Non-fiction c Алексеем Михеевым
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2009
БиблиофИЛ#
Информация к размышлению Non-fiction
с Алексеем МихеевымНе так уж это мало — быть современником событий последней четверти девятнадцатого столетия — великого столетия, заката буржуазной и литературной эпох — жить в этом мире и дышать этим воздухом. Это слова, произнесенные Томасом Манном в свои семьдесят пять, ровно в середине следующего, двадцатого столетия — в 1950-м. И хотя он оговаривает, что всегда оказывается опрометчивым гордиться обилием исторических событий на отрезке собственной жизни: ведь их может выпасть на долю следующего поколения еще больше, да так оно обычно и бывает, — но тем не менее предполагает, что вряд ли сегодняшние младенцы, пережив совсем иные повороты и грандиозные исторические перемены (конечно, при условии, что неистовствующая техника вообще оставит их в живых), смогут в преклонном возрасте гордиться так, как тот, кому сейчас семьдесят пять лет. Текст под названием Мое время опубликован в выпущенном издательством “Культурная революция” сборнике очерков, статей и эссе великого немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе 1929 года [Томас Манн Аристократия духа / Перевод с немецкого С. Апта, В. Бакусева и др.; Составление, предисловие и редакция перевода И. Эбаноидзе. — М., 2009. — 368 с. Серия “Классики современности”].
И действительно: “Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые”… Однако в случае Томаса Манна дело не в самом факте “посещения” и уникальности личного опыта: ведь писателю было суждено не только стать свидетелем важнейших событий истории и наблюдать ее переломные моменты, но и (что, конечно же, главное) — глубоко осмыслить происходящее, увидеть в нем проявление неких фундаментальных процессов. Не случайно в сборнике соседствуют тексты, посвященные и политике — в прошлом и настоящем (Фридрих и большая коалиция, Братец Гитлер), и философии (Шопенгауэр, Фрейд и будущее, Философия Ницше в свете нашего опыта), и искусству (“Амфитрион” Клейста, Август фон Платен, Рихард Вагнер и “Кольцо нибелунга”). Подобная комбинация тематических ракурсов позволяет составить объемное представление об авторской картине мира — и прежде всего об авторском представлении о месте Германии в ряду других стран и культур.
В наших стереотипных представлениях (обусловленных прежде всего историческим опытом) Германия ассоциируется с силой и агрессией (которую Россия периодически испытывала на себе), а также с порядком и педантизмом (в сопоставлении с российскими безалаберностью и анархизмом). Однако самим немцам (“изнутри”) Германия видится совершенно иначе: ее собственный исторический опыт — это борьба небольших и разобщенных немецких государств с соседними — сильными и сплоченными — империями, а своя культура отмечена особой духовностью и романтизмом — качествами, противопоставляемыми “западному” (уже для Германии) рационализму и прагматизму. И в данном случае существенно, что подобным образом Германию видит не рядовой обыватель, а крупный мыслитель.
Более всего неравнодушен Томас Манн к трем великим представителям немецкой культуры XIX века: Шопенгауэру, Вагнеру и Ницще — именно им посвящены самые страстные страницы его эссеистики. Особое место в этом ряду занимает Ницше, который в философских размышлениях Манна постоянно становится главным “провокатором”. А самыми монументальными фигурами, в которых воплотился гений Германии, были, по мнению Томаса Манна, Лютер, Гёте и Бисмарк: монах, поэт и политик. Им посвящено эссе 1949 года Трое мощных, которое автор завершает так: “Добрая Германия” — сила, благословенная музами, просвещенное величие. На этом-то пути немцы и умели достигать совершенства, становиться образцами и представителями не только своего народа, но всего человеческого рода, “разливая” свою душу до его всеобщей души.
Когда Томас Манн получал Нобелевскую премию по литературе, еще одному (будущему) нобелевскому лауреату Гюнтеру Грассу исполнилось два года; свою премию он получит спустя ровно 70 лет, в 1999-м. Согласно приведенному выше высказыванию Томаса Манна, Грасса можно (условно) считать одним из младенцев, которым вряд ли в преклонном возрасте придется гордиться тем, что они пережили столь же грандиозные исторические перемены. Что касается “гордости”, то в отношении Грасса Манн оказался отчасти прав — однако исторические перемены, которые Грассу довелось пережить, были не менее грандиозными. Более того, во Второй мировой войне, которую Томас Манн наблюдал издалека (будучи вынужденным эмигрировать), Грасс успел поучаствовать, “прыгнув” в самый ее последний, уже уходящий вагон — и поводов для особой “гордости” в связи с этим у него, конечно же, нет. Напротив, есть незаживающая рана, есть оставшаяся память о далеких 1944-м и 1945-м, когда 17-летний мальчик (по словам Грасса, “с теми же именем и фамилией, как у меня”) в эсэсовской форме защищал Германию от наступавшей Советской армии. И лишь более шестидесяти лет спустя, в мемуарной книге Луковица памяти, среди прочих воспоминаний о детстве и юности Грасс подробно расскажет о том, что в те годы происходило и как он это переживал. Первые четыре главы этой книги (охватывающие и военный период) были опубликованы в “ИЛ” полтора года назад (2008, №3); затем в издательстве “Иностранка” вышел и полный текст [перевод с нем. Бориса Хлебникова. — М., 2008. — 592 с. Серия “TheBestof Иностранка”].
Обращаясь к своему прошлому, Грасс старается проанализировать поступки мальчика “с теми же именем и фамилией”, реконструировать его сознание, его тогдашнее мировосприятие. И в широком контексте эпизод с военной службой выглядит вполне естественно. Ведь это для наших солдат война против фашистов была священной; а для немецкого мальчика естественным и психологически объяснимым был порыв защищать свою страну. В еженедельных киножурналах, которым Грасс безгранично доверял, он видел Германию в окружении врагов; она уже вела самоотверженные оборонительные бои в степях России /…/. Защитные редуты против красных орд. Народ в решающей битве за свою судьбу. Крепость Европа, противостоящая натиску англо-американского империализма… Действительно, если наблюдать за динамикой событий в таком ракурсе, то этически неприемлемым для подростка было бы желание избежать военной службы; инициатива же отправиться на войну добровольцем должна была, напротив, восприниматься как благородная. И предосудительным этот поступок можно назвать лишь ретроспективно — да и то с точки зрения его обобщенного этического смысла (участие в неправедной войне), а не психологической оправданности (было бы лицемерием осуждать лежащие в его основе глубинные патриотические мотивы).
Среди прочих значительных исторических событий Томас Манн успел застать послевоенный раскол Германии на Западную и Восточную; однако до кульминации этого раскола — возведения в 1961-м Берлинской стены — он уже не дожил. А вот Гюнтеру Грассу довелось наблюдать все германские “трансформации” второй половины XX века, включая разрушение Стены (которой довелось простоять 28 лет — очень долго для жизни одного поколения, но ничтожно мало в историческом плане) и воссоединение ФРГ и ГДР. Сразу после воссоединения, в 1990-м, он отправился (в рамках предвыборной кампании социал-демократов) в Восточную Германию, где вел путевые заметки; в 2009-м он опубликовал их отдельной книгой (см. настоящий номер). И все же историческое воссоединение немецких Запада и Востока не стало для Грасса возвращением к статус-кво времен его детства: ведь его родной Данциг остался в Польше, став Гданьском…
Гюнтер Грасс родился спустя полвека после Томаса Манна. А спустя очередные почти полвека (в 1969-м) на свет появился еще один пишущий немец — потомственный граф Александр фон Шёнбург. Долгое время он работал журналистом; в 30 лет женился на Ирине, принцессе Гессенской, а с 2003 года публикует книги.
Стереотипное воображение уже рисует нам портрет чопорного светского льва, живущего в родовом замке и периодически появляющегося в смокинге на пышных приемах. Однако оно ошибается, причем радикально: фон Шёнбург живет с женой и двумя детьми в скромном восточногерманском Потсдаме, а книги пишет на совершенно неожиданные для графа темы. И если его дебютная книга вполне вписывалась в контекст изданий, пропагандирующих традиционный “здоровый образ жизни” (Искусство бросить курить, не испортив настроения, 2003), то в следующей автор дает не вполне традиционные рекомендации по образу жизни вообще (Искусство стильной бедности. Как стать богатым без денег, 2005). По-русски эти книги (обе — в переводе С. Городецкого, издательство “Текст”) вышли в обратном порядке: сначала о бедности (М., 2008. — 190 с.), а потом — о курении (М., 2009. — 157 с.).
Искусство стильной бедности — это апология альтернативного восприятия жизни, основанного на убеждении в том, что “счастье” и “деньги” — понятия не то чтобы несовместные, а просто лежащие на разных осях координат. Можно быть богатым и несчастным — впрочем, так же, как и богатым и счастливым или бедным и несчастным. Из всех четырех возможных комбинаций двух этих параметров автор выбирает один — как быть бедным и счастливым — и делится собственным опытом в поисках ответа на этот вопрос. Эта книга призвана дать несколько советов, как оградить жизнь от царящего потребительского безумия. Тот, кто вовремя научится обходиться скромными денежными средствами, наверняка войдет в элиту будущего, потому что грядущая эпоха окажется несладкой для собственника. Ему останется лишь трястись над своим имуществом, когда тот, у кого собственности мало, многого и не потеряет. А если еще вдобавок обзавестись самообладанием Владимира Набокова, то для хорошей жизни собственности и вовсе не потребуется.
В последние годы так называемый дауншифтинг стал и в России довольно модным явлением. Однако у нас он (как и любое заимствование) приобретает особые, самобытные формы. Дауншифтингом в России считают эксцентричный поступок успешного бизнесмена, который неожиданно для всех решает “бросить всё к черту и уехать в Урюпинск”. При этом в качестве Урюпинска обычно выступает какой-нибудь известный южный курорт (типа Бали), а само действие носит подчеркнуто-демонстративный характер (как потлач у американских индейцев): посмотрите, мол, сколько я бросил…
Александр фон Шёнбург пропагандирует дауншифтинг совсем иного толка: для него вовсе не обязательно что-то бросать, а, напротив, нужно с максимальной эффективностью использовать то, что имеешь (а также — можешь и умеешь), и главное — ориентироваться в этом не на сложившиеся стереотипы, а на удовлетворение своих собственных, присущих только тебе желаний. Например, почему лучше не иметь машины — размышляет он в главе Наваждение вождения. Или почему не стоит фетишизировать непременные туристические выезды — в главе Отпускное отупение. Аргументы против дальних поездок.
Основным принципом умеренного дауншифтинга становится отказ от гонки за “престижем”, толкуемым как “материальное воплощение успеха”, имеющее целью постоянное “подтверждение высокого статуса”. Конечно, графу фон Шёнбургу придерживаться этого принципа намного легче, чем другим, — ведь этот самый статус имеется у него от рождения и никто не способен его отнять. Тем же, у кого нет потомственного титула, нужно стараться удовлетворять свои “статусные” потребности как-то иначе. А это вовсе не так просто. Впрочем, “Как уметь сохранять свое достоинство” — это тема отдельного исследования; а для начала стоит, наверное, осознать, что “достоинство” и “престиж” — тоже понятия с разных осей координат, как и “счастье” с “деньгами”.