Стихи
Опубликовано в журнале Зарубежные записки, номер 3, 2005
* * *
(нынешняя осень откупилaсь прорвою яблок, и вся церковь
в Мичуринце была в порезах сахарно-горчичного запаха,
перебившего ладан,.. шло отпевание.., розовая крышка гроба
стояла у входа как яблочный гном, управляющий жизнями
всех утонувших в его садах)
мой воробей
зачем тебе карамельные пальцы
выкрали сон подожгли телефонную будку
спи в середине немытого яблока
птица журавль
птица удод
пыль-стрекоза
тощее солнце ну сколько порхать
леденцовая осень в чепце
а старуха в маразме
и чиркает птичку за птичкой
соринки налипшие осень
дрожащий приют возле губ
спутанный взгляд в паутине
зверь мой с измученной шкурой
на что тебе эта душа
карточный город – игральная кость
обманувшая ватную память
пыль, паутина
сентябрь 1996
КЛАДБИЩЕ Рere Lachaise
(кольцо позеленевшей меди,
вдогонку обручальное)
По кругу
каштаны плавали
раскачиваясь как больные псы
считая монотонно вслух надгробья
– и хрипло вдруг выкрикивали имя! –
так нежно лопалась древесная кора.
Апрельской изморосью вдаль оно катилось –
прозрачный шар с разгадкою внутри.
май 1998
***
ты вдохнул меня – и выдохнешь
стекленеющую – выдуешь:
птицею – не птицею
карлицей
змеей
из очей незрячих выдавишь
веселящий гной
помнится:
смертями малыми
да горлицами алыми
пеною да бездною
прикармливала ангелов
а с петлиц слетела дверь –
листьев преющих дремота
распласталась над порогом
ноги моет маята
темноокому
беспокойно в даль глядящему
монотонно говорящему:
– вижу как по дну реки
ходят черные мешки
все бормочут поджидают
по сто раз до ста считают
у них кровь на заплатах
крюки на воротах
пустынно нетленно
блаженно! блаженно!
31.05.99
***
На выгнивший на порог,
себя самой поперек
стволом
и
цвела на
губах моих
дребедень.
День стоял
но мне чудилось –
чудится день.
Отходила кора,
и корил меня
дышащий падалью мох:
– не желай больше двух!
– не бери больше трех!
Но единожды – спрячь,
Но единожды – прочь.
Ночь была
но мне чудилось –
чудится ночь
5 — 11.01.97
***
Так в рай хотелось,
что в златой пыльце
и в синей пыли –
не узнала ада.
Но дверь и там захлопнулась,
и здесь.
И два пространства давят,
силясь слиться,
до красного пергамента,
до сипа
ступни моей.
1998
***
Сетка-сеточка над Парижем,
дождевая висит сеть.
Ты был близок,
а все же ближе,
надо же, смерть.
Ты водил меня за руку
в Городе Зыбкой Надежды
показать,
где не будет нас вместе
отныне и впередь.
Легких слез –
мой тюлень,
мой олень,
мой лохматый медведь –
не досталось на нашу долю,
лишь чернота и медь.
Лишь пустота и сахар,
и синий на рю Дарю
неприступным осколком
гномик лицом к плечу.
Обвенчавшись
мгновенной тенью
в ладанном мареве,
мы ушли,
позабыв про свечу.
И прожглись, и продлились,
и губами коснулись пепла
возле Улочки Убегающей Кошки,
столь короткой! –
А жизнь короче.
Ты мое дитя.
Я твое дитя.
Смерть все видит.
А жизнь короче.
05.05.1998
***
где нету смысла ждать,
там смысл вдруг появляется как плесень…
…
С Остужева и до Воротниковки
так зябко дышат легкие подковки,
что кажется, вот-вот умрут
на берегу Трехпрудного,
но до угла доходят,
три апельсина желтых покупают,
роняют в снег и роются в снегу.
Вот два нашлись,
но где бесенок третий?
Наверно, он смеется, в снег нырнув!
Прощай, беглец,
я все на свете знаю
при свете этой утренней зари.
Как ясно все на этом белом свете!
Зима, зима, поставлен крест на лете,
и на России крест,
и все пропало.
А в “Моссовета“ снова “Бовари“.
зима 1995
***
Но тот, кто решился
меня разорвать пополам,
совсем не подумал,
куда его деть, этот хлам:
ни мусорной ямы,
ни сна,
ни гнезда,
ни норы.
В крови искупал
но не дал мне уйти из игры.
Мечтатель, старатель,
каратель,
исчезнувший сквозь,
а все же и в этом кругу
переломится ось!
я выйду из круга
и в новый виток попаду,
и ложь “все проходит”
придумаю в этом аду.
1996
***
Ах, надобно менять, но как менять?
И не на кого больше мне пенять.
Вперед и ввысь, к хрустальным берегам?
Но прошлое привязано к ногам.
Кораблик, зяблик, лучик, где он там?
Бреду как зверь по собственным следам.
Стеклянных снов тревожный лабиринт,
а в голове – веселый ржавый винт.
1996