Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2023
Сорокотягин Денис Андреевич — актёр театра и кино, режиссёр, драматург, художественный руководитель «DAS-театра», педагог по актёрскому мастерству и вокалу. Родился в 1993 году в Екатеринбурге. Окончил Свердловский мужской хоровой колледж (пианист) и Екатеринбургский государственный театральный институт. Печатался в журналах «Знамя», «Нева», «Новый мир» и других. Живёт в Москве.
Предыдущая публикация в «ДН» — 2022, № 4.
Где же та первая Barbie, попавшая мне в руки (просто подержать, не дыша)?
Где та первая, как выяснилось, ненастоящая Barbie (не было гнущихся коленных суставов, эта привилегия делала Барби фирменной и настоящей), ставшая поистине моей, которой впоследствии я открутил руки и не сразу смог приделать их на место?
Секунда, когда разрушение осмыслено со скоростью этой секунды, и страх, что случившееся непоправимо. Barbie с двумя дырами вместо рук, в эти дыры можно было заглянуть, сказать что-то, попытаться рассмотреть, что внутри сисек, попытаться найти пластмассовое сердце. Тщетно. Пустотно.
Хранились мои ненастоящие Barbie в полиэтиленовом пакете многоразового использования, он был затаскан почти до дыр, с полустёртым рисунком (так сейчас выглядят вечные пакеты из «Библио-Глобуса», кажется, они и нас переживут). Туда же, в пакет, складировались связанные и сшитые мной платья, всевозможные аксессуары: розовая неоткрывающаяся сумочка, серёжка-гвоздик (одна, — всё-таки дыра в пакете), каблучки, флакончик духов (карамельный аромат, вот бы сейчас брызнуться!). Кукол мне привозила мама с торговой базы игрушек (по моему запросу). Речь идёт о позднем детсадовском возрасте; тогда, наверное, во мне и зародилась мысль, что из этой коллекции Barbie (шесть-семь сестёр, калейдоскоп характеров и типажей) можно сделать настоящий кукольный театр с ситуациями, с неминуемым конфликтом с самой первой секунды игры, с праздношатаниями по детсадовским набережным-подоконникам. Моими подружками-ассистентками стали рыженькая Настя и блондинка (не помню имени и врать не хочу, но в неё я, кажется, был впервые влюблён, помню, мы улыбались друг другу, наши Barbie-подружки сразу же сошлись характерами и были не прочь перемыть косточки Настиной безвкусно одетой Barbie. Мы даже ссорились, расходились по углам, заводили знакомства на стороне, но потом вновь объединялись в трио; это были нежные ссоры. Для меня эти вымышленные розовые миры Barbie были убежищем от реальной, не всегда радующей жизни, всплесками неповторимой (никогда) первозданной радости. Наверное, такой восторг испытывает ребёнок, поняв, что умеет ходить. Как ещё объяснить это ощущение?
Позднее, когда я был уже подростком, в подвале хрущёвки (где я и жил), мы вместе с подружками открыли Музей кукол: собирали всем двором будущие экспонаты, отмывали, очищали, чинили, наряжали и выставляли на всеобщее обозрение. К нам приезжало местное телевидение, мы давали интервью, как самые настоящие взрослые; застигнутые вопросом врасплох, говорили какую-то невнятную глупость. Но речь не об этом. Для статусности коллекции (мы тогда ещё не знали таких слов, но понимали, что так будет точно круче) нам были необходимы «самые настоящие» Barbie (с уже упомянутыми коленными суставами). Такие были у другой Насти и у Даши (тоже подруги детства, дорогие, привет, вы ведь тоже что-то помните?). Было не так-то просто договориться с владелицами о взятии их кукол в «аренду» — три красотки Barbie стоили как вся наша выставка вместе взятая (нам так казалось), но мы сошлись на том, что Barbie будут экспонироваться в подвале (Музее) не больше месяца. Мы отвели им специальное место: узкий проход между стеной и чешской стенкой, позволяющий контролировать подход (строго по одному) к нашим уникальным экспонатам. И, конечно, фирменное «не трогать руками», покровительственно произносимое нами — юными смотрителями. А всем ведь так хотелось подержать, пощупать, проверить, настоящие ли — они!..
Однажды в подвале случился разрыв трубы, и помещение нашего Музея затопило «понятно чем». О чём я подумал в первую секунду? Секунду, когда неизбежное случилось и нет возможности ничего изменить?.. — как там Barbie Даши и Насти. Они чудом спаслись от «понятного чего» благодаря своему привилегированному положению (шкаф как-то уберёг). Особенно пострадали текстильные куклы. Мы вынесли их на улицу и повесили сушиться на крепкие ветки тополей. Помню, среди «промокашек» была кукла, которая должна была отправиться в Беслан (шёл 2004 год, нам по одиннадцать, я что-то понимаю, точнее, что-то чувствую, низ живота сжимается от страха при взгляде в глаза этой кукле), но почему-то не отправилась и осталась у меня и теперь висела на ветру, а настоящие Barbie в целости и сохранности в день протечки вернулись к своим владелицам.
В этом году моя мама наводила порядок в нашем подвале нашего дома (правлением дома было принято решение убрать так называемые кладовки, — пожарная безопасность, захламлённость, все дела), и нашла пакеты с теми «музейными» куклами. Нет, Barbie среди забытых экспонатов не было: девчонки наверняка уехали в своём кабриолете в какую-то страну малиновых закатов. Мама выслала мне фото с куклами советского периода: с отвалившимися руками, свалявшимися волосами, перемазанными землёй. Это всё напоминает какую-то детскую, но страшную игру в войну. В контексте сегодняшнего дня эти фото потянули за собой вереницу других изображений реальной трагедии, происходящей на наших глазах.
Если бы мы… нет, лучше так: если бы я был ребёнком не начала двухтысячных, а нынешнего времени, играл бы я в Barbie, придумывал бы кукольные спектакли? Наверное, нет. Куклу мне с лихвой заменили бы телефон и планшет.
Когда я пишу этот текст, смотрю на свои носки розового цвета. И понимаю, что это и есть та часть моего сохранившегося детства. Через эти розовые носочки, как через каплю, можно увидеть меня сегодняшнего.
Да, и мои коленные суставы уже пытаются пародировать тот самый звук фирменных Barbie. Вот только с вечной голливудской улыбкой что-то не задаётся. Знаю, кого-то это бесит, глядя на идеальную, такую безоблачную кукольную жизнь, а меня, наоборот, эта улыбка терапевтически обнимает, хотя она и не такая искренняя, как нам кажется.
А я всё жду, что где-то там, за поворотом, покажется белоснежный пони с радужной гривой и увезёт меня в какую-нибудь прекрасную страну будущего (в мою страну), где не будет разрывов и «понятно чего».
Как нам хочется вдруг измениться, но мы остаёмся в привычных координатах, обозначенных штриховкой нашего детства. Вот и мир точно так же.