Перевод с венгерского Татьяны Воронкиной. Вступление Ларисы Васильевой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2011
Перевод Татьяна Воронкина
Ничего смешного#
Милан Фюшт
К собранию моих сочинений
Вступление Ларисы Васильевой
До недавнего времени Милан Фюшт (1888-1967) был почти неизвестен российскому читателю. А между тем это классик венгерской литературы, поэт, драматург, романист, теоретик искусства, один из постоянных авторов легендарного журнала “Нюгат”, выходившего с 1 января 1908-го по 1 августа 1941 года и выявившего множество ярких дарований в отечественной словесности. Само название журнала (Нюгат означает Запад) выражало стремление его создателей влиться в западную литературу, преодолеть “европейское одиночество венгерского языка”.
Начинал Милан Фюшт как поэт — первые стихи были опубликованы в журнале “Нюгат” в 1909 году, первый поэтический сборник вышел в 1913-м. Его стихи, обогащенные античными, библейскими образами и мотивами, их ритмическая и звуковая палитра поразили читающую публику своей необычностью, непохожестью на то, что было прежде в венгерской поэзии. “То ли церковное песнопение, то ли горестный плач человека страдающего, охваченного страхом и все же стоически принимающего этот безжалостный и безумный мир”, — зафиксировал свое впечатление от стихов Милана Фюшта историк литературы Лорант Цигань.
В своем отечестве Милан Фюшт был первопроходцем свободного стиха и оказал значительное влияние на дальнейшее развитие венгерской поэзии, возможно не меньшее, чем Эндре Ади. Венгерский поэт Дёрдь Шомьё, исследователь творчества Милана Фюшта, отмечал близость структуры его стихов и стихов Сен-Жон Перса, Томаса Стернза Элиота, Константиноса Кавафиса.
Из драматических произведений Милана Фюшта наиболее известна историческая трагедия “Король Генрих IV” (написана в 1931 году, поставлена в 1964-м), из трудов по эстетике — “Видение и эмоции в искусстве” (1948). Из переведенных им произведений — “Король Лир” (1955), считающийся и сегодня лучшим переводом этой пьесы на венгерский язык.
Но главное сочинение Милана Фюшта — роман “История моей жены”, который он писал в течение семи лет (с 1935-го по 1942 год). Это роман о любви, о муках ревности, о страстях, всецело захватывающих человека. Книгу перевели на многие языки, в 1965 году ее номинировали на Нобелевскую премию, она и сейчас пользуется широкой популярностью. Вот уже долгие годы историки литературы пытаются разгадать секрет притягательности этой “мнимотривиальной истории”, соединившей в себе аскетическую сдержанность повествования с горечью отчаяния. “Историю моей жены” определяют и как “великий роман”, и как “роман-загадку”, как “историю нового Отелло, рассказанную с той же философской глубиной”, и как “своеобразную версию ▒Госпожи Бовари’”.
Есть, однако, все основания полагать, что, работая над этим романом, Фюшт ориентировался не только на Шекспира и Флобера. В связи с выходом в свет “Истории моей жены” ее автор в письме Лайошу Фюлепу, венгерскому философу и искусствоведу, пишет: “…должен Вам признаться, что я никогда не написал бы этот столь дорогой моему сердцу роман, если бы не было Толстого. Какой гигант! Настоящий колосс!” Великим русским писателем Милан Фюшт заболел еще в юности и от этой болезни, по собственному признанию, так и не излечился. “Завидуя его таланту, восторгаясь им, я все же понимал, — вспоминает Фюшт в одном из своих эссе, — что, как бы я ни старался, мне ни за что так не написать сцену бала, как написал ее Лев Толстой в ▒Анне Карениной’. Обидно, конечно, но мне страшно хотелось достичь такого же мастерства, как у Льва Толстого”.
Россия — тридцать пятая страна, где в 2010 году, почти через семьдесят лет после его создания, был издан роман М. Фюшта “История моей жены”. (Перевод Т. Воронкиной, издательство “Водолей”.) Столь долгое время Милан Фюшт оставался вне поля зрения наших издателей, литературоведов, очевидно, потому, что его творчество не вписывалось в рамки социально ангажированной литературы. Писатель, исповедовавший скорее абстрактно-гуманистические идеалы, и на родине нередко уходил в своеобразную “внутреннюю эмиграцию”, в свой созданный им поэтический мир.
В 1975 году по инициативе вдовы писателя Эржебет Хелфер и на основе Фонда пропаганды венгерской культуры, который был создан Фюштом и которому он завещал доходы от продажи своих произведений, была учреждена литературная премия имени Фюшта “для оказания моральной и материальной поддержки тем венгерским поэтам и писателям, чьи произведения, в духе творчества самого Милана Фюшта, помогают сберечь высшие культурные ценности человечества”. Этой литературной наградой было отмечено, в частности, творчество Петера Эстерхази, Имре Кертеса, Петера Надаша, Дёрдя Шпиро. Лауреатом премии Переводческого фонда имени Милана Фюшта при Академии наук Венгрии стала в 2009 году Татьяна Иосифовна Воронкина, чья переводческая деятельность была и ранее отмечена такими высокими наградами, как Орден труда золотой степени, почетный знак “Pro Cultura Hungarica”. На страницах журнала “Иностранная литература” в ее переводе были опубликованы замечательные книги — классика венгерской словесности: “В ладье Харона” Дюлы Ийеша, “Семья Тотов” и “Выставка роз” Иштвана Эркеня, другие произведения.
Текст, предлагаемый ниже вниманию читателей — “К собранию моих сочинений”, — своеобразный автобиографический очерк, написанный с характерной для Милана Фюшта грустной иронией.
Меня попросили в издательстве написать что-нибудь, предваряющее собрание моих трудов. О себе мне особо говорить нечего, однако попытаюсь, коль скоро сие желательно.
Итак, факт первый. Давно, на заре моей юности, некий землевладелец иногда приглашал меня к себе, и там у меня открылись блестящие способности к верховой езде. Беда лишь в том, что я не имел ни сапог, ни краг. Пять лет спустя я наконец обзавелся парой великолепных мадьярских сапог с твердыми голенищами и роскошными юфтовыми крагами. Ни те ни другие так и не пришлось ни разу надеть, поскольку больше не представился случай сесть в седло.
Факт второй. Летом 1929-го Пен-клуб предоставил мне железнодорожный билет для самостоятельного путешествия по Австрии на тринадцать дней, и я отправился из Вены в легких полуботинках и с небольшим чемоданчиком. Все тринадцать суток лил проливной дождь, и полуботинки мои расползлись в кашу, хотя я сушил их где только мог, вплоть до очага в доме очередных хозяев. По завершении этих мук супруга сжалилась надо мной, отвезла в город Виллах и там приобрела:
1) пару альпинистских башмаков, равных которым не сыскать в целом свете;
2) тирольскую охотничью куртку;
3) замечательный плащ плотного сукна, с которого дождь прямо-таки скатывается;
4) шляпу, украшенную клочком шерсти серны;
5) тирольскую фарфоровую трубку;
6) туристский посох, чтобы в случае чего защищаться от волков;
7) ракетницу — бог весть на какой случай.
— Отличная экипировка! — восхитился я.
Вот только путешествовать мне больше не довелось, куртку, плащ, башмаки так и не удалось обновить — впрочем, не совсем верно: однажды я примерил все это великолепие перед зеркалом, чтобы иметь представление, как я выгляжу в роли охотника на серн!
Выглядел, кстати, вполне пристойно, ведь в ту пору я был еще молод. Но курить уже тогда мне было запрещено, ракетница покрылась ржавчиной, а туристский посох прихватил бедолага еще беднее меня — отбиваться от волков.
И так складывались мои дела во всем, даже в самом важном. В мае 1914-го я написал пьесу “Несчастные”, в июле знаменитая издательская фирма в Берлине “Э. Фишер” телеграфом подтвердила договор, а в сентябре разразилась война, и в октябре, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства, фирма — опять-таки по телеграфу — расторгла контракт. В 1932-м берлинский Национальный театр уже принял было к постановке моего “Короля Генриха”, но театрального агента вдруг угораздило высказаться по расовым вопросам…
Не стоит продолжать. Вещей самых важных и существенных я даже не стану касаться, их мне хочется обдумать в могиле.
См. далее бумажную версию.