С Мариленой Реа беседует Татьяна Быстрова. Перевод и вступление Татьяны Быстровой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2022
Первые переводы Цветаевой на итальянский язык изредка стали появляться в печати еще при жизни поэта, в 1930-е годы. В 1933 году в антологии русской поэзии «Ночная фиалка» было напечатано стихотворение Цветаевой в переводе Ренато Поджоли, в 1954 году в другой антологии, подготовленной Анджело Марией Рипеллино, появилось уже несколько стихотворений в переводе самого куратора издания. Оба — знаменитые слависты, проводники русской культуры в Италии. Однако отдельное издание, представляющее творчество Цветаевой как многогранного поэта, появилось лишь в 1967 году1. Составителем, переводчиком и редактором выступил Пьетро Антонио Цветеремич, известный, прежде всего как вдохновитель первого издания романа «Доктор Живаго» и его переводчик.
В задачи Цветеремича не входили поиски голоса конкретного русского поэта и его отражение в переводе. Скорее, он стремился представить итальянской читающей публике как можно больше прежде незнакомых (или знакомых очень мало) русских авторов, поэтому к переводам Цветаевой он в дальнейшем не возвращался. Тринадцать лет его книга оставалась единственной. «Пьетро был очень хороший человек, абсолютный пионер. Но с Цветаевой трудно», — заметила однажды Серена Витале. Именно благодаря ее переводам Цветаева зазвучала действительно оригинально и обрела узнаваемый итальянский голос.
Что касается прозы Цветаевой, то она подавалась читателю осторожно, маленькими порциями. Для первого знакомства переводчики выбрали автобиографические очерки о детстве — в антологии «Литературная Европа» (1962) появился очерк «Кирилловны», «Мать и музыка» — в антологиях 1963 и 1967 годов.
Настоящий интерес к Цветаевой за рубежом (и, в частности, в Италии) возник в начале 1980-х, после крупной международной конференции в Лозанне, где имя Цветаевой как большого русского поэта впервые прозвучало достаточно громко2.
В первой половине 1980-х выходят тринадцать изданий, из них десять — проза. При этом большинство переводов — переписка с Рильке и Пастернаком, «Земные приметы», «Черт и другие рассказы», «Письмо Амазонке», «Наталья Гончарова», «Флорентийские ночи», «Поэт и Время» выполнены Сереной Витале и ее ученицей Лучаной Монтаньяни. Отдельные тексты перевели Джованна Спендель, Катерина Грациадеи, Надя Чиконьини. Однако к началу XXI века большой корпус цветаевских текстов все еще оставался не переведен…
В последние годы огромную работу в области перевода Цветаевой проделала Марилена Реа, переводчица, преподаватель римского университета «Линк Кампус», с которой мы побеседовали о том, как воспринимается Цветаева в Италии сегодня, кто ее читатели, что привлекает современных итальянцев в русской поэтессе начала XX века.
Татьяна Быстрова. С чего началось твое знакомство с Цветаевой, когда и как ты узнала о ней?
Марилена Реа. Моя первая встреча с творчеством Цветаевой состоялась двадцать пять лет назад, во время учебы в университете. Меня сразу же поразило великолепие ее поэтики. Сначала я прочла переписку 1910-1920 годов, на итальянском это собрание писем называлось «Страна души»3. С тех пор я не могла оторваться от текстов Цветаевой.
Я с жадностью прочла все, что было в магазинах и библиотеках, я искала ее на блошиных рынках, пыталась найти что-то новое на книжных развалах, повсюду, где только можно.
Т. Б. Что тебя поразило, когда ты впервые прочла Цветаеву?
М. Р. Я почувствовала в Цветаевой совершенно невероятную силу. Она вошла в мою жизнь, когда я находилась в поиске себя и дела своей жизни, я жаждала смысла жизни, искала сильных чувств, старалась постичь нечто, что находится за пределами рационального. Как и все молодые люди, я чувствовала себя мятежницей, бунтаркой, и все это было в Цветаевой.
Я осознала, что она описывает то, что чувствую я сама. Мне нравились ее лингвистические изыски, я считала, что это просто гениально, и потому я очень хотела прочесть ее на русском, хотя в те времена мои знания русского языка были на самом начальном уровне. Я вплотную занялась русским, потому что хотела прочесть Цветаеву в оригинале; помню, с каким невероятным трудом мне давались ее первые строки на русском, но я вгрызалась в нее с невероятной страстью и упорством.
Ориентиром для меня стали переводы знаменитой Серены Витале, которая перевела многие книги Цветаевой. Ее переводы ценились в Италии и довольно сильно на меня повлияли. Цветаева вошла в мою кровь благодаря языку этой прекрасной переводчицы. Не скрою, что много лет спустя, когда пришла моя очередь публиковать переводы Цветаевой, мне пришлось разбираться с той переводческой моделью, которая так импонировала мне в молодости. Мне пришлось много работать, чтобы освободиться от влияния Витале.
Т. Б. С какими трудностями ты столкнулась, когда взялась переводить Цветаеву? Смогла ли ты найти подходящие решения?
М. Р. Самые большие трудности всегда возникают при переводе звуковой игры, основанной на суффиксах и глагольных приставках. Цветаева великолепно обыгрывает метаморфозы слова, эти метаморфозы происходят не только в пределах строки, но и в пределах строфы. Подобная парономазия у нее не только в поэзии, но и в прозе. Это основная характеристика цветаевского языка. Подбирать нечто похожее в итальянском — невероятно трудоемкая работа, которую приходится проделывать каждый раз, когда я перевожу Цветаеву. Правда, в отличие от моих первых переводческих опытов, теперь я уже выработала технику, чтобы справляться с этой задачей. Я научилась хорошо понимать Цветаеву, знаю ее лингвистические приемы, не так боюсь ошибиться и потому сегодня я перевожу свободнее, креативнее и смелее.
Т. Б. Как, по-твоему, передают ли итальянские переводы голос Цветаевой? Какие переводы Цветаевой все еще переиздаются? Обращают ли читатели внимание на имя переводчика?
М. Р. Благодаря работе Серены Витале и Лучаны Монтаньяни Цветаева обрела настоящий голос — сильный, оригинальный и довольно мощный. Их переводы и теперь переиздаются, тогда как другие забылись. А вот антологии цветаевской поэзии, подготовленной Пьетро Цветеремичем в 1979 году, повезло меньше. В этом переводе от Цветаевой не осталось ничего. В ней сохраняется разве что дословный смысл стихотворений. Тем не менее и он все еще переиздается по той простой причине, что его автор стал первым переводчиком «Доктора Живаго» Пастернака для издательства «Фельтринелли». Того самого первого зарубежного издания. Но я считаю, что вместо того, чтобы читать устаревший перевод, моим соотечественникам следует обратиться к более точным и современным переводам, которые пока все еще не нашли должного отклика на книжном рынке. Но, несмотря на тренды в издательском мире, итальянские читатели обращают пристальное внимание на имя переводчика и имеют определенные предпочтения. Сегодня издательский успех в Италии строится в том числе и на имени переводчика, которого привлекают к «раскручиванию» книги, и, если переводчик известный и компетентный, для читателя его имя является гарантией качества перевода.
Т. Б. Насколько вообще известна Цветаева в Италии? Близка ли она итальянскому читателю? Есть ли сегодня к ней интерес и кто его проявляет?
М. Р. За вычетом гуманитарных факультетов, Цветаева в Италии известна, прежде всего, по письмам и прозе тридцатых годов. Тем не менее из семи книг Цветаевой, которые вышли в моем переводе (пять книг стихов и две прозы) наибольший успех имела антология любовной лирики под названием «Простите любви»4, она вышла в 2013 году. Эта книга уже неоднократно переиздавалась, что говорит о том, что и к поэзии Цветаевой итальянцы не равнодушны. Естественно, массового читателя больше интересует любовная лирика, и здесь Цветаева очень востребована. Автобиографический очерк «Мать и музыка», который вышел в моем переводе в 2016 году, тоже вызвал читательский интерес. Итальянцы в принципе любят биографии и воспоминания о детстве. Не так успешна оказалась трагедия «Федра», моя первая публикация Цветаевой, появившаяся в 2011 году. Поскольку текст «Федры» невероятно сложный, его проще воспринимать как развернутое лирическое произведение, чем как пьесу. Кстати говоря, в 2015 году «Федра» была поставлена в Риме, а сейчас готовится спектакль в Катании. Возможно, столь сложное для постановки произведение — своего рода вызов нашим режиссерам, которые принимают его и начинают экспериментировать.
Т. Б. Как ты думаешь, способны ли итальянцы понять Цветаеву? Что им ближе — поэзия, проза или поэмы?
М. Р. Итальянцы в большинстве своем люди образованные, они привыкли читать стихи и полностью подготовлены к чтению Цветаевой. Цветаева — поэтический гигант по глубине своего творчества и в то же время лингвистический гений, поэтому такое чтение плодотворно и заманчиво, все трудности полностью себя окупают. Важно и то, что современные издания сопровождаются богатейшим биографическим и лингвистическим комментарием, что делает текст куда более понятным и доступным.
Многих итальянских читательниц волнует женская судьба Цветаевой, ее биография часто становится толчком для знакомства с ее творчеством, — вот почему автобиографическая проза и письма пользуются таким успехом. Что касается поэм, то это далеко не простое чтение. Я перевела такие сложнейшие тексты, как «Переулочки», «Новогоднее» (на перевод ушло восемь лет!), «Поэму воздуха», и понимаю, что для того, чтобы вникнуть в эти произведения, нужно по-настоящему погрузиться в творчество Цветаевой, иначе их смысл просто ускользает. Поэтому, с моей точки зрения, поэмы Цветаевой не для каждого.
Т. Б. Какие темы и образы лирики Цветаевой наиболее близки итальянцам?
М. Р. Конечно, образ женщины-соперницы, а еще образ девушки-бунтарки. Еще Цветаева известна как поэтесса, совершенно не принявшая советскую власть. Все это наложило отпечаток на восприятие Цветаевой в Италии, поскольку популяризаторы ее творчества делали акцент именно на этих моментах.
Сегодня очень выгодно выставлять Цветаеву радикальной феминисткой, акцентируются сомнительные факты ее биографии. Для многих издателей это осознанная коммерческая стратегия, помогающая увеличить продажи. На книжных ярмарках и встречах Цветаева часто подается как образцовая феминистка, или, что еще хуже, как образчик женской популярной литературы. Мне совершенно не нравится подобная тенденция. Я ценю в Цветаевой ее душевную и духовную сущность и невероятное богатство ее языка. Что касается сомнительных моментов ее биографии и сексуальных предпочтений — для меня все это совершенно не важно.
Т. Б. Много ли людей приходят на встречи, где ты представляешь переводы Цветаевой? Какие вопросы тебе задают? Получаешь ли ты отклик от читателей?
М. Р. На встречах, посвященных новым публикациям Цветаевой, всегда много людей. В основном это молодежь, студенты и молодые переводчики, которых интересует техника поэтического перевода. Многие спрашивают, как я справляюсь с таким сложным материалом, какие приемы использую. В общем, те вопросы, которые слышу я, связаны с работой над переводом.
Вот уже двадцать пять лет, как Цветаева вошла в мою жизнь, я сжилась с ее текстами, я в них как рыба в воде. Именно это привлекает читателей и тех, кто приходит на встречи со мной. Я чувствую радость от того, что могу поделиться с другими своим многолетний опытом. Особенно бывает дорога похвала таких специалистов, как, например, Евгений Михайлович Солонович, который сказал, что в моих переводах он услышал подлинный голос Цветаевой. Думаю, это и есть то, что ценят итальянские читатели.
Т. Б. В России Цветаеву всегда противопоставляют Ахматовой, это две музы нашей поэзии. А что думают об этом итальянцы? Кого знают больше, Цветаеву или Ахматову?
М. Р. От сравнения Ахматовой и Цветаевой никуда не деться, оно возникает постоянно. Они — две звезды русской поэзии, совершенно разные и вместе с тем одинаково яркие. Обе жили и писали в одно время, жизни обеих наполнены трагедией, что породило много мифов. И в Ахматовой, и в Цветаевой видят, прежде всего, пример невероятного мужества, ослепительного поэтического таланта, их ценят за глубину мысли, обеим удалось создать уникальные произведения в непростом культурном контексте, и обе стали жертвами Истории. Жизнь каждой из них — уникальный пример женской судьбы. Цветаеву больше ценят за остроту стиха и твердость характера, Ахматову — за изящество и содержательность поэтической мысли. Ахматова получила в Италии бо́льшую известность, чем Цветаева. Почти все произведения Ахматовой переведены, и не раз, у каждого крупного издательства есть в каталоге что-то из Ахматовой, в то время как Цветаева переведена далеко не вся и ее публикуют менее известные издательства.
В 2020 году вышел мой перевод «Царь-девицы» — первая публикация на итальянском этой поэмы Цветаевой. Потребовались годы работы, чтобы книга Цветаевой воспринималась как настоящее событие в издательском мире. Конечно, это очень сложное произведение, понятное не каждому, и круг ее читателей будет очень ограничен. У итальянского читателя до сих пор нет представления о полном объеме цветаевского творчества, нет целостной картины.
Т. Б. Сравнивают ли Цветаеву с кем-то из итальянских поэтесс? Кого ты сама считаешь наиболее близкой Цветаевой в итальянской литературе?
М. Р. Обычно имя Цветаевой асоциируется с любовной лирикой, с сильными страстями, и этого недостаточно, чтобы получить представление о силе ее творчества. Если мы посмотрим на все ее произведения как на единое целое, мы не найдем в итальянской поэзии ничего подобного. . Ее работа с метрикой и лексикой поистине уникальна. В Италии не было женщины-поэта, которая бы воплотила свои чувства в подобной форме, это точно. ХХ век дал Италии нескольких сильных поэтесс, и в произведениях каждой есть какие-то черты, присутствующие и в творчестве Цветаевой, но ни одна не может похвастаться таким разнообразием тем, форм, жанров, как Цветаева. Три имени, которые сразу приходят на ум, — Кристина Кампо, Амелия Росселли, Альда Мерини. Первая — загадочная, в чем-то даже аскетичная, вторая — очень страстная, опередившая свое время, разработавшая особый метр и особый узнаваемый стиль, и все же в поэзии Росселли нет той высшей гармонии, что присуща стиху Цветаевой. Мерини же вся обращена вовнутрь, ее поэзия посвящена поиску и исследованию глубин собственной души, однако ее стих далек от совершенства в смысле формы.
Т. Б. А что ты думаешь о женской сущности Цветаевой?
М. Р. Для меня удивительно, как сильно верила Цветаева в свое предназначение как поэта, в свою миссию. Я думаю, женская сущность не измеряется числом возлюбленных или другими внешними явлениями. Не измерима она и громкими заявлениями о свободе и равенстве женщин. На мой взгляд, сущность человека проявляется в его способности провидеть свой путь и следовать ему вопреки всему. И женщина, которая смогла разглядеть свой талант и реализовать его, несмотря на предубеждения и социальные преграды своего времени, для меня и есть настоящая героиня. Цветаевой это удалось. Она ставила свое поэтическое предназначение превыше всего и потому отдавалась творчеству целиком. Быть собой до конца, до гробовой доски — невероятно тяжело, большинству это недоступно. Нужно много смелости и сил. Вот почему имя Цветаевой останется в истории литературы.
Т. Б. Как ты думаешь, в Цветаевой больше женского универсального или больше русского?
М. Р. Думаю, в ней куда больше русского. Но много лет назад я была прямо противоположного мнения. Сила настоящей литературы в том, что каждый раз, прикасаясь к ней, ты открываешь для себя что-то новое. Если год от года твои впечатления от текста не меняются, вряд ли это шедевр всех времен. Если же текст идет в ногу с читателем и на каждой ступени жизненного пути человек находит в нем что-то новое, значит, автор действительно может считаться классиком. Мне кажется, с этой точки зрения Цветаеву в полной мере можно назвать классиком.
23 августа 2022
1 M. Cvetaeva. Poesie. A cura di P. Zveteremich. — Milano: Rizzoli, 1967.
2 Большое значение данного симпозиума отмечал и сам Цветеремич. Об этом см.: http://www.russianecho.net/contributi/speciali/zveteremich/simposio.html.
3 M. Сvetaeva. Il paese dell’anima. Lettere (1909–1925). Traduzione di S. Vitale. — Milano: Adelphi, 1988. (Здесь и далее – прим. перев.)
4 M. Cvetaeva. Scusate l’amore. Poesie 1915–1925. — Firenze: Passigli, 2013.