Стихи. Перевод и вступление Григория Кружкова
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2011
Перевод Григорий Кружков
Кей Райан#
Река Ниагара
Стихи
Вступление Григория Кружкова
Когда готовилась антология “Современная американская поэзия” (ОГИ, 2007), составленная американской стороной и впервые знакомящая российских читателей с творчеством сорока четырех поэтов послевоенных поколений, мне одному из первых предложили выбрать стихи для перевода. Я выбрал Кей Райан почти не задумываясь, инстинктивно почувствовав что-то близкое: не только то, что мы родились в один год и месяц, под одним созвездием, не только сразу попавшееся мне стихотворение о черепахе (мой тотем!), но и какое-то тихое упрямство, выраженное в этом гимне неуклюжести и тихоходности:
Ни единого шанса, чтобы горбатый
стал крылатым; и все-таки невезенье
черепаху вывезет (слово свято!),
ибо доблесть праведных душ — терпенье.
Эти строки оказались пророческими: действительно черепаху “вывезло”: мало кому известная отшельница, далекая от поэтических тусовок, много лет преподававшая литературу в провинциальном колледже и лишь в последние десять лет достигшая некоторой скромной известности, неожиданно получает самые престижные литературные награды и становится в 2008 году шестнадцатым поэтом-лауреатом США — пост, который до нее занимали, среди других, Роберт Фрост, Энтони Хект и Иосиф Бродский. Что это, как не сбывшаяся сказка о Золушке?
Первым, кто всерьез заговорил о КейРайан, был поэт и критик ДейнаДжойа. Именно он был тем гонцом, который примерил неизвестной поэтессе хрустальную туфельку и нашел, что она ей точно по ноге. В своей статье 1998 года Джойа подчеркивал, что Райан — нехарактерный для американской литературной жизни продукт, что такой поэт мог возникнуть только вне обычной индустрии по производству новых поэтов, вне курсов “креативного письма” и нью-йоркской литературной толкучки.
Действительно, в поэтике Райан есть что-то европейское и отчасти старомодное. Не случайно ее “Черепаха” напомнила мне “Верблюда” Арсения Тарковского: “Горбатую царскую плоть, / Престол нищеты и терпенья / Нещедрый пустынник Господь / Слепил из остатков творенья”. А стихотворение “Парные вещи”: “Кто бы знал, / что этот ширококрылый / ворон печали, / приземлившись, / окажется простой / неуклюжей вороной?” — конечно же, отзывается “Альбатросом” Бодлера.
В числе своих любимых поэтов Райан называет Джона Донна и Филипа Ларкина, а из американцев — Роберта Фроста и Уильяма Карлоса Уильямса. Но не эти имена первыми приходят на ум читателю ее стихов.
Говоря о КейРайан, неизбежно вспоминают об Эмили Дикинсон. Правда, сама Райан не признает такого сравнения: “Это все равно, что сравнивать Микеланджело с провинциальным мазилкой”. И тем не менее, сходство есть. Ее стихи так же интровертны, замкнуты в себе. В отличие от трех царей, увидевших звезду на востоке, и от трех мудрецов, пустившихся по морю в грозу, КейРайан не склонна к такого рода авантюрам, ибо море ненадежно, тропа терниста и верблюды упрямы. Она — тот “четвертый мудрец”, который, не выходя из дома, странствует по дорогам своего воображения.
Кто-то сравнил стихотворения Райан с яйцами Фаберже: изящные вещицы, внутри которых спрятан секрет. Сама поэтесса сказала проще: “Я бы хотела, чтобы мои стихи были похожи на полупустой чемодан, где лежат всего несколько вещей. Вы достаете их — и тут они начинают множиться у вас на глазах”.
Поэтический стиль Кей Райан аскетичен: она заключает свою мысль в двадцать строк или меньше того, редко когда больше. Стихи ее парадоксальны и как бы шутливы. Читая их, ожидаешь, что шуткой все и закончится. Но остроумие и легкость сочетаются у нее с глубиной и неподдельным лиризмом. Перефразируя Фроста, можно сказать, что эти стихи начинаются удивлением, а кончаются мудростью.