Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 2, 2025
Гобзев Иван Александрович родился в 1978 году в Москве. Учился в МГУ на философском факультете, там же защитил кандидатскую диссертацию по философии. Печатался в журналах «Нева», «Урал», «Волга» и других. Автор нескольких романов, повестей и десятков рассказов. Живёт в Подмосковье.
Предыдущая публикация в «ДН» — 2017, № 10.
Это началось ещё в детстве, когда ему казалось, что он во что-то наступил. Тогда ему нужно было остановиться и проверить, по очереди подняв ноги и вывернув голову, нет ли чего на подошве. На подошве всякий раз ничего не было. Это утомляло, и он старался смотреть на дорогу более внимательно, чтобы точно знать, что там ничего нет и он ни на что не наступит. Но это не помогало: ему казалось, что он на мгновение отвлёкся и успел во что-то вступить! И ему снова приходилось останавливаться, выворачивать шею и задирать подошву, на которой, конечно, ничего не было. Испытав временное облегчение, он шёл дальше, но недолго.
Было ещё кое-что: время от времени он должен был особым образом моргать определённое количество раз. Он и сам не знал, какое именно, никакой чёткой закономерности не было. Внутренний голос подсказывал, когда он моргнул сколько нужно раз, — правда, не сразу, а после нескольких ошибок. Тогда он мог на некоторое время расслабиться, но вскоре моргать приходилось снова.
Та же история повторялась с губами, которые он вынужден был сжимать, разжимать и втягивать, как будто без конца что-то жуёт, пока они не начинали болеть и шелушиться от возникшего раздражения, но и тогда он не мог остановиться.
И было ещё много чего, что превращало каждый детский день его в мучительную борьбу с какой-то непостижимой необходимостью.
Зачем он всё это делает, он не знал. Никаких навязчивых мыслей у него не было, он просто вдруг в некоторый момент испытывал потребность совершать ту или иную последовательность действий. Психиатры, которым его показывали, тоже не обнаружили у него навязчивых мыслей, как они их называли — обсессий, — которые бы дали объяснение, зачем он всё это делает. Но констатировали навязчивое поведение, которое они обозначали как «компульсии». Была предложена психотерапия с медикаментозным лечением, но родители отказались. Они не хотели, чтобы их ребёнок пил психотропные препараты, им казалось, что это может ему повредить, тем более, по их мнению, он был совершенно нормальным, если не считать этих маленьких причуд, которые, скорее всего, пройдут с возрастом. Ребёнок и правда был нормальный, и даже в чём-то способнее других, и в самом деле с возрастом некоторые из компульсий исчезли. Он перестал ежеминутно задирать ноги, на счёт жмурить глаза и мять губы — это ушло само собой. И он был этому очень рад, хорошо помня о страданиях, которые вынужден был терпеть, потому что никто не мог ему помочь, даже мама.
И вот, самые мучительные навязчивости оставили его. Но пришли другие.
* * *
— Вася, ты скоро? — это звонила его девушка. Она с их общими друзьями ждала внизу — собирались ехать на пикник на озеро.
— Одну минуту! — ответил он. — Забыл кое-что, выхожу!
Он убрал телефон в карман. Потом достал и убрал опять, но в этот раз не опустил до конца в карман и не отпустил, а, придерживая тремя пальцами, двинул вниз, потом вверх и только потом задвинул в карман окончательно. Подумав секунду, дважды коснулся того места на джинсах, где теперь был телефон.
Удовлетворённый, он прошёл на кухню. Плита была выключена. Он посмотрел на неё раз, потом, отвернувшись на мгновение, ещё раз.
Свет тоже был везде выключен. На всякий случай он несколько раз особым образом прикоснулся к выключателю, который показался ему подозрительным. Сделав это, он направился к выходу. Но на этот раз почувствовал, что не удовлетворён. Что именно было не так и почему — он не знал, просто чувствовал, что что-то не так.
— Зачем я это делаю? — пробормотал он, возвращаясь к выключателю.
Ответа не было. Он совершенно не понимал зачем, не понимал, почему делает именно так и столько. Просто как будто внутренний голос диктовал ему, что и как надо. Коснись два, пять, потом семь! Двумя пальцами, на третьем заходе подключи третий! Потом ещё девять, затем один и шесть. Свободен! Нет, ещё один!
При этом у него никогда не было уверенности, что он сделал всё правильно. Не было такой уверенности и у внутреннего голоса — они оба не знали, столько ли и так ли или нужно ещё.
«А что, если вообще не сделаю? — подумал он. — Что будет? Если не стану ничего этого делать?!»
Он знал, что ничего не изменится, но какое-то смутное суеверное ощущение необходимости заставляло его продолжать.
Разобравшись с выключателем, он вернулся в прихожую и открыл дверь. Здесь его ждали манипуляции с дверной ручкой со стороны квартиры, а потом и снаружи. Затем требовалось разобраться с ключом в замочной скважине, ну а после правильным образом убрать его в карман.
Но тут опять зазвонил телефон.
— Ну зачем она это делает, — простонал он, — только всё усложняет!
Да, теперь предстояли заново процедуры с телефоном. Он достал его, дважды быстро подкинул так, чтобы в полёте он не касался пальцев, и ответил:
— Я уже выхожу!
— Вась, ну сколько можно ждать?! Неудобно же перед людьми…
— Сейчас-сейчас, я бегу, ключ заклинило!
Ему было неприятно, что пришлось солгать.
— Это просто меня заклинило и никак не расклинит, — сказал он, убирая-доставая, убирая-доставая, убирая-доставая телефон.
* * *
После пикника состоялся неприятный разговор.
— Вась, ты понимаешь, что за твоей спиной тебя обсуждают?
— В смысле? — он сделал вид, что не понимает.
— В прямом. Думаешь, эти твои штуки никто не замечает?
— Какие штуки? Ты о чём? — покраснел он.
— Ох, Вася… Со мной-то ты можешь говорить честно?
Он покраснел ещё сильнее.
— Егор сказал, что у тебя всегда это было, ещё со школы.
— А, ну да… А что они говорили?
— Ну, смеялись, спрашивали, каково мне с тобой.
— И каково?
— Да непросто, Вась! Ты вот когда целуешь меня, например, что делаешь?
— Что?
— Это я спрашиваю, — что?! Поцелуешь, а потом ещё несколько раз губами ткнёшь. Обнимаешь, так потом догонишь и ещё обнимешь, и всё как-то формально, как будто считаешь про себя — сколько!
Василий вздохнул.
— Вася, может, к врачу надо сходить? К психиатру? Я не считаю тебя ненормальным. Просто помочь хочу.
— Да водили уже в детстве!
— И что?
— Ничего! Сказали, что всё в порядке, бывает…
— Ну и что дальше-то? Ты можешь перестать делать все эти твои штуки?
Василий опять вздохнул.
И снова вздохнул. И несколько раз повторил — коротко, коротко и длинно. Нет, — почувствовал он, — неправильно, надо иначе. И он вздохнул уже по-другому — протяжно, затем коротко-коротко, и выдохнул носом.
— Вась, что сейчас было?!
— В смысле?
— Ну вот это вот, сейчас? Это то самое?
Василий хотел опять вздохнуть, но удержался. Вместо этого он несколько раз беззвучно щёлкнул пальцами — два, три и один — так, чтобы она не заметила.
Он крякнул, чтобы снять напряжение, повисшее между ними. Это было напрасно, пришлось крякнуть ещё два раза с разной тональностью.
— Вась, — сказала она, — у тебя это начинается, когда ты волнуешься?
Он подумал несколько секунд и постарался ответить честно:
— Иногда и без волнения. Но вообще да, чаще когда переживаю о чём-то…
— О чём?
— Сложно объяснить! О будущем, что ли…
— Ну а сейчас ты чего переживаешь?
— Боюсь тебя потерять! Что ты уйдёшь от меня из-за того, что я делаю эти штуки.
Она улыбнулась. Это было неожиданно и приятно — узнать, что она так важна для него.
— Может, тебе стоит попробовать перестать? Ты пытался когда-нибудь?
— Нет…
— Ну, может, давай попытаемся? Ничего страшного не случится, если ты перестанешь! Или ты боишься, что наступит конец света? Знаешь, ты типа как маг, который постоянно колдует, чтобы защитить мир ото зла?!
Она засмеялась, он тоже. Ему понравился этот её взрослый добрый взгляд, так когда-то смотрела на него мама.
— Хорошо, я попробую! — неуверенно сказал он.
— Обещаешь?
— Обещаю!
И Василию вдруг стало легко и ясно на душе — он почувствовал, что и в самом деле может избавиться от этих мучений! Он просто больше не будет, вот и всё! Вот и всё!!!
* * *
Василий перестал. Это оказалось не так уж и сложно. Возможно, причина успеха заключалась в том, что у него и не было особенно сильных навязчивых мыслей, этих самых обсессий, которые обычно приводят к компульсиям. Он делал все эти бессмысленные телодвижения просто так, без явной причины, если не считать тревоги о будущем. А раз не было причины, то можно от них и отказаться без особых усилий. Правда, в моменты волнения, во время событий, которые вызывали у него беспокойство, он чувствовал, что ему опять нужно совершить свои манипуляции. Но он научился себя останавливать. Тут ему помог приём, который он придумал сам. Он заключался в том, что нужно блокировать нежелательные мысли. То есть, едва возникало чувство, что он должен начать эти действия, он немедленно пресекал его, не дав сформироваться в отчётливое намерение и конкретную мысль. Он обрубал это чувство в зародыше, ещё до того, как оно пустило росток.
И всё же тот самый внутренний голос заглушить полностью не удавалось. Он взывал где-то в глубине сознания, давая о себе знать ощущением неудовлетворённости от какого-то несделанного дела, которое очень важно было сделать, и даже как будто чувством случившейся, но неясной катастрофы.
«Нет-нет-нет, — говорил он себе тогда. — Я больше не занимаюсь этими вещами! Я нормальный! Совершенно нормальный!»
И он мысленно отмахивался от нежелательных мыслей и повторял про себя: «Нет-нет-нет!» Однако, поймав себя на том, что он твердит это «нет» не просто, а на счёт, он тут же обрывал себя и замолкал полностью.
* * *
— Вась, ну не обижайся! Видишь, я тебе всё честно рассказала!
— Кто он?!
— Ну какая тебе разница? Ты что, собрался ему морду бить?
— Не собираюсь я никому морду бить! Мне просто интересно!
— Ну ладно. Если тебе так интересно! Это Степан.
— Степан? Тот самый с пикника? Про которого ты говорила, что он чудной и уж с кем с кем, а с ним-то точно не стала бы ни за что?
— Ну да. Так вышло! — она развела руками.
Степан ему нравился. Он ждал худшего, какого-нибудь Ивана — совсем неприятного типа, нарцисса и бабника. Но почему же он ждал Ивана? Как будто заранее хотел подготовиться к тому, что будет кто-то ещё хуже него, и тогда, заранее готовому, ему легче было бы это принять. «Низкая самооценка», — мелькнуло у него в голове.
— Что же, ясно, — как мог спокойнее сказал он. — Ну, пока, желаю тебе удачи!
— Спасибо! — ответила она, но не спешила уйти.
Она как будто хотела ещё что-то сказать, или сделать, или ждала, что он ещё что-то скажет или сделает. Но он ничего не собирался говорить, а стоял с таким видом, словно ждал, когда она, наконец, выйдет, чтобы закрыть за ней дверь.
— Слушай, Вась, я надеюсь, у тебя эти твои тики не начнутся опять?
Ему показалось, что это было подло, и тут же накатило чувство жалости к себе: вот, подумал он, в самом деле, теперь они вернутся! Но твёрдо ответил:
— Нет. С этим покончено, можешь не переживать.
Она посмотрела на него то ли с сомнением, то ли с сочувствием и вышла. Он закрыл за ней дверь. Но в прихожей остался её запах и ощущение неудовлетворённости тем, как они расстались.
Он прошёл в гостиную и сел в кресло.
«Неожиданно, — подумал он. — Но ничего, я справлюсь. Я ведь умею терпеть, а всё проходит рано или поздно. Надо только перетерпеть!»
Зазвонил телефон. Он схватил его так быстро, что уронил.
* * *
— Василий, привет, — звонил начальник.
Голос у него был непривычно неуверенный и добрее обычного, словно он был старым приятелем Василия (что было неправдой) и вот теперь собирался извиняться перед ним за что-то.
— Василий, у меня есть две новости: одна хорошая, другая не очень…
— Антон Муралидович, давайте сразу плохую.
— Василий, понимаешь, такое дело! У нас тут сокращение небольшое… В общем, так получается, что твоей ставки больше нет.
— То есть я уволен?
— Ну… Можно это и так назвать, если тебе так больше нравится.
— Это из-за моих компульсий, что ли? Так теперь всё со мной в порядке!
— Каких компульсий? Не понимаю, о чём ты… Ты пойми, Василий, никаких вопросов к тебе нет, ты молодец… Но…
— Что «но»?
— Но сам понимаешь, обстоятельства!
— Нет, не понимаю. Какие обстоятельства?
— Ну я же сказал! Что ты в самом деле как маленький! Говорю же, сокращение…
— Ладно. Давайте хорошую новость!
— Ты можешь взять себе наш фирменный плед! Даже два можешь взять! Да, даже два! — голос начальника зазвучал звонче от чувства собственной доброты.
— Плед?
— Ну да. У нас остались пледы после Нового года.
— Спасибо, оставьте себе, я обойдусь без пледа.
— Зря ты так, Василий… — голос Антона Муралидовича прозвучал огорчённо. — Ну как хочешь!
Василий попрощался и бросил телефон на диван.
«Как будто сговорились», — подумал он.
И собрался поднять телефон, чтобы затем ещё раз бросить его, но уже иначе. Однако, встав с кресла, он остановился. Одним броском дело не обойдётся, — понял он. И более того, он будет сейчас садиться и вставать много раз, прежде чем дело дойдёт до телефона.
Сложно передать, каких усилий стоило ему воздержаться от всего того, что внутренний голос принуждал его делать. Но он воздержался. Он стоял около получаса, споря со своим внутренним голосом, и в итоге победил.
Довольный собой, он упал без сил на диван. «Завтра, — думал он, — завтра я придумаю, что делать! Я найду новую работу, у меня появится новая девушка, и я… Я…»
И в его засыпающем мозгу стали мелькать картины того, что с ним будет завтра, и, как это часто бывает с засыпающими, картины эти теряли логическую связь с повседневной действительностью, и вот он уже видел себя в немыслимых фантастических обстоятельствах, как будто он, совершая какие-то чудные манипуляции, управляет Вселенной. Он был доволен — всё шло как надо, мир вёл себя правильно, петелька в петельку, отверстие в отверстие, многообразие сквозь!
Но вдруг что-то пошло не так, нити стали запутываться между собой, и он сам в них тоже, и приятное чувство погружения в сон сменилось ощущением непоправимой беды оттого, что одна петелька зашла за другую… На мгновение он очнулся, попытался осмыслить то, что сейчас видел, и не смог этого сделать, — до такой степени оно было непостижимо бодрствующим сознанием. Закрыв глаза, он погрузился в настоящий, глубокий сон.
* * *
Проснулся Василий в сумерках. Это означало либо раннее утро, либо вечер, либо начало грозы. Вариант с вечером был самым маловероятным, не мог же он проспать целые стуки. Он поискал телефон, но не нашёл его — тот куда-то завалился. Тогда он встал и подошёл к окну. За окном было похоже на то, что и утро ранее, и гроза собирается. Солнце только встало, но его едва можно было различить в красноватой дымке, застилающей небо. Машины не ездили, прохожих не было видно. Вдруг какой-то человек выбежал из-за угла, споткнулся, упал, вскочил, испуганно озираясь, и побежал дальше. Потом промчалась стая собак. Кошка, выгнув спину, сделала несколько нелепых прыжков и исчезла из виду. Он поднял голову — птиц нет. И ветра нет — деревья совершенно спокойны.
Он вернулся к дивану, осмотрел его, пошарил в щелях, потом нагнулся и заглянул под. Вот он — телефон! Он взял его и сразу заметил, что новых сообщений нет. Она ему так и не написала! Значит, со Степаном всё серьёзно…
А времени-то десять часов!
С улицы донёсся протяжный гул. Кто мог так гудеть? Василий представил огромное чудовище, медленно ползущее по улицам, и ему стало не по себе.
Он снова подошёл к окну и открыл его. Тяжёлый запах! Может, случилась какая авария? Выброс аммиака или чего-то там ещё, что может быть опасно… В новостях всё должно быть! Он сел на диван, открыл браузер и стал читать новости.
В первых новостях была какая-то чепуха.
«Блоггер Евтольд не стал скрывать, что встречается со своей женой». Далее следовало ещё несколько новостей с этим вот оборотом «не стал скрывать», — и каждый раз некстати. Иногда встречалось и такое: «нашёл способ». «Хирург Петровский нашёл способ рассказать о том, как можно избавиться от запора». Василий почувствовал раздражение и хотел уже бросить телефон под диван, но вспомнил, зачем его оттуда достал, и продолжил читать. После новостей о том, как кто-то, совершенно ему неизвестный, нашёл способ и не стал скрывать, следовали сообщения о небывалых природных катастрофах: «везувий вновь извергается, столб пепла достиг пятидесяти километров»; «мощнейшее землетрясение скрыло Гаити под водой»; «гигантское цунами надвигается на берега Японии»; «в Йеллоустоне замечена подозрительная сейсмическая активность»; «вулканическим пеплом затянуло небо над Европой»; «вода в Атлантическом океане вскипела».
* * *
От таких новостей Василию стало очень тревожно. И хотя он был взрослым человеком, ему вдруг захотелось к маме. Это было почти совсем позабытое чувство «на ручки». Поразмыслив с минуту, он понял, что, скорее, это она нуждается в его защите. Он взял телефон и набрал маме. Но гудки не проходили! Тишина. Взглянув на экран, он понял, в чём дело: внезапно пропала связь! Ни вай-фая, ни мобильной сети…
Он почувствовал себя ещё более одиноким и беспомощным, и ему снова захотелось к маме. И поднялся с дивана, чтобы ехать к ней. Он прошёл в ванную почистить зубы и привести себя в порядок. Но света не было! Не было и воды. Он взял ключи от машины, вышел на тёмную лестничную площадку, закрыл за собой дверь и побежал по ступенькам вниз.
На улице было пусто. Он подошёл к машине, разблокировал двери и хотел уже сесть, но заметил, что переднее колесо спущено. «Ничего, накачаю и доеду, ехать недалеко», — решил он и направился к багажнику, где лежал насос. Но и заднее колесо было спущено, и два остальных тоже. Стало ясно, что кто-то пробил ему колёса!
Зачем это надо было делать, даже из большой нелюбви к нему, в тот момент, когда в мире происходит чёрт знает что?! Это просто непостижимо. Да, у него есть соседи, которые почему-то невзлюбили его и делали ему всякие пакости…
Он убрал ключ от машины в карман. И тут только понял, что несмотря на сильную тревогу, у него нет ни малейших позывов к компульсивным действиям. Ему это совсем не нужно сейчас, и не просто не нужно, а это ему мешало бы, и только усиливало бы… Что усиливало? — попытался он понять. Ну да, тревогу и… И страх. Точно, вот в чём дело, ему так страшно, что стало не до компульсий! Мелькнула мысль о том, что это могло бы стать способом лечения обсессивно-компульсивного расстройства. Ну а помогло бы? Что, когда страх пройдёт, не начнётся ли сразу опять? И может, это его индивидуальная особенность? «О чепухе я какой-то думаю, не о том сейчас надо! Такси бы поймать!»
— Вон он!!! Вон!
Василий оглянулся и увидел вооружённых людей в камуфляже в конце дома. Они указывали на него:
— Иди сюда! Быстрее!!!
Видя, что он не собирается к ним идти, они сами пошли к нему.
Василий развернулся и бросился бежать. Оглянувшись через плечо, увидел, что и они побежали. Страх придал ему сил, и он помчался так, что стая собак уступила ему дорогу, а кот впереди, в ужасе выгнув спину, пропрыгал куда-то вбок и упал в канаву.
* * *
Василий бежал куда глаза глядят, но старался почаще сворачивать, чтобы преследователи быстрее потеряли его из виду. Один раз он забежал в такой двор, откуда не было выхода — в тупике стоял бетонный забор, огородивший строительную площадку. Он перемахнул этот забор прежде, чем осознал, что тот слишком высок для него.
«Как хорошо, — думал он, — что я бегал в парке последние лет пять! Как бы я сейчас убежал?»
Спустя десять минут быстрого бега он устал и тяжело задышал. К счастью, преследователей не было ни видно, ни слышно. Наверное, потеряли его!
Он перешёл на шаг и, глубоко дыша, двинулся по пустынной улице.
«Где все?» — подумал он. Возможно, спрятались в убежище. Но где они могут быть, эти убежища? Он понятия не имел. Возможно, в метро? Надо идти в метро. Но сначала попасть к маме!
Он повернул за угол и увидел группу людей. Он дёрнулся, чтобы бежать, но успел заметить, что это не те бандиты, а обычные граждане — более того, среди них его соседи! Оглядевшись по сторонам, он понял, что вернулся к своему дому. «Так я обежал вокруг!» — радостно сообразил он.
— Здравствуйте! — улыбаясь, сказал он. — Как я счастлив, что встретил, наконец, нормальных людей! Вы можете мне рассказать, что в мире происходит?!
Его сосед из квартиры напротив, с настолько отвисшими нижними веками, что глаза походили на совиные, пристально посмотрел на него и вдруг визгливо крикнул:
— Может, это ты нам расскажешь, что случилось?!
— Я?! Почему я… — растерялся Василий.
— Потому что это ты во всём и виноват! Чёртов колдун!
Другие его соседи тоже закричали:
— Это верно, без твоих козней не обошлось! У меня вон кошка в среду пропала! Спрашивается, куда она делась? У Егора с пятого ватрушку проткнули! А у Анны Семёновны бурачок стырили!
— Где, скажи, пожалуйста, бурачок? — И сосед ткнул Василия корявым пальцем в грудь.
— Да какой «бурачок»? — опешил тот. — Что это вообще такое?
— То-то! — взорвалась Анна Семёновна. — Вода почему мутная шла в среду? Как ты дома по полу скачешь, так и вода мутная? А, я тебя спрашиваю, сукин сын?
— С этой воды у меня собака отравилась! — закивал ещё один сосед.
— Я не прыгал, я тренировался…
— Ой, не надо! — раздражённо махнула рукой соседка с верхнего этажа. — От твоего колдовства весь дом уже стонет! Всегда хотелось по роже тебе дать! Вот скажи, что за рожа у тебя? Почему с такой рожей ходишь? А мы знаем почему: не любишь ты нас!
— Я просто замкнутый человек, закрытый… — пробормотал он. — Интроверт!
Соседи недобро засмеялись.
— Это всё он, точно говорим, — сообщали они другим собравшимся, тем, кто его не знал. — Его рук дело!
На него они больше не смотрели и к нему не обращались, но обступили так, чтобы не мог сбежать. Кто-то крепко держал его за локоть.
— Постойте, — сказал какой-то незнакомец, — ну что вы в самом деле… Какой он колдун! В двадцать первом веке живём. Вы новости видели?
— А в новостях всё не расскажут, — с готовностью повернулась к нему Анна Семёновна. — Это он, точно говорю!
— Так мы проверим сейчас! — крикнул сосед с совиными глазами. — Повесим его! И если всё вернётся как раньше, значит, в самом деле он, гадина такая!
— А если не вернётся?
— Всё одно доброе дело сделаем!
И он схватил Василия за нос и стал больно его крутить.
Василий рванулся и попытался бежать, но его тут же схватили несколько рук.
— Есть верёвка? Верёвка есть?! — закричал кто-то.
— Да откуда же тут верёвка, искать надо!
— Ну, тогда так забьём! Айда ребята!
* * *
Верёвку всё-таки нашли — её принёс сосед с совиными глазами. Василий вспомнил, что его зовут Андрей Михайлович. Это удивительно, как невовремя вспоминаешь что-то такое простое, что вроде бы должен был вспомнить сразу, но нет, почему-то вспоминаешь уже тогда, когда это совершенно не нужно и не имеет значения. Василий думал об этом, пока его тащили к фонарному столбу. Ещё кто-то принёс стремянку.
— Михалыч, — сказали Андрею Михайловичу, — а как мы его заставим-то по стремянке подняться? По доброй воле не пойдёт!
— Значит, пойдёт по недоброй, — усмехнулся Андрей Михайлович.
Все засмеялись.
В этот момент раздались выстрелы и крики. Соседи бросились врассыпную. К Василию быстрым шагом приближались уже знакомые ему мужчины в камуфляже и с оружием.
— Не бойся! — закричал высокий с бородой. — Мы не причиним тебе вреда!
Убегать уже не было сил. Василий остался на месте, решив положиться на судьбу. Подойдя, мужчины обступили его кругом.
— Меня зовут Мелькиор, — сказал высокий. — Я хранитель!
И значительно посмотрел в глаза Василию, проверяя, понял ли тот, что ему говорят. А Василий подумал: «Ненормальные с оружием — это опасно», — но вслух сказал:
— Спасибо, что спасли! Соседи хотели меня повесить!!! Безумие какое-то творится в мире… Вы не знаете, что вообще происходит?!
— Знаем! — Мелькиор переглянулся со своими спутниками. — И знаем, кто в этом виноват.
— Кто? — с тревожным чувством спросил Василий.
— Конечно, ты!
Василий рванулся в сторону, но его сразу поймали крепкие руки.
— Не дури, Василий, — сказал Мелькиор, — ещё не поздно всё исправить. Но если будешь тянуть, то мир погибнет!
— Откуда вы знаете меня?!
— Кто же тебя не знает в мире хранителей! Вот уже несколько десятилетий ты держишь Вселенную в равновесии. Точнее, держал до недавнего времени… И вдруг всё бросил! Из-за чего? Только не говори, что из-за бабы!
И Мелькиор с укоризной посмотрел на Василия.
— Ладно, не будем терять время. Пойдём к тебе, здесь оставаться небезопасно.
* * *
Мелькиор рассказал, что Василий принадлежит к тайному сообществу магов, от которого зависит благополучие всего мира. То, что он считал компульсиями, на самом деле было магическими ритуалами, которые позволяли поддерживать порядок во Вселенной.
— Твоя сила так велика, — говорил Мелькиор, — что последние лет тридцать на тебе одном всё и держалось! Редко рождаются такие могущественные маги, как ты.
— Простите, — робко сказал Василий, — можно вопрос?
— Конечно! Но говорить нам особо некогда, мироздание висит на волоске!
— Понимаете ли, в чём дело… Я ведь понятия не имею о том, что я маг! И все эти магические ритуалы, как вы их называете, я делал просто так! То есть я и не думал, что это ритуалы!
Мелькиор улыбнулся.
— Я знаю об этом, дорогой друг! Так всё и было задумано! Тебе специально не говорили, что ты могущественный чародей. Потому что ты великолепно справлялся со своими обязанностями неосознанно, чисто интуитивно. Твой внутренний голос — твоя душа мага — знала, что делать, и ты всё правильно делал! Так гораздо лучше, чем если бы ты делал это произвольно. Знаешь, что я тебе скажу? Ведь намного сложнее осознанно, с помощью разума рассчитать, сколько, скажем, нужно раз подкинуть телефон и каким образом, и как его поймать, чем сделать то же самое непроизвольно!
Тут Мелькиор мрачно посмотрел на Василия:
— Но ты решил отказаться от своего дара! А почему? Ох, боюсь, что всё же из-за бабы! И вот, посмотри, что случилось…
— Что?
— Ты что, новости не видел, что ли, пока интернет работал? Извержения вулканов, землетрясения, эпидемии по всему свету… Люди превращаются в дикарей! Теперь ещё и Солнце с минуты на минуту погаснет.
Василий вскочил и подбежал к окну. Солнце вроде светило, но еле-еле видимо из-за пепла.
Мужчины расхохотались. Мелькиор тоже смеялся. Василий понял, что его разыграли.
— Ладно, — весело сказал Мелькиор, — про Солнце это я, конечно, так. Всё же ты не настолько могущественный маг, чтобы управлять светилами! Но всё остальное правда. И прямо сейчас ты должен вернуть всё как было. Ну, совсем как было уже не получится, но прекратить бедствия и минимизировать последствия необходимо!
— И как это сделать? — испуганно спросил Василий.
— Как ты обычно это делал! Давай начинай свои ритуалы! Времени в обрез!
* * *
Оказалось, что это совсем не так просто. Если раньше Василий действовал интуитивно, никогда не думая, что он делает, зачем именно, как и сколько раз, то теперь ему требовалось сделать всё то же самое осознанно и целенаправленно. А он понятия не имел, что конкретно нужно делать. Прежде это происходило как бы само собой, по случаю, исходило от тех предметов, с которыми он взаимодействовал, и они сами подсказывали, что и как! Но теперь он стоял посреди комнаты с пустыми руками и внутренний голос молчал.
Вокруг хранители выжидательно смотрели на него.
Наконец Мелькиор, видя, что ничего не происходит, сказал:
— Ну?! Чего ты ждёшь? Каждая минута — катастрофа!
— Я не знаю, что делать! — пожаловался Василий. — У меня не получается принудительно!
— Но ты должен! Не время капризничать!
Василий вытащил из кармана телефон, пару раз подкинул. И покраснел. «Как же это нелепо!» — подумал он.
— Ты что делаешь? — спросил Мелькиор.
— Ну… Я пытаюсь.
— Неубедительно!
Василий убрал телефон. Два раза притопнул и прихлопнул по карманам и покраснел ещё сильнее.
— Ты танцуешь? — спросил Мелькиор.
— Я так не могу, — ответил Василий, — когда вы тут стоите и смотрите на меня! Вы можете выйти в коридор?
Хранители переглянулись. Было видно, что они не одобряют поведение Василия. Но Мелькиор сказал:
— Хорошо! Только поторопись. Промедление смерти подобно!
Хранители один за другим вышли. Мелькиор — последним. Прикрывая за собой дверь, он многозначительно взглянул на Василия:
— Не забывай, что в твоих руках спасение мира!
Как только дверь закрылась, Василий бросился к окну. Он увидел внизу двоих хранителей. Путь к побегу был отрезан… Да и как бы он бежал с третьего-то этажа?!
Василий вернулся в центр комнаты. Выхода у него не было — нужно колдовать! Даже если это полный бред и они сумасшедшие, а, скорее всего, так и есть, то что ему остаётся? Он хотя бы сможет сказать, что делает всё как надо, но ему мешают какие-то могущественные враждебные силы.
И он начал. Начал делать то, что делал многие годы. Он вспоминал все компульсивные действия, которые когда-либо совершал, и теперь пытался их повторить. Он даже вернулся к детскому морганию и задиранию ноги, чтобы проверить, нет ли чего на подошве. Он прыгал по комнате, хлопал по стенам, гладил дверь, тёрся лицом о пол, стучал по стеклу и делал много чего ещё, и всё это сопровождал разными способами счёта. Но внутренний голос молчал. Он и сам понимал, без внутреннего голоса, что делает всё не так и не то.
Спустя некоторое время, показавшееся Василию очень долгим, Мелькиор заглянул в комнату.
— Ну? Как дела? — встревоженно спросил тот.
Василий хотел обмануть и сказать, что дела идут отлично, только что-то как будто мешает ему. Посмотрев в глаза Мелькиору, понял, что провести того не получится.
— Ничего не выходит! — развёл он руками. И вдруг сорвался на крик: — Я не знаю, в чём дело!!! Я не имею ни малейшего понятия, что надо делать и сколько раз! Это идиотизм!!!
Мелькиор нахмурился.
— Попробуй ещё! — И закрыл за собой дверь.
Василий вздохнул и подошёл к окну. Мир выглядел так, будто ему в самом деле пришёл конец.
* * *
Василий пытался снова и снова. Наступали сумерки, багровое солнце, продавливая себе дорогу через густую взвесь пепла, тяжело ложилось на горизонт.
Когда в комнате стемнело, он упал на подоконник, обессиленный. Он так напрыгался, что ему тяжело было пошевелить рукой. Воздух из открытого окна не освежал и пах неприятно. На улицах давно не было ни звука: ни машин, ни людей, ни зверей. Ни одной птицы он не видел на проводах и скатах крыш. Где-то очень далеко мелькали огненные всполохи и изредка доносился протяжный гул, не похожий ни на что, известное Василию.
В который уже раз заглянул Мелькиор — и он выглядел измождённым. Вдруг он подбежал к Василию и, схватив за руку, сдёрнул его вниз, на пол, а сам лёг рядом. В тот же миг мимо окна промелькнула тень и запахло сероводородом.
— Что это было? — прошептал Василий.
— Не знаю, — так же тихо ответил Мелькиор. — Происходит нечто такое, чего мы не ожидали… Мир меняется.
Василий больше не считал его ненормальным. Он уже понял, что происходит что-то небывалое. Быть может, просто наступил конец света, и они ничего не могут сделать? Эта мысль, несмотря на всю безысходность, показалась ему утешительной, потому что избавляла от гнетущего чувства, что от него что-то зависит.
— Я не могу ничего сделать, — виновато сказал он. — Я думаю, вам нужно поискать кого-то другого.
— Может, ты ещё попытаешься? Не рано ли сдаваться?
— Мелькиор, ты хочешь, чтобы я сделал невозможное, ты это понимаешь?
Мелькиор покачал головой. Он молча смотрел в окно.
— Эдак, я думаю, все птицы перемрут! — вдруг сказал он. — Ладно, чего уж теперь! Может, мы и правда ошиблись? И другого надо поискать… Да вот только где и кого?..
— Так ведь я же не один такой!
— Не один… Да только один, кто перестал!
Он встал, хлопнул Василия по плечу и направился к двери. Спустя несколько секунд Василий услышал его команду:
— Собираемся и уходим!
* * *
Отчаяние охватило Василия. Ещё минуту назад он мечтал, чтобы его оставили одного, но вот его оставили, и он понял, что теперь совсем одинок — наедине с миром в тот самый момент, когда тому приходит конец!
Он снова вспомнил маму, и ему захотелось стать маленьким мальчиком, который ни за что не в ответе. Но всё ли с ней в порядке? Новая волна отчаяния накатила на него, и он зарыдал, зарыдал громко и не таясь, рухнул на диван, обхватив голову руками.
Однако, опустившись на диван, он понял, что опустился не так, как следовало. И он, не задумываясь о том, что делает, коротко приподнялся, задержался на мгновение и снова опустился. Не то. Он снова приподнялся, потом ещё чуть вверх и вниз, досчитал до трёх и сел. Для закрепления поднялся опять, только теперь приподнялся уже дважды, а досчитал до четырёх. Но это было не совсем то. Тогда он приподнялся пять раз, опустился дважды и досчитал до трёх. В самый раз!
И на Василия накатило. Что бы он ни начинал делать — любой пустяк, любое движение, — всё приходилось переделывать, причём по нескольку раз, иногда помногу, как диктовал его внутренний голос. В другое время он счёл бы такой острый припадок компульсий чрезвычайно мучительным, но теперь был счастлив — счастлив оттого, что у него, наконец, получается!
В какой-то момент, спустя, наверное, часа три или четыре, Василий понял, что хватит. Он лёг на диван и почувствовал, что сейчас уснёт. Наверное, он ещё никогда в жизни так не уставал, никогда не тратил ни на что столько сил.
Засыпая, он думал о том, что ведь обычно ему казалось, что у него всё само собой должно получаться, что не нужно стараться слишком сильно, ему было лень прикладывать усилия — как будто мир ему просто так должен за то, что он есть такой хороший и милый! Василий усмехнулся, но развивать эту мысль не стал, потому что его подхватила и поволокла волна сна, заливая чудным и никогда в этом мире не бывшим, чем-то таким, что стоит позади всего и плетёт нити, из которых всё соткано, и нити эти не видны глазу, потому что и глаза-то никакого нет да и нити эти вовсе не нити. Паутина у него в руках… И Василий провалился в глубокий сон.
* * *
— Доброе утро! — его грубо растолкали. — Вставай!
Он открыл глаза. Над ним в нимбе солнечного сияния стоял Мелькиор.
Василий протёр слипающиеся глаза и тяжело сел на диване — всё тело болело, как после изнурительной тренировки.
— Ты справился! Я знал, что у тебя получится, — надо было просто постараться, всего лишь нужно было переступить через себя!
— Немного постараться… — усмехнулся Василий. — Надеюсь, мне больше никогда не придётся делать это снова!
— Переступать-то?! Ну, кто знает! В жизни всё так устроено, что надо постоянно переступать… А если ты про твоё магическое искусство, тот тут всё просто — больше не бросай его! Сам видел, к чему это может привести…
Василий кивнул.
Он встал и подошёл к окну. Положил руки на подоконник. Поднял, положил, поднял, положил, поднял, два раза пристукнул костяшкой, досчитал до трёх, опустил руки кулаками вниз. Перед другими людьми он постеснялся бы это делать, либо сделал бы предельно незаметно, но перед Меликиором ему совсем не было неловко, хотя и возникло неприятное ощущение, как будто он снова оказался в вязком болоте, через которое ему теперь предстоит всю жизнь продираться, хотя вот же, вроде мог бы и не торчать в этом болоте…
За окном стало светло. Небо ясное, солнце белое, птицы на проводах и скатах крыш, люди идут, машины едут, на детской площадке смех. Кошка сидит на подоконнике, собаки нюхают мусорку. Всё в порядке — ясно с первого взгляда.
Да нет, видно, не мог он не торчать в болоте…
Мелькиор молча смотрел на него. Увидев, что Василий нахмурился, он, решил, что понимает его состояние, и сказал:
— Свобода — это осознанная необходимость.
— В смысле? — обернулся к нему Василий.
— В прямом. Это сказал один умный человек.
— Тоже маг?
— Да кто его знает! Умер давно. Звали его как-то забавно, на занозу похоже.
— Спиноза? — догадался Василий.
— Вот-вот. Ладно, давай иди сюда, обнимемся на прощание, и пойдём мы уже. Только ещё одно дельце обделаем тут, но это мы сами!
* * *
— Василий, привет! Это Антон. Как ты?
— Здравствуйте, Антон Муралидович. Я в порядке. Вы как?
— Тоже слава Богу! Видел, что вчера творилось?!
— Заметил кое-что.
— Ну ты даёшь! Такое было! Короче, в новостях прочитаешь. Сейчас всё нормально уже. Я вообще, как ты понимаешь, не просто так тебе звоню, а по делу.
— По какому?
— Да вот хочу предложить тебе место моего заместителя!
— А куда старый делся?
— Да он не особо был, мне его навязали сверху… Ну, что скажешь?
— Я подумаю.
Василий попрощался с начальником. «Надо позвонить маме!» — вспомнил он. Сто лет не говорил с ней. А почему не говорил? Василий вздохнул, потом ещё два раза, коротко и быстро. С удовлетворением отметил про себя, что этого достаточно.
— Мама, привет! Как у тебя дела? Как вчерашний день пережила? Я тебе пытался позвонить и добраться, но не смог!
— Да у меня всё хорошо, пересидели с котом на кухне! Ты-то как, сынок, маленький мой утёнок? Всё ли в порядке, малыш?
В другой раз Василий испытал бы приступ раздражения из-за «утёнка» и «малыша», но сейчас он был просто рад, что с ней всё в порядке. «А чего злиться-то? — подумал он. — Да вот из-за того, наверное, что я уже давно, к сожалению, не утёнок и не малыш… Ну а она виновата в этом?»
Пока он говорил с мамой, кто-то пытался ему дозвониться. Закончив разговор, он увидел, что это была Марина. Он перезвонил.
— Привет! Чего хотела?
— Вась, я разошлась с Иваном!
— Так ты же со Степаном была! Уже и с Иваном успела? За два дня?!
— Не была я со Степаном! Я обманула тебя, чтобы ты меня не осуждал!
— Ясно… А чего разошлись?
— Да потому что бабник он и нарцисс!
— Ну, что я могу сказать! Мне жаль…
— Вась, а давай возобновим отношения? Я вот подумала… И поняла, что была не права! Меня совсем не смущают эти твои тики! Можешь дёргаться и всё такое сколько хочешь!
— Спасибо, Марина. Давай потом об этом поговорим? Я сейчас не уверен, что хочу чего-то в этом роде.
Попрощавшись, он встал с дивана и вышел в прихожую, а оттуда, надев ботинки, на лестничную площадку. Там Андрей Михайлович собирал вулканический пепел в совок. Василий непроизвольно дёрнулся обратно в квартиру, но сосед, увидев его, вдруг согнулся в низком поклоне и сказал тонким голосом:
— Доброе утро, Василий Васильевич! Хорошего вам дня!
Василий поздоровался и сбежал вниз. У подъезда была Анна Семёновна с другими соседями.
— Ой, свет Василий Васильевич! — закричала она. — А вот и вы! Всё ждала, так ждала… Пожалуйте к нам на пирожок с чаем, не побрезгуйте!
И она сладко ему улыбнулась, а остальные соседи, все какие-то помятые, почтительно опустили головы.
Но Василий не хотел пирожка с чайком, и общения с соседями, как обычно, тоже. Он перебежал дорогу и оказался в кленовой аллее, ведущей к восходящему солнцу. Всё было в аллее по-прежнему, такие же одинокие тропинки, такой же тёплый мягкий свет. Если не считать, конечно, налёта серого пепла на всём. Но воздух уже очистился. Он вдохнул поглубже и зашагал к солнцу. Однако что-то было не так. Он остановился, задрал ногу и посмотрел на свою подошву. Ничего. И он пошёл дальше.