Публикация, вступительная заметка и примечания Жоржа Шерона
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2025
В 1956 году на страницах нью-йоркского журнала «Опыты» появилась статья Владимира Федоровича Маркова (1920—2013) «Заметки на полях».[1] К тому времени Марков, представитель второй волны эмиграции, уже отметился и как одаренный поэт, и как талантливый и дерзкий критик. Статья являлась полемикой с книгой В. Варшавского «Незамеченное поколение». В ней Владимир Федорович выступил как строгий критик излишней политической ангажированности старой эмиграции. Особенно два пассажа разозлили видных представителей эмигрантской элиты. Один касался поэтического вкуса общественной деятельницы Е. Кусковой[2], а другой — высказывания Набокова о Чернышевском в романе «Дар».[3] Возникший скандал всколыхнул всю литературную эмиграцию, которая беспрецедентно обрушилась на бедного Владимира Федоровича. Казалось, что не будет конца статьям относительно «заметок на полях» Маркова.[4] Даже видный критик и искусствовед Владимир Вейдле (1895—1979) был вовлечен в этот общий спор. В своей статье «О спорном и бесспорном» в тех же «Опытах» Вейдле очень тонко и деликатно выдвинул свои возражения Владимиру Федоровичу.[5] Но до того как он это сделал, Вейдле похвалил Маркова: «Отсутствие новых литературных поколений не означает, конечно, отсутствия талантливых писателей. Самым талантливым в эмиграции среди наиболее (но все же относительно) молодых представляется мне В. Ф. Марков».[6]
Уважительный и внимательный тон к друг другу был задан с самых первых писем обоих критиков. Вейдле писал Маркову: «Вам же мне хочется прежде всего сказать, что я люблю читать то, что Вы пишете, так что пишите побольше, и если что напечатаете в малодоступном для меня месте — пришлите» (письмо от 23 мая 1957). Марков ответил: «Рад и горд, что нашел в Вас читателя» (письмо от 6 августа 1957). Много общего было между Марковым и Вейдле: оба были родом из Петербурга, оба писали стихи, и оба обожали русскую поэзию. В течение почти двадцати лет в своих письмах оба критика обсуждали марковские литературные интересы: Хлебников, Кузмин, Бальмонт, преимущество поэзии Георгия Иванова или Владислава Ходасевича и вопросы о стиховедении. Во всех своих творческих и профессиональных начинаниях Марков всегда находил полнейшую и искреннюю поддержку в лице Вейдле. Для Маркова переписка захватывает важнейший этап в его жизни: от сотрудника эмигрантских изданий до профессора видного американского университета с академическими публикациями.
Письма печатаются по оригиналам, которые хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства (письма Вейдле — Ф. 1348: Собрание писем писателей, ученых, общественных деятелей) и в Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture, Columbia University (письма Маркова — V. Weidle Collection, Box 2).
Общеизвестные реалии из мировой культуры не комментируются.
Приношу благодарность А. Тюрину за техническую помощь.
Жорж Шерон
- Марков В. Заметки на полях // Опыты. 1956. Кн. 6. С. 62—66.
- Марков слегка глумился над незнанием Кусковой поэзии Марины Цветаевой: «Г-жа Кускова (которую в свое время воспел Маяковский) в ходе дискуссии высказалась на тему, почему-то до сих пор очень популярную в некоторых окололитературных кругах — о „понятной“ и „непонятной“ поэзии. Пример был взят из той же многострадальной Цветаевой — стихи совершенно понятные, даже ребенку, и вдобавок еще очень хорошие. Я их не знал и пользуюсь случаем поблагодарить Кускову за информацию» (Там же. С. 65).
- «Глава о Чернышевском в „Даре“ Набокова — роскошь! Пусть это несправедливо, но все ведь заждались хорошей оплеухи „общественной“ России (Там же).
- Полемика вокруг статьи Маркова обстоятельно освещена в следующей публикации: «…Мир на почетных условиях…» Переписка В. Ф. Маркова с М. В. Вишняком, 1954—1959 / Публ. О. Коростелева и Ж. Шерона // Диаспора: новые материалы. Вып. 1. Париж—СПб., 2001. С. 557—584.
- «О поколениях в этой статье рассуждает он, как мне кажется, совсем неправильно. <…> …в том-то и беда, что никакой борьбы литературных поколений ни в России, ни в эмиграции не происходит. Когда Марков полемизирует — с Г. В. Адамовичем, например, — он ищет точку опоры не в несуществующих литературных позициях своего поколения, а либо в своих частных взглядах, либо в литературных позициях одной из частей того поколения, к другой части которого принадлежит и сам Адамович. Когда же Марков пишет о „поколении отцов“, что оно, „зачитываясь Михайловским и Марксом, не имело времени читать Еврипида и Расина“, он забывает, что писатели у нас, даже и в конце прошлого века, вовсе не так уж усердствовали по части Маркса и Михайловского, тогда как тот же Анненский, например, Еврипида во всяком случае читал, да и Расина тоже, чего я не решусь утверждать ни о Хлебникове, ни о Маяковском, ни о многих из тех, кому они годились бы в отцы. Дело тут не в поколениях; дело в том, что в эмиграции, именно вследствие неустроенности, да и относительной бедности ее литературной жизни, постоянно велись и ведутся споры не о спорном, не о том, что заслуживало бы спора, а о бесспорном…» (Вейдле В. О спорном и бесспорном // Опыты. 1956. Кн. 7. С. 42—43).
- Там же. С. 42.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
20 апреля 1957 г.
Многоуважаемый Владимир Васильевич!
Ваш адрес дал мне Г. П. Струве[1]. Я давно хочу поблагодарить Вас за доброе слово в 7-ом № «Опытов». Собственно, объективно говоря, это факт печальный, что я в чьих-то глазах оказался лучшим из «поколения» (уже не литературного, а чисто биологического; уж против такого-то Вы не будете возражать?), говорит только о прискорбном «безрыбьи».
Рад также, что кто-то откликнулся на мои мысли. Опять-таки оказалось, что отклик пришелся именно на это — не совсем необдуманное, «малобесспорное», что было помещено в № — это подлинные заметки на полях, как пришло в голову, и прав был Адамович[2]: не следовало бы печатать (хотя с Адамовичем собака была, видимо, зарыта в другом). Ваши резонные критические замечания принимаю почти целиком. Говорю «почти», ибо за моим термином «поколение» все же какое-то правильное содержание стоит. Не знаю, как его определить. Раньше было проще: классицизм → романтизм → аристократы → разночинцы и т<ому> п<одобное> ничего не решает. Как ни говорите — Кускова, Вишняк и им подобные (я мало их знаю лично) если не «поколение», то какой-то культурный пласт и нам предыдущий. Толстой, Анненский, кто угодно — одиночки в том пласту. Они принадлежат к эпохе до <18>90-ых гг., а все же сохранились, и нам приходится им говорить о бесспорном. И наша разница в уровне при очевидной противоположности, кажется, факт уникальный в истории. Классики и романтики разнились по сути, но были на одинаковом уровне, сражались одним оружием. И эта «затянувшетость» (sic! — Ж. Ш.) типична. Уже за полстолетие перевалили мы, а эпоха вокруг 1900 г. все еще числится, и не без основания, «модернизмом».
Но Вы правы, мое «мы» фиктивно. Я писал о себе только, но стыдно в таких случаях писать «я». И о «бесспорном» Вы правы тысячу раз. Часто всерьез возражаешь на такое, что потом стыдно. Я вот недавно, обозлившись во время бессонницы, обругал в письме Аргуса, который опять усомнился, что Некрасов — поэт.[3] А теперь стыдно — опять «бесспорное». Но презрение не поможет, все же это волнует — и тогда бросаешься в дурацкую схватку.
Ну, еще раз спасибо. Христос Воскресе!
Уважающий Вас В. Марков
- Глеб Петрович Струве (1898—1985) — профессор славистики в Калифорнийском университете в Беркли, сын видного политического деятеля П. Б. Струве. Струве очень помог Маркову устроиться в академической жизни Америки; см.: «Ваш Глеб Струве». Письма Г. П. Струве к В. Ф. Маркову / Публ. Ж. Шерона // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 118—152.
- Адамович Г. Опыты // Новое русское слово. 1956. 3 июня (№ 15681).
- Не удалось обнаружить эту статью Аргуса — псевдоним критика Михаила Константиновича Айзенштадта (1900—1970).
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Munchen 15
Uhlandstr<asse>, 7
- V. <19>57
Многоуважаемый Владимир Федорович,
очень я рад был получить Ваше письмо и давно хотел Вам ответить, да вот замешкался, а завтра уезжаю в Италию, так как времени сейчас осталось только на несколько слов.
Насчет «пластов» Вы совершенно правы. И это действительно странный какой-то парадокс, что и Россия как-то осела назад в <18>60-ые годы, и в эмиграции каким-то образом они все еще не кончились. Рядом с этим и разница поколений в счет не идет.
Вам же мне хочется прежде всего сказать, что я люблю читать то, что Вы пишете, так что пишите побольше, и если что напечатаете в малодоступном для меня месте — пришлите. Мы тут со Струве о Вас говорили, что Вам надо бы стряхнуть с себя Монтерей[1] и обуниверситетиться по-настоящему. Желаю Вам, чтобы это стало возможно. Если соберетесь, напишите мне как-нибудь о себе и о Ваших планах — литературных и университетских.[2]
Я теперь еду в Италию отдохнуть ненадолго. В середине июня (до 14-го) буду здесь, потом поеду в Париж и Оксфорд, а в первых числах июля — опять в Мюнхене.[3]
Еще не поздно сказать Вам: Воистину Воскресе!
Сердечный Вам привет, Ваш В. Вейдле
- В должности преподавателя русского языка Марков проработал в Военном институте иностранных языков в Монтерее, штат Калифорния, шесть лет (1950—1956).
- В это время Марков оканчивал аспирантуру в Калифорнийском университете в Беркли.
- Вейдле пять лет (1952—1957) работал на «Радио Свобода» в Мюнхене.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
[Конверт:]
AIR LETTER VIA AIR MAIL
AÉROGRAMME PAR AVION
- Markov Herrn W. Weidle
282 Clay Street Uhlandstr<aße>, 7
Monterey, Calif<ornia> München 15
USA Germany
6 августа 1957 г.
Monterey
Многоуважаемый Владимир Васильевич!
Только начатая переписка по моей вине застряла после первого обмена. Диссертация и очень сложное положение с выбором места работы на этот раз почти вырвали меня из контакта с окружающим миром. В конце концов я остановился на университете Лос-Анжелеса[1], куда я переезжаю в сентябре. Сейчас не меньшие хлопоты с продажей дома и покупки нового (у меня 4 собаки, и с ними снять квартиру — нечего и думать). Диссертация идет черепашьим шагом (пишу о поэмах Хлебникова). Думаю ее впоследствии превратить в книгу о Хлебникове[2], вообще из нее — историю русского футуризма[3], из которой может получиться книга о современной русской поэзии. Как говорила наша нянька: «Замыслы-то у нас наполиёновские». Рад и горд, что нашел в Вас читателя. В следующем № «Опытов» будет мое о Г. Иванове.[4] Вы интересуетесь моими планами. В планах полный разброд. Я до сих пор не могу решить, кто же я. Одни (Георгий Иванов[5], Кленовский[6], Моршен[7]) считаю<т>, что мне надо главным образом писать стихи. Другие (Г. П. Струве) невысокого мнения о моей поэзии, есть даже считающие, что я лишен поэтического дара (Э. Райс[8], очень высоко ценящий мою критику). Я раньше считал себя поэтом. Но, видимо, ошибся. Из 3 попыток — 1-ая (книжка стихов)[9] незрела, 2-ая (поэма «Гурилевские романсы») вдруг через 9 лет понравилась в Париже[10], но она чисто «атмосферная», 3-ью попытку, чисто «словесную» (поэма в «Опытах» № 4[11]), оценили очень немногие, и я в большом сомнении. В плане есть еще одна, но напишется ли — не знаю. Стихов не пишу (я даже накатал статью о том, что надо сейчас писать именно поэмы, а не стихи, послал Карповичу, но он ее не печатает почему-то[12]).
Случайно стал заниматься критикой. Главное Вы, верно, читали (искать не надо: «Н<овый> Журнал»[13], «Опыты»[14] да «Грани»[15] — весь круг наших возможностей). Этого добра (т<о>-е<сть> критики) «в плане» еще хватает: статьи о стихах прозаиков и прозе поэтов, о поэзии Заболоцкого, о позднем Мандельштаме ждут только, когда я вздохну свободно и смогу писать «для себя».
Наконец, есть «прозаические» мечты. 1-ая попытка была мемуарная — очерки о студенчестве в «Н<овом> Журнале».[16] Теперь даже подумываю о романе (о лишнем человеке нашего времени).
Недавно чуть не ответил Адамовичу на его статью о Цветаевой[17], которая меня глубоко возмутила. Б<ыть> может, и хорошо, что сдержался. А то бы сгоряча ляпнул лишнее. Но против Адамовича у меня все равно зуб.
Как позволяет Вам писать Ваша работа? Можно ли ждать в ближайшее время Ваших статей, а то и книг? Ваш «Вечерний день» сейчас прямо передо мной на полке, первая «чеховская» книга, приобретенная мной.[18]
Если увидите Чиннова[19], передавайте мой искренний привет. Его недавно удостоили статьи (в «Н<овом> Р<усском> С<лове>»[20]) — рад за него! В наших условиях это редкость, когда пишут о тебе, да еще благожелательно.
Жду Ваших писем. Не берите с меня примера и не молчите несколько месяцев. Да и у меня это исключение. Я — обычно аккуратный корреспондент.
Искренне уважающий Вас В. Марков
- В сентябре 1957 Марков начал временно преподавать в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (UCLA) на кафедре славянских языков и литератур. После защиты диссертации эта должность стала постоянной, и Владимир Федорович проработал в UCLA до ухода на пенсию в 1990.
- Диссертация Маркова действительно переросла в книгу; см.: Markov V. The Longer Poems of Velimir Khlebnikov. Berkeley, 1962.
- И эту мечту Марков осуществил; см.: Markov V. Russian Futurism: A History. Berkeley—Los Angeles, 1968.
- Марков В. О поэзии Георгия Иванова //Опыты. 1957. Кн. 8. С. 83—92.
- Георгий Иванов (1894—1958) положительно отзывался о поэтическом творчестве Маркова; см.: Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov, 1955—1958. Köln, 1994. S. 1.
- В своих письмах Маркову поэт Дмитрий Кленовский (1892 или 1893—1976) одобрительно говорит о его стихах; см.: «…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно». Письма Д. И. Кленовского В. Ф. Маркову 1952—1962 гг. / Публ. О. Коростелева и Ж. Шерона) // Диаспора: новые материалы. Вып. 2. СПб., 2001. С. 585—693.
- Н. Моршен (наст. имя — Николай Николаевич Марченко; 1917—2001) — поэт второй волны эмиграции.
- Письма критика Эммануила Райса (1909—1981) Маркову напечатаны: Коростелев О. «Если чудо вообще возможно за границей…»: эпоха 1950-х гг. в переписке русских литераторов-эмигрантов. М., 2008. С. 553—694.
- Марков В. Стихи. Регенсбург, 1947.
- Марков В. Гурилевские романсы. Париж, 1960. Впервые стихотворное произведение Маркова было напечатано на страницах «Нового журнала» (1951. Кн. 25. С. 88—120). В 2000 «Гурилевские романсы» были переизданы с исправлениями в С.-Петербурге.
- Марков В. Стихи // Опыты. 1955. Кн. 4. С. 6—20. В оглавлении «Стихи», хотя на самом деле это поэма без названия.
- Редактор «Нового журнала» М. Карпович нашел статью Маркова «неподходящей» для журнала; см.: Встреча двух эмиграций. Переписка В. Ф. Маркова и М. М. Карповича / Публ. Ж. Шерона // Новый журнал. 2017. Кн. 289. С. 134. Статью «О большой форме» Марков опубликовал в первом номере альманаха «Мосты» (1958. С. 174—178).
- Марков печатался на страницах «Нового журнала» с 1951 по 1957.
- Марков публиковался в четырех номерах журнала «Опыты» (1955—1958).
- В «Гранях» Марков сотрудничал двенадцать лет (1947—1959).
- О своих студенческих годах в Ленинградском университете Марков писал в мемуарной статье «Et ego in Arcadia» (Новый журнал. 1955. Кн. 42. С. 164—187).
- Адамович Г.Несколько слов о Марине Цветаевой // Новое русское слово. 1957. 9 июня (№ 16052). С. 8.
- Вейдле В. Вечерний день: отклики и очерки на западные темы. Нью-Йорк, 1952.
- Игорь Владимирович Чиннов (1909—1996) — поэт.
- Большухин Ю. Об уединенной поэзии: Игорь Чиннов // Новое русское слово. 1957. 14 июня. С. 3.
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
8, Av<enue> du G<énéra>l Balfourier
Paris, 16[e]
- IV. <19>60
Дорогой Владимир Федорович,
Христос Воскресе! И спасибо Вам самое искреннее за прелестную Вашу поэму, полную такого редкого теперь непосредственного лиризма, такую умную и искусную в кажущейся своей простоте. Собираюсь еще не раз ее перечитать: она дает отдохновенье и отраду.
Перебираюсь в июне на старое свое местожительство в Париж (где пробуду теперь до конца месяца; в мае буду еще в Брюгге).
Сердечный Вам привет. Пишите, и когда что напишете, если можно, присылайте мне.
Ваш В. Вейдле
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Париж
- VIII. <19>65
Дорогой Владимир Федорович,
нет, я уже в Париже — чаще всего здесь, в тишине, пребываю в августе — и рад сразу же Вам ответить. Есть слухи, что существует племянница Ходасевича (дочь сестры его Валентины), которая будто бы когда-то собиралась заявить какие-то свои (сомнительные, по-моему) права.[1] Думаю, что Вы с этим можете не считаться, как не считалась Берберова[2], как не считался и я. Вы даже тем более, так как русские понятия насчет права перепечатывать стихи в антологиях всегда были весьма широкие, не то, что в Англии или Америке. Поэтому дерзайте без опасений. Как и я поступил бы на Вашем месте.
Буду рад, если пришлете Антологию, когда выйдет.[3] Присылайте и вообще писания Ваши. Диссертацию о Хлебникове я так и не видел. Не смилостивитесь ли? (Конечно, в пределах возможного и неразорительного.)
Шлю Вам самый сердечный привет.
Ваш В. Вейдле
- В «Новом русском слове» за 11 января 1962 появилась заметка племянницы Ходасевича Нины Кан, дочери его сестры Евгении, по второму мужу Нидермиллер, объявившей о правах на литературное наследие писателя.
- В письме к Маркову (от 13 февраля 1965) Берберова написала относительно «прав» племянницы на стихи Ходасевича: «…Для перепечатанья стихов умерших поэтов не нужно никакого разрешения. <…> Письмо племянницы Ходасевича в свое время было написано взбалмошной дурой, которая собиралась требовать с меня деньги (хотя я не только редактировала книгу стихов Ход<асевича>, но и издала ее!). Эта особа обратилась к адвокату и насмешила и меня, и адвоката, который ей все разъяснил» (Переписка В. Ф. Маркова и Н. Н. Берберовой / Публ. Ж. Шерона // Звезда. 2020. № 3. С. 165).
- Речь идет об антологии «Modern Russian Poetry» (1966). Ее составил Марков. Параллельно с русским текстом шел перевод на английский язык, сделанный американским поэтом М. Спарксом (Merrill Sparks; 1922—2014) под наблюдением Маркова. В антологию попали 18 стихотворений Ходасевича.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
[на бланке:]
VLADIMIR MARKOV
303 South Westgate Avenue
Los Angeles, California 90049
5 ноября 1965 г.
Дорогой Владимир Васильевич!
Большое спасибо за все присланные сведения. Я получил В<аше> письмо уже по возвращении из Европы.
Антологии, к большому сожалению, не смогу прислать (да и выйдет она еще через полгода, не раньше), т<ак> к<ак> авторских экземпляров получу не больше пяти: это издательство очень жмотничает. Хлебникова я Вам послал, надеюсь, получили. К сожалению, книгу поторопился отослать ассистент еще до того, как я надписал ее.
Пишите, когда можете. Меня интересует, над чем работаете.
С самым сердечным приветом В. Марков
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
8, Av<enue> du G<ran>d Balfourier
Paris, 16[e]
- XI. <19>65
Дорогой Владимир Федорович,
спасибо, что прислали мне работу Вашу о Хлебникове. Превосходная работа, и читаю я ее с тем бо́льшим интересом, что Хлебникова знаю очень плохо. 5-ти томного собрания его сочинений[1], представьте, даже в руках никогда не держал. Отчасти это случайно, но только отчасти. При всем несомненном интересе написанного им у меня всегда была антипатия к его писаниям. И с ней я справиться не могу, хоть и рад учиться у Вас оценке его, вероятно, гораздо более справедливой. Томик недавний, маленький, советский тоже не сделал мне его милей.[2] Там, к тому же, дана фотография его, на которой он глядит совершенным идиотом, чего совсем нет в анненковском рисунке — отличном, — кот<орый> в Вашей книге я увидел в первый раз.[3] Живьем я его не видал. Году в <19>22-ом или <19>23-ем Ахматова сказала мне о нем, что он не без гениальности и что он — сумасшедший, сумасшедший не в каком-нибудь переносном, а в самом обыкновенном медицинском смысле слова. Разве это не так? Но мне-то всегда казалось и продолжает казаться, что сумасшествие это не огонь и бред, а нечто — все-таки — вроде идиотства. И эта примесь идиотства к чему-то пусть и очень талантливому и своеобразному (в хорошем смысле) мне мешает. Шарлатанства нет у него ни капли, но разве идиотство лучше шарлатанства?
Чувствую, что Вам Хлебников дорог. Простите меня. Для истории литературы то, что Вы о нем пишете, во много раз важней этих моих даже и не основанных на хорошем знакомстве с хлебниковским œuvre’ом впечатлений. Но мне хотелось бы, чтобы Вы или кто другой, кто любит Х<лебнико>ва и серьезно занимается им, принял бы во внимание вот эту самую черту, которую я, м<ожет> б<ыть>, несправедливо называю идиотством, выделил бы ее (с ней ведь и своеобразие Х<лебнико>ва несомненно связано), проанализировал бы внимательно и доказал бы, что надо ее иначе называть.
Сейчас я завяз в работе по истории искусства III—IV веков; но размышлять продолжаю и о поэзии и надеюсь дополнить то, что не так давно писал в «Нов<ом> Ж<урнале>»[4] и «Возд<ушных> Путях»[5] на эти темы. Читали ли Вы мое «Умерщвление слова» в «Мостах» XI?[6] Буду рад, если прочтете. Могу прислать, если у Вас ее нет. Придаю ей значение (т<о>-е<сть> мыслями дорожу, которые, не знаю, вполне ли точно и верно я там высказал). Вашими писаниями интересуюсь по-прежнему, и когда будет что-нибудь новенькое, рад буду, если пришлете.
Ваш искренно В. Вейдле
- Собрание произведений Велимира Хлебникова. В 5 т. / Под ред. Ю. Тынянова и Н. Степанова. Л., 1928—1933.
- Имеется в виду томик, вышедший в Малой серии «Библиотеки поэта»: Хлебников В.Стихотворения и поэмы. Л., 1960.
- Художник Юрий Анненков (1889—1974) в письме к Маркову от 18 мая 1961 пишет об этом рисунке: «Я согласен и прилагаю к этому письму оттиск с моего рисунка, оригинал которого находится в частной коллекции, в Лионе. <…> Буду рад, так как Хлебников очень любил этот набросок. Но, разумеется, гораздо больше буду рад оттого, что появится английская книга о Хлебникове» (РГАЛИ. Ф. 348).
- Вейдле В.О смысле стихов // Новый журнал. 1964. Кн. 77. С. 116—137.
- Вейдле В.О любви к стихам // Воздушные пути. Альманах. 1965. Вып. 5. С. 179—191.
- Вейдле В.Умерщвление слова // Мосты. 1965. № 11. С. 172—197.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
[на бланке:]
VLADIMIR MARKOV
303 South Westgate Avenue
Los Angeles, California 90049
22 декабря 1965
Дорогой Владимир Васильевич!
Спасибо за доброе слово о моей книге. О Хлебникове же не знаю, что сказать. Вы, видимо, никогда его не примите, хотя, будучи человеком, который поэзией живет и в ней прекрасно разбирается, Вы не лишены некоторого любопытства к этому поэту. Доказывая, или ссылаются на авторитеты, или применяют логику. Среди ценивших Хлебникова были люди, которых трудно сбросить со счетов. Вяч<еслав> Иванов, Кузмин, Тынянов, хотя вряд ли все из них его по-настоящему понимали. Мне, к счастью, приходилось и приходится сталкиваться с людьми, Хлебникова действительно любящими. Их не очень много, но они есть, и для них он один из лучших русских поэтов. Типичный пример критика, Хлебникова не понимающего, но полного лучших намерений<,> — это Ю. П. Иваск[1] (его рецензия на мою книгу в последнем «Н<овом> Журнале»[2]). Под пониманием я, конечно, не подразумеваю способность расшифровать все его «непонятные» строчки (каких, кстати, у Мандельштама куда больше).
У меня все началось с ложного конца. Я начал Хл<ебниковы>м интересоваться из соображений почти гордыни: все называют его самым трудным, как это я да не разберусь в таком поэте. Потом я чуть не утонул в нем (а это — целый океан!), и одно время мне казалось: хорошо, это можно принять, но тогда надо отказываться от всего другого. Стоит ли овчинка выделки? Такой выбор был, конечно, иллюзией. Вовсе не надо было его делать. В моем Пантеоне Хл<ебников> занял свое место, имеет свой, по его же словам, «памятник странный», который ничему другому в моей душе не мешает. Но странность, необычность, какое-то марсианское качество в нем есть («идиотичность» — это Вы напрасно: ни в стихах, ни на той фотографии этого нет и в помине; меня эта идиотичность тоже сперва беспокоила, пока не увидел, что ее просто нет).
Я не верю в «прогресс» в искусстве. Но есть разные лики искусства. Средневековая миниатюра, полотно какого-нибудь «возрожденца» и Мондриан, скажем, сильно отличаются друг от друга. В музыке это тоже ясно видно на более узком отрезке: Бах, Моцарт, Вагнер, Шёнберг принадлежат к разным типам. В поэзии все, кажется, иначе. Там я таких типов не вижу (кроме поверхностно стилевых), и для меня от Катулла, а то и раньше, и до Георгия Иванова ничто не меняется в самом существе. Новое качество приходит лишь с Хлебниковым. Я некоторое время считал это изолированным фактом (и тогда это было бы идиотизмом), но вот прочел стихи Айги[3], советского бурята или что<-то> вроде этого, которому протежирует Ахма-
дулина. Вот оно это новое качество (которого, разумеется, ни у самой Ахмадулиной, ни у липовых Вознесенских—Евтушенко нет и в помине). Мало того, боюсь, что у этого качества будущее. Все это очень путано, плохо сформулировано, но, надеюсь, не сочтете меня искателем последних мод. Кроме того, будущего я не люблю, а в прошлое влюблен. Но что есть, то есть. Пока лучше сказать не могу (и, конечно, не мог сказать и [1]/10 того, что хотел сказать).
«Мосты» до меня еще не дошли. Буду ждать В<ашу> статью с интересом. Если у Вас есть оттиск, пришлите, пожалуйста. Я пока не думаю печатать ничего (разве что-нибудь возникнет внезапно), т<ак> к<ак> погряз с головой в историю футуризма. Когда кончу ее, вздохну с облегчением.
С Рождеством Христовым и наилучшие пожелания.
Искренно Ваш В. Марков
- Юрий Павлович Иваск (1907—1986) — критик и поэт. Марков дружил с ним почти 40 лет.
- См. рецензию Иваска на книгу Маркова «The Longer Poems of Velimir Khlebnikov» (Новый журнал. 1965. Кн. 81. С. 294—298).
- Геннадий Николаевич Айги (1934—2006) — чувашский и русский поэт.
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Рим,
- IV. <19>70
Любезный Марков,
(простите сей старинный оборот: улетучилось Ваше отчество из дряхлой моей памяти).
Скороход — человечек с длинным посохом и в семиверстных сапожках с широкими голенищами — вышел из ворот крепости на заднем плане и вверху. Он идет вниз по дорожке. Как раз над конным охотником, что мчится, процессию не видя, средь холмов, и который сам находится как раз над младшим волхвом, юным Лоренцо Медичи.[1]
На днях еду отсюда во Флоренцию, зайду и в Палаццо Риккарди. Если найду открытку, где деталь эта различима, пришлю Вам.[2] Но Вы и сами ее найдете на достаточно четком и крупном снимке. Вероятно, Кузмин вообразил человечка этого дремлющим в одной из рощ, тут же изображенных. Знаю, о чем Вы думаете у Брейгеля, но Кузмин об этом не думал: в его время Беноццо скорей полагалось вспоминать.
Сердечный привет!
Ваш В. Вейдле
- Здесь Вейдле разъясняет Маркову фреску итальянского художника Беноццо Гоццоли (1420—1497) «Шествие волхвов». Марков в это время готовил комментарии к стихам Кузмина, и картина Гоццоли является фоном для стихотворения «Невнятен смысл твоих велений…»; см.: Кузмин М. Параболы. Пб.—Берлин, 1923. С. 11.
- Вейдле действительно прислал Маркову открытку картины Гоццоли, где он указал местонахождение скорохода: «Флоренция, 13 / IV / 1970. Вот он — на первом плане (углом) верхней дорожки. Микроскопический здесь, но на стене, хоть и маленький, да он вовсе незаметный (так! — Ж. Ш.). Сердечный привет. Ваш В. В.».
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Париж,
10 мая 1970 г.
Глубокоуважаемый г-н Марков.
Извините, что я Вам отвечаю с таким опозданием. Я был болен и пролежал 2 недели в постели.
Вы не поняли моей фразы: «Получили ли Вы мою книгу об авангардистах?» Это очень просто. В одном из Ваших писем ко мне Вы просили указать Вам название моей книги по-итальянски, издателя, адрес и год издания; причем Вы объяснили мне, что Вам это нужно, чтобы выписать мою книгу. Я был уверен, что, зная все эти подробности, Вы выписали «Le avanguardie litterarie in Europa» (на всякий случай шлю имя и адрес издателя:
Feltrinelli Editore,
via Andegari, 6
Milano, 1967).
На днях вышлю Вам книгу Шницер[1]<,> и не говорите мне о каком-то расплачивании. Я это делаю с удовольствием.
С сердечным приветом
Ваш Вейдле В. В.
- Luda Schnitzer (1913—2002) — французская писательница русского происхождения. Выпустила две книги переводов Хлебникова на французском языке: Khlebnikov V. Choix de poemes. Paris, 1967; Khlebnikov V. Le pien du future. Paris, 1970.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
4 ноября 1973 г.
Дорогой Владимир Васильевич!
Спасибо и за письмо и за книжку. Сразу не отозвался, т<ак> к<ак> ждал Вашего возвращения во Францию, а потом сам был в неожиданной поездке (съездил в Беркли и Сан-Франциско на съезд, виделся с Г. П. Струве и др.).
Насчет Ходасевича и Иванова не знаю, что сказать. Я ведь писал статью[1] и без подвохов (т<о> е<сть> без «политики») и не с кондачка (т<о> е<сть> проверял свое восприятие очень тщательно). Я Ходасевича открыл во время войны, и это было большое событие, потом он стал как-то меркнуть для меня, а теперь он мне почти что не нужен: ничего не дает ни духовно, ни стихом. Иванов пришел позже<,> и вот он не меркнет. С Баратынским я бы Ходасевича не стал ставить рядом, там «ранг» намного выше — хотя искушение сблизить их трудно в себе подавить. Когда же Вы пишете[2] о «ранге» Баратынского, с одной стороны, и Языкова с Батюшковым, с другой, то здесь-то у меня начинаются возражения. Вы, по-видимому, считаете, что те двое рангом пониже — о Языкове я вполне согласен (хотя среди поздних люблю у него кое-что — хотя бы «Летаю и пою»), но Батюшков… Думаю, что на смертном одре буду лепетать «Скалы чувствительны к свирели»[3], а не Пушкина и не Блока.
А вот почему я на Вас должен обижаться, если мне печатно возразите, не понимаю? Ведь, кроме всего другого, разницу в «ранге» между Вами и собой я вижу ясно. Рядом с Вами — я «нижний чин», и даже если Вы сделаете выговор перед строем, приму как должное и не пикну.
Не знаю, попадалась ли Вам моя «переоценка» Бальмонта (в «Slavic Review»[4]). Сейчас в печати мой «полный» Кузмин со статьей страниц на 100 (по-русски) и тоже с «переоценкой».[5] Когда появится, не знаю. С год назад напечатал в «Рус<ской> Мысли» статью о Вяч<еславе> Иванове[6] — и не знаю, попадалась ли Вам. Выходило и мое о футуризме[7], но это вряд ли Ваша cup of tea[8].
С искренним приветом В. Марков
- Markov V. Georgy Ivanov: nihilist as light-bearer // TriQuarterly. 1973 (Spring). Vol. 27. P. 139—163.
- Вероятно, Марков имеет в виду статью Вейдле «Ходасевич издали-вблизи»; см.: ВейдлеВ. О поэтах и поэзии. Париж, 1973. С. 34—52.
- Именно это стихотворение Марков включил в свою антологию русской поэзии; см.: Марков В. 100 русских поэтов. Антология. СПб., 1997. В примечании Марков называет стихотворение Батюшкова «филигранной работой» (С. 196).
- Markov V. Balmont: A Reappraisal // Slavic Review. 1969 (June). Vol. 28. No 2. P. 221—264.
- См.: Марков В.Поэзия Михаила Кузмина // Кузмин М. Собрание стихов. В 3 т. Мюнхен, 1977. Т. 3. С. 321—426.
- Марков В. О первом томе Собрания Сочинений Вячеслава Иванова // Русская мысль. Париж, 1972. № 2885—2887.
- Имеется в виду итальянский перевод истории русского футуризма В. Маркова: Storia del futurismо russo. Torino, 1972.
- Не Ваша чашка чая (англ.). Марков хочет сказать, что вряд ли его книга будет интересна Вейдле.
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Париж,
- I. <19>74.
Что Вы, дорогой Владимир Федорович, — я отнюдь не так нетерпим, как Вы предполагаете, и понимаю очень хорошо, что моя оценка стихов Ходасевича (хоть я и считаю ее «объективно» справедливой) ни для кого не обязательна. В Вашей статье (о Георгии Иванове) меня только удивил (но не больше) Ваш какой-то лично неприязненный к Ходасевичу тон, — тем более удивил, что ведь Вы как человека совсем его не знали. Я полюбил его стихи до знакомства с ним, а когда близко узнал его (в Париже), полюбил его и как человека. Многие, при жизни его, терпеть его не могли, что мне тоже всегда было понятно — потому что мог он оттолкнуть при поверхностном знакомстве с ним. А на самом деле был, при редкостно остром и неподкупном уме, и редкостно добр (но отнюдь не добродушен). Вы, наверное, заразились через третьих лиц неприязнью к нему, которая и отразилась — не на Вашей оценке, а на общей окраске того, что Вы о нем пишете в той статье.
Я, кажется, еще не так скоро обращусь к этой теме Иванов—Ходасевич в моих «трёпах», а пока что случилось со мной нечто престранное. Заглянул я в ту самую маленькую книжку, где портрет Хлебникова (помните, я писал Вам — давным давно — об этом) показался мне портретом какого-то идиотика (каким я <нрзб.> вовсе, однако, не считал), а теперь показалось мне его лицо на том же снимке весьма милым и приятным, напомнило мне даже лицо когда-то очень любимого мной двоюродного брата; только низ лица, губы какие-то стариковские, что ли, на этом молодом лице. С этого началось. Захотелось мне в 78 лет пересмотреть мнение, сложившееся у меня чуть ли не в 18 <лет>. Выписал я от Финка все 4 томика[1] (еще их, однако, не получил) и теперь мечтаю прочесть Вашу книгу о нем, — не ту, о поэмах, она у меня есть, а новую или, во всяком случае, вышедшую недавно.
Пришлете, м<ожет> б<ыть>? Нет, не смею просить. Но в добром моем расположении к Вам и высокой Вас оценке не сомневайтесь. Пожалуй, я все откладывал ответ на Ваше предыдущее письмо именно потому, что Вы там в одной (очень непонравившейся мне) фразе себя как бы унизили, а меня превознесли. Совсем я нас с Вами в таком соотношении не вижу. Нет, нет и нет.
Ваш В. В.
- Немецкое издательство «Wilhelm Fink Verlag» выпустило собрание сочинений Хлебникова в 4 томах под редакцией и с комментариями Маркова (1968—1972).
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Париж,
- I. <19>74
Дорогой Владимир Федорович,
прежде всего (чтобы не забыть). Я не только читал в «Р<усской> М<ысли>» статьи Ваши о Вячеславе Иванове, но и вырезал их; они у меня хранятся. О Кузмине пришлите непременно! Очень интересуюсь.
Спасибо за только что полученны<х> слоговых близнецов (отлично придуманное обозначение).[1] Такого рода темы меня (как видно уже и из статей моих в «Н<овом> Ж<урнале>»[2]) не просто интересуют, но как-то даже (парадоксальным образом) волнуют. Читаю с увлечением; но пока что дочитал только до собственного «ненéканья». Скажу так:
- в стихах такие «близнецы» или в прозе, да еще не особенно лирической — большая разница;
- «за полгода до (его кончины) не дадакает, так как звук в полгодане тот, что в до(ведь да его кончины Вы не говорите)»;
- все эти повторы, как и всякие повторы (гласных, согласных, слогов и т. д.), могут быть обсуждаемы лишь от случая к случаю; и такие суждения никакой наукойобосновать нельзя: они останутся в значительной мере, хоть и не полностью, субъективными. Мой стих о Маргере[3]4 раза повторяет (хоть я об этом и не думал, когда его «сочинял») р, поэтому ре-, ре- входит в эту музычку, а «мне незнакома» в первой строчке стихотворения моему уху (чуть-чуть) претит. И т. д. И т. д.
Получил все 4 тома Хлебникова. Вчитываюсь понемногу. Ребарбативное[4] (хорошо бы всучить русск<ому> языку такое прилаг<ательное> — не правда ли?) чтение, но мне полезное.
Сердечный привет.
Ваш В. В.
- S. Любопытно, однако, по части намеканья, что я долгие годы никакого внимания на такие встречи в собственном слоге и в чужом не обращал; а теперь уже лет 5 обращаю. Не знаю, оттого ли, что поумнел или наоборот.
- Марков В.Слоговые близнецы в русских стихах // Russian Linguistics. 1974. Vol. 1. No 2. P. 107—121.
- Вейдле В.Критические заметки: об истолковании стихотворений, по преимуществу касающиеся трудов Р. О. Якобсона, Ю. М. Лотмана и К. Ф. Тарановского // Новый журнал. 1974 (Июнь). Кн. 115. С. 92—119; 1974 (Сентябрь). Кн. 116. С. 134—160.
- После смерти Вейдле его стихи были собраны и изданы: На память о себе. Стихотворения 1918—1925 и 1965—1979. Париж, 1979.
- От фр.rébarbatif, rébarbative — «отталкивающий, неприятный».
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Париж,
- I. <19>74
Дорогой Владимир Федорович,
спасибо Вам большое за Бальмонта и Кузмина. У кого это Вы Бальмонта издаете? У Финка?[1] Если да, скажите Зивекингу[2], чтобы он прислал мне эти 2 тома, когда они выйдут. Охотно напишу о них. О Кузмине и просить не смею (как и не смею повторять просьбу о Вашем «Хлебникове»). Будь, что будет. А кое-какие (практические, конечно) замечания (ведь они только и могут Вам пригодиться) шлю сейчас.
О Бальмонте Вы мне прислали некогда английскую Вашу статью, которую прочел я с живейшим интересом, как и нынешнюю. Думаю, что исторически важен по-прежнему лишь ранний Б<альмонт>, но никогда не считал (в отличие от большинства наших «формалистов»), что это единственно оправданная точка зрения. Позднего (да и «среднего») Б<альмонта> попросту плохо знаю, и синий том[3], кот<орый> Вы, вероятно, критикуете совершенно правильно, не очень меня насчет этих Б<альмонт>ов просветил. Нынешней статье сделаю 2 упрека[4]:
- У кого это Никитин «ходит в классиках»? У тех, у кого и Добролюбов (даже стихотворец). Но с ними незачем считаться (а «Вырыта заступом <яма глубокая>…» все-таки хорошо, и Мирский не зря стихотв<орение> это включил в свою парижскую антологию[5]).
- Скрябин отнюдь не был «Бальмонтом русской музыки». Его литературныйвкус (прескверный) питается худшим в Б<альмон>те; а музыка — Шопеном и перепрыгиваньем Вагнера. Никакой аналогии тут нет, и думаю, что<,> несмотря на все моды, он более крупное (хоть, м<ожет> б<ыть>, и неисторически) явление в русской музыке, чем Б<альмонт> при всем своем отнюдь не малом таланте в русской поэзии.[6]
Большая Ваша статья о Кузмине была опять-таки для меня прежде всего поучительна. За 50 (почти) лет пребывания в «зарубежьи» я Кузмина вовсе не читал. Скорпионовские тома его и томики[7], мило переплетенные, остались в Петербурге. Форель для меня так и не пробила льды[8]: никогда я этой книги не видал. Забавляюсь воспоминанием о том, что стихи мои первые (и, насколько я помню, прескверные) подражали именно тому, первому К<узми>ну, в котором (боюсь) поначалу я даже не приметил мужеложства. Думаю (но, собственно, толком не знаю), что поэт он большого дара и часто пленительный. Насчет педерастии полагаю, что совсем непротивной для непедераста она<,> несмотря на все нынешние старанья<,> быть не может (Пруст ее и спрятал и сумел посмотреть на нее «со стороны», Жид не сумел; в этом и человеческое, и поэтическое превосходство Пруста над Жидом). А оценивать всё, даже и всяческое искусство, нужно по человечеству. Педерасты — человеки; но «человек» — не педераст. Не могу вполне и судить по Вашей большой работе, оттого что плохо знаю матерьял. Она внушает уважение. Упрек общего характера такой: Вы приводите примеры разнообразных повторов, — ну и что ж? Их наличие не значит ничего. Важно только их соответствие смыслу; и качество этого смысла. Каждый случай надо рассматривать отдельно. Перечисления никуда не ведут.
Вот пока и все. Кстати, о Блоке и Апухтине. Я писал об этом недавно в «Н<овом> Р<усском> С<лове>» (9. III. <19>73), но я подчеркнул и различие между «холодный мрак грядущих дней» и блоковской строкой. Ну и конечно, «контекст» тут все решает.
Сердечный привет.
Ваш В. Вейдле
- Бальмонт К. Избранные стихотворения и поэмы / Сост., коммент. и немецкое предисл. В. Маркова. Мюнхен, 1965.
- В. Зивекинг (Vincent January Sieveking; род. 1938) — немецкий филолог и сотрудник издательства «Wilheim Fink Verlag» (1966—1974).
- Речь идет о томе в Большой серии «Библиотеки поэта»: Бальмонт К. Д.Стихотворения / Вступит. ст., сост., подгот. текста и примеч. В. Орлова. Л., 1969.
- Здесь «упреки» относятся к немецкому предисловию Маркова к однотомнику Бальмонта (1965).
- Русская лирика: маленькая антология от Ломоносова до Пастернака / Сост. кн. Д. Святополк-Мирский. Париж, 1924. С. 121—122.
- Бальмонт дружил с композитором и даже написал книжку о нем: Светозвук в природе и световая симфония Скрябина. М., 1917.
- Московское издательство «Скорпион» выпустило семь книг Кузмина (1907—1913), включая поэзию и прозу.
- Кузмин М. Форель разбивает лед. Л., 1929.
- В. В. ВЕЙДЛЕ — В. Ф. МАРКОВУ
Париж,
- III. <19>74.
Дорогой Владимир Федорович,
буду очень рад, если Вы мне пришлете Вашу «Историю футуризма» по-итальянски; буду читать ее senza fare il furbo[1], т<о> е<сть> не придираясь к мелочам и учитывая возможные ошибки переводчика. Не видал я другой книги и напутал: решил, что Вы написали вторую, более полную монографию о Хлебникове. Теперь проштудирую по-настоящему ту, о поэмах, которая у меня есть, а с историей футуризма тоже будет мне полезно ознакомиться. Хлебников, конечно, нечто более сложное, чем футуризм, в котором именно само «будетлянство» (т<о> е<сть> соответственная идея или идейка) всегда мне было ненавистно. Хочу поближе узнать старого своего врага.
Насчет Ходасевича скажу, что не Вашу оценку его стихов вздумалось мне чьему-то влиянию приписать, а неприязнь к его личности. Оценка, которую в письме Вашем Вы подтверждаете («суконность», «вялость»), не кажется мне навеянной откуда-то извне, тем более что поэты-недруги Х<одасеви>ча — так по крайней мере мне думалось в те давние времена — более высоко «в глубине души» оценивали его стихи, чем хотели это показать.
По части фонетики я не так неволен, как Вам кажется. Бодуэна[2] слушал; студентом еще ею интересовался. Звуков с буквами не смешиваю, но говорю все же «за полгода до его кончины» или во всяком случае «за полгода до его кончины», а если на о и неполное ударение стоит, звук этот все же не тождествен звуку, обозначенному буквой «а» в конце предыдущего слова или буквой «о» в начале последнего слова этой фразы. Насчет других «близнецов» помолчу. Наберется, наверное, в прозе моей, как и в моих стихах (хоть и стихов-то этих кот наплакал), немало. Мне самому, как я уже писал, самым любопытным представляется то, что я столь недавно стал их (порою) замечать. И действительно ку-ку, которое Вы заметили у Бунина, мне тоже теперь (и после того, как Вы его отметили) кажется неприятным. Но об этом следует еще поразмыслить (мне, во всяком случае).
Фонетика, однако, немножко помогает разграничить Есенина и Пушкина. «Мне не спится» — второе «не» звучит иначе, чем первое (редуцированно), п<отому> ч<то> следующий слог — ударный. «Мне незнакома» — оба «не» звучат одинаково, оттого что ударение будет только через слог.
«Классик» для меня (в отличие от прилагат<ельного> «классический» в сочетании со словом «стиль») все-таки оценочное слово<,> и постоянное переиздание, да еще в СССР, никого, по-моему, классиком не делает. А Пруст, который сумел взглянуть «со стороны» на совокупление Шарлюса с Жюльеном, показал все же бо́льшую силу духа (как художник), чем Кузмин или Жид, не проявившие способности посмотреть с отвращением на самих себя. Эти, м<ожет> б<ыть>, проявили бо́льшее «гражданское мужество».
Заранее Вам спасибо за итальянскую книгу.
Ваш В. Вейдле
- Без хитрости (итал.).
- Имеется в виду русский и польский лингвист Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (Baudouin de Courtenay; 1845—1929) — ординарный профессор Санкт-Петербургского университета.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
12 июня 1974 г.
Дорогой Владимир Васильевич!
Рад, что книга дошла.
«Слоговые близнецы» должны были появиться № 1 «Russian Linguistics» (новое «начинание»), но А. В. Исаченко[1] (редактор) почему-то перенес в № 2, который, Бог знает, когда выйдет.
Я тут накопал еще статейку о цитатной прозе — на материале трилогии Мережковского. Хотел включить и критические писания Мандельштама, но это сильно удлинило бы — а статья была ограничена размером (для Festschrift — в честь того же Исаченко[2]).
С сердечным приветом В. Марков
- Александр Васильевич Исаченко (1910—1978) — австрийский лингвист русского происхождения, преподавал в UCLA (1968—1971) одновременно с Марковым.
- Марков В.Цитатная проза у Мережковского // Studia Linguistica Alexandro Vasilii Filio Issatschenko a collegis amicisque oblata. Lisse, 1978. P. 253—262.
- В. Ф. МАРКОВ — В. В. ВЕЙДЛЕ
[на бланке:]
VLADIMIR MARKOV
303 South Westgate Avenue
Los Angeles, California 90049
20 февраля 1975 г.
Дорогой Владимир Васильевич!
Я в свое время слал Вам разные вещи, но, по-видимому, или они не доходили, или Ваши реакции на них — во время той почтовой забастовки, когда кое-что даже приходило мне обратно (не из посланного Вам). Так что наш обмен письмами как-то зачах.
Теперь же загорелся Вам написать вот почему. Просматривал вчера «Новый Журнал» с В<ашим> «Мандельштамом и Батюшковым»[1] и наткнулся у Вас на целиком приведенное «Скалы чувствительны к свирели», мое самое любимое у Батюшкова. Вы же пишете о его «несовершеннолетности» и даже о Козьме Пруткове. Не знаю. Я из года в год восхищенно преподношу его студентам, многое меркнет при таком положении, надоедает, а это — благоухает и никаких гвоздей. Именно его я возьму на необитаемый остров, предпочтя его чему угодно пушкинскому. Нигде у Пушкина нет такого микроскопического звукового письма, где звуки переливаются на малом пространстве с такой тонкостью и неуловимостью, что получается какой-то словесный Дебюсси. А под конец — не Козьма, а трагическое недоумение, от которого у меня всегда сердце щемит. Какая интонация (и «звуки» вдруг прекращаются)! И какое верное лексическое чувство — попробуйте поставить вместо «не постигаю» — «не понимаю».
Недоумеваю и я. Как у Маяковского: «Над мадмуазелью недоумевая, хочу сказать мадмуазели».[2] Но я Вам ничего не скажу. Или Вы чего-то не уловили, или мне надо «менять промышленность» (как советовал в Париже русским актерам один купец-меценат).
Ваш В. Марков
- S. В нерусской поэзии я больше люблю только гётевское «An den Mond» и также (но по-другому) люблю «Песню Вирсавии» Джорджа Пила[3].
- P. S. Мандельштам хорошо назвал Батюшкова «нежным»?[4]Но это Баратынский так его назвал.[5]
- Вейдле В.Батюшков и Мандельштам // Новый журнал. 1974 (Декабрь). Кн. 117. С. 103—132.
- Реплика из стихотворения Маяковского «Парижанка».
- George Peele (1556—1596) — английский поэт и драматург.
- См. стихотворение Мандельштама «Батюшков» (1932).
- Речь идет о стихотворении Баратынского «Богданову».
Публикация, вступительная заметка
и примечания Жоржа Шерона