Рассказ
Опубликовано в журнале Новый берег, номер 82, 2023
ПРОЗА
Рис. Нади Рушевой
Сказки нашего детства рассказывали о битве добра и зла. Фантасты нашей юности много раз описывали эпическую битву искусственного интеллекта и человечества. Некоторые из них были уверены, что искусственный интеллект обыграет нерационального и эмоционального человека. Другие — что, наоборот, настоящие человеческие чувства, его иррациональная жертвенность, поможет ему непредсказуемо вырваться из расчётов искусственного интеллекта.
Но я, после того как услышал эту историю, уверен, что и те, и другие ошибались. Что на самом деле каждый вынужден будет выбирать лично для себя и окажется по ту или по другую сторону фронта. Что эта битва ожидает каждого. И тех, кто работает в огромных вычислительных центрах, где огоньки похожих на шкафы суперкомпьютеров таинственно мигают тысячами индикаторных лампочек. И тех, кто живёт в тихих и скучных городских окраинах, где такими же таинственными огнями мигают однотипные многоэтажки.
Алёне в этом смысле повезло. Она жила не просто на окраине, но и рядом с аэропортом, где уже точно никогда не бывает тихо. Даже порой слишком. Именно поэтому её родители, как только ей исполнилось шестнадцать, решили, что она уже достаточно взрослая и от неё время от времени можно на пару дней уезжать на дачу. Чтобы хоть иногда высыпаться без шума взлетающих по утрам самолётов.
В такие дни Алёна любила просыпаться на рассвете, задолго до школы — так, чтобы вместе с ней просыпались и задремавшие ночью стаи самолётов. Один за другим их тёмные силуэты поднимались в воздух на фоне розового предрассветного неба. В школу ей, как и многим подросткам, идти не хотелось. Ну а после того как в прошлом году их школу закончил Тёма, который помогал всклокоченному математику вести факультативный кружок, Алёна и вовсе потеряла интерес к учёбе. После школы Тёма уехал обратно в свой дождливый Петербург. И в пасмурные дни Алёна теперь думала: «Погода, как в Петербурге».
В ответ на её поздравления с наступающим Новым годом он прислал селфи на разноцветном, как салют, фоне ночного клуба. И вот уже почти два месяца она так его и представляла — на шумной новогодней тусовке посреди пасмурного Питера.
***
Петербургская погода стояла и в тот памятный день. Он начался странно — потому что, вероятно, по причине внезапно затянувших небо серых тревожных облаков, самолёты всё никак не просыпались. Алёна представляла, что они, как, наверное, и птицы в гнёздах, нежились на своих стоянках, грелись, не хотели подниматься в холодное небо.
Она смотрела на непроснувшийся город, серый от призрачного утреннего света, и ждала.
И вот, только когда над бескрайними зарослями домов полетели первые проснувшиеся птицы, аэропорт, наконец… ожил!
И ещё как! Вместо вереницы поднимающихся в небо самолётных силуэтов… Справа от вышки радара внезапно… вырос огненно-серый гриб взрыва! Через пару секунд прогрохотало — так, что задрожало окно, и сразу стал каким-то жалким и неуместным стоящий на подоконнике цветок герани.
И почти в ту же минуту взревела сирена воздушной тревоги.
***
«Неужели началось? Не может быть!» — похолодевшими руками Алёна включила телефон. Городские паблики захлёбывались от сообщений: «И у вас тоже?»; «Вот только что около „Дружбы народов“ грохотнуло»; «Мне пишут у Выставочного центра тоже»; «Ау! Кто-нибудь знает что делать-то?»; «Кто есть с Петровки? Где тут бомбоубежище?»; «На станции „Минская“ можно спрятаться? Или она мелкая?»
Пока Алёна читала, снова задребезжали стёкла. Алёна соскочила с кровати на холодный пол. Придерживая одеяло на плечах, трясущихся то ли от ужаса, то ли от холода, она набрала номер родителей. Мама сразу и без приветствий закидала ее вопросами — так что Алёна успевала лишь вставлять «да» или «нет» в промежутках.
— Слава Богу! А мы как раз тебе дозваниваемся… Ты ещё дома?.. Ты что, телевизор не смотришь?.. Вот уж современное поколение… Только что передавали воздушную тревогу! Срочно спускайся в подвал! Там, около аэропорта, сейчас должен высаживаться десант! Завтра поедем к бабушке в деревню! Всё, пиши из подвала, если там ловит!
Алёна была уже у коридоре, прыгала на одной ноге, стараясь натянуть сапог, когда пришло то самое странное сообщение.
Оно было от Тёмы
«Привет, Алён. Как жизнь?»
Алёна узнала его непринуждённый стиль. И даже фотография на аватаре у него была та самая, которую она хранила — вырезанная из групповой фотки их математического кружка.
Алёна остановилась и, стоя в одном сапоге, уставилась в экран.
Там появилось следующее сообщение:
«Алён, ты тут? Помнишь меня?»
Переступив на месте и напустив на себя зачем-то безразличный вид, она отпечатала в ответ:
«Да что-то не узнаю… — и, напряжением воли выдержав показавшуюся ей вечной паузу, допечатала: — А… Тёма, ты что ли?»
«Он самый. Не ожидала?»
Алёна, напустив на себя ещё более безразличный вид, ответила:
«Честно говоря, нет, — и добавила кокетливо: — А я сейчас в бомбоубежище спускаюсь. А завтра мы поедем… — она чуть было не написала «к бабушке», но вовремя поправилась: — в эвакуацию. В Карпаты. А ты как?»
Все это ей казалось ужасно романтично: она уезжает, он её будет ждать и писать письма…
«Алёна, какие Карпаты? Не дёргайся, Алён, через пару дней мы будем и там. Так что сиди на месте, не поддавайся на провокации и жди! Уже скоро увидимся!»
Алёна озадаченно села на тумбочку в прихожей.
«Кто это — мы?»
«Мы, освободительная армия. Я тут, уже недалеко от тебя. Ты, Алён, ничего не бойся, никуда не беги, уже скоро всё будет хорошо, сейчас уже будем освобождать твой Гостомель, наши уже в Оболони. Завтра освободим весь Киев, Алён!»
«Зачем… — Алёна остановилась и напечатала уже медленнее это непривычное слово: — освобождать?»
Потом добавила глупое: «Тём, пожалуйста, не надо освобождать…»
На экране появился недоумевающий смайлик. Алёна, не зная, что ответить, отреагировала уже совсем глупо:
«Ты скажи там… Не надо освобождать…»
На экране появился задумавшийся смайлик…
***
За тысячу километров молодой человек сидел за экраном компьютера. Отпивая утренний кофе, он скашивал глаза на монитор, где одновременно в десятке окон вела разговор программа искусственного интеллекта «Герань». Молодой человек поглядывал за разговорами, готовый прийти на помощь своему электронному подопечному. Большинство разговоров на экране не отображались — искусственный интеллект оценивал адекватность своих ответов и рутинность всего разговора в целом. Если оценка была удовлетворительной, «Герань» справлялась сама. И только те разговоры, в которых было желательно творческое человеческое вмешательство, появлялись на экране.
«Творческое» в данном случае предполагало возможность включить тролля или пранкера — идеальная работа мечты для многих активных пользователей интернета.
В качестве сигнала о помощи программа искусственного интеллекта выбрасывала в разговор специальные смайлики: удивлённый и задумавшийся. Такой разговор сразу попадал на первое место среди отображающихся на экране бесед. Именно так, с характерным звуком «бип!» выскочил на экран разговор с Алёной.
Совсем уже было задремавший оператор Вован (кофе в ранние часы помогало плохо), встрепенулся, отделился от спинки стула и взялся за мышку. Прокрутив чат вверх и вниз, он понял, что некая Алёна беседует с созданной специально для неё виртуальной копией некоего Тёмы. И, главное, что она со всем жаром и искренностью молодости пытается его переубедить. Короче, любимая добыча тролля.
Оператор даже зашевелил в предвкушении «добычи» пальцами.
— Эй, Вован, проснулся? Пошли на перекур! — отреагировал на его шевеление коллега справа.
Вован, однако, даже не повернулся:
— Не, не, пока без меня, тут ещё одна, хе-хе, спасительница мира…
— О! Вован опять включил пранкера, — пояснил коллега слева.
— Не пранкера, а тролля, — машинально поправил Вован, погружаясь в разговор.
— Всё, он уже не тут, пошли без него. — сказал коллега справа и, встав, пощёлкал пальцами вокруг головы углубившегося в работу друга, — так делают врачи, проверяя реакцию пациентов.
Но Вован никак не отреагировал — он уже печатал сообщение:
«Как Алён, „зачем освобождать“? Вас разве не захватили нацисты? Ты что, Алён, на свободе???»
«Ты что, конечно на свободе!» — быстро отпечатала Алёна.
«Да ладно! Прикалываешься?»
«Да, Тём, у меня всё хорошо…»
В этот момент недалеко от дома Алёны раздался ещё один взрыв, опять задрожали стёкла.
«Ну то есть, было хорошо… Тём, я сейчас на пути в бомбоубежище, я тебе позже напишу, ок?»
На экране снова возник задумчивый смайлик. И через секунду появилось:
«Погоди, Алён… А может, тогда… Я сообщу начальству, что освобождать не надо?..»
«А ты можешь? Конечно, Тём!» — Алёна почувствовала, что вот прямо здесь и сейчас может спасти свой город и отвести от него войска.
«Ну не знаю… А чего ты волнуешься? Вам, наверное, запрещено по-русски сообщения отправлять?»
«Почему же запрещено? — искренно удивилась Алёна. — Я только по-русски и общаюсь…»
«Слушай, Алён, а тебя не заставили вести этот разговор? Может, тебя пытали?»
Пока Вован ставил серию грустных смайликов после последнего вопроса, в его голове уже возник приятный план. Совсем недалеко от дома Алёны прогрохотал ещё один взрыв. Взвизгнув от страха, она села на пол:
«Тёма, мы можем сейчас исправить эту ошибку, спасти наш с тобой город, ты же помнишь Киев, нашу школу? Тут взрывы, стрельба… Тём, мы сейчас можем всё это остановить!»
«Ну, Алён, чтобы снять требование денацификации, я должен быть хотя бы уверен, что тебя там не заставляли, не били, не пытали… Понимаешь? Алён, ты можешь, для начала… для проверки… мне показать свои…» — Вован выдержал паузу, сглотнул, улыбнулся, занёс пальцы над клавиатурой…
И тут внезапно полёт его фантазии прервал характерный «би-бип!» — и в нижней части экрана появилось красное сообщение. Начальник отдела, который модерировал и направлял деятельность операторов, начал сразу с задания:
«Слушай внимательно. Эта твоя Алёна живёт у Гостомеля, к юго-востоку от аэропорта. Мне сказали, что мы попадаем примерно на том же расстоянии, но северо-западнее. Пришло задание скорректировать наших с помощью её сигнала».
Вован, сев по стойке смирно, ответствовал:
«Понял».
И, вспотев от боязни выглядеть глупо, спросил:
«Какого именно сигнала?»
«Пусть включает и выключает свет в своей квартире. Они скорректируются на полпути в её сторону. Это и будет аэропорт».
«Понял. Разрешите приступить?»
«Действуйте».
«Слушаюсь».
Вован облегчённо вытер пот со лба. Потом, досадуя, написал в чат:
«Хотя нет, дорогая, к чему эти проверки… Я тебе доверяю. И, конечно, отменю и это ненужное требование денацификации и вообще освобождение Киева…»
«Здорово, это здорово!»
«Единственное, что им нужно, Алён, это подтвердить, что ты — реальная. Можешь просигналить в реале, пока я буду с ними говорить?»
«Да, конечно! А как?»
«Помигай светом в комнате, Алён. Включай-выключай его, хотя бы с минуту. Сможешь?»
«Конечно! Тёма, ты лучший!»
«Начинай!»
Алёна прыгнула к окну, схватилась за выключатель справа на стене и, включая-выключая свет, зачем-то ещё и махала в окно рукой, привставая от радости, на носочки.
«Ты меня видишь?»
***
В тысяче километров от неё молодой человек закрыл окно диалога, переведя его опять на искусственный интеллект. Снова сев ровнее, он отрапортовал модератору:
«Выполнено. Мигает в течение минуты!»
«Хвалю за службу. Уже засекли».
Вован, несколько раздосадовано, но с чувством выполненного гражданского долга, энергично стукнул ладонями по подлокотникам кресла. Вставая, он крикнул в коридор:
— Всё, ребят, иду!
***
А на окраине Киева, в пустом и тёмном доме, то загоралось, то гасло одно-единственное окно, в котором, как символ провала из старого фильма «17 мгновений весны», стоял цветок герани.
«Ну вот, я у окна, сигналю, ты видишь?»
«Да, вижу».
И он действительно видел. Вездесущий искусственный интеллект, находящийся и в чат-программах, и в самонаводящихся, но неточных ракетах, летящих всё восточнее и восточнее, всё ближе и ближе к Алёне.
Взрывы уже звучали совсем рядом. Алёна зажмурилась и, повторяя «Мы с Тёмой спасём город. Мы с Тёмой спасём город», так и не отошла от окна — и когда оно треснуло и вместе с цветочным горшком упало на пол…
И когда уже погас свет и зазвенело в ушах…
И когда несколько дней спустя её нашли под завалами дома, а по телевизору передали, что на начавшихся переговорах было снято требование денацификации, а войска не сумели взять город, а затем и вовсе, подчиняясь неожиданному решению командования, отступили от Киева.