Главы из книги
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 66, 2021
Из книги «Сияющий Астральный мир», посвященной 115-летию Даниила Хармса. Первая часть опубликована в «ИЖ» № 55, вторая – в № 64–65.
КОГДА ЧЕЛОВЕК УВЕРЕН В ТОМ, ЧТО ДЕЛАЕТ
Виктор Вульфович смахнул с пульта управления звездолетом крошки, положил перед собой мобильный телефон и провёл по экрану пальцем. Из динамика телефона зазвучала классическая музыка.
– Чайковский, концерт для скрипки с оркестром, ре-мажор… Дома у меня замечательная акустическая система «Джи-Би-Эл», – сказал он. – Но так тоже хорошо… Слушайте, давайте положим красное знамя назад на антресоли. Этот символ корейского коммунизма раздражает.
Когда Шварц, кряхтя, справился со знаменем, Виктор Вульфович посмотрел на него очень доброжелательно и произнес:
– Хочу вам сказать, я очень люблю скрипичные концерты. Но, понимаете, у меня руки, извините, из жопы растут, а я ими полжизни играл на скрипке. И глаза, видимо, тоже оттуда растут – я никогда не мог одновременно и играть, и читать ноты… Исполнительская дислексия… Играл исключительно по феноменальному слуху. Как я мучился! Я называл это «житомирским синдромом»…
– Почему? – спросил Шварц.
– Бог знает… Не любил СССР, особенно Украину, мать нашу! Это они во всем виноваты… Однако, когда я уже переехал в Литву и выучился на настройщика фортепиано, у меня чудесным образом всё стало получаться, даже жигули купил. Я о чем хочу сказать – когда человек уверен в том, что делает, он становится обладателем золотых рук и верного глаза…
Вот слушайте… Как-то раз оказываюсь я в Киеве в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, в ноябре, где-то на Подоле. Иду себе по улице в приличном пальто с таким бобриковым воротником и думаю, какого черта меня сюда занесло? Вдруг ко мне справа и слева подходят двое в гражданском и говорят:
– Тихо! Пройдемте с нами.
Я понимаю, что они из НКВД, и покорно иду с ними.
Приводят меня в какое-то холодное полуподвальное помещение. На окнах решетки, стены облуплены, стоит открытый шифоньер и буфет с разбитым стеклом, в углу ржавая солдатская кровать. Даже не похоже на конспиративную квартиру. Я присаживаюсь на табурет перед обеденным столом, один из них садится напротив, достает «наган» и кладет рядом с собой, а второй выходит в коридор.
– Добровольно помогать органам не хотите? – спрашивает сидящий напротив. И, помолчав, добавляет:
– Да или нет?
– Вы задаете странный вопрос, – говорю. – Ведь как ни ответь, всё равно ответ будет отрицательным. Если скажу «да», значит, не хочу. Если отвечу «нет», тоже, значит, не хочу.
– Ладно, – нагло ухмыляется он. – Как давно вы не хотите помогать органам?
– До сегодняшнего дня. Уберите пистолет, пожалуйста, со стола.
– Что это значит – «до сегодняшнего дня»?
– Это и значит, что до сегодняшнего дня я не хотел помогать органам добровольно.
– А сегодня?
– А сегодня это будет насильно.
– Насильно не годится, – говорит он.
– Но вы же меня вынуждаете. Вон и пистолет, извините, лежит.
– Мы не хотим насильно заставлять вас добровольно помогать органам. Потому что помощь должна быть добровольной. Сознательной!
– Хорошо, – говорю я. – Давайте остановимся на «сознательной». Я ведь осознаю, что вы со мной сделаете, если я не стану сотрудничать. Сейчас…
– Я должен занести в протокол «добровольно». Вы заставляете меня применить к вам насилие!
– Видите, – говорю, – я же только что сказал…
– Мы будем вас бить и пытать, пока вы добровольно не согласитесь помогать органам.
– А бить и пытать будете добровольно? – спрашиваю тихо.
– Пытать будем, как положено, не умничай, – снова ухмыляется этот человек, и я вижу у него за оттопырившимся воротником пальто три «шпалы» капитана госбезопасности. – Мы тоже, – говорит, – люди. У нас есть следственная логика. Пока подумайте, вот вам пять минут.
Он откидывается на спинку стула и лезет в карман за папиросами. Я точным движением хватаю со стола револьвер и дважды стреляю ему в грудь. Стул опрокидывается, он навзничь падает на пол. Из коридора заскакивает второй, и я выпускаю в него еще две пули. Потом встаю, забираю у второго оружие, выхожу из комнаты, вижу, что больше никого нет, и иду на улицу… Револьверы прячу в боковые карманы.
– А что было потом?
– Ничего… Пошел на остановку автобуса, сел, доехал до вокзала. А там купил билет до Астрахани.
– Почему до Астрахани?
– Таранку люблю, – сказал Виктор Вульфович. – Но без пива…
– И не боялись?
– А чего бояться? Знаете, я как-то решил не быть жертвой… Кстати, в молодости меня в Советскую армию не призвали, поскольку в школе установили, что я психопат. А у тех идиотов, застрелить которых у меня не дрогнула рука, даже моей фотографии не было. И факсов тогда не существовало, компьютеров, интернета… Ещё потом в поезде ко мне прицепились какие-то урки, но, увидев у меня в каждой руке по револьверу, на ходу выпрыгнули. Впрочем, в тот раз до Астрахани я не добрался. Потому что оказался на прослушивании концертмейстеров вторых скрипок в Берлинском симфоническим оркестре под управлением Герберта фон Караяна…
– У самого Караяна? – поразился Шварц.
– Да. Но фон Караян меня даже прослушивать не стал. Он посмотрел на меня и спросил, на какой машине я приехал. Я гордо отвечаю – на «тройке».
«Выставьте отсюда этого чертова еврея! – говорит Караян. – Я не желаю скрипачей из оркестра Литовской оперы, которые ездят на “тройке”. Пусть эта страна сначала в НАТО вступит, там посмотрим…»
Виктор Вульфович провел пальцем по экрану телефона и выключил звук.
– Я вам говорю, да, великий дирижер, талант, но форменный фашист! И жадный, как местечковый еврей!.. Не зря с ним и Исаак Стерн, и Ицхак Перельман выступать не хотели!
– У меня есть пластинка «Валькирия», – сказал Шварц. – Исполнение под его управлением, конечно, впечатляющее!..
– Да… Вагнер… А в наши дни отставной русский подполковник Вагнер командует частной военной компанией, в которой служат наемники, – желчно сказал Виктор Вульфович. – У бывших советских, если и захотят создать какой-нибудь новый коллектив под флагом композитора-нациста Вагнера, всё равно получаются не мейстерзингеры, а какие-то румпельштильцхены… Их, понимаете, сорок лет по пустыне водить надо, пока не вымрут последние держиморды и вертухаи!
КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС
– Вы Россию не любите, – сказал Шварц. – Это всё большевики, а народ-то ни при чем…
– Ни при чем… – эхом отозвался Виктор Вульфович. – Так говорила наша уборщица в оркестре, Ксения Вовк. Представляете, её трудовая книжка лежала в морге городской больницы, а убиралась она у нас. Дирекция оперы неофициально выменяла ее на пятнадцать «траурных церемоний», потому что оркестру по штату уборщица не положена, а у нас после спектакля яму надо было мыть… Между прочим, хочу ещё про мой оркестр добавить! Прикиньте, наш слабоумный перкуссионист и самодеятельный вильнюсский композитор Аронас Качкис хотел на манер Прокофьева сочинить оперу «Пятрас и вовкас», так как много лет сожительствовал с этой уборщицей! Но его отговорила парторганизация кондитерской фабрики. Некий Эдуардас Вовкас, бухгалтер фабрики, был осужден по делу «лесных братьев»… Напрашивались нежелательные ассоциации. Когда же Ксению спрашивали о «лесных братьях» и сожительстве с Качкисом, она грубо отвечала: «Да пи.дят, я тута ни при чём!..»
– Да-а… – сказал Шварц. – И я, знаете, терпеть не могу пролетариев. Ни литовских, ни немецких…
– Ни украинских! – продолжил Виктор Вульфович. – Непредсказуемые и опасные люди. В своих астральных скитаниях я часто попадал в Харьков, в начало шестидесятых, в хрущёвские времена. Есть в Харькове одна улица, Рымарская. На ней ещё примечательный дом стоит, начала двадцатого века, с такой странной башенкой… Вот я, значит, нахожусь напротив этого дома в доме под номером двадцать. В старой коммунальной квартире на втором этаже, в длинной, как пенал, ванной. Сижу на табурете. А мои босые ноги стоят в большом эмалированном тазу. Напротив, на низкой скамеечке, сидит тётя Дуся, полная такая, и улыбается, а зубы у нее сплошь железные, стальные такие выпуклые фиксы…
– Ну шо, будем парить ноги? – спрашивает и пододвигает к тазу огромный чайник с блюдцем вместо крышки. – Я уже кипятку нагрела.
Я не нее смотрю и говорю:
– Кто вас послал?
Она хитро так улыбается и отвечает:
– Та нихто… Я сама.
Тут я чувствую, что мне очень не хочется доверять ей мои ноги. Начинаю тянуть время и спрашиваю:
– А сода у вас есть?
– А как же! Вон стиральный щёлок, початая пачка. Да я вам две ложки насыплю!
– Не надо, лучше одну… А потом вы что, мне ногти на ногах подрезать будете?
– Если захочете… стричь.
И в этот момент я решаюсь и спрашиваю:
– Тётя Дуся, скажите, в каком году было собрано народное ополчение в Российской империи? А?..
– Хомут на! Первое собрали – в восемьсот шестом, Александровским манихвестом.
– Вы точно знаете?
– А то! На курсах дворников проходили, еще при товарище Сталине! Корпус дворников и при царе был главным в ополчении. Кабы в войну сразу дворников в ополчение… не дошел бы немец до Волги! Это после победы уже маршалы Сталину доложили. А Каганович скрыл!
– Лазарь?
– Лазарь Моисеевич, – отмахивается тётя Дуся. – Сталин, говорят, на его сестре женат был тайным браком… Да хоть кого из наших спросите!.. Так будете парить чи нет? Кипяток стынет.
– И что, попарили? – спросил Шварц.
– Да.
Виктор Вульфович включил на пульте звездолета главный навигационный экран и сверился с корейской бумажной картой, которую достал из ящика под панелью.
– Вот… летим правильно. Скоро Пояс астероидов, – сообщил он. – Я вам обещал на скрипке сыграть.
Он достал из-под пульта футляр и осторожно вынул инструмент.
– Так у вас в Союзе были жигули «тройка»? – спросил Шварц.
– Да.
– А в Израиле вы на чем ездите?
– На хонде аккорд, конечно…
– Отличная машина, – сказал Шварц. – Лимузин!
– Знаете, на этой машине я однажды испытал самый настоящий когнитивный диссонанс. Дело было так… К нам должен был приехать в гости Коган с женой, я у него иногда подрабатываю протагонистом. Так Софа захотела приготовить фаршированную рыбу. Мы поехали в Акко на арабский рыбный рынок, долго ходили, выбирали, нюхали. Наконец Софа купила рыбу, которую хотела, и мы поехали домой. Уже недалеко от Тель-Авива, когда подъезжали к Герцлии, Софа вдруг говорит:
– Мне кажется, с моей стороны плохо закрыта дверь, всё время сквозит!
Смотрю – с ее стороны в проёме двери какая-то деревяшка. Я ей говорю:
– Открой и закрой!
Но, когда она стала это делать, я почувствовал какое-то неудобство. Тогда я решил остановить машину, выйти и закрыть дверь. Я припарковался на обочине, начал вылезать из машины, вы же понимаете, при моём геморрое… но когда выпрямился, Софа в ужасе говорит:
– Витя! У тебя из зада торчит весло!
Я неловко поворачиваюсь, чтобы посмотреть, – и это весло застревает в руле! В замешательстве начинаю думать, как мне вытащить, извините, из жопы весло, чтобы не повредить руль… А в это время Софа мне говорит:
– Вот так съездили в Акко! Арабы ничего лучше не придумали, как незаметно засунуть тебе в зад весло! Наверное, это когда ты наклонялся крабов нюхать.
Виктор Вульфович протер тряпочкой скрипку.
– В жизни больше в Акко не поеду… Но как я всё-таки не ошибся в выборе автомобиля! Очень вместительный! Если бы не дверь, я бы даже не заметил, что у меня в жопе весло! Хорошо Софа обратила внимание, а то ведь я мог в таком виде в интернет выйти…
– Поздравляю вас с замечательным приключением, – смущенно произнес Щварц. – Но посмотрите на эту историю под позитивным углом. Всегда была «женщина с веслом», а теперь ещё будет и «скрипач с веслом»!..
– Знаете, – сказал Виктор Вульфович, – в ООН есть Всемирный день диабета. А я хочу внести предложение, чтобы учредили также Всемирный день геморроя. И чтобы в арабских странах всем раздали по веслу!..
С этими словами он встал, прижал подбородком скрипку и провел смычком по струнам.
– Иоганн Себастьян Бах, – торжественно объявил он. – Адажио из сонаты номер один!..
В этот момент что-то снаружи сильно ударило по корпусу звездолета. Завыла сирена. Виктор Вульфович быстро опустил скрипку и посмотрел на красное мигающее табло.
– Кажется, на метеорит налетели, – сказал он. – Но всё в порядке, отскочил.
– Послушайте, – озабоченно проговорил Шварц. – Давайте сыграете позже… Вам же кораблем надо управлять!
– Ай, бросьте, – Виктор Вульфович махнул рукой. – На этом звездолете стоит новейшая американская система автоматической защиты от астероидов. Северные корейцы спёрли у НАСА, а немецкие специалисты установили за хорошие наличные. Ладно. Не волнуйтесь. Кстати, о немцах… Я вам сейчас расскажу любопытную историю.
КУДА МВД СМОТРИТ?!
Виктор Вульфович отложил скрипку, сел в кресло и провел рукой по всклокоченным седым волосам.
– Но я начну с самого начала. Представляете, у себя в Яффо иду по улице к машине, уже вечереет. И вижу, у моей машины стоит какая-то гнусного вида девка. Я подхожу ближе, а она спрашивает:
– Вы – Виктор?
Отвечаю:
– Да.
– В итальянской газете «Фигаро» написано, что вы даете деньги под процент.
Я отвечаю:
– Нет, это неправда. Денег нет.
Тогда она говорит:
– Вас Бог накажет!.. Вот он идет!
И я вижу, что ко мне приближается какой-то мужчина в черном, лица не видно, и в руке он держит лучковую пилу. Ну, я понимаю, что сейчас он этой пилой будет меня кончать! И я решаю заорать что есть мочи, чтобы прохожие обратили внимание. Пытаюсь орать, но только слабо хриплю от страха… Он подходит ближе, и я вижу, что это Луи Армстронг! И Армстронг говорит мне на ломаном идише:
– Дос ыс а провокацие фун дер дейчишер! Зи эйз Мата Хари! (Типа это немецкая провокация, а она – Мата Хари!..)
– А разве Луи Армстронг знал идиш? – удивился Шварц.
– Да. Он рос под влиянием эмигрантской еврейской семьи. Этого вам в советской школе не рассказывали? В общем, я понимаю, что он меня не убьет. И я его спрашиваю:
– Вос тон ир «лучковая пила»?
Тут он отвечает по-русски:
– На пиле играет она. А я на трубе. Но играет она плохо, зато танцует хорошо.
Он начинает прищелкивать пальцами и как-то негритянски, по-блатному напевать.
– Но ведь Мата Хари была, насколько я помню, в Первую мировую войну? – сказал Шварц.
– Что вы хотите? Астрал…
– А у него были такие выпученные глаза?
– Да. Он потом подходит к моей машине, открывает, между прочим, своим ключом дверь и садится справа на пассажирское сидение. А эта гнусная девка, которую он назвал Матой Хари, берет у него пилу и садится сзади.
– Это будет вам стоить сто шекелей, – говорю, – но в южный Тель-Авив я не поеду!
– У меня доллары, – отвечает Армстронг. – Вы доллары берете?
Я отвечаю, что да, конечно, беру.
– А мне сказал, что денег нету, – говорит противным голосом эта девка.
– Хальт ди клаппэ! – отвечаю ей по-немецки.
В смысле заткнись.
Ну, привожу их в центр Тель-Авива и останавливаю машину на улице Алленби. Армстронг дает мне мятые пятьдесят долларов, и они с Матой Хари выходят. Тут я ей говорю:
– Знаете, я вас вспомнил! Вас сто лет назад расстреляли!
А она мне отвечает:
– Вы дурак! Может еще и Луи Армстронг умер?
– Да, – говорю.
Тогда Луи Армстронг поворачивается ко мне и говорит:
– Вы расист! Вы что, не знаете, что афроамериканцы не умирают?
Я отвечаю:
– Нет. Не знаю.
– Так теперь будете знать! Вам лучковая пила не нужна? Уступлю недорого.
– С автографом, – говорю. – Тогда возьму за десять долларов.
– За двадцать! – торгуется он, достает золотой паркер и расписывается на деревянной части пилы.
– А почему здесь написано «Поль Робсон»? – спрашиваю возмущенно. – Я и пяти долларов не дам!
– Раскусил-таки!.. – раздраженно говорит этот фейковый Армстронг. – Ладно, забирай так, и гей а вэк!
И они с Матой Хари уходят. Я смотрю им вслед, пытаясь собраться с мыслями, и тут ко мне подходит неряшливо одетый человек, по виду иностранный рабочий, не то из Украины, не то из Белоруссии.
– Слышь, – говорит он вполголоса, – а это немцы были, а?
– Немцы, – отвечаю. – Вы же видели.
– А-а… Наверное, в посольство пошли… Слышь, земляк, довези меня до немецкого посольства, я заплачу.
– Зачем? – интересуюсь.
– Хочу по-быстрому свалить в Германию.
Он садится в машину рядом со мной. Я смотрю, а у него в руке пожелтевшая листовка вермахта сорок первого года, где напечатаны обидные для советской власти стишки: «Сверху молот, снизу серп, это ваш советский герб! Хочешь жни, а хочешь куй, всё равно получишь…» – ну, дальше вы догадались. А внизу еще там написано, что эта листовка служит пропуском для сдачи в германский плен.
– Где вы это взяли? – спрашиваю.
– Купил еще в Москве за хорошие деньги у одного музейного работника. Он сказал, настоящая! Теперь хочу пойти с ней в немецкое посольство в Тель-Авиве.
– И что?
А он тихо так говорит:
– Слушай, как думаешь, она ещё действует? У меня и военный билет с собой.
– Безобразие! Вот зачем предателей Родины пускают в Израиль?! – возмутился Шварц. – Куда наше МВД смотрит? Вы на него заявили?
– Да, – ответил Виктор Вульфович. – В гестапо.
Он встал, взял скрипку и заиграл известную мелодию.
– Да ведь это «Интернационал»! – удивился Шварц.
– А что вы хотите, чтобы я играл Баха или Чайковского после такой истории? Это своеобразный космополитический реквием эпохе! Мата Хари, «Фигаро», Поль Робсон, Армстронг, Тель-Авив, украинец этот, немцы… Всё смешалось. Кстати, вспомнил писателя Илью Эренбурга. Знаете, я учился понимать разные страны и народы по его произведениям. К слову, он ненавидел предателей, и вот он – он был истинным интернационалистом!..
– Эренбург был «советским Геббельсом»! – с некоторым апломбом сказал Шварц. – А потом его обвиняли в космополитизме. Кому же он служил?
– Он служил «людям, годам, жизни»… Хотя молодежь сегодня не знает ни его самого, ни названий его книг. Я вам так скажу, теперь я хочу написать настоящий европейский роман!
– Позвольте, но как же вы, ментально совершенно советский еврей, живущий безвыездно в Израиле, сможете написать европейский роман? – спросил Шварц.
– Я не сказал, что смогу. Я сказал, что хочу.
– А вас будут переводить?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я не напишу…
Виктор Вульфович прижал подбородком скрипку, сыграл первые такты «Марсельезы» и опустил инструмент.
– Европа… Буржуазная революция, готика, классицизм, барокко… Всю жизнь собирал великолепные альбомы – сказал он. – Эпоха Возрождения… Да Винчи, Боттичелли, Верроккьо, Тоскана, Флоренция… Должен признать, я бывал во Флоренции того времени. Даже работал с да Винчи.
– Вы были знакомы с самим Леонардо да Винчи?
– Да. Помогал ему во Флоренции готовить холсты и краски. Он всё про меня знал. Гений! Он мне говорил: «Виктор! Ну нет у нас пока никаких роялей! Учите итальянский язык, греческий, латынь и арамейский, он похож на ваш иврит. Вы, с вашей внешностью, можете проникнуть в секретную библиотеку Ватикана! Мне нужны манускрипты, написанные ануннаками, чтобы управлять культурой Возрождения, да и вообще…»
– Так я же не католик! – говорю. – Как я туда попаду?
– Я вас умоляю… – отвечает да Винчи. – Станете библиотекарем. Они там наивные религиозные фанатики! Я сам не могу, потому что меня все знают, а вам такие липовые документы сделаю, никто и не догадается. Я же да Винчи! Это в двадцатом веке защита ватиканских библиотек будет во много раз лучше, чем защита атомных электростанций. А сейчас там нет ни НКВД, ни КГБ, ни первого отдела… Не бойтесь, вам нужны только языки и религиозная эрудиция. Если что, имейте в виду, я вас прикрою.
– Так и сказал? – поразился Шварц.
– Да. Нормальный современный интеллигентный человек. Вышло так, что он от своего звездолета отстал и застрял в эпохе Возрождения. Какая-то квантовая петля времени, я в этом не разбираюсь. Увлекся живописью, скульптурой, архитектурой, техническими изобретениями, анатомией… Ну, сварганил себе, конечно, соответствующее происхождение, правдоподобную биографию… Даже не скажу, что авантюрист, просто увлекающийся. Многие свои дела до конца так и не довел, шутил, что потомкам нечего будет делать… Это совершенно отдельная история, но раздобыл я ему в библиотеках манускрипты ануннаков и несколько гримуаров – наставлений, как духов и демонов вызывать. Очень благодарил. Он потом сам общался с тайной масонской ложей, которую создал Ватикан, чтобы управлять миром. Мне говорил:
– Виктор! Вы не лезьте! Я сам с этими иллюминатами и Возрождением управлюсь. Политика, масонство и магия – это опасно и это говно. А у вас диабет, атеросклероз, геморрой. Даже в Астрале вас могут запросто прикончить. Вы любите музыку, любите собирать репродукции живописи, умеете инструменты настраивать – вот и занимайтесь, ради Бога…
– А что с ним стало потом, с да Винчи?
– Забрали свои, когда время пришло. Кажется, он не совсем с Земли был.
– Так вы и сейчас все эти языки, о которых говорили, знаете?
– В Астрале помню, конечно. А так – нет…
Виктор Вульфович снял очки, протер их носовым платком и снова надел. Потом взял скрипку, встал и, не говоря ни слова, начал играть адажио Баха из сонаты номер один. Шварц внимательно слушал, откинувшись на спинку кресла. Экраны на пульте управления светились голубоватым светом, табло с красными корейскими иероглифами горели вполнакала, маленький автомобильный вентилятор гнал с панели струю воздуха…
Когда смолкли последние ноты, Шварц поднял сначала большой палец, а потом захлопал.
– Вот мы летим в Поясе астероидов на звездолете, – произнес Виктор Вульфович. – Я играю на скрипке Баха. У нас направо по коридору сортир с выгребной ямой, а на антресолях лежит красное знамя с Ким Ир Сеном… Сэр Артур Кларк, хороший писатель и философ, как-то сказал: «Способность человеческого мозга к адаптации поистине удивительна: очень скоро самые невероятные вещи кажутся обыденными»… Так я хочу вам сказать, что лично моему мозгу адаптация, приводящая к обыденности, не удается. Вы же знаете, я ещё и беллетрист. И прочитанные мною в детстве книги оказали на меня большое влияние. Представляете, на днях я узнаю из интернета, что Джанни Родари, автор моего любимого «Чиполлино», был, оказывается, активным членом Национальной фашистской партии Италии и занимался фашистской пропагандой! А потом, понимаете, вступил в Коммунистическую партию Италии и занимался в газете «Унита» коммунистической пропагандой! Он еще сочинил «Руководство пионера» для итальянских детей… А потом уже и «Чиполлино», и «Джельсомино», и так далее! Гайдар, мать его, итальянский! Мне наплевали в детство!..
Виктор Вульфович достал с полки над пультом управления книгу в красном переплёте.
– Вот! «Каталог абсурдных звёзд»!
– Зачем вам эта книжка? – спросил Шварц.
– Это имеет полное отношение к Астралу! Там, где звёзды абсурдны, – там вообще нет никакой логики и физической реальности! Вы что, не понимаете?
– Что я должен понимать?
– А то, что мы, молодые ещё семидесятилетние мужчины, – сказал Виктор Вульфович и торжествующе посмотрел на Шварца, – точно влетим из-за Хармса и Когана в этот астральный абсурд нефизической реальности и навечно удостоимся литературного существования!..
– Как Чиполлино? – растерялся Шварц.
– Да. Как Буратино и Чиполлино! – подтвердил Виктор Вульфович.
РЕЗЬБА ОБЩЕГО ПРОФИЛЯ
Виктор Вульфович взглянул на главный экран в центральной части пульта управления звездолетом и щелкнул несколькими тумблерами.
Возникло изображение улыбающегося Ким Чен Ына, зазвучал северокорейский гимн. Виктор Вульфович привстал и поклонился.
– Вы знаете, – сказал он, – в Северной Корее не скучно… Просто некоторые вещи нам пока непонятны…
– Вы говорите загадочно, – сказал Шварц. – Кстати, мне кажется, в этих ваших астральных путешествиях всё-таки кроется какая-то тайна.
– Никакой особой тайны нет, – рассеянно ответил Виктор Вульфович. – Просто надо уметь думать не как человек. Я – умею…
– Как это?..
– Пользуясь глубинами моего подсознания, я автоматически избегаю логики. Всё случается спонтанно. Вне причинно-следственных связей, как при открытой форме рекурсивной шизофрении. Зато потом, обратите внимание, именно потом становится абсолютно ясно, зачем происходило то-то и то-то!
Виктор Вульфович на несколько секунд задумался.
– Необходимо привыкнуть! У моего внутреннего мира и у Астрала одни и те же законы, потому что, по сути, это одно и то же…
– Вы это серьезно? – спросил Шварц.
– Да… Кстати, космос – это не то, что есть на самом деле, он полон объектов, лишенных физической реальности!..
– Как те «абсурдные звёзды»?
– Да. Я запомнил, как об этом говорил Коган… Знаете, я, конечно, псих. Но он, по-моему, сумасшедший на всю голову. Хотя, в действительности, всегда оказывался прав, где бы я астрально ни путешествовал… Софа говорит, это признаки пророческого дара, идущего по линии коэнов, напрямую от Моисея и Аарона. Однако я считаю, на него повлиял писатель Хармс, которого он начитался в детстве. Плюс факты моей изношенной психики… А так – у меня дело простое, я, извините, протагонист и выполняю его намерения.
– Протагонист… – с горечью повторил Шварц. – Мне кажется, Коган что-то скрывает, он не просто так таскает вас по Астралу, как тузик тряпку!
– Хочет, чтобы я написал книгу, – объяснил Виктор Вульфович. – Об абсурдной жизни. Это будет совсем не европейский роман, я вас уверяю!
– Так вы собираете материал? – спросил Шварц.
Виктор Вульфович не ответил и посмотрел в иллюминатор.
– Хочу вас спросить, – проговорил он, немного помолчав, – какой у вас размер меча для харакири?
– Меча?.. – растерялся Шварц. – …Экс-экс-эль, наверное… как у пижамы. Зачем вы спрашиваете?
– У меня на корабле нет ничего подходящего. Северные корейцы отрицают феодальную японскую эстетику смерти… Слушайте, давайте спокойно лететь на Солнце, а не обсуждать Когана.
Шварц молча потоптался возле кресла второго пилота, сел, достал из нагрудного кармана очки, протер платком и снова положил в карман.
– А знаете, –произнес Виктор Вульфович, – вспомнилась одна грустная история. У меня был близкий приятель, Лёня Калихман… Так в Киеве у него была тёща, которая много лет проработала сметчицей в строительном управлении. Она очень выматывалась за день. И вот едет она однажды вечером домой в троллейбусе, стоит, прижатая к кабине водителя, смотрит на его отражение в зеркале заднего вида и думает: «Как этот мужчина на меня похож!»
– Это был ее брат? – спросил Шварц.
– Не понимаете? – Виктор Вульфович с сожалением посмотрел на него. – Тёща Калихмана была идиоткой!
Шварц снова достал очки и, повертев в руках, надел.
– Вы меня извините, если сказал бестактность в отношении Когана. Наверное, немного укачало…
– А скажите, как, по-вашему, должна выглядеть международная литературная еврейская премия? – неожиданно задал вопрос Виктор Вульфович.
– Думаю, она не должна иметь денежного содержания.
– Да. Вы абсолютно правы! И знаете почему?
– Нет.
– Потому что художественные методы и эстетические принципы современных еврейских писателей никуда не годятся!
Виктор Вульфович побарабанил пальцами по панели.
– Я беллетрист. Один классический роман уже написал и рассчитывал на денежную премию… Но у одного популярного иерусалимского автора прочитал эссе «О международной битве шуринов». Шурины, разумеется, были израильские: марокканцы, арабы, какие-то русские, сабры и эфиопы… Дрались до крови, а потом кушали хумус с фалафелем и пили «кафэ». Так автор в эпилоге задается философским вопросом: как эпизоды элементарного безумия отличить от приступов восточной мудрости? Понимаете? Богатые еврейские спонсоры говорят: «Пусть гои за такое платят!»
– Могу со своей стороны добавить, – осторожно сказал Шварц, – что и в кино американские левые режиссеры еврейского происхождения тоже хороши. Смотрел драму на тему иудейских войн… Так там в конце фильма израненная мать зовет пятидесятилетнего сына к смертному одру и говорит:
– Сынок, перед смертью хочу открыть тебе тайну…
– Какую, мама?
– Ты не сын. Ты – дочь…
И померла! Так этот фильм выдвинули сразу на два «Оскара»! За гендерную идентичность и лучший сценарий!
– Плохо, что на события в Астрале так похожи порядки, да и вообще весь ход истории в мире физическом… – вздохнул Виктор Вульфович. – Иногда даже теряюсь. Представляете, когда мы приехали жить в Израиль в девяностом, то в профсоюзной левой газете «Наша страна» печатали такие объявления…
Виктор Вульфович прикрыл глаза и процитировал по памяти: «Оказание помощи национально слабым слоям репатриантов! Бесплатно! Кормление дреком взрослых и подростков по всей стране! Дорогой еврей, новый репатриант, совершив обряд поедания, ты становишься полноправным гражданином народа Израиля! Воспользуйся нашими услугами, потому что только у нас дрек самый настоящий, а тарелка самая маленькая! Гарантируем быструю интеграцию в израильское общество! Чем быстрее съешь свою порцию, тем быстрее станешь своим на этой земле! Приходите и убедитесь! Не в субботу. Молодым женщинам – особые условия!»
– И что? – спросил Шварц. – Вы пошли?
– Нет, конечно. Что я, молодая женщина или дрека не ел в Советском Союзе? Мы на следующий год собрались и поехали к Софиному дяде в Нью-Йорк, пожили там немного, я настроил несколько роялей и пианино, Софа сшила несколько свадебных платьев, дядя дал нам денег, и, вернувшись, мы купили квартиру в Яффо. Квартиры же тогда стоили в десять раз дешевле. Я отдавал ему каждый месяц, как с ипотечной ссуды, потому что работал охранником в публичном доме, мне платили хорошо.
– Как же вы нашли такое место?
– Тогда очень много брошюрок для репатриантов издавалось, – сообщил Виктор Вульфович. – И всякие курсы были. Я пошел на курс «Нетрадиционные методы поиска нетрадиционных мест». Правда, в первый раз не повезло. Хотел купить бизнес. Пришел в южном Тель-Авиве по объявлению «Автоматическая резьба общего профиля. С клиентурой. Только серьезным». Я подумал, что с моим-то опытом настройщика это мне подойдет: инструментами владею. Представляете, прихожу. Сидит небритый мужчина уголовного вида, курит. Смотрит на меня и мрачно спрашивает:
– Ты хоть знаешь, где мы резьбу нарезаем?.. То-то!..
Я, конечно, ушел. А потом случайно на улице Алленби встретил профессора вокала Хаймовича. Мы с ним подрались, когда отправляли багаж из Вильнюса. Он меня узнал, очень обрадовался и стал агитировать вступить в амуту «Еврейского левого гедонизма».
– Что вы говорите? – удивился Шварц. – Кому пришло в голову создать такую амуту?
– А я вам скажу. Уважаемым старожилам: подрядчикам Бени Бейлису, и Йоси Дрейфусу, и еще доктору Нехаме-Басе Тимашук. Деньги дали Новый израильский фонд и Американская демократическая партия. Но потом оказалось, там русская мафия из членов амуты набирала женщин и охранников в дома терпимости. Я подумал, что «левое» – это как раз очень нетрадиционно для меня, как и рекомендовалось на курсах, и устроился на работу. Место, я вам скажу, было приличное, прямо в центре Тель-Авива, и, конечно, платили всегда деньгами, а не натурой. Я даже по блату устроил туда наших знакомых по ульпану, мать с дочерью, по фамилии, кажется, Сморыго, из белорусского совхоза, и одну молодую преподавательницу марксизма-ленинизма из Ленинграда. Она, кстати, прямо там начала строить политическую карьеру и теперь баллотируется в депутаты Кнессета…
– А-бисэле гелт… – покачал головой Шварц. – Как говорила моя бабушка, цвэй мейделэх Клара Цеткин и Роза Люксембург тоже хотели от политики тринкен тэй мит цикер – попить чаю с сахаром… А кончилось всё плохо.
При этих словах Шварца Виктор Вульфович вдруг вынул из кармана телефон и провел по экрану пальцем:
– А вот посмотрите. Как-то в Астрале я посетил киевское отделение Сохнута. У них в вестибюле висит картина: «Ульпан в Запорожской сечи. Трезвый Тарас Бульба берёт урок иврита у ляха Шапиры». Так, думаю, это тоже добром не может кончиться… нет… Хотя, строго между нами, Коган поделился со мной, что тоже происходит по материнской линии от запорожских казаков. Но это же Коган!.. А еще там толчется всякая молодежь и черт знает чем занимается! Подошла ко мне кудрявая девушка в очках и нагло спрашивает: «Вы из Израиля? Да-а? А можете тогда выговорить быстро с первого раза «кранты кантору Никанорову из Краснокоммунарска»? – Виктор Вульфович выключил телефон. – Скажите, а вот если им придет в голову репатриироваться в Израиль, ну пусть даже в Астральный?.. Таким людям что Трумпельдор, что тамплиеры – всё едино!
– Да, – согласился Шварц и добавил со вздохом: – Кстати, а те публичные дома на Алленби давно закрыли…
Они помолчали, потом Виктор Вульфович вдруг забеспокоился.
– Слушайте! – хлопая себя по карманам, сказал он нервно. – Я, кажется, забыл дома запасную батарейку для кардиостимулятора. Это уже серьезно…
– А в чем дело?
– Как – в чём? Если кардиостимулятор совсем остановится, дальше полетите один. Вы умеете управлять звездолетом?
– Нет…
– Так вот, надо ненадолго вернуться домой и взять батарейку.
– Как мы вернемся, если уже так далеко от Земли?
Виктор Вульфович начал нервно выдвигать ящики под пультом, перебирать какие-то бумаги и листать папки.
– Где-то тут схема «дыр в нуль-пространстве»… Когда выбираешь правильную «червоточину», в один конец ныряешь, а выныриваешь на другом конце Солнечной системы, прямо в нужном месте. Сейчас найду, вернемся поменять батарейку – и сразу назад… Вот некстати вспомнил, – криво усмехнулся он. – Однажды оказался на сцене Пхеньянского театра имени Ким Ир Сена. Понимаю, что должен играть китайского разведчика в японском плену, но неожиданно забыл все иероглифы!..
– Китайские или японские?
– Корейские!..
– Как же вы вышли из положения?
– Я сообразил, что корейские зрители японского не знают, и гордо произнес: «Ду вест горништ лернен фун мир, мамзерим!» Типа «вы ничего от меня не узнаете, гады!»
– И сошло?
– Ещё как хлопали… Так вот, сейчас я запутался в этих иероглифах, совершенно не пойму, где какая карта!..
Шварц молча достал свой телефон, провел несколько раз пальцем по экрану и направил камеру аппарата поочередно на несколько папок.
– Вот она, – сказал он. – «Карты точек в нуль-пространстве».
– У вас айфон? – поразился Виктор Вульфович. – Как же сразу не догадался, у меня тоже есть программа распознавания и перевода. Причем даже не астральная!
Он быстро отыскал нужный лист карты и ввёл координаты с пульта.
Затем сел, пристегнулся ремнем и попросил то же сделать Шварца.
Звездолет задрожал, свет в кабине померк, всё как будто начало проваливаться в бездонную яму. Из трюма фальцетом страшно завопил академик Лысенко, завыла сирена, хор военнослужащих Корейской народной армии торжественно запел «Реквием» Моцарта… Главный экран управления на мгновение вспыхнул, показав фигуру Ким Чен Ына, делающего толстым пальцем неприличный жест, и всё погрузилось во мрак…
А-ГИЦ ЫН ПАРОВОЗ
Когда Шварц пришел в себя, он обнаружил, что по-прежнему сидит, пристегнувшись к креслу.
Виктор Вульфович, бормоча под нос, рассовывал по ящикам папки. Экраны спокойно светились голубоватым светом, по ним струились ряды цифр вперемежку с иероглифами, маленький вентилятор на панели гнал струю воздуха… Слева от пульта на деревянном табурете сидел тучный советский военный в погонах майора и, держа в левой руке фуражку, правой вытирал красную шею клетчатым платком.
– Кто это? – указывая глазами на военного, слабым голосом спросил Шварц.
– Где?
Виктор Вульфович обернулся и, подпрыгнув от неожиданности, вскричал:
– А?!. Вы кто?!.
– Заместитель командира по политчасти, майор Благодырка Кондратий Эдуардович, – представился военный.
– Кондратий… – повторил Шварц, хватаясь за сердце. – Слушайте, как вы сюда попали?..
– При вашем пролете сквозь «кротовую нору» в «нуль-пространстве». С моей фамилией в любую космическую дырку можно, таковы законы Астрала…
– Господи! А что вы тут делаете?
– Редактор, товарищ Бяльский, послал. С поручением. Сказал передать, что у вас в астральных странствиях Израиля мало, а надо больше. Чтобы товарищ Коган побеспокоился.
– Товарищ Коган побеспокоится… – медленно сказал Виктор Вульфович, уставившись на майора. – Что это у вас, действительно такая… фамилия?
– Так точно. «И мама у меня Благодырка, – гордо сообщил майор, — и жена Благодырка».
– И дети?
– Нет. Дочка замуж вышла, у нее теперь фамилия Ципоруха.
Шварц отстегнул ремень безопасности и встал.
– Как же батарейка, Виктор Вульфович? – спросил он, беспокойно косясь на майора.
– Поменял дома, пока вы в обмороке находились… Потом в зеркало надо было посмотреть, примета такая. Но вот товарищ майор, – он смерил военного пронизывающим взглядом, – тогда, наверное, и пробрался на корабль, когда я с кардиостимулятором возился, а Софа слойки паковала!
– Я телепортировался. У меня предписание, – возразил военный, вынимая из бокового кармана сложенный лист. – Направлен к командиру звездолета заместителем по политической части. Согласовано с товарищем Ким Чен Ыном.
– Дайте я посмотрю, – Виктор Вульфович взял бумагу и развернул. – И каковы ваши функции на корабле, товарищ… Благодырка?
– Моя функция – философская, – доложил тучный майор. – В Астрале каждая ситуация, согласно уставу, должна иметь соответствующее объяснение. Вот, например, ситуация с историей человечества. Учёный, товарищ Понасенков, определяет, что история состоит из бреда, который создает толпа. А согласно законам Астрального мира, история состоит не только из бреда, но еще из старческого электричества, вырабатываемого альцгейм-генераторами в домах престарелых… Это пока в физическом мире является информацией для служебного пользования. Но скоро рассекретят.
– А скажите, Кондратий, – обратился к майору Шварц. – У вас, наверное, есть какое-то специальное образование о подсознании? Вас же не просто так сюда направили?
– Так точно. Курганское военно-политическое авиационное училище. И ускоренные курсы психоанализа для авиационных политработников.
– Вы знакомы с психоанализом?
– Так точно. В конце курса даже писал критический разбор на теоретическую статью какого-то Фрейда: «Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора».
– Ну да, – сказал Виктор Вульфович. – Известная тема… А не к ефрейторам, к евреям вы как относитесь?
– Знаете, я очень интеллигентный человек, – проговорил майор, надевая фуражку. – Но жил в деревне, ноги у меня с молодости стоптаны из-за портянок… пальцы торчат в разные стороны. К сожалению, из этих ног видно мое необрезанное происхождение. Но сейчас я вступил кандидатом в члены сионистской партии «Наш дом – Израиль». Моя жена, Света Благодырка, имела девичью фамилию Коренман, а тёща моя – Риббентропа Наумовна Коренман.
– Что-о? – спросил Виктор Вульфович. – Вы что? Это имя такое?!.
– Объясняю. Тёща 1939 года рождения. Ее папа Наум, будучи политически грамотным украинцем, дал имя в честь «Договора о дружбе и границах между СССР и Германией». В паспорте так и осталось, с документами строго было…
– Позвольте, – сказал Шварц. – Так вы живете в Израиле? Какой же вы тогда замполит и майор Советской армии?
– Что, – сощурил глаза военный, – если, скажем, какой-то татарин попадает жить в Израиль, то перестает быть татарином?
– Бросьте, – махнул рукой Виктор Вульфович. – Это Астрал. Майор здесь всегда майор. Пока не привыкнешь, всё кажется странным. А знаете, в реальном физическом мире ещё хуже! Мне вот шестьдесят восемь… Когда я захожу на сайт «Одноклассники», испытываю шок! Встреча с друзьями детства напоминает опознание близких в морге после авиакатастрофы! Где-то родинка, где-то бородавка, где-то шрамик над бровью… Хорошо хоть протокол опознания не подписывать!
– Разрешите приступить к должности? – произнес майор.
– Приступайте. А что вы будете делать?
– Ничего. Я же замполит.
Виктор Вульфович посмотрел на Шварца, затем оба посмотрели на майора.
– Ну… Политинформацию проведите, что ли…
– Оно вам надо? – Благодырка снова снял фуражку и вытер платком лоб и шею. – Личного состава нет.
– А я? – спросил Шварц.
– А вы – пассажир. Вам стюардессу надо, а не замполита. Лучше я вам какой-нибудь анекдот про Северную Корею пошучу.
– Хорошо, – Виктор Вульфович поморщился. – Шути́те…
– Значит, так, – произнес Благодырка. – Хорошие новости для американских туристов. Скоро они могут побывать в Северной Корее, не выезжая из США…
Шварц ухмыльнулся, а Виктор Вульфович с нескрываемым интересом посмотрел на майора:
– Знаете, Кондратий, а у вас получается неплохо …
– Так мне в израильской зубной клинике «Гершензон» обещали все пальцы на ногах выровнять, – похвастался майор. – Будет ещё лучше!
Виктор Вульфович включил программу расчета траектории.
– Вернулись на курс! – сказал он. – Пояс астероидов скоро закончится. Но думаю, приключения еще будут.
Майор Благодырка, надув пухлые щеки, высморкался в платок и уставился на антресоли, с которых свисала часть красного знамени.
– Летим, значит, – сказал он. – За приключениями. А переходящее красное знамя, значит, просто наверху лежит?
– Да, – сказал Шварц. – Только не переходящее. Это знамя с портретом товарища Ким Ир Сена.
– Любое Красное знамя может быть переходящим, – строго объяснил Благодырка. – Это еще товарищ Ленин в своих работах указывал. Как говорится, если я неправ, бросьте в него камень!
– Вы мне напоминаете второго секретаря Харьковского обкома партии, – желчно сказал Виктор Вульфович. – Тоже часто на Ленина ссылался. Помню, обещал редакторам многотиражек, что они «взойдут на брудершафт за сионизм»! А сам был низенький, тощий, с таким сильно вытянутым вверх черепом. Да… ещё очень странно критиковал Центральное телевидение на пленумах обкома. Кричал: «Эта идеологическая диверсантка по имени “пони Макака”!» – вместо «пани Моника». Знакомый акушер-гинеколог объяснил, что просто при родах щипцами так тянули, а потом уже всяко – и с логикой, и с остальным… «Первым ему не быть, это точно, – говорил доктор. – Надо, бл.ть, щипцы правильно накладывать».
– Но я как-то слышал, что такие же черепа нашли даже в Перу и в Антарктиде… – сказал Шварц.
– А что делать вторым секретарям в Перу и в Антарктиде? – спросил майор с умным видом.
– Думается, – тихо заметил Шварц Виктору Вульфовичу, – политика алии и абсорбции нашего правительства порождает много вопросов…
– И еще непонятно, – продолжал Благодырка, – что стало с тем секретарем?
– Всех достал, – ответил коротко Виктор Вульфович. – Решили убрать. Оперативный работник КГБ во время прений бросил на сцену юбилейный рубль. Второй секретарь полез искать, и его задавило роялем на глазах партактива… Инструмент списали.
Вдруг по обшивке корабля кто-то громко постучал. Виктор Вульфович замолчал и побледнел, а Шварц изменился в лице. Стук повторился.
– Слышите? Кто-то снаружи, – как ни в чем не бывало проговорил Благодырка. – Не открывать?
Виктор Вульфович приблизил лицо к иллюминатору и скосил глаза. В космосе возле корабля висел человек без скафандра в развевающемся плаще, в руке у него было копьё. Увидев Виктора Вульфовича, он повелительным жестом указал на люк.
– Кондратий Эдуардович… товарищ майор, – проговорил Виктор Вульфович, не оборачиваясь. – У вас оружие есть?
– Так точно. Табельный пистолет Макарова.
– Приказываю, – с металлом в голосе проговорил Виктор Вульфович, – быть готовым к открытию огня!
– Есть! – отчеканил майор, вынул из кобуры пистолет и передернул затвор.
– Что вы собираетесь делать? – забеспокоился Шварц.
Виктор Вульфович достал из кармана телефон и сделал через иллюминатор несколько снимков. Затем записал в бортовой журнал время и координаты.
– Мало ли что, – сказал он. – Если это сомалийские пираты или иранская провокация…
– Какие в космосе сомалийские пираты?!. – спросил нервно Шварц. – Это же физически невозможно!
– Невозможно в физическом мире, а в Астрале всё может быть. Кондратий Эдуардович, станьте справа за приборную стойку, чтобы вас не было видно, и будьте готовы стрелять по моей команде. А вас, Шварц, попрошу не вмешиваться.
Виктор Вульфович перешел в смежный отсек и разблокировал внешний люк шлюзовой камеры. Затем, когда давление выровнялось, открыл внутренний. Человек в плаще уверенно вошел в звездолет, постукивая копьем, как посохом.
– Приветствую вас! – громко произнес он приятным голосом. – Я – посланник Великих Космических Иерархов, владычествующих в физических и астральных мирах! Моя фамилия Лившиц.
– Документы! – сухо попросил Виктор Вульфович.
Человек торжественно протянул ему своё копьё. На прикрепленной к древку золотой пластинке было выгравировано на нескольких языках: «Посланник Лившиц. Служба Великих Иерархов».
– А почему нет фото и печати? – придирчиво спросил Виктор Вульфович. – Почему я должен верить?
– Где вы видели оружие с фото и с печатью? – удивился посланник, забирая копьё. – Вам, вообще, только это странно? И кстати, почему в меня целится вон тот военный в фуражке?
– Майор, отставить! – скомандовал Виктор Вульфович. – Товарищ нам сейчас всё объяснит.
Посланник степенно прошел в отсек управления, сел на пододвинутый Шварцем табурет и выпил предложенный стакан воды.
– Видите ли, вопрос не терпит отлагательств, – сказал он. – Великие Иерархи послали меня сообщить, что пришло, наконец, время вывести избранный народ Израиля в Мир Грядущий!
– Из Израиля? – уточнил Шварц, но Виктор Вульфович сердито сверкнул на него глазами.
– Я вижу, у вас есть красное знамя, – сказал посланник Лившиц. – Это хорошо, это уже полдела…
– Я говорил! – поднял палец Благодырка. – Еще товарищ Ленин указывал…
– Ленин ни при чем, – вежливо прервал Лившиц. – Всё дело в Когане. Ему предстоит вести еврейский трудовой народ в Мир Грядущий. А он, как известно, уважает ритуалы, к тому же бывший офицер – привык к красному знамени. Ему будет удобно держать в руках что-то знакомое.
– Но почему – Коган?! – удивился Виктор Вульфович. – Почему именно он?
– А благодаря кому вы находитесь в Астрале? – спросил посланник. – Вы как думали, зачем он доверил вам эти астральные путешествия?
– Я знаю! – вскричал Шварц. – Чтобы Виктор Вульфович не роман абсурда писал, а как протагонист и приближенное к автору лицо получил ЭТУ БЛАГУЮ ВЕСТЬ! В уместное время! В уместном месте! Вот оно, доказательство! Вот, оказывается, в чем дело!
– И вы хотите, чтобы я верил в эти чудеса? – проговорил Виктор Вульфович, обращаясь к Лившицу. – Что Коган возьмет в руки эту дрянь? Товарищ замполит! Наступила ваша философская функция! Ситуация требует объяснения!
– Так точно! – ответил майор. – В уставе сказано, что Талмуд запрещает приводить чудеса в доказательство! Йевамот, раздел сто двадцать один, пункт «бэ».
– Жив Господь Бог Израилев! – потрясенно произнес посланник. – Вижу, вы серьезные люди! Когану есть на кого опереться! Так ему и передайте!
– Да, – сказал Виктор Вульфович. – Но, думаю, он знает…
– Тогда моя миссия окончена, – прочувствованно произнес Лившиц. – Мне еще возвращаться в отдалённую часть галактики – в конец мысли. Время позднее.
– Мы бы подбросили, – сказал любезно Виктор Вульфович, – однако у нас досветовые скорости, сами понимаете…
– Не надо, что вы… – Лившиц помахал копьём, и Виктор Вульфович выпустил его в космос через шлюзовую камеру.
– Как вам нравится? – спросил он, возвращаясь в отсек управления. – Коган, он что, с ума сошел? Мало ему Сталина, Да Винчи, Щорса, английской королевы и Луи Армстронга? Так теперь он ещё сам будет Машиахом? А вы знаете, что у Машиаха не должно быть знакомых охранников в публичном доме! Я вам говорю!
– Так это Бяльский просил, – напомнил майор извиняющимся тоном. – Говорил, в астральных странствиях Израиля было мало. Получается, теперь в самый раз…
На экране главного пульта вдруг появился улыбающийся Ким Чен Ын, и в динамиках хрипло зазвучало:
В семь-сорок он подъедет,
В семь-сорок он приедет –
Наш старый, наш славный
Наш а гиц Ын паровоз…
Виктор Вульфович пошарил на пульте и выключил звук.
– Значит, так… – помолчав, сказал он и взялся за голову. – Бяльский может быть спокоен. Всем спасибо!
РЫЦАРЬ ОРДЕНА «ЗНАК ПОЧЁТА»
Строки цифр, иероглифов и русских букв бежали по экранам главного пульта в тишине, нарушаемой лишь жужжанием вентилятора. Зелёным светом светились транспаранты, и мигали разноцветные контрольные лампочки.
Шварц с замполитом Благодыркой, склонившись над откидным столиком, рисовали боевой листок «Красный Ким-Чен-Ынец».
Виктор Вульфович рассеянно смотрел в иллюминатор: корабль пересекал Пояс астероидов. За толстым стеклом мелькали вдалеке каменные глыбы, скопления космического мусора… Изредка тишину прерывали доносившиеся из трюма проклятья академика Лысенко, который гонялся за крысами, чтобы ставить на них опыты.
– А знаете, что я вам скажу? – произнес вдруг Виктор Вульфович. – Я понимаю Когана. Досягаемость логически понятного результата совершенно не имеет значения… Главное – настроение! Как у Хармса!
– Так точно! – отозвался майор Благодырка. – Главное в истине – никто не может достичь просветления! Основа учения Востока… Мы тут с товарищем в боевом листке пишем, что пресловутая восточная недвойственность лишь поверхностно напоминает буржуазный солипсизм. Потому что ЭГО так же подлежит сомнению, как и существование других разумов и остального «внешнего мира»!
– Вот откуда вы это знаете? – запальчиво спросил Виктор Вульфович.
– Из лекции для авиационных политработников бомбардировочного полка, – скромно ответил Благодырка. – Наш замкомандира дивизии по строевой части, полковник Копейка, был доктор философских наук. Он диссертацию защищал в Военно-политической академии имени Ленина перед военными философами.
– А что же, этот Копейка, тоже уехал в Израиль? – спросил Шварц.
– Ну… Как вы догадались?
– Не догадался. Этот ваш Копейка у нас охранником на продуктовом складе в Бат-Яме работал. До достижения израильского пенсионного возраста. У него даже служебный револьвер смит-энд-вессон был. В брезентовой кобуре.
– И что говорил, доволен жизнью? – спросил Виктор Вульфович.
– Вполне. Купил автомобиль судзуки и квартиру в Яффо на двойную машканту. А зять работал в супермаркете!
– Так не пойму, этот полковник Копейка, он что, был еврей?
– Да, – Шварц посмотрел на замполита. – Говорил, по бабушке со стороны матери. А его жена, Прасковья, стала кошерной еврейкой, напичканной идишскими поговорками. Набралась, понимаете, в кружке для православных женщин, который открыли рядом с Дизенгоф-центром. Там у них движение за возрождение языка идиш в Израиле. Я даже не знаю… Может, это такая тоска по отсутствующим корням? Надо бы у фрейдистов спросить. Вы, Кондратий, не фрейдист?
– Я – нет, я старший офицер, – доложил Благодырка.
– Знаем… – Шварц посмотрел на Виктора Вульфовича. – Что вы думаете?
– А думаю, – глядя в иллюминатор, сказал Виктор Вульфович, – замечательный советский сказочник, Евгений Львович Шварц, – не ваш родственник?
– Нет. Почему вы интересуетесь?
– Так… Он же был белым корниловским офицером, участником «Ледового похода». Герой!
– А какое это имеет отношение к фрейдизму?
– Такое… Его современник, сатирик Зощенко, тоже был офицером и являлся фрейдистом. А Михаил Зощенко, между прочим, был современником Хармса и Шварца… Теперь понятно?
– Да…
– И вот Зощенко в наше время написал бы, что главное в жизни обывателя, понимаете, не идиш – а чтобы сын не привел в дом мужчину…
– Вы извините, – деликатно проговорил Шварц, – я все-таки не пойму вашей логики…
– А логика обычная, – резко ответил Виктор Вульфович. – Помню, в Киеве милиционер в форме шел по улице со своей женой. А прохожие оборачивались и кричали им вслед: «Ага! Поймал воровку! Ещё прилично одета! Вот пускай теперь в тюрьме посидит!» Так что с логикой у меня всё в порядке…
Шварц побледнел и опустился в кресло.
– Боже мой! – произнес он. – В физическом мире мы были инженерами, журналистами, музыкантами… А в Астрале мы идиоты, идиоты, идиоты!
– Я уже пожилой человек, – поморщился Виктор Вульфович. – Так я вообще не сторонник смысла. Мы ведь все воспитывались в бессмысленном обществе. И в мои годы трудно менять внутреннюю ось. Астрал, кстати, тут ни при чем!
– Командир прав, – бодро сказал Благодырка. – Ни при чем. Жена недавно рассказала, что в Израиль приехала какая-то старая писательница Вострякова, которая написала книжку про антиискусство Запада и буржуазную действительность. Так книжка современной молодежи не понравилась. И на «вечере с читателями за чаем» в русском книжном магазине одна девушка сняла с себя колготки, и два брата – Богдан Рыбак и Натан Хмельницкий – связали ими эту Вострякову и все страницы первой главы запихнули ей в рот… вместо варенья.
– У русских репатриантов брутальный характер, – ухмыльнулся Виктор Вульфович. – Что вы хотите, Путин… Но чтобы новое наступило – старое должно отмереть… Сдохла писательница?
– Нет. Русские убежали, а директору магазина пришлось вызвать амбуланс…
– Изменения вообще трудны… – продолжал Виктор Вульфович, задумчиво всматриваясь в космический мрак за иллюминатором. – С религиозно-исторической точки зрения, абсурд – хоронить иудеев в самом сердце православной культуры, в Кремлевской стене и возле нее… Но в двадцатом веке произошли большие изменения, и русская история с ними блестяще справилась. Даже я успел в стене тетку похоронить. Кстати! Обратите внимание, какая разница между понятиями «высокая доля» и «нелегкая доля». Некоторых евреев торжественно хоронили в святая святых, в стене Кремля, а других у этой самой стены сжигали в бочке, как Фанни Каплан… Так вот, «высокая доля» – это процент евреев в захоронениях на Красной площади… А «нелегкая доля» – это пятая графа в советском паспорте. Но, что характерно, эти доли – всё лица одной еврейской национальности!
– Кажется, это Максим Горький писал: «Мы, русские, – народ по преимуществу талантливый, – припомнил Шварц, – но крайне ленивого ума… Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови». В начале девяностых годов в Израиле стали издавать еврейскую газету «Русский умник». В основатели сперва хотели записать самого Горького. Но, подумав головой, записали Горбачева…
– А наш преподаватель с психологических курсов вообще считал, что нечего евреям в русские дела лазить, – сказал Благодырка, оставив боевой листок. – Говорил, нехай себе едут куда кто. Как Троцкий к Гитлеру. Потому что если еврей-выкрест участвовал, скажем, даже в белом движении, то непременно как старший офицер или генерал, а потом и в вермахте у немцев – тоже генерал…
– Да ну?..
– Так точно! Разные, говорил, бывают еврейские биографии, товарищи офицеры. Еще Ленин идею единой еврейской нации называл реакционной! И негативно отзывался о еврейской национальной культуре – «враге пролетариата». А товарищ Сталин его поддержал и сгоряча давил деятелей еврейской культуры грузовиком…
– Ну, это ему припомнили, – мрачно заметил Виктор Вульфович. – Срезали золотые пуговицы и из Мавзолея выбросили.
– А еще тибетские мудрецы, – сказал Благодырка, – указывали, что появление Ленина следует понимать как знак чуткости Космоса. Всё, что он говорит, нужно принимать в широком космическом масштабе. Даже его «Материализм и эмпириокритицизм», где Дух – этот… «идеализм» и «безмозглая философия»!..
– Слушайте! Чья бы корова мычала, – сказал Виктор Вульфович. – Ладно Ленин, а вот что маршал Жуков по этому поводу приказывал?
– Мне неизвестно, – расстроился Благодырка. – Это ж я про нашего преподавателя фрейдизма рассказываю. Вот его-то как раз в Израиль не взяли… Пришел, дурак, к консулу на собеседование с крестиком на шее!
– Так что, и он, бл.ть тоже еврей был?!.
– Не… татарин. Но говорил, что вроде караим по супруге.
– Татарин… – повторил Виктор Вульфович с горечью. – Времена! И заметьте, это – физический мир, а не Астрал! Татарин с крестом ходит к израильскому консулу, православные тётки восстанавливают идиш… Советские философы-полковники работают в Бат-Яме на складе…
– «Распалась связь времен»… – грустно произнес Шварц. – Я однажды спросил у подруги дочери – учатся вместе в университете, – видела ли она когда-нибудь настоящий паровоз? Отвечает: «Что я, Анна Каренина? Мне всего двадцать лет!»
– Молодец, – рассеянно сказал Виктор Вульфович. – Хоть знает великую литературу.
Шварц махнул рукой:
– Я спросил, кто такая Анна Каренина. Отвечает: «Анна Каренина и Лев Толстой – великие русские писатели. Я всё знаю, мой дедушка в России был учителем русского языка, рыцарь ордена “Знак почёта”!»
«ВЭР БИСТУ?»
– Вот, – доложил майор Благодырка, – закончил заметку в боевом листке: «Раннее лишение двойственности и преждевременные доводы». Товарищу Ким Чен Ыну понравится, потому что осуждается борьба с диалектикой. А логика, товарищи, железная: «Если подлинная реальность неописуема, то всё описуемое – закономерно нереально!»
– А как же быть с описью имущества? – язвительно спросил Шварц. – Военного, например, имущества? Оно тоже нереально?
– Да… – ответил Благодырка. – В Астрале и военное имущество нереально, если подлежит описи… Поэтому вместо описи мы знаем в своей голове, что есть, а чего нету… Тут главное, чтоб память не подвела.
– Слушайте, да это просто «Упанишады» какие-то, – вспылил Виктор Вульфович. – Что вы несёте?
– Не «Упанишады», – возразил майор. – Астрал… это действительность в лице творчества Когана. А в «Упанишадах» что? Тат твам аси – «ты есть то». Но в Астрале нет подлинной физической реальности – ничего нет. Значит, «ты есть ни то, ни сё»!
– А Коган есть? – резко спросил Шварц.
– Так точно! Но фантазии его – это иллюзия. Из-за них мы здесь паримся…
– Вас никто не держит, – сухо сказал Виктор Вульфович. – Хоть сейчас бумагу подпишу, чтоб вам в физический мир возвратиться. Между прочим, моя подпись – канал связи с автором, так что на нее астральные иллюзии не распространяются. Вернётесь как миленький, и Ким Чен Ын не поможет, здесь Коган – главный!
– А что ж вы как командир будете делать без заместителя по политической части?
– Как-нибудь… Приглашу работника из Главного политуправления. Да хоть комбрига Блюмкина Якова Григорьевича. Уж если «Упанишады» и Шамбала, так лучше никого нет.
– Блюм-кин… – проговорил Шварц, набирая запрос на «айфоне». – Ага… Чекист, террорист, бывший эсер… Работник ГПУ, комбриг… Вот! Он еще буддийский лама, владеющий русским, идиш и фарси! Кроме того, начальник личной охраны Троцкого и… «молодой любовник революции»!
– Он еще и германского посла Мирбаха в Москве убил в восемнадцатом году, – добавил Виктор Вульфович. – Большая неприятность была. Ну и много еще чего…
– Про него наш генерал-полковник Ивашов на лекции рассказывал, – угрюмо проговорил Благодырка. – С художником Рерихом путешествовал через Китай в Гималаи… Шамбалу искал. Нашёл вроде…
– «Рерих… недобрый колдун с длинной седой бородой», – прочитал Шварц, глядя в телефон.
– Кто сказал?
– Так… Какая-то Розенель, красивая советская девица двадцатых годов.
– Я поговорю с Коганом, – задумчиво произнес Виктор Вульфович. – Если вести еврейский народ в Мир Грядущий, то без Блюмкина, конечно, нельзя.
– Разрешите остаться, – встал по стойке смирно майор. – Виноват, товарищ командир! Исправлюсь! Впредь обязуюсь не париться.
– Вот! Заканчивали высшее военное училище, а не знаете, что тело – всего лишь Дух, закованный в материю, – сурово сказал Виктор Вульфович. – Запомните, в Астральном абсурде нефизической реальности человек ни во что не закован. Вообще! И не только по замыслу Когана. Вопросы есть?
– Вопросов нет.
– Тогда идите и занимайтесь по индивидуальному плану. Свободны. Кру-гом!
Когда Благодырка строевым шагом пошел дописывать боевой листок, Шварц восхищённо посмотрел на Виктора Вульфовича.
– С ним строго надо, – вполголоса проговорил он. – Ишь ты, «парится»… Не знает, конечно, что в додинастическом Египте покойников вообще варили перед захоронением.
– Потому что не хотели возвращения умерших домой… – рассеянно прокомментировал Виктор Вульфович. – В страшной нужде тогда жили…
Он достал из специальной ниши под пультом полевой телефон, плечом прижал к уху трубку и покрутил сбоку ручку.
– Аллё! – закричал он. – Аллё! Узел «Чучхе»? Дежурный! Я – «Солнечный»! Соедините с Москвой середины двадцатых! Аллё!.. Москва?!. Дайте ОГПУ!
– Связь плохая, – прикрывая микрофон, объяснил он Шварцу. – Логические цепочки рвутся – далеко уже от Земли… А кстати, про Египет. Недавно про Монику Левински слышал: она сошла с ума и поменяла имя на «Марву»… А потом сдала экзамены на капитана торгового флота Египта.
– Мало ли чего говорят, – ответил Шварц. – Врут. Может, только на старшего механика…
– Аллё! – снова закричал Виктор Вульфович. – ОГПУ? Товарищ Менжинский? Говорит Виктор, по линии полёта на Солнце корейского звездолета! Во имя революции прошу прислать комбрига, товарища Якова Блюмкина. Да! Допуск по форме «один»! Спасибо, Вячеслав Рудольфович! Отбой!
Он покрутил ручку и убрал телефон в нишу, под панель.
– А вообще-то, я его знаю. Еще на гражданской встречались, в Астрале, конечно.
– С кем? С Менжинским?
– Нет, с Блюмкиным. Однажды был случай. Служил я фельдшером на санитарном поезде Третьей революционной армии, части которой в девятьсот девятнадцатом наступали на Донбасс… Черт знает, что произошло с кардиостимулятором, я как раз был в коме, лежал в больнице «Бейлинсон» в Петах-Тикве… В общем, никогда не знаешь, куда занесет!.. Так приносят, значит, с передовой на носилках молодую даму в кожанке, галифе и гетрах, явно комиссарского вида. Еще дышит. Раздевайте её, – говорю сестрам милосердия, а сам иду мыть руки. Понимаете, с моим диабетом, ужасными сосудами и геморроем в нашем двадцать первом веке я имел уж достаточно знаний и навыков для простого военфельдшера начала двадцатого века… Возвращаюсь и вижу, что у этой дамы на груди крупными буквами такая синяя татуировка: «В случае моей смерти прошу не реанимировать!»
– Товарищ, будете оперировать? – спрашивает одна из сестер. – Ранение тяжелое.
А я ей отвечаю:
– Как вы думаете, эта надпись имеет юридическую силу?
– Не заверена нотариально, – заявляет сестра. – У меня незаконченное высшее юридическое образование. И подписи нет, не говоря уже о печати.
Тут эта дама разлепляет губы и хрипит:
– Доктор… Наклонитесь!
Я склоняюсь над ней, и она шепчет:
– Ранение бутафорское… У меня четыре миллиона рублей из Госбанка. Скажите, что я умерла, пусть несут в морг… Туда приходите, договоримся…
– Всё, – говорю. – Несите в морг. Такая надпись в революционное время действительна!
– И что, отправили в морг?
– Конечно, – ответил Виктор Вульфович. – Я был старший, кроме того, большевик. Должен сказать, меня очень заинтересовала сумма… Ну, прихожу через час в вагон, где у нас располагался морг, и вижу, сидит на скамейке, в ногах большая сумка, а в двух шагах застреленный санитар-охранник.
– Доктор, опустите браунинг, ясно же, что договоримся, – говорит она, свой пистолет кладет на пол и отодвигает ногой. – Их зен аз ир зент а-лайтиш менш, мир вэлн штимен![1]
– Вэр бисту? – спрашиваю тоже на идише, но браунинг не опускаю. – Кто вы?
– Я – Яков Блюмкин, – отвечает. – Комиссар из Одессы. Это сейчас неважно. Мне надо свалить отсюда по-быстрому и попасть в Москву. Дайте мне документы какого-нибудь убитого и грамм десять кокаина. Заплачу сто тысяч.
– Ладно, – говорю. – Двести тысяч. Но деньги вперед!
Беру, значит, деньги и завязываю в наволочку.
– Кокаина нет. Принесу морфий и документы убитого большевика Штокмана, большая сука в «Тихом Доне» был. Но вам, наверное, всё равно… Охранника бросьте под откос, а сами ложитесь и прикиньтесь трупом. Скоро вернусь.
– Так это же была женщина! – воскликнул Шварц.
– Послушайте, Блюмкин – один из основателей советской разведки, мастер перевоплощений! – ответил Виктор Вульфович. – Женская грудь и все остальное было фальшивым.
– И татуировка?
– И татуировка.
– А что потом произошло?
– Отдал ему документы и морфий, а сам до конца дня ранеными занимался.
– А с деньгами что?
– Обменял на доллары, а потом, уже в Израиле, доллары эти на шекели, по курсу. Купил машину и записал на Софу. Сейчас, пока меня нет, стоит под чехлом в Бат-Яме.
– Хочу спросить про Блюмкина, – проговорил Шварц. – Вы больше с ним не встречались?
– Тогда – нет, – ответил Виктор Вульфович. – Я ж погиб на фронтах гражданской войны. Меня казаки шашками зарубили.
– Белые?
– Нет… красные, по-моему… Или зеленые… Я уже интендантом дивизии был. Кассу хотели отбить, только не знали, дураки, что она пустая.
– Переживали, наверное?
– Кто?
– Вы.
– Чего переживать? Меня ж убили. Странные у вас, Шварц, вопросы.
– Что-то мне на целину захотелось, – тоскливо сказал Шварц.
– Успеете. Коган как раз сейчас ваши слова читает!
ПРЕДМЕТ МУЗЕЙНОГО УРОВНЯ
Звездолет почти миновал Пояс астероидов, приблизившись к орбите Юпитера. «Индикатор астероидной опасности» уже постоянно светился зеленым светом, цифры, буквы и иероглифы на экранах главного пульта также слились в одну зеленую ленту…
Шварц подошел к холодильнику, чтобы взять кефир, как вдруг увидел через иллюминатор приближающийся к кораблю из глубин космоса необычный аппарат в виде ржавого броневика с пулеметной башней, у которого вместо колес были ракетные двигатели.
– Смотрите! – встревоженно крикнул он. – У нас опять гости!
Виктор Вульфович быстро достал из шкафчика морской бинокль и приложил к глазам.
– Да, – произнес он. – Какой-то броневик! Судя по состоянию, более чем столетней давности…
– А ракетные двигатели? – проговорил майор Благодырка. – Тогда таких не было!
– Что двигатели! Проделки фон Брауна или Илона Маска… Главное – зачем он здесь?
Ожили динамики, что-то треснуло, и по внешней связи зазвучал искаженный металлический голос:
– Звездолет! Звездолет «Кореец»! Я – броневик «Марксист»! Активируйте шлюзовой отсек! К вам прибыл новый член экипажа! Как поняли?..
– Вас понял! – проговорил в микрофон Виктор Вульфович. – Готовность номер один. Активируем шлюз!
Броневик приблизился к кораблю, сбоку распахнулась дверца, и оттуда неуклюже выбрался человек в старом водолазном скафандре. Размахивая в невесомости руками, он всё же изловчился ухватиться за скобу на корпусе звездолета и подтянул себя ко входу в шлюзовой отсек. Броневик, ни секунды ни медля, включил ракетные двигатели, завалился вправо и на большой скорости скрылся в глубинах космоса.
Виктор Вульфович прошел в шлюзовую камеру и открыл внешний люк. Когда давление выровнялось и разблокировалась внутренняя дверь, человек в скафандре сделал тяжелый шаг вперед. Виктор Вульфович вместе с майором помогли ему снять с головы облезлый герметичный шлем с круглыми стеклянными окошечками.
– Комбриг Блюмкин Яков Григорьевич, – представился прибывший. – Работник ОГПУ. Командирован во имя революции лететь с вами на Солнце… Ох, свинцовые ботинки жмут! А в невесомости, кстати, совсем не чувствовалось.
– Что ж ваши товарищи с броневика даже чаю не попили?.. – спросил Шварц. – У нас вон и слойки есть, и варенье.
– Некогда им, – ответил Блюмкин, с трудом вылезая из скафандра. – Бой на Перекопе, надо возвращаться. Там пулеметов не хватает!
– Да, да, – проговорил Виктор Вульфович. – Конечно, товарищи торопятся. Перекоп будет взят!
– Красными, – сказал Благодырка.
– Красными! – повторил Виктор Вульфович, бросив взгляд на майора. – Коган не Аксёнов, Крым будет советским!
– А я вас уже где-то видел, – одёргивая щеголеватый френч, произнес Блюмкин. – Это не вы были у меня в расстрельном списке старорежимных реакционных поэтов?
– Я настройщик фортепиано, – с достоинством ответил Виктор Вульфович. – А на гражданской войне, в Астрале, одно время служил военфельдшером в Третьей армии.
– А-а… Да… – протянул Блюмкин. – Вспомнил. Это из-за ваших документов я с Шолоховым в Москве подрался. Кричал на меня, что по бумагам Штокман у него в романе латыш и продавец швейных машинок Зингера на хуторах. Пришлось напомнить, что я из Одессы. Сбежал!.. Но в книге, собака, всё так и оставил!
– Писатели вообще сволочи, – заметил Благодырка. – Ну, те, которые большевиков хвалили и в пример ставили. Жалко Сталин не всех пересажал. А которые остались, Пастернака травили и Булгакова, да руки коротки были…
– Теперь таких замполитов образованных нету, – проговорил Шварц, с удивлением глядя на майора. – Я, кстати, имел о вас другое мнение. Кажется, был неправ.
– Так сейчас вообще замполиты исчезли, – ответил Благодырка. – Ликвидировали институт комиссаров. А я «Любить иных тяжелый крест» и «Белеет парус одинокий» наизусть знаю, как строевой устав!
– Шо-ло-хов… – с чувством произнёс Виктор Вульфович. – Вы, Шварц, кажется, на целину хотели? Вот товарищ, к слову, с нобелевским лауреатом знаком лично. Я насчет «Поднятой целины». Помнится, там в свете современной политкорректности как раз Шварца не хватало…
– Да я уже на Солнце лечу, – нервно ответил Шварц. – Ну что вы, ей-Богу… А вдруг Коган услышит?..
– Коган всё слышит, Коган всё знает, где его Шварц среди звёзд пролетает… Вы больше недоумению не поддавайтесь, ладно? У вас когда кома заканчивается?
– Да что-то долго уже… Я, конечно, не беспокоюсь…
– А вам не предлагали сесть в ящик вместо кота Шредингера? – спросил майор Благодырка. – Я читал, в ЧК, кажется, была такая забава с задержанными.
– Не было, – отрезал Блюмкин. – Кот Шредингера – это тридцать пятый год, НКВД. А ЧК реорганизовали в Государственное политического управление в двадцать втором.
– Откуда вы знаете про кота? – спросил Шварц. – Я читал, вас расстреляли в двадцать девятом.
– Опять за свое! – воскликнул Виктор Вульфович. – А еще астральный космонавт! Никак не привыкнете! Да перестаньте держаться за старое, вы же образованный взрослый человек!
Виктор Вульфович достал свой телефон и поводил по экрану пальцем.
– Вот взгляните!
Шварц взял телефон, посмотрел с минуту, затем медленно прочитал: «Галерея “Иерусалимского журнала”. “Солженицын читает рассказы Когана на даче у Ростроповича”. Народный художник Налбандян, масло»…
– Бяльский, между прочим, этим очень гордился, – сказал Виктор Вульфович, пряча телефон. – Александр Исаевич был о «Иерусалимском журнале» высокого мнения.
– А я товарища понимаю, – усмехнулся Блюмкин. – У него концептуальные затруднения.
Он порылся в кармане френча и протянул Шварцу продолговатый блестящий предмет.
– Хочу вам подарить. Вибратор для мыслей, – не беспокойтесь, у меня еще есть. Хорошее тибетское средство для стимуляции интеллекта до состояния вдохновения. Вызывает множественные творческие инсайты!
– А… как употреблять?
– Перорально. Очень надёжные древние тибетские технологии! Предмет музейного уровня, патент с Сириуса!
– Так, может, это вам поможет понять суть Астрала, – сказал Виктор Вульфович. – Вот же времена настали… А вы мне, товарищ комбриг, напомнили! В физическом мире сегодня у людей нетрадиционной ориентации слово «Тибет», надо заметить, перестало означать географический термин…
– Рано меня убили и товарища Троцкого… – мрачно проговорил Блюмкин. – Обескровили ГПУ, а Сталин и его клика не справились, вон что делается – ста лет не прошло!
– Так точно, – вмешался майор Благодырка. – Нам еще во времена Советский армии, в начале девяностых, на секретной конференции для политработников сообщили, что теперь самая искренняя молитва русского человека к Богу: «Сделай меня американцем!» А пиндосы ж известно кто – они голубые, негры, левые евреи, мексиканцы и вульгарные – их, демократов, мать – социалисты…
– Андропов про СССР говорил: «Мы не знаем общества, в котором живем!» – грустно сказал Шварц. – Проморгал, гэбист татуированный, страну. Со Щёлоковым боролся!
– Всем плохо сейчас, – произнес Виктор Вульфович. – Есть сведения, будем переходить в Мир Грядущий всем человечеством, Коган – старший… Так что пришло время еврейский народ мобилизовывать.
– Нет пророка в своем отечестве, – вздохнул Шварц.
– Есть! – отчеканил Виктор Вульфович и так посмотрел на Шварца, что тот смешался и отвел глаза.
КАК РАЗ ТО, ЧТО ВАМ НАДО
– Я смотрю, у вас оперативная обстановка сложная, – сказал Блюмкин. – Напирают по всем фронтам. Не хватает, не хватает в двадцать первом веке широты понимания текущего момента. И профессионалов мало.
– Мало, – согласился Виктор Вульфович. – Уровень образования стал никудышным. Что в России, что в Израиле… А где взять? Вот в свое время были военспецы Троцкого и не смущались, что их белое знамя красного цвета. Но теперь никаких спецов уже нету – ни белых, ни красных…
– Ни голубых! – вставил замполит. – Другое на уме у молодежи.
– Гугловское мышление, – объяснил Виктор Вульфович. – Всё в телефоне смотрят и везде лезут, школота!
– Да-да, подрывная работа Цукерберга, Московица, Брина… – кивнул Блюмкин. – Ларри Пейджа… Враги человечества, враги народа. Мы в астральном ГПУ за ними следим. Трампа свалили! Ничего! Я прибыл вовремя, обеспечим связь с параллельным Моссадом – сети социальные эти ограничим, владельцев расстреляем. Будем с боями пробиваться в Мир Грядущий! Через Шамбалу есть, товарищи, секретные маршруты.
– Эх, – сказал Виктор Вульфович. – Это еще когда будет! А сейчас, товарищ Блюмкин, вот вы как специалист старой школы по Востоку и по Ближнему Востоку можете объяснить, что у нас в Израиле вообще делается?
– Да, – сказал Блюмкин, вынул из кармана вибратор для мыслей, взял на манер сигары в рот и на минуту сосредоточился.
– Знаете, – проговорил он, – когда в Яффо в двадцать восьмом году я создавал советскую агентурную сеть, мне пришлось вплотную столкнуться с арабским и с европейско-еврейским менталитетом жителей Палестины… Так вот, я усвоил самую важную вещь: с арабами нужно говорить на языке, который они понимают. Этим вы проявляете уважение не только к ним, но и к себе. На Востоке бывает только так: либо я сверху, ты снизу, либо ты сверху, а я снизу… То есть проще, если ты не сверху – значит, я твой господин, если я не сверху, значит, ты мой господин. Два положения, очень удобно. Но! Приходит какой-то полулысый придурок в золотых очках и предлагает третье: никто не сверху! Мы теперь равны! Араб это слышит и говорит: «Ага! Ясно. Ты не сверху! Значит, я господин». А на то, что и он не сверху, ему начхать!
– И что? – спросил с недоумением Шварц.
– А то, что он будет всячески отстаивать свое место господина, от которого ты отказался. Он – восточный человек. Он так видит. Он так тысячи лет живет! Скажите, вам попадалась палка без второго конца?
– Нет…
– Или монета только с одной стороной?
– Нет…
– Правильно, не в этой Вселенной. Как говорил товарищ Троцкий, «в науку не надо верить, науку надо знать»! А без знания не будет никакого диалога, а будут тупики и ненависть.
– Да, – сказал Виктор Вульфович. – Наступи арабу ногой на горло! Уважь! Он не может без авторитета, он – не мы.
– Так что нам остается? – спросил Шварц.
– Если хотите оставаться живым на Востоке, – ответил Виктор Вульфович, – или даже просто оставаться, всегда будьте сверху. Коган мне рассказывал о научном определении жизни – это состояние «устойчивого неравновесия».
– Если хотите по-другому, – усмехнулся Блюмкин, – будьте готовы, как у вас говорят, заселить Ближний Восток шведами, норвежцами и датчанами.
– А арабов куда? – не понял Шварц.
– Как куда? Про крестовые походы читали?..
– Но это же ужасная философия! Это геноцид!
– Если будете расслабляться, – сказал Виктор Вульфович, – очень скоро познакомитесь с геноцидом в палестинском исполнении. Потому что с западным исполнением мы, увы, знакомы. Ислам – религия покорности всемилостивому Аллаху. Мусульмане известны своим великим усердием в отношении неверных и милосердием к правоверным. Вы готовы соблюдать все законы шариата? В исламе есть течения, но нет атеистов. Это как раз то, что вам надо, Шварц? Хотя религия, надо сказать, прекрасный инструмент социального управления…
– Слава Богу, – возмущенно проговорил Шварц, – что в нашей стране и вообще в мире не все так считают… Вы сгущаете краски.
– Какое счастье, что не я решаю судьбы людей, – задушевно произнес Виктор Вульфович. – Мне страшно подумать, что я бы сделал!
– …Так вот, – вздохнул Блюмкин. – По большому счету, я не смог договориться о совместных действиях еврейских и арабских пролетариев, так себе агентура… Но я в двадцать восьмом году купил на средства ОГПУ отличную квартиру в Яффо, теперь она стоит не меньше десяти миллионов долларов. Там сейчас у КГБ за хорошие деньги арендует офис левая арабская партия. Шварц, я вам дам адрес…
Шварц побледнел, рывком поднялся из кресла и, ни слова не говоря, вышел в туалет.
– Надо ему сказать, чтоб покурил вибратор, – рассудительно произнес майор Благодырка. – Очень переживает…
– Искали его, – проговорил Блюмкин, нахмурившись. – В астральном ГПУ за такими следят. Серийный литовец… В советское время целый набор эпизодов: то председатель колхоза-миллионера в Каунасском районе, то создатель народных песен Малой Литвы, то третий секретарь райкома. Хотя по жизни – так, шлимазл, хоть и интеллигент.
– Нет-нет, – возразил Виктор Вульфович. – Я разбираюсь, не литовец! Он мне рассказывал, что работал инженером-пищевиком. Их коллектив даже получил премию Ленинского комсомола за создание технологии производства мороженого «Лолита» для девочек!
– Вообще-то, он мутный… – сказал Благодырка, вытирая платком шею. – Такой и ребенка на парад гордости отправит. И кома у него левая, товарищ командир!
– Вот видите, – обратился к Блюмкину Виктор Вульфович. – Когда доходит до дела, у нас в Израиле левым становится любой. Да хоть на выборы посмотреть! Да хоть на университеты наши! Позор!..
– А вам теперь понятны наши действия в карательных органах по отношению ко всякой подозрительной интеллигенции? – сурово спросил Блюмкин. – Товарищи Ленин и Троцкий в своё время точно определяли серьёзность момента!
– Когану надо помогать! – убежденно произнес Виктор Вульфович. – Он поведет нас в Мир Грядущий. Я, например, предоставил всё своё подсознание в его распоряжение! Хотя подсознательно руки у меня, извините, не по локоть в гуманизме…
КРЫШУ СНЕСЛО ДАВНО И НАВСЕГДА
Шварц, надувшись, сидел в своем кресле и раздраженно тыкал пальцем в экран айфона. Майор Блгордырка прилежно дорисовывал боевой листок, а Виктор Вульфович с Блюмкиным вспоминали за чаем гражданскую войну, загадку внезапной смерти Есенина и влияние идей Льва Троцкого на китайскую революцию.
– Я Китаем сыт по горло, – откровенно говорил Блюмкин, прихлебывая чай. – Не такой уж я сторонник кашрута, но они черт знает какие пироги пекут из насекомых! Оперативная работа не позволяла брезговать, но должен сказать, я от этого был в таком состоянии, что мог и прозевать дорогу в Шамбалу…
– А про вас говорят, что вы были неугомонный авантюрист, эсер, чекист и троцкист, – вдруг со своего места произнес замполит. – Нам еще генерал Ивашов докладывал.
– Я вам так отвечу, – серьезно сказал Блюмкин. – Смысл жизни не в том, чтобы удовлетворять свои желания, а в том, чтобы иметь их… Вот у вас есть желания?
– А как же, – выпрямился Благодырка. – Квартиру досрочно выплатить и чтобы зятя, Борю Ципоруху, назначили завотделом в супермаркете.
– А я хотел найти в тибетских пещерах тайны древних цивилизаций и неземные технологии Шамбалы для Советской республики! Хотел добыть для пролетариата чертежи летающих тарелок.
– Так вы ж их потом немцам продали! – сказал Благодырка. – Протоколы допросов ОГПУ есть.
– Это вам генерал рассказал?
– Да.
– И кстати, а вот те четыре миллиона рублей из Госбанка? – спросил Виктор Вульфович. – Помните?
Блюмкин помешал ложечкой в стакане.
– Четыре миллиона… – он пожал плечами. – Вспомнили… Я был буддийским ламой, членом ЦК Иранской компартии, создавал Иранскую Красную армию и ее спецслужбы. Да если бы не эта блядь Розенцвейг или как ее там… Зарубина… вообще бы не было никакого Хомейни! Когда меня приговорили к расстрелу, товарищ Трилиссер сказал, что речь идет о человеке, который много сделал для пролетариата, ГПУ и победы революции. Который учился в нашей лучшей академии, и если бы не двурушничество и троцкизм, то стал бы олицетворением достигнутых нами успехов.
– А в двадцать пятом году не вы Есенина убили? – внезапно спросил Шварц.
– Этого литератора погубила его деревенская мелкобуржуазность, хамство и алкоголизм, – ответил Блюмкин, как-то по-особому глядя на Шварца. – Вы, товарищ, так интересуетесь или имеете другие сведения?
– Нет-нет… – Шварц опустил голову и сделал вид, что занят айфоном.
– Должен вам сказать, я по специальности скрипач, по второй – настройщик, – проговорил с некоторой заносчивостью Виктор Вульфович. – Но также литератор, пишу романы и, кстати, тоже хамлю! И не потому, что плохо воспитан, а потому что мне нравится.
– И вы никогда не получали по морде? – поинтересовался Блюмкин.
– Да. Для меня это всегда плохо кончалось. Но хамить я не перестал, особенно когда за рулем и в очереди.
– А кто издает ваши романы?
– Я сам. У меня в компьютере есть программы для верстки, еще стоят два больших принтера, а бумагу для печати я в одном месте беру по скидке.
– И ваши романы покупают?
– Да… Я продал экземпляры своей книги уже больше чем на пятьсот шекелей.
– Вы, товарищ командир, почти как Кафка какой-то, – сказал Благодырка. – И романы пишете, и сюрреалист… Прямо настоящий архетип!
– Коган сюрреалист, – ответил Виктор Вульфович сдержанно. – А я если и архетип, то «анима» и «анимус» в одном лице. Меня в Киеве в армию не призвали, потому что определили психопатию, правда, с компенсацией…
– Компенсация из Германии?.. – деловито поинтересовался Благодырка, обводя красным фломастером заголовки в боевом листке.
– Ну да, из Германии… – повторил Виктор Вульфович. – Вы, Кондратий, давайте не отвлекайтесь, заканчивайте настенную агитацию. Пора в Корею докладывать, что на борту порядок, дисциплина и все учат идеи чучхе. Шварц этот боевой листок сфотографирует и отправит в Пхеньян по е-мейлу, пусть коммунисты радуются достижениям экспедиции.
Виктор Вульфович положил руку на рукав френча Блюмкина, посмотрел ему в глаза и после некоторого молчания негромко сказал:
– Товарищ комбриг, вы – избранный, вы здесь, чтобы помочь Когану и всем нам вести народ в Мир Грядущий…
– У меня крышу снесло давно и навсегда, – ответил Блюмкин. – Готов. А звездолет – зачем, честно?
– Чтобы через Астрал попасть в четвертое измерение. Портал находится на самой границе астральной Солнечной системы. Всю аферу с корейцами и их космическим кораблем Коган затеял, чтобы послать меня как единственного специалиста по астральным приключениям, которому он доверяет, на разведку. Я это понял недавно, и я горжусь этой миссией.
– А откуда известно, что именно Коган должен вести человечество в Мир Грядущий? – спросил Блюмкин.
– Так сказал Лившиц, посланник Великих Космических Иерархов. Он был ими уполномочен, он специально к нам прилетал.
– Я знал в Одессе одного Лифшица, у него был шляпный магазин, – проговорил Блюмкин. – Второй работал в хозяйственном отделе ЧК, в Москве. Но Вселенная бесконечна… понятно, могут быть и другие.
– Вот вы говорили, что буддийский лама, – Виктор Вульфович отхлебнул чай и посмотрел на вибратор для мыслей, который Блюмкин покусывал время от времени. – А я астральный каха[2]. Будем считать, что договорились.
«КАПИТАН ГВИЛЛЕНБУЦ»
– Идем к границам Солнечной системы, – сказал Виктор Вульфович, вглядываясь в экран главного пульта. – Все устройства корабля работают в штатном режиме. По курсу астральная межгалактическая станция «Капитан Аарон Гвилленбуц». Визит запланирован.
– А кто был этот Гвилленбуц? – спросил Шварц.
– Так… Один военный инопланетянин. Погиб в сражении с медузоидами не то два, не то три миллиарда лет назад… Коган рассказывал, ему еще конный памятник на Большой Медведице стоит.
– Что, тогда уже были лошади? – осторожно спросил Шварц.
– Еще спросите, были ли тогда Аароны… – усмехнулся майор Благодырка. – Лошади и Гвилленбуцы были в Астрале всегда.
– И сейчас?
– Так точно.
Шварц аккуратно сфотографировал айфоном готовый боевой листок и послал его электронной почтой в Пхеньян.
– Я теперь понимаю, почему ваш Коган зубами вцепился в этот корейский звездолет, – проговорил Блюмкин. – Потому что в Северной Корее все поют революционные песни, а руководство народом осуществляют вождь и его Центральный комитет партии. По всей стране руководителям установлены замечательные памятники. А гомосексуалистов с лесбиянками нет.
– Есть, – сказал Виктор Вульфович. – Выявляют, ссылают и расстреливают… А при чем тут революционные песни и гомосексуалисты?
– Потому что революционные песни – прикольно и вписываются в стёб!
– Смотрю, Яков Григорьевич, а вы хорошо разбираетесь в наших современных реалиях, – желчно сказал Шварц. – Времени, товарищ комбриг, не теряете.
– Постоянно в курсе, – подтвердил Блюмкин. – В астральных органах ведется круглогодичное наблюдение за физическим миром. Особенно за либералами, демократами, глобалистами и социальными сетями.
– А «зеленые паспорта» на станцию нужны? – внезапно спросил Благодырка.
– В Астрале нет вирусной инфекции, – ответил Виктор Вульфович.
– Что, нет болезней вообще? – удивился Шварц.
– Душевные…
– Типа шизофрении, психоза и биполярного расстройства?
– Да. Спектр психиатрии, надо сказать, представлен широко. И постоянно увеличивается. Ничего, скоро заметите.
– Так точно, – вздохнул замполит. – Уже заметил.
– Я, кстати, на станции планирую пополнить экипаж. У меня уговор с Пхеньяном: команда должна быть интернациональной!
– Ну так я же, – сказал замполит. – Недостаточно?
– Нет. Кроме того, вы являетесь почётным евреем, раз в партии «Наш дом Израиль». И у нас тут получается сильный национальный перекос. Высокая, так сказать, доля… как на Красной площади.
– И корейцев нет, – вставил Шварц. – А на межгалактической станции наверняка полно инопланетян, а не людей…
– Дело не в корейцах, а в принципе, – объяснил Виктор Вульфович. – Вам, Шварц, кстати, известно, в Корее меня считают корейцем.
– Так что же будет? – спросил Благодырка.
– Увидим.
Виктор Вульфович сел в кресло первого пилота, вывел на экран главного пульта координаты месторасположения и сделал вычисления на телефонном калькуляторе.
– Всё, – произнес он. – Через полчаса швартуемся. Каждый остаётся на своем месте. Для посещения станции нужен электронно-генетический пропуск. У меня хорошая китайская копия – в Пхеньяне дали. За настоящий золотом платить надо, а страна бедная. Но Коган утверждает, беспокоиться нечего, в галактике про Китай ещё не слышали.
– Услышат, – криво улыбнулся Шварц.
– Беру человека – и сразу назад. На время моего отсутствие старшим на корабле отдаю приказом заместителя командира по политчасти майора Благодырку.
– Есть! – вытянулся замполит.
– Посторонних – хоть людей, хоть нелюдей – на борт не пускать, соблюдать режим радиомолчания. Полевые и мобильные телефоны отключить.
– Есть!
Виктор Вульфович провел растопыренной ладонью по седым кудрям и приник к иллюминатору.
Показалась огромная круглая космическая станция, расцвеченная яркими огнями. К звездолету протянулся длинный суставчатый рукав, и заскрежетали причальные приспособления.
– Ну, пошёл, – сказал Виктор Вульфович, встал и решительно направился в шлюзовой отсек.
После того как Виктор Вульфович покинул борт, Шварц, ни на кого не глядя, налил полный стакан минеральной воды и залпом выпил.
– Я всё-таки до конца не могу понять цель этого путешествия, – сказал он. – Летим на Солнце, а на самом деле в другую сторону. Какой-то Гвилленбуц и Большая Медведица… Коган, конечно, уважаемый автор, но не вызывает он у меня полного доверия. Скажу, иногда мне кажется, что он сумасшедший… Может быть, потому что раньше я никогда не был персонажем его литературного произведения?
– А насколько вы расположены к выработке половых гормонов? – спросил замполит.
– Зависит… от кровообращения в малом тазу… – растерялся Шварц. – Зачем вы спрашиваете?
– А затем, что ихний уровень влияет на сообразительность. Исследования ученых мастурбации в Ярославле выявили перепроизводство окситоцинов! А они рассеивают математическое и аналитическое внимание. Я вас ни в чем не обвиняю, но, может быть, поэтому вы никак не поймете, что в пятимерном Астрале Солнце как раз находится на краю Солнечной системы. Такое геометрическое следствие пятого измерения, если смотреть из середины третьего!
– Вы хорошо справляетесь с обязанностями командира, – одобрительно сказал Блюмкин. – Коган с Виктор Вульфовичем будут вами довольны.
Шварц промолчал. Повисла неловкая пауза, которую прервал резкий стук по корпусу звездолета. Благодырка снял фуражку и приблизил лицо к иллюминатору.
– Нищие обезьяны какие-то, – сказал он. – Похоже, требуют, чтобы открыли грузовой люк.
Шварц поверх головы майора тоже посмотрел в иллюминатор.
– Это не обезьяны, а гуманоиды. Кажется, представители сверхразвитой цивилизации. Как-то неудобно держать их снаружи… Почему вы думаете, что они нищие?
– Так вон – в лохмотьях и ладошки протягивают!
– Это они показывают, что пришли с миром. Что у них никакого оружия в руках нет. Давайте откроем…
– Я те открою! – Благодырка так посмотрел на Шварца, что тот опустился в кресло второго пилота, надел очки и уткнулся в экран айфона.
– Забыл сказку «Волк и семеро козлят»… – с досадой сказал Блюмкин. – Вот она, толерантность, бл.ть…
Гуманоиды снаружи начали проявлять нетерпение и принялись стучать по корпусу корабля громче. Тогда майор достал из кобуры пистолет и, поднеся к иллюминатору, демонстративно передернул затвор. На обезьяньих мордах тут же появилась гримаса, и через мгновение они исчезли.
– Сытый голодному не товарищ, – объяснил майор. – Мало ли что они едят…
В молчании прошло еще минут двадцать, пока у Шварца внезапно не запищал айфон.
– Сказано было: выключить! – заорал Благодырка.
– Это реклама… из лото «Миф’аль-а-пайс»… – начал оправдываться Шварц. – Вы что, не знаете, они даже на выключенный телефон звонят! Вот! Пришло сообщение, что я в Австралии выиграл миллион шекелей.
– Дайте! – Благодырка взял аппарат и поднес к глазам. – Написано, что не выиграли, а можете выиграть!.. И не в Австралии, а в Астрале! Иврита не знаете! В нашей авиадивизии про таких, как вы, говорили: «Здравствуй, леди, здравствуй, Тэтчер, я Захарченко, диспетчер!..» Так! Пока командир не вернется, телефон оставляю у себя.
В этот момент со стороны причального рукава послышались шаги и приглушенный голос Виктора Вульфовича: «Майор! Открывайте! Свои!»
МАРКС, РОТШИЛЬД, ШЕЙЛОК
Виктор Вульфович появился из шлюзовой камеры в сопровождении двухметрового иссиня-черного негра с невероятно пухлыми лиловыми губами.
– Слушайте, чёрт знает что! – сообщил Виктор Вульфович. – Полно говорящих осьминогов, либеральных социалистов, саблезубых бабочек и каких-то крылатых черепах с хоботом… Не с кем разговаривать! Но потом, слава Богу, встретил Джорджа! Так что всё в порядке.
– Приветствую вас! Меня зовут Джордж Флойд! – глубоким голосом сказал огромный негр. – Меня убил белый полицейский Дерек Шовин в две тысячи двадцатом году в Миннеаполисе. И свою двадцатку он получил.
– Здравствуйте! Очень приятно! – нервно произнес Шварц.
– Что приятно? – спросил негр и нехорошо посмотрел на Шварца с высоты своего роста.
– Ну… двадцатка… – испуганно поднял плечи Шварц. – Раньше в вашей Америке за такое и пяти лет не давали…
– Жизни черных имеют значение! – веско произнес Флойд. – Black Lives Matter!
– Так точно! – кивнул попятившийся Благодырка. – Читали, читали, я даже политинформацию проводил… А продажная мировая пресса всякое про вас писала…
– Я был настоящим спортсменом, студентом и хорошим работником частной службы безопасности, – проговорил Флойд. – Обеспечивал порядок… Белые журналисты во всем мире обвинили меня в преступлениях! Знаете, как это бывает, сначала вы сражаетесь с чудовищем, потом побеждаете его, а затем сами становитесь чудовищем… Посмотрите на меня! У меня шестеро детей, и, между прочим, один из них – белый! Разве я похож на серийного убийцу Брейвика?
– Максимально не похожи! – с исчерпывающей категоричностью произнес Виктор Вульфович. – И прекрасно говорите по-русски! А мы здесь – совершенно не расисты.
– Я тоже не расист, – сказал Джордж Флойд. – Конечно, и белые что-то могут! Но правда в том, что мы, черные, гораздо умнее белых, мы придумали колесо, лодку, электричество и самолет! А еще мы изобрели алфавит и книгопечатание – хоть у кого сейчас спросите на раскопках в Африке! Да хоть в любом американском университете! Спросите в Национальной Баскетбольной Лиге, кто придумал баскетбол. Вам любой черный игрок ответит! И белый тоже!
– А мы изобрели ЧК и НКВД, – желчно сказал Блюмкин. – И социализм.
– Социализм, как и банковскую систему, изобрели не белые, а евреи, – ответил строго Флойд. – Маркс, Ротшильд, Шейлок, Троцкий и еще кто-то, не помню…
– Да, кстати, мы все здесь – русские евреи, – доброжелательно сообщил Виктор Вульфович. – То есть, по-вашему, не белые. Так что для вас мы свои.
– Я видел, что вы еврей, – ухмыльнулся Флойд. – Вон губы у вас толстые и нос горбатый… С белым бы я не пошел.
– Губы толстые?..
– Да. В зеркало посмотрите.
– Допустим… – проговорил Виктор Вульфович, скользнув взглядом по лицу Флойда. – А вы что, разбираетесь в России?
– Конечно. Россию люблю. Хоть я поклонник и защитник черной расы, но это больше в физическом мире. А в Астрале я русский философ! Прошу учесть.
– Учтём, – сейчас же подтвердил майор Благодырка. – Запишем это в бортовой журнал.
– Начать с того, – поднял глаза Флойд, – в детстве меня воспитывали так, что с ранних лет я мечтал быть, как Федор Достоевский, инженер-поручиком и петрашевцем! Только афроамериканским, разумеется. А когда меня приняли в университет, я в свободное от баскетбольных тренировок время глубоко и ответственно занимался русской литературой и философией… Материальные трудности помешали мне закончить статью, в которой я доказал, что Достоевский собирался жениться на Ставрогине и тем возвеличить славу сынов земнородных. Только военный трибунал уберег его от этого!..
– Я тоже читал «Бесов», – резко проговорил Блюмкин. – И почти лично знал Ставрогина! Скажите, что вы тогда курили?
– Ну, немного травы, немного крэка… – просто ответил Флойд. – Это же чепуха. К слову… в других статьях я критиковал политику министра Столыпина и называл его белым реакционером. Это с моей подачи такую политику стали называть столыпингом.
– А я с белыми в гражданскую воевал, – криво усмехнулся Блюмкин. – Но Столыпина еще раньше, в девятьсот одиннадцатом, Богров грохнул.
– Данила? – быстро спросил Благодырка.
– Нет, Дмитрий…
Флойд уселся на свободный табурет и, взяв бутылку минеральной воды, выпил до дна, запрокинув голову.
– Мы летим на Солнце, – сказал Виктор Вульфович. – Вы с нами? Не боитесь?
– Хорошее дело, – ответил Флойд. – Астрал – это метафора материальной действительности… И хотя метафора хуже логического познания, но метафорический доступ к реальности – лучшее, что мы имеем! Все черные знают, что на Солнце комнатная температура и живут корейские коммунисты.
Виктор Вульфович сел в свое кресло и принялся набирать на клавиатуре главного пульта команды.
– Покидаем станцию, – сказал он. – Ну, кто-нибудь ломился на борт?
– Какие-то обезьяны гуманоиды, – доложил Благодырка. – Вот товарищ сказал, – он посмотрел на Шварца, – что из высокоразвитой цивилизации.
– Да-да, – подтвердил Виктор Вульфович. – Это были ученые из созвездия Волосы Вероники. Хотели измерить нашу сексуальность. У них грант на галактическое анкетирование, они ко всем пристают.
– Хотят узнать про окситоцин? – деловито спросил Благодырка.
– И про окситоцин, и про эндорфины… – рассеянно ответил Виктор Вульфович, манипулируя клавишами и штурвалом. – Помнится… пришельцами они были в земле Ярославской…
Звездолет качнуло, и в иллюминатор стало видно, как от корабля отошел суставчатый причальный рукав с тремя стоящими внутри гуманоидами. Каждый из них держал в руке по блокноту, которыми они прощально махали вслед.
– Вы в ответ не машите! – приказал Виктор Вульфович. – На их дурацком языке это означает не то, что нам нужно!
Яркие огни космической станции отдалились и растворились в сиянии звезд. Корабль развернуло на девяносто градусов, и он лег на курс к орбите Плутона.
– Слушайте, у вас свежий взгляд на историю, на русское искусство, – после непродолжительного молчания сказал Блюмкин Флойду. – Где вы так натаскались? В университете?
– Самая восхитительная польза от изучения мировой классики, а также африканских античных историй и негритянского искусства в том, – сказал снисходительно Флойд, – что учишься подавлять сексуальность перед грандиозностью событий и величием имен!
– Каких имен?
– Отелло, например… Вам ни о чем не говорит? Или классик эфиопской поэзии Пушкин, писавший по-русски и по-французски, потому что в среде европейского белого дворянства предпочитали не говорить по-амхарски…
– А-а… – ответил Блюмкин. – Так хорошо было об этом сексуальном подавлении по Фрейду…
– По Флойду, – поправил Шварц.
– …по Флойду… тем обезьяноидам рассказать! То-то бы обрадовались!
Виктор Вульфович включил автопилот и поднялся со своего места. Одновременно с ним поднялся и Шварц.
– Знаете, – очень тихо произнес Шварц, – я бы на вашем месте указал Когану, что он сочиняет прямо как Виктор Пелевин: все уроды у него – голубые носороги, философы и баскетболисты.
– А вы, Шварц, расист, – так же тихо ответил Виктор Вульфович. – Я-то думал, вы настоящий левый, а вы – «носороги»!.. Коган и так всё слышит! Вот сами ему и указывайте!
С этими словами Виктор Вульфович подошел к холодильнику, вынул несколько йогуртов, куски нарезанного «Киевского торта», слойки, термос с компотом и, расставив всё на откидном столике, предложил перекусить.
А ЕЩЁ ХОТЕЛИ БЫТЬ ИНЖЕНЕР-ПОРУЧИКОМ
Флойд взял себе слойку, налил в пластиковый стакан компот и окинул всех мутным взглядом.
– Чёрный человек, – изрёк он, – теперь бенефициар современной христианской цивилизации. Куда это приведёт общество Соединенных Штатов?
– Куда?
– Ответ есть у вашего Венички Ерофеева, – сказал Флойд, проглотил слойку и поднял компот, словно стакан с водкой. – Белые придумали коктейль «Инесса Арманд»: смесь самогона с «Тридцать третьим портвейном». А это по силе эквивалентно всего лишь трети дозы крэка! И вдобавок опасно для здоровья! Чёрные же придумали рэп, денежную компенсацию за рабство и упразднение полиции. В США теперь будет порядок! Новый порядок, товарищи! Ваше здоровье!
– Насчет полиции, – беспокойно сказал Благодырка. – А в Израиле тоже, понимаете, безобразие и дискриминация! Говорят, в Хайфе двух бывших офицеров русской милиции Файнберга и Штейнберга не взял на работу в полицию полковник по фамилии Москаленко.
– Что вы хотите, антисемитизм! – пожал широкими плечами Флойд. – А мне не дали место лектора в колледже во Флориде. Конечно, потому что темнокожий, хотя объяснили, что диплома нет…
– А у вас есть?
– Это мелочи, – отмахнулся Флойд. – Я уже говорил, что философ и историк по самообразованию. Всю жизнь интересовался русской революцией, даже обнаружил несколько любопытных фактов. Вот есть исследование малоизвестного слависта из Калифорнии по фамилии, кажется, Кацап-Оскопенко. Так он приводит убедительные факты нерусского происхождения русской революции.
Флойд целиком положил в рот кусок торта и мгновенно проглотил.
– Он утверждает, что евреи-большевики украли революцию у еврея социал-демократа Парвуса… И приводит отрывок из письма Парвуса к Троцкому, в котором тот пишет: «Главная моя задача теперь – не упустить из рук такое интимное и кровное еврейское дело, как русская революция!..»
– Да… – согласился Виктор Вульфович и посмотрел на Блюмкина. – Способность к наглости, упрямству и революциям раньше воспитывалась у еврейских детей с детства! Это, я вам скажу, как умение носить фрак. Если не тренировался с детства, потом лучше не начинать…
– Но это было в условиях, когда царские власти экономили на репрессиях, – заметил Блюмкин, криво усмехнувшись. – А когда мы взяли власть, такого больше не было.
Голова Флойда вдруг завалилась набок, лиловый язык вывалился, а глаза вылезли из орбит.
– Джордж, что с вами?!. – вскрикнул Виктор Вульфович.
– Это я изображаю восторг! – засмеялся Флойд. – Вот молодцы евреи, а!..
– Бог с вами! – выдохнул Виктор Вульфович. – А еще хотели быть петрашевцем и инженер-поручиком… Хорошо, что мы на Солнце летим!
Шварц поставил на стол стакан с компотом и, указав пальцем на экран главного пульта, срывающимся голосом произнес:
– Объясните мне, наконец! Я интересуюсь знать! Если Коган должен вывести народ Израиля в Мир Грядущий – неужели он обязан вести нас таким странным извилистым путем?
– А в чем, собственно, дело? – спросил Виктор Вульфович. – Коган верит в Бога, доверяет Высшей силе. И он не раз повторял мудрые слова: «В деяниях Богов не угадываются их намерения!»
– Послушайте, но ведь Коган, которого я очень уважаю как автора, не Бог! Почему в его деяниях лично я не могу угадать его намерения?
– Шварц, вы сами видели Лившица, посланника Великих Космических Иерархов. Он что сказал? На Когана возложена божественная Миссия! Значит, и он Бог в определенном смысле! И кстати, некоторые его намерения известны – угодить Бяльскому, благополучно доставить нас на Солнце, заодно показав людям, почему события в физическом мире идут именно таким образом, а не иначе. Ну и, конечно, вывести народ Израиля в Мир Грядущий…
– Могу добавить, – сказал Флойд. – Я знаю, почему события в физическом мире идут теперь именно таким образом!
– Почему? – спросил Виктор Вульфович.
Все с интересом посмотрели на Флойда, а он, проглотив очередной кусок торта, поднял черный указательный палец.
– В России, точнее, в Советском Союзе, белое население было очень большим и каждый с утра до вечера ругался матом! На всё привыкли кричать: «пидарасы!», «черно.опые!», «е.анутые!»… Так вот вследствие этого, по Законам Мироздания и по Законам киматики, создалась эта самая реальность…
– Да вы что?! – закричал Шварц. – А древние столетиями утверждали, что Земля – плоская, так что, плоская?
– Да, – невозмутимо ответил Виктор Вульфович. – В пятимерном пространстве Земля действительно стала плоской, как и Солнце. В нашей системе только планета Марс немного круглая, а так всё плоское. Древние создали такую реальность…
– Коган не только Хармса любил, но и Кафку, – сказал вполголоса Флойд. – Вы просто не знали…
– Я не верю! – снова закричал Шварц, нервно хватая Виктора Вульфовича за рукав. – Скажите, что вы пошутили!
– Ну, слушайте, что вы пристали! – вырывая руку, сердито ответил Виктор Вульфович. – Я не отвечаю за Мироздание! Мне тоже не всё ясно, но я же молчу, с честью переношу тяготы абсурда и астральных противоречий. Мое дело быть протагонистом у Когана! Его и спрашивайте.
Виктор Вульфович сделал глоток из пластикового стаканчика и откусил большой кусок слойки.
– Как по мне, – добавил он с полным ртом, – Вселенная у Когана еще больший выродок, чем мы с вами!..
КРЕМНЕВАЯ ПОЛУАВТОМАТИЧЕСКАЯ «БЕРЕТТА»
Допив компот одним глотком, Джордж Флойд присел на табурет и, поставив большие чёрные кулаки на колени, исподлобья посмотрел на Блюмкина.
– ГПУ?
– Комбриг, – ответил Блюмкин. – Звание потом стало называться «майор госбезопасности».
– При новом порядке в Америке мы тоже установим такие звания. И наркоматы у нас будут не хуже ваших!
– И Наркомпрос? – спросил Виктор Вульфович. – И Наркоминдел будет?
– И «Главрыба», – пообещал Флойд. – И федеральный НКВД!
– Только без перегибов, – посоветовал Блюмкин. – В бытность мою работником Московского ЧК притащили на допрос какого-то старика-дирижера и стали пытать, какие такие антисоветские настроения и очковтирательство у композитора Чайковского?! Пришлось вмешаться и указать товарищам.
– А у нас тоже есть композитор, сэр Элтон Джон. Известный эстет и, кстати, очковтиратель… Специально не сочиняет негритянскую музыку! Пренебрегает! Вот НКВД им и займется.
– Так что же, у вас будет и негритянский… извините, афроамериканский Дзержинский? И даже Каганович?
– А кто это?
– Каганович – «железный нарком путей сообщения».
– Да, будет чёрный железный нарком… И наши чёрные паровозы будут перевозить чёрное золото! И чёрная металлургия будет развиваться! И цветная!
– А вы справитесь? – спросил Шварц.
– Конечно! А вот если кто из негров будет вредительством заниматься или там взятки брать – того под белы ручки и прямо на расстрел или в лагерь на Аляску золото для Родины добывать!..
– Ух ты! – поразился Благодырка. – Вот же вы в истории как подкованы, товарищ Флойд!
– Так я учился… – скромно опустил глаза Флойд. – Я даже знаю о дуэли Белинского и Лермонтова на излучине Москвы-реки. Лермонтову на дуэль его друг, поручик Мартынов, одолжил старинный автомат конструкции купца Калашникова. А у критика Белинского была кремневая полуавтоматическая «беретта»…
– А чем закончилась дуэль? – настороженно спросил Виктор Вульфович.
– Кажется, погиб секундант Белинского, подпоручик Фридман, и был тяжело ранен доктор Шварц. При стрельбе автомат Лермонтова повело влево… «Шварц», между прочим, означает «черный», а черным всегда достается от белых.
– Да, поручик Лермонтов был белым царским офицером, – покладисто сказал майор Благодырка. – Но советская власть его простила… А Фридмана, кстати, не жалко?
– Нет.
– Знаете, есть вещи, которые не укладываются в привычную картину мира, – нервно проговорил Шварц. – И в человеческом мозгу начинается вытеснение…
– А по-моему, – сказал Виктор Вульфович, – чтобы сохранить в мозгах сам факт, нужно его не объяснять. Главное – его не интерпретировать. Это касается и Астрала, и физического мира. Вы имеете в виду дуэль, да? А если я вам скажу, что портал в Мир грядущий, куда нас скоро поведет Коган, вообще нигде не «находится». Он – «обстоятельство»! Что вы на этот факт скажете?
Шварц с испугом посмотрел на Виктора Вульфовича, а потом на Блюмкина, но глаза его наткнулись на колючие зрачки комбрига.
– Так вот… В чем смысл нашего пребывания на звездолете? – проговорил Виктор Вульфович. – Мы – в разведке. Коган как бывший шпион в этом деле знает толк. Наша разведка непространственная и вневременная, поэтому целиком проходит в Астрале. Но эти сведения составляют военную тайну…
– Как альцгейм-генераторы и старческое электричество? – спросил Шварц.
– Да.
– Бывших шпионов не бывает, – заявил вдруг майор Благодырка.
– Не бывает. И вообще, все приличные люди начинали в разведке… – подтвердил Блюмкин.
– А это кто сказал? – поинтересовался Виктор Вульфович.
– Президент Путин. Со слов Киссинджера.
– О! Так Киссинджер – наш старый сталинист! – широко улыбнулся Флойд. – И старый еврей. Наш человек. При новом американском порядке он будет в ЦК помощником генерального секретаря по национальной безопасности.
– Так ведь уже еле ходит! – воскликнул Шварц. – А умрет?
– У него очень мощный альцгейм-генератор. Немецкий… – приложил к губам палец Виктор Вульфович. – Если не успеет там, так в Астрале займет у нас должность! Киссинджерами не бросаются!.. Кстати, до конца киссинджеры никогда не умирают! Они, как сказал философ, растворяются в будущем…
– А Коган?..
– Что Коган? Он пишет песни о главном! Вот главное – шо?
– Шо?! – переспросили в один голос Благодырка и Шварц.
– То!
Виктор Вульфович подмигнул и начал убирать в холодильник термос с остатками компота, полупустую коробку со слойками и последний кусок торта.
НЕ ВАША ПРОБЛЕМА…
Флойд заметил под панелью главного пульта футляр со скрипкой и наклонился.
– Ваш инструмент? – спросил он.
– Да, скрипка моя, – ответил Виктор Вульфович. – А что?
– Хотел бы сыграть начало второго скрипичного концерта Шнитке. Но боюсь, получится плохо.
– Давно не играли?
– Никогда.
Все с одинаковым выражением посмотрели на Флойда.
– Так Астрал же! – пожал тот плечами, выпрямляясь.
– Но не до такой же степени! – со скрытым раздражением сказал Виктор Вульфович. – Но… Коган знает, что делает…
Флойд встал и, протянув руку, достал с антресолей корейское красное знамя. На древке и на самом полотнище явно выделялись следы от зубов. Он поцокал языком.
– Это академик, – объяснил Виктор Вульфович. – Иногда собой не владеет.
– Лысенко? – спросил Флойд, возвращая знамя на антресоли. – Этот да, не владеет… Будет у нас в Соединенных Штатах озимые с яровыми скрещивать, успокоится.
– Послушайте, вы начали говорить о разведке… – взволнованно обратился к Виктору Вульфовичу Шварц. – Повторяю, мне совершенно не понятен сюжет нашего путешествия. Если мы в разведке, чтобы помочь уважаемому Когану вывести народ Израиля в Мир Грядущий, то что мы, в конце концов, выясняем? При чем тут плоская Солнечная система с Солнцем на краю? Шамбала… Куда мы летим? И какой портал? Какое четвертое измерение? Я категорически больше не желаю быть в коме! Это форменный заговор!..
– Тайные общества – веско сказал Блюмкин, – исповедуют люциферианство. А это, прежде всего, наука, просвещение и ирония!
– Ирония?! – переспросил Шварц в отчаянии.
– Ирония в вашем случае в том, – объяснил Благодырка, – что кома у вас, товарищ Шварц, скорей всего, перешла в состояние клинической смерти… Вот-вот вас отдадут приказом из физического мира в Астрал.
– Когда?!.
– Зависит от вашей поджелудочной железы, – заметил Виктор Вульфович. – Ну, я поговорю с Коганом. А по существу…
Он замолчал.
– Что – по существу?!.
– Вы задаёте очень сложный вопрос. Фактически – об Истине. Части паззла Истины составляют эту многомерную картину… Знаете, это как если бы обезьяна собирала часы. Ведь она не то что о часах, она об измерении времени как о концепции понятия не имеет! Представьте, что вы обезьяна. А всё вокруг вас: существа, события, магнитные поля, погода, вещи, горы, моря, планеты и звезды – детали работающего механизма. Который не время показывает!
– Эка вы хватили, товарищ! – перебил Флойд. – Обезьяна, миллионы лет, какие-то моря, горы, планеты… Сила, товарищ, в коллективе! Когда вы чего-то не можете, может коллективный разум! Если шо, конечно, как говорится…
– Беда в том, Джордж, – вздохнул Виктор Вульфович, – что мысли коллективного разума вашим индивидуальным разумом всё равно не понять.
– И не надо, – беспечно проговорил Флойд. – Раз коллективный разум понял – всё, привет, не ваша проблема…
Майор Благодырка с уважением посмотрел на Флойда, а Блюмкин едва не сломал зуб о вибратор.
– Коган… – произнес Виктор Вульфович и сел в кресло первого пилота. – Скажите, Джордж, это он вам сказал или ваша такая философия?
– Сами как думаете?
– Я в некотором замешательстве.
– Высшая цель пребывания таких Сущностей, как мы, в Астрале, – с апломбом сказал Флойд, – не проверять новые способы ощущения материальной действительности… А переживать эпизоды в формате метафорических феноменов!
– Формате… Зачем?
– Удобный способ шаг за шагом продвигаться к постижению Истины.
– А иначе никак? – спросил Шварц.
– Великий путь, товарищ, действительно пролегает через Астрал. Очень часто человеческое в человеке боится астрального. Поэтому наше BLM осуществляет расчеловечивание человечности в человеке!.. А расисты лезут и мешают!
– Так точно… – поддакнул Благодырка.
– А я думаю, вы грибы курите, а не едите, – сказал Блюмкин.
Флойд засунул руки в карманы, поднял голову и посмотрел на комбрига поверх огромной верхней губы.
– А по-моему, вы придираетесь, – проговорил он. – Чувствуете, товарищи, одна точная фраза – и ты сразу врываешься в папку интеллигенции! Но кому-то не нравится! Посмотрите на него: «курите, а не едите»… Безобразие!
– Я пригласил мистера Джорджа Флойда, потому что он разбирается в важных для нашей миссии вопросах… – сказал Виктор Вульфович.
– Товарища Флойда, – поправил Флойд.
– …товарища Флойда, а не для того, чтобы у нас тут на борту возникали споры… И вот когда мои спонтанные астральные путешествия начинают, наконец, приобретать разведывательный характер… – выходя из себя, уже почти закричал Виктор Вульфович, – когда выстраивается вертикаль от Когана до меня… а сквозь хармсовский детский туман проглядывает волчий оскал Кафки…
В эту минуту звездолет тряхнуло так, будто он налетел на стену. Аварийная сирена, коротко взвыв, отключилась вместе со всем освещением, экранами и кондиционером. Появился запах горелой изоляции и разлитого машинного масла.
– Кажется, на астральный космический риф налетели! – крикнул Виктор Вульфович. – Приготовиться к эвакуации! Занять места в спасательном боте! Замполит, головой отвечаете за бортовой журнал!
ВАМ МАЛО, ЧТО ВЫ В АСТРАЛЕ?
Когда бот отделился от искореженного корпуса звездолета и развернулся иллюминаторами к рифу, Виктор Вульфович присвистнул.
– Смотрите, – сказал он. – Да это настоящая стена! Но как сделана, а!
– Как? – спросил Благодырка.
Шварц тоже приник к маленькому квадратному иллюминатору и вдруг истерически засмеялся.
– В чем дело? – спросил Блюмкин.
– Посмотрите, из чего сделана, – проговорил Шварц. – Во-он та часть – из серьёзного мнения писателя Дины Рубиной, а вон та – из железных рекомендаций редактора Бяльского, а основная – из бетонной критики знакомых Когана, которым нравятся романы Трифонова, Гранина и Юлиана Семёнова!..
– Не может быть!.. – не поверил согнутый в три погибели двухметровый Флойд, тоже протискиваясь к иллюминатору. – А… да!.. Что вы хотите? Астрал!
– Каковы будут приказания, товарищ командир? – по-военному четко спросил майор Благодырка.
– Запросим буксир из России? – предположил Блюмкин.
– Нет. У русских после развала СССР нет своих астральных звездолетов, – сообщил Виктор Вульфович. – Или этот починим, или останемся зимовать на какой-нибудь планете неподалеку…
– На ледяном астероиде, – сказал Флойд. – Как настоящие челюскинцы… Я правильно произношу?
– Типун вам на язык, – произнес тихо и уже без смеха Шварц. – У корейцев Сталина нет, за нами никто не прилетит!
– Знаете, а мне почему-то пришла на ум одна история… – сказал Виктор Вульфович. – В каком-то из своих астральных путешествий я из Литвы переехал на постоянное место жительства в Мюнхен. Нам с Софой предоставили небольшую квартиру не так далеко от центра. Так вот в двух шагах от нашего дома жил один эмигрант из Ташкента, Лёва Ашкенази. Очень образованный, но рассеянный человек. Он захотел создать клуб «Гармония». И действительно создал. Но в название на вывеске вкралась опечатка, и получилось «Клуб Германия». Успех был бешеный! Народ повалил валом! Энтузиасты притащили ему портрет Гитлера, кучу «Железных крестов», свастику и пластинки со старыми маршами. Пока не вмешались власти, был колоссальный ажиотаж… Конечно, заведение закрыли, у Лёвы были неприятности. Но поначалу-то успех был грандиозный!
– Так это к чему? – спросил Шварц.
– Мы на время переименуем звездолет!
– А если корейцы узнают?
– Не узнают. Здесь я представляю действительность!
– То есть мы имеем действительность в вашем лице? – заинтересованно спросил Флойд.
– Да.
– Круто!.. А если тогда немного крэка и пакетик травы?
– Даже амфетамина не будет, – отрезал Виктор Вульфович. – Мало вам, что вы в Астрале?..
– У вас появилась идея? – спросил Блюмкин, нервно покусывая вибратор.
– Давайте разберемся, почему мы налетели на эту стену… – глубокомысленно проговорил Виктор Вульфович. – Думается, всё очевидно. Многие вне Астрала считают, что у Когана проблемы с сюжетом и нет «истории». Звездолёт «Кореец» осточертел всем. Даже вам, Шварц, и вам, Кондратий Эдуардович! Есть мнение… – Виктор Вульфович сделал паузу и показал глазами наверх, – …что анекдоты, которые приключаются с нами в Астрале, могут длиться вечно! Но я вам скажу, это потому, что в нынешней материальной действительности у интеллигентных людей осталось очень мало духовности и метафизики! Зато много иронии… Никто, обратите внимание, никто не принимает всерьёз, что Коган должен вывести народ Израиля в Мир Грядущий! Никто не верит ни в посланников Лившицев, ни в Великих Космических Иерархов, ни в избранность еврейского народа! Хотя некоторые еще верят в Мир Грядущий… Но мы-то с вами знаем, что все силы должны положить на помощь Когану в выполнении его уникальной Миссии! Он рассчитывает на нас, товарищи!
– А где сейчас Коган? – спросил Флойд.
– Он в Израиле.
– И что делает?
– Работает над текстом!
– То есть?.. – поднял брови Флойд и выпучил огромные глаза.
– Да!.. – с неподражаемой интонацией произнёс Виктор Вульфович.
– Буллшит!.. – выдохнул Флойд. – Само-ре-фе-рен-ция?!.
– Вспомните теорему Клини о рекурсии! – насмешливо сказал замполит. – Коган выполняет свой долг автора. А мы будем выполнять свой – распоряжения нашего командира. Ясно?
– Так точно… – растерянно ответил Флойд.
– Боже! Что же это за курсы такие для авиационных политработников!.. – проговорил в сердцах Шварц. – Да что ни спроси… Рекурсия!.. Может, вы еще и знаете, как переименовать звездолет?
– Знаю! Разрешите? – обратился Благодырка к Виктору Вульфовичу.
– Да.
– Предлагаю переименовать звездолет в «Буфет»!
– А что… – сказал Виктор Вульфович. – Точно! Такой неповторимый «Буфет». Девятнадцатый век. Карнавал мастерства краснодеревщиков! Апофеоз резца и стамески! Огромный! Заслуженный! С застекленными дверцами. Во время войны оставленный на оккупированной территории… Чтобы служить укрытием для подпольщиков и конспиративным пунктом хранения стрелкового и легкого артиллерийского вооружения. Молодец, товарищ замполит!
– И еще клопы для маскировки, – добавил Шварц.
– В Астрале клопов нет, – напомнил Виктор Вульфович. – И нам никакая маскировка не нужна.
– С мебели какой спрос? – проговорил Благодырка. – Летит себе по Астралу буфет, ну, может, дверцами хлопает… А если такая стена, то буфет вам – не звездолет! О его неуместность любые железные мнения и рекомендации сами в хлам рассыплются. И вот где тогда умные любители Трифонова и Юлиана Семенова? И где, значит, дела, по которым летит буфет?
– Эти Трифонов с Семеновым были евреями? – спросил Флойд.
– Да… Но русские… то есть белые… их любили, – проговорил Виктор Вульфович. – Почему вы спрашиваете?
– Как Кафку?
– Нет. Кафку вообще многие не любят.
– Я, кажется, начинаю понимать, – сказал Шварц. – Астральная история, в которой мы участвуем, похожа на тот паззл, который должна собрать для Когана обезьяна! Пока паззл не сложится, никакой понятной истории никому видно не будет! Правильно?
– Я вас умоляю, – поморщился Виктор Вульфович. – Образованный человек, но всё так упрощаете…
– Смотрите, буфет! – сказал вдруг Благодырка, вглядываясь в иллюминатор.
– Где? – Виктор Вульфович протиснулся к майору. – А-а… Да-да! Название на борту поменялось! Смотрите, и стены больше нет.
– Только звездолет, между прочим, превратился в мебель, – сказал Блюмкин. – «Метафорический феномен»… А нам еще в Шамбалу! Меня там все знают. Как я на буфете появлюсь в Шамбале?
– Легко, – отмахнулся Виктор Вульфович. – Нет прямых дорог в Мир Грядущий. Коган мне сказал, что путь туда – это иногда трехмерная матрица, то есть такой куб, в каждой точке которого отражено ваше тупое состояние по любому вопросу вне зависимости от того, в какое место Земли и в какое время вы эмигрировали…
– Из СССР?
– Да. И из Румынии и Марокко тоже…
[1] Я вижу, что вы приличный человек, мы договоримся (идиш).
[2] Игра слов. На иврите слово лама означает «почему». Широко распространенный шутливый ответ на этот вопрос: каха! – «потому» (буквально: «так», «таким образом»).