Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2011
БиблиофИЛ
У книжной витрины
с Михаилом Визелем
Бен Мезрич Миллиардеры поневоле. Альтернативная история создания Facebook / Пер. с англ. Дмитрия Угорского. — М.: Юнайтед пресс, 2010 г. — 240 с. — 3000 экз.
Социальная сеть Facebook. com — феномен, завоевавший мир без единого выстрела. Если Живой Журнал (LiveJournal. com) во всем мире (кроме России!) так и остался игрушкой для самовыражающихся подростков, то страничку на фейсбуке (и доступ на фейсбук со своих смартфонов) во всем мире одинаково охотно заводят и профессора, и топ-менеджеры, и креативные директора… А создатель всего этого ризоматического великолепия простой американский гений Марк Цукерберг стал в свои двадцать шесть не только самым молодым селф-мейд-миллиардером, но, вероятно, и самым юным — и при этом живым — героем полномасштабного документального романа. Живописуя, как из студенческих посиделок и полудетских обид — “я с тобой больше не дружу!” — выросли многомиллионные бизнесы и судебные иски, опытный голливудский автор Бен Мезрич, не обинуясь, нагоняет страсти и сгущает краски. Но, вероятно, иначе история об этих специфических людях, 20 часов в сутки не поднимающих головы от компьютеров, не оказалась бы такой захватывающей. И не легла бы в основу успешного фильма “Социальная сеть”. Увидеть в двадцать шесть лет собственное киновоплощение — еще один необычный рекорд Цукерберга.
Элизабет Страут Оливия Киттеридж / Пер. с англ. Ирины Бессмертной. — СПб.: Азбука, 2010. — 352 с. — 5000 экз.
Несмотря на название, как бы отсылающее к великим романам XIX века, носящим имя главной героини (“Анна Каренина”, “Джейн Эйр”, “Мадам Бовари”), эта книга — не цельное повествование, а цикл из тринадцати рассказов, объединенных скорее временем и местом (небольшой городок в Новой Англии на протяжении последних сорока лет), чем героиней — строгой и властной учительницей Оливией, проведшей здесь всю свою жизнь. В некоторых из этих рассказов она выступает как главное действующее лицо, в других — как второстепенный или просто фоновый персонаж. Но в целом это многофигурное, тщательно выписанное художественное полотно оставляет впечатление именно классического романа. И получило дружное одобрение американской критики именно в этом качестве.
Кристофер Бакли Прощаясь с мамой и папой. Воспоминания / Пер. с англ. Людмилы Володарской. — М.: Колибри, 2011. — 240 с. — 4000 экз.
Сказать, что в этой книге язвительный сатирик Кристофер Бакли раскрывается как нежный лирик, было бы преувеличением. Но все-таки эта книга очень необычна. Потому что в ней описывается, как автор с интервалом менее чем в год теряет обоих родителей (которым перевалило за восемьдесят) и вдруг обнаруживает, что он, пятидесятипятилетний женатый мужчина, успешный и состоявшийся, — сирота. Его родители были людьми выдающимися (Уильям Бакли — влиятельнейший публицист, столп американского консерватизма, Патриция Бакли — светская львица, образец для подражания всех “вашингтонских жен”), но книга интересна в первую очередь не этим. А тем, что в ней с большим тактом и мягким, уместным юмором описывается — как вести себя в ситуациях, которые, увы, рано или поздно наступают в жизни каждого человека. Даже если на звонок от президента страны с выражением соболезнований ему рассчитывать не приходится.
Чак Паланик Пигмей / Пер. с англ. Никиты Красникова. — М.: АСТ; Астрель, 2010. — 315 с. — 8000 экз.
Свежий (2009 года) роман Чака Паланика выдержан в привычной для него жесткой, прямо-таки жестокой, графической манере. Только на сей раз его черный юмор имеет отчетливый оруэлловский привкус: он замешан на мрачном фантастическом допущении и облачен в причудливые одежки нарочито исковерканного языка. Главный герой романа — 13-летний секретный агент из некоей тоталитарной страны, “синтезированной” автором из Северной Кореи и нацистской Германии. Накачанный антикапиталистической идеологией и боевыми искусствами, он вместе с сотней своих сотоварищей прибывает в США под видом школьников по обмену, а на самом деле — чтобы готовить теракт невиданного масштаба. Попав на жительство в типичную американскую семью Среднего Запада, агент Пигмей убеждается — уничтожать Америку нет необходимости: она давно уже уничтожила себя изнутри. Мысль не нова (во всяком случае, для поклонников Паланика), но на сей раз преподнесена в необычном виде. Да еще и в нарочито архаичной форме эпистолярного романа.
Келли Линк Милые чудовища / Пер. с англ. Ирины Копыловой, Элины Войцеховской, Анны Веденичевой. — М: Livebook, 2010. — 400 с. — 3000 экз.
К литературной вершине все равно с какой стороны подбираться — со стороны семейной саги, авантюрного романа или со стороны фэнтези. Именно этот последний путь выбрала для себя массачусетская писательница Келли Линк. Как и две предыдущие ее книги, уже известные русскому читателю, это сборник рассказов. И как и раньше, автор перемешивает в этих десяти рассказах парадоксальные сюжетные ходы и чудесные допущения — разговаривающих покойников, волшебные шкафы, выдуманные страны — с сочно, весело выписанной американской реальностью. До самой вершины Келли Линк еще не добралась, но надежда на это явно имеется. Да, время есть: писательнице едва сравнялось сорок. Для настоящего прозаика — самое начало пути.
Андре Агасси Откровенно. Автобиография / Пер. с англ. Елены Милицкой. — М.: Юнайтед пресс, 2010. — 472 с. — 10000 экз.
Знаменитый теннисист очень рано определился с местом в жизни. Почему так и не окончил среднюю школу. Но в своей автобиографии предстает не только зрелым 40-летним мужчиной, трезво оценивающим экстравагантные и просто ошибочные поступки своей бурной и, что ни говори, изувеченной профессиональным спортом молодости, но и как изощренный писатель, способный к месту процитировать Гомера и, главное, умело выстроить драматургию своей толстой книги так, что она читается буквально “навылет” — если воспользоваться привычным Агасси термином. Конечно, заслуга в этом не столько сметливого дебютанта, сколько его многоопытного “играющего тренера” — пулитцеровского лауреата Джона Мёрингера, сумевшего четко организовать клокочущие монологи. Джон категорически отказался выносить свое имя на обложку (“Андре, это твоя история!”), но благодарный Андре раскрыл его роль в послесловии.