Стихи
Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 82, 2023
ПОЭЗИЯ
Побег со склада
Это было в другие, другие года,
Под Тюменью работал завод.
Незнакомые люди там жили тогда,
А теперь там никто не живёт.
Там игрушки плели, отливали и жгли,
Отжигали в глубокой печи,
Под спиной и в живот им вставляли завод,
И к нему полагались ключи.
Это клоуны были, и мавр, и монах,
Белоснежка, царевич и гном,
Офицер в камуфляжных пятнистых штанах
И лягушка с ужасным лицом.
Но однажды прораб в дверь вошел и ослаб,
И от крика тряслись кирпичи:
Где железный араб? где игрушечный краб?
Склад ограблен, и пусто в печи.
Глубоко под землёй они вырыли ход
И плелись вереницей сплошной,
Шли, пока в животе не кончался завод,
Тарахтел механизм под спиной.
2017
Красный Дед Мороз
Дед Мороз мнёт шапку в руках, и снова
Надевает бороду — пугали, что прирастет.
Снегурочка по-женскому нездорова.
Скорая помощь снежным жуком ползет.
В мешке лежит заводная игрушка,
Тикает, как нервное сердце в мужской груди.
В этом доме жил и работал Пушкин.
Девочка, милая, не стой, иди,
Дома твоя мама, она заплачет,
Этот подарок, он не такой слегка,
Вдовья судьба, сиротская удача,
Два жёстких усика-проводка.
Я не хочу давать тебе эту штуку.
Что у тебя в глазах, страшный какой вопрос —
Я друг Снегурочки и предводитель кукол
(Просто она больна), видишь мой красный нос?
Это он потому, что я проклят красной судьбою.
Руки лезут в мешок, тянут наверняка.
Нет, я ухожу, не смогу остаться с тобою,
Скоро найдут друг друга два усика-проводка.
Видишь обманы стен, видишь — рисунок трещин
Медленно прорастает, как цветок пустоты,
Слышишь, он пьёт воздух, а вокруг, как смятые вещи,
Как пустые конверты, мама твоя и ты.
2008
Хельга из кургана
Хельга встаёт из кургана и зовёт своего коня,
И на свист выходит негромкий косматый ёж,
Хельга ему в укор: умаляясь день ото дня,
Забываешь меня, дорогой зверья идёшь,
Ни коварством сердца, ни безрассудством ума
Не связать их волю и не угнать в полон.
И на босых ногах она выходит сама,
И говорит с ежом, и ей отвечает он.
Хельга проходит лесом поверх знакомых могил,
Конский каштан в охапку гостью свою берёт,
Та его узнаёт, но бесполезен пыл:
Дерево из земли соки земные пьёт.
Многие встречи случайны: «Заяц!» — «Я так и знал», —
Умные лисы в тёмной грибнице нор.
Радио бьет ключом, но перекрыт канал
Стаей телеграфисток; споро идет набор,
И плотоядный взгляд бесчеловечных звёзд
Лезет куда-то сквозь ягоды и кусты,
И обольщенье роз, и шевеленье гнёзд,
Короткохвостых сов вздохи из темноты.
Хельга идёт к кургану и начинает петь
Так, что к её ногам ложится могильный червь,
Жирной струною к ней тянется каждый нерв,
Но нелюдим-сосед не покидает клеть.
Хельга идет назад и зовёт своего коня,
Яростный, как труба, слышен ответный рёв,
И вдоль стены небес пляшут следы огня,
Круглые, как удар громких его подков.
2006
Маелори
— Иди, Маелори, иди, хоть ты и был убит,
Хороший рассказчик нужен после тяжёлого дня.
Кто знает руны, как ты, кто, как ты, говорит
С вином из бочонка, с дымом, который идёт от огня?
— Нет, мой гроб опечатан, и крепкая та печать.
Слово её сильней, но неприлично нам,
Христианам, покойным в могиле, бесстыдно так поступать:
Бродить по земле с живыми, подобно вашим богам.
— Эй, не упрямься, ты ведь хочешь смотреть опять,
Как колдовской туман густеет у потолка,
Как затвердевший звук между пальцев легко сломать,
Как зажигает звёзды невидимая рука,
Как бабочкой-переростком слово слетает с губ,
Крылья с тёмным узором качаются и скрипят;
Выпьем, что нам за дело, наш Маелори труп
Или живое тело? Тело — только наряд,
Женщины их выбирают трепетно, как слова,
Франты и офицеры к ним внимательней дам,
Мы ж за этим столом бег столетий следим едва,
Чашу за чашей пьём и терпимы к любым телам.
— У вас, язычных людей, в глазах колдовской туман,
В ваших сердцах — узоры могильных плит.
Мне же не подобает рассказывать сказки вам,
Если по воле Божьей я в темноте убит.
— Эй, Маелори, что с того, если твой Христос
Подослал к тебе убийцу в тёмную келью?
Боги, как дети, не стоит о них всерьёз,
Станешь у них игрушкой, только поверь им.
Наше вино, как их недобрая кровь,
Бродит по жилам, в мозг стучится древними снами.
Нынче ты мёртв, назавтра снова здоров;
Нам всё равно, поднимайся и выпей с нами.
Мы хотим услышать про горбуна без горба,
Про Конна Сотни Сражений, про Маленькую Головку,
Про Лировых лебедят, как кинула их судьба,
Как Джек, Хозяин Воров, судьбу обмишурил ловко.
И если ты промолчишь, то другие не промолчат,
И будут кружить слова, оседая листвой на ветках
Высоких деревьев, и вырастет целый сад
Узором на окнах, бисером на салфетках.
2010
Анатолий в замешательстве
Дома, копаясь в хламе, Анатолий находит
Связку ключей разных размеров, ржавых в коробке
Или блестящих, скрипичных, басовых навроде,
С острой бородкой и с зубчатой сложной бородкой.
Вертит в руках — от чего этот? этот откуда? —
Словно бы водопроводный царь, демон гаражный,
Шепчет ему в отражениях мокрого блюда:
«То, чего в жизни не знаешь, вернёшься домой и отдашь мне!»
То, чего в жизни не знаешь, забудешь, забыто,
Ящички в памяти, кажется, насмерть заело,
След неустроенного полуночного быта,
Лунный огонь серебром пробегает сквозь тело,
Что же так ноет в груди недовольное сердце,
Щемит и щемит о том, чего в жизни не знаешь,
Тихо горюет — щелчок, это скрипнула дверца,
Не аортальный ли клапан закрылся за нами,
Нет, ничего, из коробки ключи Анатолий
Вынул и держит, и связку вращает по кругу,
Буквы на них, словно кто-то расставил бемоли,
Звякнут металлом, слегка ударяясь друг в друга.
2021
Гузель делает так
Гузель оглядывается и говорит огорчённо,
Какая, весна, говорит — медленная в этом году,
Листья растут назад, как время жизни крадут,
Голы кусты и руки деревьев чёрны,
Воздух слегка резиновый, как у шара внутри,
Тихо слова звучат, слабо свеча горит.
Тополь стоит, обижен. Вокруг него
Скачут тугие молекулы кислорода,
Как виноградины вокруг логова
Робкого зверя единорога,
Когда лоза к нему послушно в руки идёт,
Чтоб он свой дом заплёл, в зелени спрятал вход.
Ловкой ладошкой маленького листа
Тополь ей машет, дескать, иди сюда,
С тополем много хлопот, но это мы припомним ему потом,
Гузель обходит древний забор, на котором все забывает
Подправить последнюю букву — получилась кривая —
И становится рядом с копеечным, а листом.
Вот так надо делать! — и Гузель делает так,
Совершая и завершая смену сезона,
Полы её плаща хлопают, как вода,
Делают два крыла зелёных на ветках черных,
А Гузель гортанно кричит, поднимая клюв,
И забор ей в три буквы вторит люблю, люблю.
2021
Газета для Рабиновича
Рабинович каждое утро покупает газету,
Типографская краска опять содержит свинец
(Пуля стоит тысячи слов) — на первой странице нету,
На второй надои коров, опорос свиней,
Вздрогнешь, протрёшь глаза: в закатных ростках костра
Родина-мать стоит на берегу Днепра.
Каждый день мы отступаем назад во времени
Туда, где в окопах растёт буряк с трещиной от лопаты,
Нас ускоряет назад обратное трение,
Календари шелестят густой листвой виновато,
Но одна дата, февраль, четыре часа
Не отстаёт, а вместе с нами ползёт назад.
Помогите нам демонтировать эту машину времени!
Что в ней заело, за что она зацепилась,
Машинист, проводник, Анна Аркадьевна Каренина,
Остановите поезд, сделайте милость,
Эти живые, в крови и сразу мёртвые лица —
Отмотайте назад, дайте им снова родиться!
У Рабиновича чешется нос, но нет свободной руки,
Двое полицейских его держат под локотки,
Дома ждут дети, неумолима полиция —
Но и сама косит глаз на передовицу:
Серым по серому, между свинцовых строк,
Может, проявится в рамочке некролог.
2022