Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2024
В год отъезда Иосифа Бродского из Советского Союза я несколько раз приходил к нему в гости, и мы говорили о поэзии. Хорошо помню, что` он читал из Фроста, Державина, Арсения Тарковского и как эти стихи комментировал. Сейчас понимаю: часть его замечаний относилась к «метафизической сущности поэзии». Тема в то время для меня недоступная. При этом в памяти выделяется единственный эпизод прямого обращения Иосифа к метафизике — разговор о «Бхагавадгите».
Синий том в твердом переплете, перевод Б. Л. Смирнова, 1960 год, издательство Академии наук Туркменской ССР. Бродский достает его с полки, говорит мне, что нужно читать не только «стишки», но и такие поэмы тоже. В них глубокий смысл…
Пытаюсь в нем разобраться сегодня. Книга из библиотеки поэта осталась у меня, и я нахожу на ее страницах краткие заметки, сделанные его неровным почерком.
То, что мы называем «заглавием», в «Бхагавадгите» завершает, а не предваряет содержание главы. «Заглавие» подобно воронке, втягивающей и сжимающей смысл.
Пятая глава в переводе Смирнова заканчивается следующим образом:
Так в Достославных Упанишадах Святой Бхагавадгиты,
Учении о Брахмо, писании йоги,
В беседе Шри-Кришны и Арджуны
Гласит пятая глава,
Именуемая
ЙОГА ОТРЕЧЕНИЯ ОТ ДЕЙСТВИЙ.
Ниже, на пустой половине страницы, все исписано. Бродский спорит с героем поэмы Арджуной или, может быть, с самим Кришной…
Глава — об освобождении от привязанностей и отрешенном действии. Бродский подчеркнул в ней 7-ю, 10-ю, 17-ю и 21-ю строфы:
7. Преданный йоге, очистясь, себя победив, укротив свои чувства,
Духом сливаясь с духом всех существ, даже действуя, не грязнится.
10. Кто Брахмо все дела посвятил, действует, связи покинув,
Тот не пятнается злом, как листья лотоса (внутри) не смачивает влага.
17. Постигая То, в Том себя познав, в Том утвердясь, поставив То высшей Целью,
Уходят они безвозвратно, знаньем грехи уничтожив.
21. Получают нирвану Брахмо риши, грехи уничтожив,
Обуздав себя, расторгнув двойственность, радуясь общему благу.
По сути, все двустишия — об одном. Главное в отречении — не отказ от привязанностей, но преданность источнику всего сущего и полное освобождение сознания: то, ради чего отречение принимают. На этом Бродский сосредоточен. Но у него остался один вопрос, самый главный — о свободе. Для поэта в пятой главе «Гиты» нет на него ясного ответа. Но найдено противоречие, разрешить его необходимо. Речь идет о полноте отрешенности и полноте свободы. Если рассматривать строки священной книги как руководство к действию, вызов принципиальный.
Прочитаем внимательно заметки Бродского на нижней пустой половине страницы под заголовком пятой главы. Вот полный текст комментария:
Желание отречения — желание? Отрешенный в чем-то нуждается. Например, в свободе. Но он отрешен от свободы. Как он должен разговаривать с тем, от кого его свобода зависит? Совместив отрешение с вопросом? снизойдя от отрешенья к вопросу? Пожелал в тюремном за`мке отрешения? Чтобы только отрешенье не показалось ему самому завоеваньем.
Поблекшими чернилами, неровным скачущим почерком — несколько каверзных вопросов — и тут же попытка самостоятельно на них ответить. Поэт одновременно спрашивает и уточняет.
Он делал записи для себя, многое в них не завершено и написано неразборчиво. И то и другое нуждается в толковании.
Я много лет посвятил теории и практике решения вопросов, которые ставит «Бхагавадгита» и трактует комментарий Бродского. Вслед за ним я старался стать на позицию человека, обращенного одновременно к изящной словесности и к метафизическому горизонту.
Желание отречения — желание?
Первая отдельно стоящая фраза о том, что желание отречения — все же желание. Это обозначено как вопрос.
Двигаясь к благой цели, йог (молодой поэт) жаждет ее. Но если цель — отречение (отрешенность, отстраненность от всего)? Очевидно, что суть отречения — отказ от желаний. Можно ли достичь отречения, желая его?
Далее это направление поиска в заметках развивается:
Отрешенный в чем-то нуждается. Например, в свободе. Но он отрешен от свободы.
Опять противоречие. Отрешение — одна из высших форм свободы. Но тот, кто стремится к ней, — жаждет ее. То есть он не свободен от своего желания и, следовательно, не отрешен. Развивается столкновение смыслов, и здесь оно доведено до максимума:
Как он должен разговаривать с тем, от кого его свобода зависит? Совместив отрешение с вопросом? снизойдя от отрешенья к вопросу?
Возможно, следующий — и первый в этом отрывке — вопрос мог бы звучать так: как йог может отрешиться от того, от чего его свобода зависит? По крайней мере суть его такова (вспомним, с кем Арджуна, герой «Бхагавадгиты», разговаривает).
Полагаю, допустимы и другие прочтения.
Тысячелетний опыт прозрений подтверждает, что такого выбора не существует, что искать ответ на этот вопрос в уме бессмысленно и, соответственно, найти его невозможно. Столкнувшись с непреодолимым препятствием, Бродский пытается свой вопрос расширить и уточнить. Предлагает варианты ответа, но в них сохраняется вопросительная и тревожная интонация.
Можно ли совместить отрешение с вопросом?
Скорее всего, нет.
Как снизойти от отрешенья к вопросу?
Подобно матрешке, внутри одного противоречия обнаруживается другое. Отрешенье — отсутствие предпочтений, океан и покой пребывания. Вопрос — беспокойная точка желания. Снизойти к вопросу, то есть ограничиться им, значит лишиться пребывания и блага, оказаться в узком коридоре цели и привязанности. Зачем? Но ищущий (поэт) еще вопрошает: «Как?»
Как снизойти к вопросу, не теряя отрешенности?
Допустим, такой шаг возможен, и в нем сокрыто и «зачем» и «как». Но это происходит, когда вопрос рождается не в уме отрешенного человека, но нисходит к нему. Так кристальной чистоты капля падает в зеркало вод, рождая круги, но не разрушая зеркальности. Вопрос просто появляется в бездне отрешенности, не искажая ничего. В нем есть смысл и цель, данные свыше.
Предпринимал ли этот шаг Бродский, когда делал записи на полях «Бхагавадгиты»?
Следующая строка:
Пожелал в тюремном за`мке отрешения?
Загадочная строчка. Неочевидно ее содержание, впрочем, как и «расшифровка» нечитаемых слов.
Последняя фраза — одновременно опасение и подсказка:
Чтобы только отрешенье не показалось ему самому завоеваньем.
Сделать так, чтобы отрешение не показалось ему (йогу) завоеванием, победой. В противном случае об отрешении не может быть и речи. Завоеватель не способен к отрешенности, потому что стал собственником, присвоил свою отрешенность…
Здесь все проще и очевиднее. Не только для понимания, но в совершении выбора, действиях и поступках.
Возможна ли полная отрешенность, если человек стремится к отрешенности? Возможна ли полная свобода, если человек стремится к свободе? Вот суть сомнений Бродского.
Вопросы такие существуют только в предельной позиции, на пути к полноте отрешения и безграничной свободе. Во всех остальных случаях противоречия можно не заметить.
Есть ли более сложное и более значимое для человека предназначение, чем свобода? Для всех нас это нечто особенное. Но лишь немногие способны заплатить за свободу любую цену. Платить потерей всего… Среди немногих — Бродский.
Мне кажется, что в 1960-е годы идеи «Бхагавадгиты» были для поэта руководством к действию. Вот что он пишет в эссе «Меньше единицы»:
Вероятно, научившись не замечать эти картинки[1], я усвоил первый урок в искусстве отключаться, сделал первый шаг по пути отчуждения. Последовали дальнейшие: в сущности, всю мою жизнь можно рассматривать как беспрерывное старание избегать наиболее назойливых ее проявлений. Надо сказать, что по этой дороге я зашел весьма далеко, может быть, слишком далеко. Все, что пахло повторяемостью, компрометировало себя и подлежало удалению. Это относилось к фразам, деревьям, людям определенного типа, иногда даже к физической боли; это повлияло на отношения со многими людьми. В некотором смысле я благодарен Ленину. Все тиражное я сразу воспринимал как некую пропаганду. Подобный взгляд на вещи, мне кажется, колоссально ускорил движение сквозь чащу событий — с сопутствующим верхоглядством.
Дополним этот отрывок словами Сергея Довлатова:
Бродский создал неслыханную модель поведения. Он жил не в пролетарском государстве, а в монастыре собственного духа. Он не боролся с режимом. Он его не замечал.
Предположим, что это не метафора… Но все же — внешняя сторона медали. А вот ее внутреннее содержание (Иосиф Бродский. «Меньше единицы»):
Видимо, всегда было какое-то «я» внутри той маленькой, а потом несколько большей раковины, вокруг которой «все» происходило. Внутри этой раковины сущность, называемая «я», никогда не менялась и никогда не переставала наблюдать за тем, что происходит вовне. Я не намекаю, что внутри была жемчужина. Я просто хочу сказать, что ход времени мало затрагивает эту сущность. Получать плохие отметки, работать на фрезерном станке, подвергаться побоям на допросе, читать лекцию о Каллимахе — по сути, одно и то же. <…>
Ты не тождествен ни одному из этих персонажей, ни одной из этих социальных единиц; может быть, ты меньше единицы.
Не истинная ли это форма отрешенности и свободы?
1. Имеются в виду портреты Ленина и Сталина.