Стихи
Опубликовано в журнале Зарубежные записки, номер 3, 2005
Поспел в аббатстве красный виноград.
Я не хожу в скрипучие воротца.
Там всё народ. Там пастушок, мой брат,
И мать моя, родившая уродца.
Карабкаюсь по лестнице витой,
Забрасываю камень за ограду.
Серебряный мой голос, золотой! –
Бог подарил вдобавок к винограду.
Я славлю щедрость горькую Твою,
Учу латынь, пишу, пишу в тетради.
И в винограде прячусь и пою.
Сижу и плачу в красном винограде.
* * *
Ты на мое отчаянье похожа.
Стоит звезда над сушей и водой.
Горит душа и холодеет кожа,
И расцветает лютик золотой.
Дни выпадают, как дожди, и гаснут,
Как только дни – и как одним глотком,
Одним дыханьем говоря: – А вас тут
Забудут всех, не вспомнят ни о ком.
И ты мне скажешь, руки отнимая,
Что счастья нет, есть ветер и вода.
Затмилось сердце, слов не понимая,
И ветка ивы брошена туда.
Есть что-то в даре вечное, как в горе,
Привычное, как верность и тоска.
Как та река, впадающая в море,
Идущее волной на берега.
И это жизнь. Её узор подвижен.
У ней изнанки нету никакой,
А на лице, среди цветов и вишен,
Мы вышиты коснеющей рукой.
Уже темны и тягостны посулы,
Сквозят черты, как ветер из дверей,
Сквозь плутни школы, сквозь глаза и скулы –
Деревьев, лодок, стен монастырей.
О, эти дара вечные подарки,
Перерожденья, бденья забытьё!
А всё твои, Олимпия, огарки,
Твои и рисованье, и шитьё.
***
Никогда не забуду тебя,
Как ты жил на земле, умирая.
Вот и я умираю, играя,
Как дитя, упираюсь, грубя.
С неба снег выпадает, снежок,
Снизу день прогорает холодный.
Для чего же наш подвиг бесплодный,
И гобой, и английский рожок?
Вон как холодно – пальцы не гнутся.
Память бредит и смотрит в окно.
Но, как мы ни хитри, все равно
Нам от мужества не увернуться.
Поезд из Петербурга на Брест.
Мы вчера веселились как дети.
Нас почти уже нету на свете.
Нам куражиться не надоест.
***
На бабочек, умерших на окне,
Я умиляюсь – бедные, оне
Прижали лапки, словно умоляя.
Сгустилась ночь, настала темнота.
С кривой усмешкой храброю у рта! –
Ужели плакать, землю оставляя?
Уж сколько лет упорною лозой,
Ушедшею корнями в мезозой,
На благо всех душа плодоносила.
Но люб прелюбодей и лиходей,
И только нас не надо средь людей.
И вот поля песком позаносило.
***
Гаральд, тебе целые земли малы,
Из птиц тебе нравятся только орлы,
И армия ждёт тебя в Нарве –
И всё ж ты играешь на арфе!
Как подвиги вечны, так вечны слова.
Как в рост косаря вырастает трава,
Так мерится викинг со скальдом,
Гаральд, соревнуясь с Гаральдом.
И стоит лишь ночью мне пламя зажечь,
Кровавые блески ложатся на меч
И чудится, юное снова,
Гаральда военное слово.
Пускай музыканты взойдут на крыльцо,
Я их никого не узнаю в лицо,
Велю я им : Песню сыграйте
О доблестном, славном Гаральде.
И станут настраивать скрипку и альт,
И станут расстраивать сердце, Гаральд!
Оно для них что-нибудь значит,
Лишь только когда оно плачет.
***
Август, твое ночное
Имя черней воды.
Было ли что иное,
Кроме одной беды.
Памяти птиц пропавших
Траурный свет террас.
В нас, до утра не спавших,
Августа серый глаз.
И очертанье круга
Видишь в конце прямой.
И никакого друга,
Кроме себя самой.
Август, в твою дубраву,
В праведный холод фраз.
Ни по какому праву.
Просто в последний раз.
***
Что ведает разум? В нем встала с душою вражда,
Она как вода, и на ней угасают огни.
Душа угождает, но музыке стала чужда.
Предчувствие смерти сжигает последние дни.
Все умные речи, не ждавшие темных ночей,
Записаны в книги, а книгам уж не до меня.
Что тает свеча, и за что утекает ручей,
И кается сердце, дождавшись последнего дня?
***
В лесу ездок поводья опустил:
Молю я, чтобы Бог меня простил.
Всего одну я клятву позабыл,
Когда за мною слава увивалась.
Еще и не такое забывалось:
Стамбул, Константинополем ты был!
А конь бежал, бежал, не оступался.
А лес молчал, молчал, не откликался…
***
За ледяной последней встречи
Стеной, на том конце земли,
Где лес перечит русской речи,
Мои дружины залегли.
Там ветер мчится утром пьяным
Путями мглы, путями тьмы
За Святополком окаянным
До края света, а не мы.
Там хищный ветер рыщет волком
Опушкой леса, ломким льдом
За окаянным Святополком.
Давай затопим: стынет дом.
За краем света эта дача.
А ваша пестрая страна,
За водяной стеною плача,
Едва виднеется она.
***
Мы возвращаемся скоро домой.
Раньше мы только летали в погоне –
Всё за несбывшимся. Этой зимой
Мы возвращаемся в спальном вагоне.
Вот мы решаемся, слёзы лия,
Свой комфортабельный миг продлевая.
Вот мы прощаемся – еду ли я? –
Только из высших материй кроя,
Не ошибаются, где долевая.
Кёльнский собор проплывает во мгле,
Ложечка песню выводит в стакане.
Мы угораем в вагонном тепле.
Мы приближаемся к нашей земле.
Польша, как в пеплуме, вся в этой ткани.
Эта ж, как пеплом, обшита снежком.
После Италий сощуришься – та ли?
Та и не та, что уходит пешком,
В ветхой одежде, с простым посошком,
В меркнущей памяти дальние дали.