Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 4, 2022
От “Мельницы мысли” Карла Орлеанского до “Двери” Аполлинера
Французская лира. Поэты Франции, Бельгии и Квебека в переводе Романа Дубровкина. — М.: Водолей, 2021
Выход антологии франкоязычной поэзии — это всегда событие в литературном мире, а тем более, если это итог сорокапятилетнего труда выдающегося переводчика современности Романа Дубровкина, воссоздавшего на русском языке многие шедевры мировой литературы, в частности П. Б. Шелли, Г. Лонгфелло и почти все поэтическое наследие Стефана Малларме, непереводимого, как любят повторять французы вслед за Жюлем Ренаном, даже на французский язык.
Роман Дубровкин начал свою переводческую работу в середине 70-х годов, он принадлежит к “поколению БВЛ”, переводчиков, которые успели напечататься в легендарной двухсоттомной серии “Библиотека всемирной литературы” (1976–1977). Дружба с Ефимом Эткиндом, защита диссертации под научным руководством Жоржа Нива, работа в Женевском университете — все это остается за пределами лапидарного предисловия “От переводчика”, в котором Р. Дубровкин рассказывает о стратегиях отбора авторов и произведений, а также о своих принципах поэтического перевода.
Авторская антология переводчика строится не по тем же принципам, что антология-хрестоматия, которая призвана показать все течения и направления, дать панораму какого-либо исторического периода. Авторские собрания переводов, основанные на персональном выборе, такие как антология Бенедикта Лившица (“Французские лирики XIX и XX веков”, 1937) и Эльги Линецкой (“Из французской лирики”, 1974) становятся “вехами в освоении зарубежной поэзии русской литературой” (процитируем слова Михаила Яснова)[1] именно благодаря свободе и любви. Роман Дубровкин в одном из интервью вспоминает принципы, которым его учил А. А. Штейнберг: «От выбора объекта перевода во многом зависит успех или неуспех работы» и «Надо убедить читателя, что перед ним действительно великий поэт»[2].
В отличие от известных антологий “Зарубежная поэзия в переводах” Брюсова или Пастернака, Роман Дубровкин не включает в это издание свои переводы с английского, немецкого, итальянского, новогреческого языков. В книге, напоминающей ларец, с летящей квадригой Одилона Редона на крышке-обложке, собраны стихотворения поэтов Франции, Бельгии и Квебека — только части стран, где французский является языком литературы, но это решение серьезно расширяет предшествующие публикации.
Из шестидесяти шести поэтов, выбранных Романом Дубровкиным, полутора десятка имен нет, например, в трехтомной антологии Евгения Витковского “Франция в сердце” (М.: Крига, 2019). Среди них гуманисты и новаторы эпохи Ренессанса: Клеман Маро, Луи Демазюр, Жан Воклен де ля Френе; и покинувший Плеяду после разногласий с Ронсаром, перешедший на сторону гугенотов, Жак Гревен, чьи стихи были изданы лишь в 1898 году; и Жан де Спонд, подвергавшийся гонениям протестантов, уничтожавших его книги. Еще один изгнанник — Франсуа Мейнар, впавший в немилость к кардиналу Ришелье, и вольный переводчик “Илиады” Антуан Удар (Гудар) де Ла Мот (1672–1731), над которым подшучивает Вольтер в первой песне “Орлеанской девственницы”[3]; участник военных походов Людовика XIII и один из первых членов Французской академии Онора де Бюэй де Ракан, и величайший драматург Пьер Корнель, обратившийся к поэзии в начале 1650-х годов, потерпев ряд театральных неудач. Роман Дубровкин проводит нас по своей библиотеке и показывает любимые стихотворения. Здесь с французскими поэтами соседствуют фламандец Верхарн и культовый поэт Квебека Эмиль Неллиган.
Очень ценной частью структуры книги являются краткие и точные биографические аннотации, которые помогают ощутить гобелен истории, стремятся сложиться в целостное полотно. Кто посещал салон маркизы де Рамбуйе, удалившейся от двора? Кто вынужден был скрываться из-за религиозных убеждений? И после всех этих гонений, ссылок, неудач, невозможностей публиковаться, болезней, самоубийств, особенно ценно торжество поэтического слова, преодолевшего не только время, но и границы Европы.
Конечно, антологии не хватает научного аппарата, объемной вступительной статьи или послесловия, сведений о том, когда были написаны и опубликованы стихотворения, когда впервые опубликованы переводы.
Сократив количество стихотворений Малларме, Валери, Самена, которые были изданы отдельными книгами, Роман Дубровкин делится своим глубоким знанием языка Ронсара и Гюго. Если в двуязычной антологии 2017 года, вышедшей в издательстве «Текст»[4], были собраны только французские сонеты в переводах Дубровкина, то во “Французской лире” представлено все многообразие поэтических форм. В слове “От переводчика” Роман Дубровкин признается, что “по характеру родственней стихи, отмеченные формальным совершенством, поклонением поэтическому языку”, что и обусловило отбор, и при этом, конечно, видна особенная приверженность переводчика к парнасцам и символистам.
Чувствуется, с какой любовью передается та дань почтения и восхищения, возвеличивающие внимание к простому труду, с которой написан сонет Жозе-Мария де Эредиа “Плотник из Назарета”, где поэт заглядывает за евангельский сюжет, говорит о том, что осталось вне канонического писания, о детстве Христа:
Иосиф, просветлев, ждет сына на пороге,
А мальчик Иисус сам к верстаку встает,
И стружки золотом летят ему под ноги[5].
В последние годы публиковались новые переводы двух, пожалуй, наиболее часто переводимых на русский язык поэтов XIX века — Бодлера и Верлена. Казалось бы, что еще добавить после того, как выпущен двухтомник в серии «Литпамятники»[6]? Роман Дубровкин, однако, предлагает читателю новые переводы.
Очень показательно стихотворение “Поэтическое искусство”, которое сам автор называл всего лишь песней, а не манифестом. В оригинале Верлен строит просодию на редких для французской поэзии девятисложных строках при постоянном смещении цезуры (4+5 и 5+4), а для французского уха именно эта количественная близость серий слогов в неравных полустишиях дает сбой ожиданий и остается в памяти. Непарносложник стал алхимией стиха для многих поколений французских поэтов на протяжении следующего столетия. (Вспоминается сборник верлибров Мишеля Деги, с дарственной надписью, отсылающей к “Поэтическому искусству” Верлена: “Как сделать непарносложник?”.)
В переводе Дубровкина чередуются строки по девять слогов с мужскими рифмами и по десять слогов с женскими, что более привычно для слуха русского читателя:
Дайте музыки прежде всего,
Не парадным размером двусложным,
А расплывчатым ритмом несложным
В синеве растворите его![7]
На первый взгляд, из-за слишком четкой и чересчур точной смежной рифмы может показаться, что это не совсем верленовская поэтика, но тут есть гораздо более интересные механизмы. В первой строфе содержится лингвистическая двусмысленность: слово “air” может быть переведено как “воздух” и как “напев, мелодия” (отсюда слово «ария»). В чем растворим непарносложник: в воздухе или в напеве? Переводческий метод Романа Дубровкина позволяет дать мерцание обоих смыслов: ритм растворяется в синеве, значит, в воздухе.
Еще один верленовский прием, который транспонирует Дубровкин, — это перекидывание слов через цезуру, что создает особенный гибкий ритм:
Это ласковый взор сквозь вуаль,
Это неба полдневного просинь,
Это великолепная осень,
Раcцветившая звездами даль.
В антологии, собранной из работ многих переводчиков, у составителя бывает возможность распределить поэтов второго ряда не очень известным переводчикам, что даст эффект масштаба и глубины, эффект перспективы, разных литературных величин. В книге Романа Дубровкина Верлену предшествует Теодор де Банвиль, его успешный и востребованный современник, автор популярного учебника по стихосложению:
Царица Савская, наряд парадный твой
Всех сказочных убранств, всех шлейфов знаменитей,
Горят созвездьями в пылающем зените
Озера бисера на ткани огневой[8].
Это стихотворение, действительно, чудесный экфразис и заслуживает мастерского перевода, но как читателю узнать, что именно против выверенных и взвешенных стихотворений Банвиля и направлено “Поэтическое искусство” Верлена?
В современном литературном пространстве в области перевода заметна проекция споров верлибристов и силлаботоников: это противостояние традиционного перевода и критического (или просвещенного) буквализма. Роман Дубровкин однозначно находится на стороне традиций русской переводческой школы, следует “великим Учителям — от В. Жуковского до А. Штейнберга”[9].
Первое и последнее стихотворения “Французской лиры” образуют перекличку через столетия, из пятнадцатого века в век двадцатый: сквозь элементы повседневности поэзия говорит о жизни души.
Книгу открывает знаменитое Рондо Карла Орлеанского, которое часто называют “Мельница мысли”. Мельница — для нас сейчас образ, окруженный шлейфом символических значений, а для средневекового пейзажа на берегах Луары — это и часть обыденности, но здесь во вращении мельничных жерновов дается вся картина жизни:
Струятся слезы счастья и скорбей
На мельничное колесо раздумий[10].
Из стихотворений XX века великого новатора французской поэзии Гийома Аполлинера Роман Дубровкин выбирает те, где важна рифма. Стихотворение “Подъезд”, завершающее антологию, относится к моменту, когда молодой поэт был вынужден работать ночным портье в Марселе, он не мог оторвать глаз от двери, и виделась ему не только эта реальная дверь. Через зарисовку повседневности неказистого подъезда в портовом городе, жалобу ребенка, который входит во взрослую жизнь и предпочел бы не жить, дается урок жизнестойкости в ответе матери, отделенном пробелом от остального текста:
С улыбкой мрачною гостиничный подъезд
Взирает на меня за что мне этот крест
О матушка весь день просиживать в конторе
Пи-мю как двойники в прохладном грустном море
С уловом рыбаки в марсельский порт пришли
Угаснув гаснет вновь мелодия вдали
Так угасаю я подавленный заботой
Мой мальчик что еще могу я дать работай[11] <…>
Время ограничений и тревог меньше всего поменяло уклад жизни переводчиков, проводящих в добровольном затворничестве над любимыми книгами дни и ночи. У любого лишения есть оборотная сторона — победа слова, победа в словах, время, которое оборачивается новыми книгами.
Квадрига Аполлона замирает на пороге авангарда начала XX века.
[1] Среди книг с Михаилом Ясновым // Иностранная литература, 2020, № 8, с. 278.
[2] См. Роман Дубровкин. Уроки Штейнберга // Toronto Slavic Quarterly [sites.utoroto.ca/tsg/23/Dubrovkin-2.shtml].
[3] Хотел бы ты, о стихотворец хилый, / Почтить меня скрыпицею своей, / Да не хочу. Отдай ее, мой милый, / Кому-нибудь из модных рифмачей (перевод А. С. Пушкина).
[4] Французский сонет. — М.: Текст, 2017.
[5] Французская лира, с. 112.
[6] Поль Верлен. Стихотворения: в 2-х тт. — М.: Наука, 2014.
[7] Французская лира, с. 148.
[8] Французская лира, с. 108.
[9] Интервью с Романом Дубровкиным // Журнал поэзии «Плавучий мост», 2019, № 4(24).
[10] Французская лира, c. 8.
[11] Французская лира, с. 253.