Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2024
* * *
На Василеостровской — пихты.
Над головой увидишь их ты
И ахнешь, там висят шары
Серебряные на иголках.
Вся пихта в солнечных осколках
После дождя среди жары.
Я в новом платье на скамейке,
Промокшая, ищу лазейки,
Как этот август пережить,
И осень пережить, и зиму.
И грусть свою невыносиму
Я не умею заглушить.
− Учись у дуба, у березы −
Мне скажет Фет. Но есть вопросы,
Где ум деревьев не глубок.
− Умрешь, не разрешивши их ты,
И не увидишь больше пихты.
Доверься мне! − прошепчет Бог.
* * *
Тени огромные, тени безумные
Бедных деревьев плясали всю ночь.
Как вы, окрестные, стройные, шумные,
Бешеный ветер смогли превозмочь?!
Раньше стихии бывали волшебные,
Ствол обнимая, шептала слова.
Так до сих пор предо мною целебные
Вьются частицы того волшебства.
Как разрастались деревья от сырости!
Сколько повалено было потом!
Мне довелось в этом городе вырасти
С погнутым вечно от ветра зонтом.
Стали мы взрослые, тяжеловесные,
Даже смешно закрутить пируэт.
Но, мои милые, други древесные,
С вами пляшу, как безумный поэт.
* * *
Становится небо объемнее,
Сверкает волна, белогрива.
Автобусы едут огромные,
Петляют по краю залива.
Усядусь и даже не думаю,
Как скоро моя остановка.
Пространство качает звезду мою,
Водитель работает ловко.
Какие сиденья удобные!
Так ехать и ехать бы вечно.
Тут сосны в окне бесподобные
Ползут в небеса бесконечно.
Промчаться вдоль тихого берега,
На пригородном, не иначе −
Вот радость. Твоя эзотерика
Восторгов моих не богаче.
Лишь миг — и душа в отключении,
В заоблачных далях белесых.
А снизу в дорожном течении —
Гигант на огромных колесах.
* * *
Звучали августа мотивы.
Еще свекровь была жива.
Мы шумно собирали сливы.
Росла высокая трава.
Когда взялись за черноплодку,
Чтоб облегченье дать кустам,
Муж крикнул, приподняв бородку:
«Оставьте что-нибудь дроздам!»
«Ты глянь, − шепнула я на ушко, —
Хоть нет дриад и альсеид,
На куче травяной лягушка —
Дух плодородия — сидит!»
* * *
Коль найдешь кусочек бересты
И возьмешь горючего сухого,
Развести костер сумеешь ты
Вдалеке от шума городского.
Коль стоят кусты оголены,
Тонкий лед, безгрибье, безкорзинье,
Значит, ты приехал в Дибуны
В колкое и тихое предзимье.
* * *
То вдруг соловьи среди ночи поют,
То каркнет ворона, впотьмах пролетая…
Возьми меня, небо, в последний приют!
Мне клетка тесна, хоть она золотая.
Витать бы среди соловьев и ворон,
Оставить свою черепную коробку,
Из тела болящего выскочить вон.
Забрось меня, как от шампанского пробку,
Чтоб не улететь от земли далеко.
Сперва покружив над Фонтанкой и Мойкой,
Умчать в Дибуны и вкушать молоко
Тумана, повисшего дымкой нестойкой.
Рассеяться, после сгуститься опять
Над сквером знакомым — разгульным и шумным,
Хохочущим призраком в танце петлять,
Доступным для зрения только безумным.
В вольере златом слезы горькие лью.
Небесные силы, к себе призовите
Уставшую грешную душу мою
И Богу отдайте в проветренном виде!
* * *
Как пусто в доме после праздника!
Сверкает вымытый хрусталь.
Мне б до посуды сладострастника,
Кто ценит каждую деталь.
Еще вчера звенела пятница,
Был на столе десяток блюд.
Ах, ваза, ах, моя салатница!
Бокалы тонкие поют!
Такой за ножку шестигранную
Держи и радость получи,
Увидев, как фата-морганою
В нем явят образы лучи.
Псу не понять. Шуршали б кушаньем!
Свои две миски друг блюдет.
А я немного стала Кушнером,
Ведь сам ко мне он не придет.