Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2022
Хелена Янечек Герда Таро: двойная экспозиция. Перевод с итальянского Ольги Ткаченко. — М.: Книжники, 2021. — 328 с.
Герои «словно не замечают, что их фотографируют. Фотограф встал напротив, сфокусировал широкоугольный объектив и щелкнул их за секунду. Однако кое‑кто все же заметил: мужчина за столиком сзади отвлекся от газеты и, опустив ее, следит за парой, о чем свидетельствуют направление его взгляда и легкая улыбка на лице. По ту сторону сцены и времени, которое обгоняет фотография, человек из прошлого века наблюдает за ними, как и ты».
В сентябре 2021 года состоялась презентация перевода романа итальянской писательницы немецко-еврейского происхождения Хелены Янечек «Герда Таро: двойная экспозиция». В Италии эта книга (оригинальное название “La ragazza con la Leica” — “Девушка с ‘Лейкой’”) получила самую престижную литературную премию — премию «Стрега» (2018).
Романы Янечек всегда обращены к истории — будь то история народа в эпоху глобальных потрясений («Ласточки Монтекассино») или судьба отдельной семьи в период фашистских репрессий («Уроки тьмы»). Точнее, личность и история у Янечек неразрывно переплетены. Не стал исключением и роман о Герде Таро, первой женщине — военном фоторепортере, погибшей во время гражданской войны в Испании в возрасте двадцати семи лет.
История Герды, представленная в форме биофикшн (так называют художественное произведение об исторической личности, написанное на документальной основе, но с элементами авторского вымысла), погружает читателя в атмосферу Парижа 1930-х годов, где молодые люди, бежавшие от фашистов из разных стран, осваивают новые профессии, влюбляются и пытаются быть счастливыми.
Наиболее яркими персонажами в этой пестрой толпе оказываются молодые фотографы Герда Таро и Андре Фридман, ставшие известными под именем Роберт Капа. Вернее, под этим именем известен только Андре, но, как выяснилось позже, фотографии прославленного «американца», выдуманного Гердой, чтобы выгоднее продавать снимки, принадлежали им обоим.
История Герды начинается задолго до знакомства с Андре — до того, как он научит ее пользоваться «Лейкой», до того, как она уедет в Испанию и станет военным фоторепортером, и, конечно же, до того, как она погибнет во время бомбежки и станет легендой. Сначала Герда работает секретарем-машинисткой и снимает комнатку вместе с подругой Рут Сёрф, встречается со студентом по имени Георг Курицкес, бывает у него дома, где мать семейства, Дина, читает молодым людям запрещенные газеты и напевает еврейские песни, а Вилли Чардак по прозвищу Такса, безнадежно влюбленный в Герду, мечтает хоть раз оказаться с нею наедине.
Именно эти трое, Вилли, Рут и Георг, рассказывают нам о той, молодой Герде своей юности — каждый о своей, каждый по-своему, из другого, послевоенного времени. На самом деле рассказывает историю Янечек, но словами друзей Герды, пользуясь их памятью, их чувствами, дорисовывая, как все это могло (должно было) быть. Вот почему хронология событий нарушена, эпизоды из жизни Герды представлены короткими сценами — так всплывают они в памяти самих рассказчиков.
Отдельное внимание уделяет Янечек фотографиям, подробно рассматривая каждый образ, интерпретируя каждую деталь, так что помимо самой истории мы получаем и документальные подтверждения рассказа, и как бы оказываемся на фотовыставке. Между прочим, с фотографиями, которые и вдохновили писательницу погрузиться в историю Герды, связана чуть ли не детективная история: в 1990-е годы в Мексике был найден целый чемодан снимков и негативов Капы! Позднее исследователи провели огромную работу, чтобы отличить снимки Герды от снимков Андре.
Писатель Томмазо Пинчо как-то заметил, что Янечек стоит любить уже за то, что ее истории не выдуманные, — она просто восполняет пробелы, и давно умершие люди оживают под ее пером и становятся нам близки. С этим нельзя не согласиться — Янечек берет готовую историю и приближает ее к нам, предлагает рассмотреть сцены из жизни Герды и ее друзей, как рассматривают фотографии… Зачем что-то выдумывать, когда жизнь сама преподносит сюжеты для романа?
Янечек построила повествование на сложной фактологической базе — и переводчику, и нескольким редакторам пришлось изрядно потрудиться, чтобы разобраться в незнакомом и отнюдь не простом материале книги, которая подарила российскому читателю не только историю Герды, но и познакомила его с новым крупным писателем.
Татьяна Быстрова
Анна Банти Артемизия. Перевод с итальянского Анны Ямпольской. — М.: Арт-Волхонка, 2022. — 288 с.
В книге современной итальянской писательницы Мелании Гайи Мадзукко о художнице и архитекторе Плаутилле Бриччи (1616–1705) есть такой эпизод. Когда начинающий художник Джованни Франческо Романелли говорит юной героине, что женщины ничего не понимают в живописи, несогласная с ним Плаутилла вспоминает рассказ отца о дочери пизанского мастера, которая могла бы стать для нее примером для подражания. Речь идет, конечно, об Артемизии Джентилески (1593–1653), художнице-караваджистке, сумевшей занять свое место в истории искусства, где среди мужских имен не так легко найти женские. Сегодня картины Джентилески выставляют по всему миру: достаточно вспомнить недавние экспозиции в Пушкинском музее (2019) и Лондонской национальной галерее (2021), но на протяжении нескольких столетий ее творчество, казалось, пребывало в забвении. В 1916 году Роберто Лонги, впоследствии крупнейший итальянский искусствовед, опубликовал статью “Отец и дочь Джентилески”, а в 1947-м его жена, писательница Анна Банти (псевдоним Лючии Лопрести, 1895–1985), выпустила роман “Артемизия” — и мир узнал о выдающейся художнице итальянского барокко.
Именно этот роман принес Банти настоящую известность. Впрочем, книга, которая теперь вышла и на русском языке, — это на самом деле вторая “Артемизия”. Готовая рукопись погибла в 1944 году, когда дом Банти был разрушен во время бомбардировки Флоренции. Но невосполнимая, казалось бы, потеря позволила Банти создать ни на что не похожее произведение, нечто большее, чем роман о жизни и творчестве полузабытой художницы. В книге нет подробного жизнеописания Артемизии, а лишь фрагменты ее биографии. Вместе с героиней мы следуем из Рима во Флоренцию, перемещаемся в Неаполь, путешествуем через всю Европу в Англию к ее отцу Орацио, придворному художнику Карла I. Банти в мельчайших подробностях восстанавливает быт того времени, наполняя современный язык “древними, свежими водами народной речи”. На страницах романа — целая галерея запоминающихся персонажей: пестрое семейство Стиаттези, любопытные флорентийские подруги художницы и колоритный натурщик-грек Анастасио, мудрая и проницательная знатная генуэзка Пьетра Спинола.
И все-таки “Артемизия” — не только историческое произведение, но и книга о том, как рождается новый роман в беседе писательницы и ее героини. С первых строк прошлое в нем неразрывно связано с настоящим, когда Банти сидит на земле в саду Боболи и рыдает и вдруг слышит голос: “Не плачь!”. Она только что потеряла рукопись и свою Артемизию под развалинами дома, но героиня ее не покидает, фактически превращаясь в соавтора романа.
Для Банти Артемизия больше чем персонаж — “подруга, жившая три столетия назад”. Они обе ищут свой путь в мире, где женщинам традиционно уготована роль не творцов, а муз. “Всякая женщина, занимавшаяся живописью в 1640 году, была храброй, — пишет Банти, — это можно сказать <…> и о сотнях других женщин вплоть до сегодняшнего дня”, а Артемизия отвечает: “И о тебе”. Писательница переосмысляет образ художницы через призму собственного опыта, их диалог — это выражение женской солидарности (на эту особенность указывала и Сьюзан Сонтаг в предисловии к английскому изданию романа).
В романе нет подробного рассказа о трагическом опыте Артемизии, когда юную художницу изнасиловал Агостино Тасси, коллега и друг отца. Тасси прельщал Артемизию обещаниями жениться, но, когда выяснилось, что у него уже есть супруга, Орацио подал на него в суд. Началось долгое и унизительное для Артемизии разбирательство: ее несколько раз подвергали гинекологическому осмотру и пыткам с помощью сибиллы, тисков для пальцев, чтобы удостовериться в правдивости показаний. Джентилески выиграли дело, но насильник так и не понес наказание, а вот имя жертвы было очернено. В романе художница противостоит пересудам и интригам, повторяет сама себе: “Они еще узнают, кто такая Артемизия”. Именно творчество спасает женщину и помогает ей обрести “возвышенную, нерушимую” свободу. Работая над картиной “Юдифь и Олоферн”, своим самым известным полотном, Артемизия с помощью кисти и красок справляется с душевной травмой. Подобно Банти, художница узнает себя в своей героине и обретает собственное “я”: теперь она “ни на кого не похожая женщина: не молодая жена и не девочка, а та, что не ведает страха”. История Артемизии не случайно получила новое прочтение в наши дни, когда женщины, в особенности в творческой среде, борются против домогательств и сексуального насилия.
Вместе с тем Артемизия, какой ее представляет Банти, вовсе не идеальная героиня. В Риме она наслаждается тихим семейным счастьем с мужем Антонио, нежным и внимательным спутником, пока не теряет его по своей вине, из-за чего много лет страдает, чувствуя себя брошенной и одинокой. Единственная дочь Порция ее не любит и презирает все, что связано с живописью. Непросты и отношения Артемизии со строгим и немногословным отцом-учителем, с которым они могут по-настоящему разговаривать лишь “языком искусства”. Артемизия высокомерна, амбициозна, свободолюбива, она совершает ошибки, в одиночку путешествует по разным странам, открывает собственную школу живописи, плачет по ночам. В этом, пожалуй, и заключается актуальность “Артемизии”: сильная и слабая женщина, она так похожа и на Анну Банти, и на наших современниц.
Дарья Кожанова
Роза Вентрелла История одной семьи. Перевод с итальянского Яны Богдановой. — СПб.: Аркадия, 2021. — 352 с.
Написанный в 2018 году роман «История одной семьи» быстро завоевал популярность в Италии, был переведен на двадцать языков и экранизирован — по мотивам книги снят мини-сериал.
В центре романа — жизнь обыкновенной девочки с заурядным именем Мария. Она живет в Бари, в нищем, ветхом квартале Старого города. Несмотря на то, что автор по образованию историк, исторической панорамы второй половины двадцатого века читатель не увидит: на первый план выходят эмоции и переживания главной героини. О родном городе она отзывается так: «Не припомню ни одного дня, казавшегося мне ужасным или печальным, хотя уродство и боль окружали меня повсюду». Уродством, о котором идет речь, пропитана вся жизнь квартала. Уродливы его жители, уродливы их переломанные судьбы. Перед читателем разворачивается жизнь сирых и убогих, но при этом по-южному колоритных персонажей. Грешных обитателей старого Бари Роза Вентрелла не рисует черно-белыми красками — прекрасное есть и в этих трущобах, и в этих людях, на которых автор смотрит с ностальгией.
В старом Бари царят строгие порядки, жизнь подчинена негласной иерархии. Одни семьи десятилетиями не общаются с другими и даже с ними враждуют. У многих семей есть прозвища, например Ядоплюйки, Церквосранцы, Бескровные. Главную героиню называют Малакарне, то есть Дурное Семя, и это имя постепенно определяет ее жизнь, из него она черпает силы, когда понимает, что от своего естества не уйти, как не уйти и от своего прошлого, своего квартала с его злостью, яростью, безжалостностью, грабителями и пройдохами.
Мария неоднократно нарушает правила квартала. Ей запрещено общаться с Микеле Бескровным, мальчиком из неблагополучной семьи, с которым ее связывает сначала крепкая дружба, а потом любовь. Микеле стыдится дурной славы своей семьи, не хочет идти по стопам отца, но его все же втягивают в семейное дело — спекуляцию и содержание наркопритона. Даже военная служба в Риме не помогает ему вырваться из цепких рук родного квартала.
Что касается Марии, то для нее шансом выбраться из замкнутого круга становится поступление в университет — мотив, довольно часто встречающийся в итальянской литературе. Она переросла своих сверстников из квартала, но не может вписаться в «благополучное» образованное общество, для которого она изгой, пусть многие и относятся к ней с уважением. Героиня признает, что жесткость и напористость, язык и повадки, усвоенные на улицах, стали частью ее натуры. Она взяла все, что смог дать ей старый Бари, и отправилась дальше, но пока не нашла своего места.
Роман написан образно, эмоционально, автор погружает читателя в прошлое. Широкими мазками Роза Вентрелла пишет юг Италии, его красоту и неприглядную изнанку, в развернутых описаниях использует диалект, приводит типичные сценки из жизни Юга (благочестивые прихожане могут обратиться за помощью к женщине по прозвищу Ведьма, попросить ее изгнать злых духов или наколдовать удачу, а на следующий день они как ни в чем не бывало отправятся на мессу в церковь).
Уроженка Бари, Роза Вентрелла не случайно выбрала жанр мемуара, ставший популярным среди феминисток, ведь через воспоминания наилучшим образом передается эпоха.
Светлана Малинина
Надя Терранова Прощайте, призраки. Перевод с итальянского Екатерины Даровской. — СПб.: Polyandria NoAge, 2022. — 255 с.
Можно ли окончательно повзрослеть, не преодолев подростковые обиды и не расставшись с призраками прошлого? У Иды Лаквидары все складывается вполне благополучно: она замужем, живет в Риме, работает на радио. Однако Ида страдает от одиночества, сражаясь против целого мира, который когда-то давно отобрал у нее отца. Возвращение в родной дом, в Мессину, дарит ей возможность измениться, перестать разрушать саму себя.
Надя Терранова родом из Мессины, ее детские впечатления во многом легли в основу романа. Реальный город, опустевшие из-за невыносимой жары знакомые улицы сосуществуют с мифическим пространством Сицилии: здесь есть и Сцилла с Харибдой, и загадочный дом с пугающими статуями, и остановившиеся часы… Даже исчезновение Себастьяно Лаквидары, кажется, связано с колдовством.
Разбирая вещи в родительской квартире, которую предстоит продать, Ида вынуждена разбраться в самой себе, распутать все нити, связывающие ее с родными и друзьями. О том, что чувствует героиня и что ей хотелось бы чувствовать, написан весь роман. При этом Иду не назовешь страстной, эмоциональной, напротив, по сравнению с другими она кажется холодной и замкнутой. Ее размышления о других людях так или иначе сводятся к собственным проблемам, боли и разочарованиям. Возможно, поэтому легко сочувствовать ее утрате, но очень сложно сочувствовать ей самой. А может, дело в том, что Надя Терранова, будучи по профессии философом, больше размышляет о причинах и следствиях человеческих поступков, чем проживает их вместе с героями. Поэтому финальное освобождение Иды от призраков кажется отчасти утрированным и нарочито кинематографичным.
Впрочем, попрощаться с призраками прошлого приходится не только Иде. История трагических потерь есть у каждого — например, у Никоса Де Сальво, который должен починить протекающую крышу дома перед продажей. Никос пережил гибель любимой девушки, они с Идой легко находят общий язык, их жизни параллельны, но, как и положено параллельным прямым, никогда не пересекутся. Ида, Никос, как и все герои романа, замкнуты в себе и то ли не хотят, то ли не умеют по-настоящему сблизиться с другими.
Пространство романа напоминает шкатулку — вернее вложенные друг в друга шкатулки: дом Иды, Мессина, Сицилия… Ида перебирает содержимое этих шкатулок, решает, что выбросить, а что оставить, что сохранить в памяти, а что отпустить и забыть. В родных местах Ида вспоминает язык детства, местный диалект (не без потерь, но эту значимую смену языка удалось в переводе сохранить). Мессина, ее дома, жители, родной дом, язык — со всем этим Ида спешит попрощаться. Теперь, наконец-то повзрослев, она готова к новому этапу жизни — той, в которой нет места для прошлого или в которой прошлое, по крайней мере, не причиняет боль.
Светлана Смалева
Виола Ардоне Детский поезд. Перевод с итальянского Андрея Манухина. — М.: КомпасГид, 2022. — 296 с.
Для России Виола Ардоне — новое имя, другие ее книги не переводились на русский язык. «Детский поезд» вышел в Италии в 2019 году и получил высокие оценки читателей и критиков.
Роман основан на малоизвестных исторических событиях. После Второй мировой войны коммунисты организовали программу помощи детям: с Юга Италии их на длительный срок вывозили в более благополучные регионы Севера и размещали в приемных семьях. Историю одного такого ребенка, Америго Сперанцы, и рассказывает автор.
Все начинается в Неаполе в 1946 году накануне зимы. Кругом разруха, голод. Америго живет со своей мамой Антониеттой в нищих Испанских кварталах. В крошечном доме у него нет своего угла: днем мальчик собирает тряпки, чтобы затем их продать, и развлекается разглядыванием ботинок прохожих: новый ботинок — плюс одно очко, дырявый — минус, если человек идет босиком — ноль очков. Тяжелая, полная страха и опасностей жизнь кажется семилетнему ребенку совершенно обычной — другой он не знает. Все изменится, когда Антониетта отдаст его в другой город на попечение семьи Бенвенути (в переводе с итальянского benvenuti — «добро пожаловать»). В Модене все другое, здесь, где живут сытой и благополучной жизнью, говорят на другом наречии, мальчик впервые видит снег, но главное — теперь он учится в школе, играет на скрипке, а позже «родители» помогают ему поступить в консерваторию. Перед Америго открываются новые горизонты (не случайно его фамилия, Сперанца, означает «надежда»), у него новая семья, но все же не родная, и это угнетает и тревожит.
За простой и в то же время совершенно невероятной историей скрыты сильные переживания, за будничными поступками — обостренные чувства. Права ли гордая и суровая Антониетта, которая, казалось бы, без малейшего смущения отпускает маленького сынишку в чужой мир? Ею движет желание обеспечить ему лучшую жизнь, хотя она понимает: после его возвращения все будет иначе, сын увидит ее другими глазами. И все же она оставляет за ним право решать самому (даже если это решение сбежать из дома) и не стремится его вернуть. На протяжении всей истории мать и сын медленно движутся навстречу друг другу, однако разговор между ними происходит не так, как ожидает читатель.
Свое путешествие — основная тема романа — Америго не закончит никогда. Даже обретение собственного дома в финале, примирение с родным городом и с матерью, знакомство с племянниками, череда добрых дел окончательно не поставят точку в бесконечном странствии.
Наверняка у каждого из пассажиров того «детского поезда» была история, к которой невозможно остаться равнодушными. Впрочем, у книги есть еще одно достоинство: она напоминает о времени, когда после победы над фашизмом и освобождения страны наступило время надежд, солидарность между Севером и Югом возобладала над местечковым патриотизмом, а итальянцы чувствовали себя единой нацией и единой большой семьей, в которой забота о детях — общее дело.
Светлана Смалева
Татьяна Нешумова Шестиногая собачка: Дневники итальянских путешествий. — М.: Новое литературное обозрение, 2021. — 360 с.
Дешевые гостиницы, монастыри, стакан сока с хлебом на обед, электрички, лоукостеры, бесконечные километры пешком и Джанбаттиста Тьеполо в Сант-Альвизе, Якопо Понтормо в Лукке, Сан-Джиминьяно в Риме, Прато-делла-Валле в Падуе. Шоколад с трюфелями в Перудже. Аква альта в Венеции. И рисунки, рисунки…
Осенью 2021 года в издательстве «Новое литературное обозрение» в серии «Письма русского путешественника» вышла книга со смешным названием «Шестиногая собачка» и поясняющим подзаголовком «дневники итальянских путешествий». Автор книги — филолог, поэт, художник-самоучка Татьяна Нешумова. Предисловие написала Ольга Седакова.
Под твердой обложкой томика не слишком большого объема, но весьма объемного по содержанию собраны ежедневные посты, выложенные Татьяной Нешумовой на ее странице в «Фейсбуке» с 2014 по 2020 год, репродукции ее рисунков, стихи, стишки и песенки, в которых она делится своими невероятными путешествиями по Италии, художественными открытиями и своей жизнью в целом.
Ошеломляющие по скорости и насыщенности, можно сказать, авантюрные экспедиции в Италию, в какой-то степени напоминают фильм, снятый одним кадром. Перемещаясь из одного места в другое и исследуя свое любимое Средневековье «со странными, наивными и очень выразительными линиями» в реальном времени, писатель-«пейсмейкер» с самого начала задает ускоренный темп, опровергая мысль о том, что никто не может объять необъятное.
Она может. С раннего утра до глубокого вечера может впитывать в себя энергию художественного мира, созерцая фрески, скульптуры, иконы, лестницы, сады, мосты, виллы, церкви и все-все, что она запланировала увидеть или куда она нечаянно заглянула по пути. Может, чтобы рассмотреть детали, вставать в музее на стул и переставляя его затем от картины к картине. Может внимательно осмотреть дуомо в Удине за пятнадцать минут. Может застыть на долгое время, разглядывая фрески в бинокль. Может заплакать «от угла наклона между ангелом и первым человеком». Может увидеть чудо в ящерке. И затем подобрать правильные слова, которые, проникая в суть вещей, точно выражают мысль и эмоцию автора. Чтобы сохранить ее для себя и своего читателя. Потому что фотография в телефоне в отличие от текста или рисунка, излишне документальна и не передает подлинных переживаний.
Становление Татьяны Нешумовой как художницы — лейтмотив книги. Поэтесса обнаруживает в себе неудержимое желание рисовать, и возникает мысль, что ей не нужно больше «делать чужие книги, ходить в архивы» и уже и стихи «редко <…> приходят. Потому что словами управляет другая часть головы, не та, что отвечает за линии и цвета». И она копирует великих мастеров, постигая тайну итальянской живописи Средних веков и Возрождения, зарисовывает все, что ей кажется интересным: колоритную африканскую пару попутчиков в поезде, артишоки, «грустную рыбину» на рыбном рынке — пескерии, плафон Веронезе, даму на мосту… «Странное чувство, что главная жизнь происходит во мне тогда, когда рисую, а все остальное время — перемогание. Из филолога я превратилась в художника», — признается она.
Другая важная тема книги — люди. Люди, окружающие Татьяну Нешумову в жизни, сопровождают ее и на страницах «Шестиногой собачки». Дочь, муж, друзья (хотя бы и фейсбучные), коллеги, новые знакомые. Итальянцев она обожает априори, всех до единого. Даже в венецианских работягах она умудряется увидеть средневековых христиан. Ничего удивительного, что глядя на поклонников, собравшихся на площади около Ла Скала в день прощания с итальянским маэстро, Шумчик, как с нежностью называют ее близкие друзья, делает весьма сомнительный (а может, смелый?) вывод: «…и я смотрела на эту самую лучшую в мире толпу с восхищением, это была соль Европы, вынесшая из трудной многовековой европейской истории зерна ее гуманизма и интеллектуализма. И я поняла, что меня тянет путешествовать по Европе, по Италии именно это желание видеть идеального человека в его практическом воплощении».