Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2012
Сергей Сумленный
. Немецкая система. Как устроена Германия. Издание второе, переработанное и дополненное. — М.: Издательский Дом “Дело” РАНХиГС, 2012.
Ольга Лебёдушкина
“Ирония судьбы”, RAF и немецкие грабли
Подзаголовок книги Сергея Сумленного — “Как устроена Германия” — сначала располагает к приятному и легкому чтению в жанре туристического путеводителя — как живут немцы, как воспитывают детей, что едят на обед, сколько стоит бензин и гостиница. Все это и еще массу других бытовых и культурных подробностей в книге действительно можно найти. Сергей Сумленный, собственный корреспондент журнала “Эксперт”, несколько лет живет в Германии и на собственном опыте изучает ее жизнь.
Однако читатель, поддавшийся на эту уловку, достаточно быстро поймет, что легкого чтения не будет и перед ним не популярный страноведческий очерк, а попытка серьезного исследования.
Сумленный пишет о национальном самосознании немцев, о мифах, фобиях и реальных исторических травмах. Темы часто поднимаются болезненные, иногда — почти табуированные: например, насилие против немецкого населения стран Восточной Европы в послевоенные годы или левый терроризм и история RAF. В целом же складывается образ современной Германии, который в равной степени далек и от идеалистических либеральных штампов, и от модных ныне антизападных предубеждений. Образ этот нельзя назвать полным и абсолютно объективным. И вряд ли здесь абсолютная объективность возможна: у каждого, кто бывал, а в особенности — жил в стране более-менее продолжительное время, “своя” Германия, сложившаяся из собственных впечатлений и наблюдений. Этот индивидуальный опыт переживания волей-неволей заставляет спрашивать себя по ходу чтения: почему автор достаточно подробно пишет об одних вещах и почти ничего — о других. Точнее — каковы критерии отбора тем?
Рискну высказать догадку (подчеркиваю, исключительно субъективную и не претендующую на возможное совпадение с авторским замыслом): книга Сергея Сумленного — не только о Германии, но и о России. И о том, что общественное устройство, так мучительно складывающееся на наших глазах, — это и есть несовершенный, иногда откровенно уродливый, но все же своего рода аналог немецкой системы. То есть, если использовать популярные блогерские мемы, Россия вовсе не катится в “православный Иран” и “новое средневековье”. Она, действительно, тяжело и медленно движется в прошлое, но не свое, а чужое, подбираясь к тому уровню развития, который европейские страны прошли около сорока лет назад, и в чем-то Германия 1960-х-1970-х годов — это наше настоящее и ближайшее будущее. Разумеется, при всех “но” и скидках на национальное своеобразие и “особый путь”. С заимствованием, конечно, кое-каких новшеств и упорным наступанием не только на свои, но и на немецкие грабли.
Аналогии здесь, конечно, весьма приблизительны, но при чтении первой части книги — “История немецкого вопроса”, некоторые из них представляются возможными. В качестве примера можно привести один из сюжетов книги.
Германский опыт по преодолению нацистского прошлого неизбежно упоминался в отечественных дискуссиях об отношении к тоталитарному наследию. Германия, прошедшая через осознание общенациональной вины за преступления нацизма, традиционно противопоставлялась и противопоставляется постсоветской России, в которой исторического покаяния не произошло и вина всего общества в многомиллионных жертвах сталинского режима так и не была обществом признана. Так постепенно был создан миф об исключительном и очень быстром успехе денацификации.
“Одним из самых распространенных в России мифов о послевоенной ФРГ является миф о немедленной послевоенной денацификации Германии — то есть о якобы имевшем место отстранении от власти чиновников, запятнавших себя связями с нацистами, — пишет Сумленный. — На деле все обстояло прямо противоположным образом: чиновнический аппарат послевоенной Западной Германии, а также ее судебная и образовательная системы в значительной степени были сформированы из тех же самых людей, которые исполняли функции чиновников, судей или учителей в нацистском государстве. Чиновнический аппарат послевоенной ФРГ до самых верхних уровней был заполнен бывшими офицерами СС, СД и гестапо, а также просто нацистскими идеологами, юристами, генералами вермахта. Так, все время канцлерства Конрада Аденауэра, с 1949 по 1963 год, его ближайшим юридическим советником был Ханс Глобке — комментатор нюренбергских расовых законов, на основании которых в лагеря смерти были отправлены миллионы человек. Однако если люди вроде Глобке все же составляли в администрации канцлера меньшинство (причиной тому было желание сохранить хотя бы минимальное приличие), то спецслужбы новой Германии стали настоящим санаторием для высокопо-ставленных сотрудников нацистского аппарата насилия”.
Имен, фактов и свидетельств в книге приводится множество. Особенно много бывших “наци” оказалось в службе внешней разведки послевоенной ФРГ и криминальной полиции (BKA), которая в
1970-е годы оказалась на переднем крае борьбы государства с левыми террористами из группировки RAF.
Этот контекст конфликта RAF с государством, как правило, остается в тени. Левое молодежное движение конца шестидесятых—начала семидесятых годов в Европе и США было бунтом “детей”-революционеров против консервативных “отцов”, но немецкий 1968 год и его продолжение получили четкую антифашистскую окраску. “Борьба с нацистским прошлым отцов стала одним из важнейших мотивов левого немецкого движения 1960–1970 годов. Именно восприятие немецкими левыми полицейского и чиновничьего аппарата ФРГ как прямого наследника нацистской системы насилия, а самой ФРГ — как “фашистского государства” давало левым идеологический карт-бланш на самые крайние методы насильственной борьбы, включавшие в себя покушения, поджоги, взрывы. Члены RAF убивали судей и прокуроров, бизнесменов и полицейских, американских солдат и консервативных журналистов. Государство платило террористам той же монетой, без колебаний убивая членов RAF при задержании, легализовав пытки и выбросив на помойку понятия о справедливом судебном разбирательстве”.
Исторический парадокс RAF состоит в том, что леворадикальный террор прекратился вовсе не потому, что государство победило в этой войне на уничтожение, избирательно применяя, а часто — прямо нарушая закон. Несмотря на странные смерти лидеров группировки в заключении, RAF прекратила свое существование только в 1990-х, то есть тогда, когда изменилось само государство, поколение “отцов”-консерваторов окончательно ушло, и “дети 1968-го” достаточно прочно утвердились во власти. Например, министром иностранных дел стал Йошка Фишер, руководивший боевыми операциями во Франкфурте, а главный адвокат RAF Отто Шили получил пост министра внутренних дел. Сама власть значительно “полевела” за счет появления в ней социалистов и “зеленых”. При этом никакой революции не произошло. Наоборот, Германия превратилась в ту современную Германию, которую весь мир знает, как мощное социальное государство.
Тридцать лет существования RAF показали, что постоянное “закручивание гаек”, подавление уличных акций протеста и жесткие полицейские меры — идеальная питательная среда для радикальных идей и радикальной политической борьбы. Так что единственное, что может сделать власть для того, чтобы победить протест, это — измениться.
Многие другие сюжеты книги также прочитываются как ответ на актуальные вопросы, волнующие российское общество сегодня.
Роль церкви в общественном устройстве Германии рассматривается явно с оглядкой на происходящее в России. “Несомненно, — отмечает Сумленный, — Германия — светское государство в том смысле, что верующие христиане не имеют здесь никаких дополнительных прав или привилегий. Членство в церковной общине не является в Германии ни необходимым, ни желательным условием для получения какой-либо работы, для успешной карьеры и т. д. Вопросы веры в большинстве своем остаются вопросами личного характера, демонстрация своей религиозности на работе или в общественном месте не характерна для немцев.
Но невозможно не заметить того факта, что католическая и протестантская церкви, к которым принадлежит примерно по 25 % населения страны, обладают в Германии огромными привилегиями. Церкви владеют собственными детскими садами, школами и больницами, получающими государственные субсидии. Католическая церковь остается крупнейшим владельцем виноградников в стране.
В государственных школах ведется преподавание религии — поскольку право учеников на изучение религии в государственной школе закреплено в конституции страны (раздельно — для школьников-протестантов и школьников-католиков, а с недавних пор и в некоторых школах еще и для мусульман).
Каждое воскресенье центральные полугосударственные немецкие каналы, чье существование поддерживается собираемыми со всех владельцев телевизоров налогами, транслируют католические и протестантские церковные службы. Первый канал немецкого телевидения каждую субботу в прайм-тайм транслирует пятиминутную католическую проповедь. Католические монахини преподают в школах светские предметы — математику или немецкий язык… Светская государственная налоговая служба по поручению церквей собирает с верующих специальный церковный налог, ставка которого рассчитывается как доля от уплачиваемого налога на доходы физического лица и составляет обычно около 8 % от суммы этого налога (то есть если некий немец платит в месяц 1000 евро налога на доход, то еще 80 евро налога он заплатит церкви)”.
По идее здесь, кажется, перечислено все, к чему сегодня так активно стремится РПЦ. Правда, стоит отметить, что церковный налог в Германии — предмет
постоянных конфликтов и судебных разбирательств. Попытки отказаться от его уплаты со стороны верующих предпринимаются постоянно, и, как известно, недавно католическая церковь Германии по благословению Ватикана получила право отлучать неплательщиков от причастия. При этом церковный налог остается одной из неплохих возможностей подсчитать реальное количество верующих, а также — динамику выхода из церкви, которая чаще всего напрямую связана с тем или иным околоцерковным скандалом.
В России таких механизмов, помимо социологических опросов, просто нет, и вряд ли РПЦ на это пойдет, поскольку простая налоговая статистика легко покажет число плательщиков налога, то есть число прихожан в каждом из приходов.
В качестве главного примера вмешательства церкви в жизнь всех граждан Германии, независимо от вероисповедания и убеждений, в книге выступает полный запрет на работу всех магазинов (в том числе и продуктовых) со второй половины дня в субботу до утра понедельника.
С этой особенностью повседневной жизни, действительно, сталкивается каждый, кто приезжает в Германию: если ты не успел запастись едой в субботу утром, до понедельника придется питаться в кафе и ресторанах или ехать за пакетом молока на вокзал (на автозаправках, вокзалах и в аэропортах торговля в выходные разрешена). Согласно версии Сергея Сумленного, именно католическая церковь остается главным лоббистом федерального закона о статусе воскресенья как “особо защищенного дня”. Хотя сами немцы чаще всего отвечают на вопрос о неработающих магазинах совершенно по-другому: “это все профсоюзы…” Действительно, немецкие профсоюзы следят за правом трудящихся на отдых в выходные куда более бдительно, чем католическая церковь — за обязанностью прихожан присутствовать на мессе. В этом отношении влияние профсоюзов на жизнь
других людей, не имеющих к ним отношения, в Германии куда более ощутимо, чем власть церковных традиций. Например, в ряде федеральных земель, помимо официальных выходных в конце недели для представителей некоторых профессий есть еще и учрежденный профсоюзом выходной, совпадающий с одним из рабочих дней. И горе тому, у кого, например, заболел зуб в Эссене в среду — ни один дантист в городе в этот день не работает.
Еще один (совсем новый для России) пример сближения российской и немецкой систем — меры по защите несовершеннолетних от вредной информации. По сравнению с тем, к чему давно привыкли немцы, российские дебаты о том, нужно ли запрещать “Ну, погоди!” и Буратино, покажутся цветочками: “Культовый фильм “Терминатор” в версии “от 16 лет” не содержит сцен убийства первых двух Сар Коннор, сцены разгрома полицей-ского участка, сцены вырезания Терминатором пуль из своего тела и т. д. — и даже в такой версии считается опасным для психики 15-летних подростков. Рейтинг “от 16” имеет вполне невинный сериал “Доктор Хаус”, режиссерская версия трилогии “Властелин колец”, все фильмы серии “Чужой”, а совершенно комиксовый “Чужой против Хищника — 2” получил даже рейтинг “от 18 лет”.
Думается, все это у нас еще впереди. Вообще, если присмотреться, у нас с немцами очень много общего. Даже своя обязательная “Ирония судьбы” под Новый год у них есть — англоязычный телеспектакль Dinner for One, который обязательно крутят по телевизору 31 декабря…