда
замерзает ямщик молод глуп бестолков
в светлеющем небе сияет утренняя звезда
аврора севера песня уныла долга
ветер крепчает снег по снегу метет
как это назвать вернее метель пурга
замерзает ямщик подходящего слова не подберет
* * *
Какая бы дева по волнам ни бежала,
какие бы паруса за нею ни плыли вдогонку,
какой бы Лермонтов ни тянулся к рукоятке кинжала,
какой бы старик в субботу ни выбирался на Староконку,
какие факты ни сохранялись бы в базе данных,
какая бы в воздухе ни носилась зараза,
какой бы физик годами ни сидел на чемоданах,
читая газету «Правда» в ожиданье отказа,
в какую бы очередь ни выстраивались к гастроному,
сколько цыплят ни давали бы в одни дрожащие руки,
все равно хотелось, чтобы было все по-иному,
по заповедям Моисея и по законам науки,
по законам науки и по программе школьной,
чтобы детки росли послушно, с праотцами не споря,
чтобы гнал листву по дороге ветер продольный
от Городского сада до самого синего моря.