Рассказ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2024
«Давайте дружить…» — написала я.
«Давайте!» — ответили вы.
Понятно, что вам это было не особо нужно, просто вежливость, но я уже репетировала, как приду на презентацию вашей книги и скажу: «Здравствуйте, Татьяна Владимировна, это я. Мы с вами дружить договаривались».
Но сегодня я подарила вам две белые розы.
Я опоздала на дружбу и даже на добрую ссору.
Вы ушли. Провожаю. Точнее, вливаюсь в сонм провожающих.
В Смоленской церкви ангелы поют на клиросе.
Потом все следуют за гробом на улицу. Раздаются аплодисменты. Затерявшийся в многолюдье незнакомец спрашивает:
— Артистку хоронят?
И кто-то дает ему подробный ответ:
— Писателя, драматурга, критика, актрису провожаем…
Прохожий почтительно затихает. Вереница людей движется в глубь старинного кладбища. Ваш старший сын несет портрет, где вы юная, красивая, черно-белая советская девушка. А младший идет со своей супругой, они несут цветы.
…В первые дни печального известия — еще до похорон — какая-то ящерица посмела написать о вас что-то, что может написать только ящерица. Уже не помню ни ее имени, ни ее слов. Но храню в памяти ответ вашего супруга (которому передали слова ящерицы): «Следуя Ветхому Завету, проклинаю эту тварь до седьмого колена».
Многие присоединились к этим словам. И я тоже.
Но мои проклятия бездейственны. Нет во мне какой-то силы, внутренней грозы, молнии. А у вас все это было. И слово, и характер — гром.
Вас все боялись. Я вам завидую. А меня никто не боится.
Ходит легенда, что была дева, которая пожелала очаровать вашего мужа. Сработало сарафанное радио. И мысль ее дошла до вас. И вы не помедлили прийти к деве. Говорят, что вы только взглянули на нее. И на следующий день у девы отнялись ноги. Всё. Эта история была очень поучительна. И впоследствии, если кто-то имел намерение и смелость вступить с вами в спор, его всегда остерегали:
— Тебе ноги не нужны, что ли?
Такая вот сплетня, болтовня, допущение.
…Взгляд ваших окон выходит на Неву, а меня встречает Малая Нева. Мы с вами соседи, островитяне. Но Васильевский остров не устроил нам случайную встречу, а мог бы.
И как это неправильно, что вас повезли в эту далекую больницу, в эти пасмурные Озерки… Закрываю глаза и вижу длинную дорогу к больнице: от метро направо, налево, долго прямо, через дворы, по каким-то доскам, песку, через кусты — и вот это здание… эту дорогу я, к сожалению, знаю. Там смерть как дождь: не перестает.
А ваша сегодняшняя жизнь, мне кажется, должна быть похожа на кадр из фильма «Дневник его жены», где вы играете Соню. Солнце, два силуэта в контражуре — вы и Бунин идете по берегу моря, ветер. Бунин говорит, что хотел застрелиться, но Верочка снова спрятала пистолет.
Вам хорошо, а у нас облетают дни. Вот уже желтые листья бросаются под колеса автомобилей. И мир все такой же, как вы о нем когда-то написали: «Мир жарко и пошло наваливается на душу, бормочет бредовое и сбивает с толку — а настоящих друзей мало. Почти нет. Их может не быть вообще, так бывает».
Вы правы. Я иду по улице и чувствую, что у меня нет друзей. Они были, но растворились, их унесло резким порывом ветра. А мне хочется рассказать историю.
…Знаете, все началось с того, что однажды я увидела плакат, где большие буквы кричали «БРОДСКИЙ. ИЗГНАНИЕ». Что-то было не так. Почему-то в пространство плаката был помещен портрет женщины. Вид у нее был очень серьезный — сейчас печать поставит. Она явно не Бродский. Значит, она его изгнала.
Не люблю театры. Они умерли, когда свободы стало слишком много (говорят, что человек умирает, вдыхая смеси, содержащие более шестидесяти процентов кислорода; у многих театров случилось кислородное отравление).
Думаю, вы бы мне возразили, перечислив блестящие спектакли. А я бы с вами согласилась. Да, восьмичасовой спектакль «Тихий Дон» в театре «Мастерская» Григория Козлова удивительный. И «Крейцерова соната» во МХАТе тоже.
Еще я очень люблю фильм Паоло Соррентино «Молодость»; там, в частности, есть такая фраза: «У нас хорошая дружба, мы рассказываем друг другу только хорошие новости». Но мне хочется рассказывать вам плохие новости. От этого дружба ведь не будет плохой?
Та женщина на плакате оказалась женой главного режиссера и художественного руководителя театра. Точнее, вдовой. Муж ушел, а театр остался. Свобода. Актриса превратилась в режиссера. Поставила спектакль о Бродском. И стала Автором Ошибки.
Татьяна Владимировна, помните, Бродский пишет в письме к Брежневу: «Переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом». Так вот, появляется эта серьезная женщина и убирает из его речи всего лишь одну частицу — «не». И получается так: «Я перестаю быть русским поэтом…»
Ладно, допустим частица выпала нечаянно. Ну мало ли. Но этого не заметил целый театр! Больше того: на протяжении четырех лет актер играет эту ошибку! Что распечатали — то и играет. Открывать первоисточник — это что-то реликтовое, архаика, мезозой.
Ошибка разлетается по афишам, статьям, презентациям. Ошибка процветает и приобретает статус преступления.
Но гром небесный не обрушивается на эту сцену. И пол не проваливается под ногами, понимаете, Татьяна Владимировна. Вселенная почему-то снисходительна к несправедливости, милосердна к преступнику. А высокий дух Бродского слишком высокомерен, чтобы спуститься и покарать.
Пусть не пожар, но что-то знаковое в этом театре должно произойти — шаровая молния, раскат смеха. Иначе как?
А иначе так: пишу письмо в театр, мол, добрый день, у вас там ошибка на сайте и на сцене тоже ошибка, исправьте, пожалуйста.
В ответ молчание.
Иду к новому художественному руководителю театра. Красивая женщина. Актриса. Крылатые взмахи рук. Ей скоро выходить на сцену. Ей не до меня, мое возмущение слегка комкается. Она говорит, что беспокоиться не стоит, так бывает, актеры могут ошибаться…
— Да, — говорю. — Но ошибка висит и на сайте театра.
— Не может быть!
— Вот, посмотрите.
Второй звонок, обещание, что всё исправят, всего доброго.
И вот приходит ответное письмо от театра: «Здравствуйте! У нас на сайте все написано верно».
Надо же. Гордо солгали. Исправили ошибку и решили сделать вид, что ее и не было. Не учли одну малость — у меня остался скрин. И на тысяче других сайтов осталась эта скопированная ошибка.
Жаль, что у них нет чувства стыда. Вообще, актер должен обладать палитрой чувств. А тут не хватает такой важной краски. Ярко-красной. Испепеляющей.
Я отправила им на память и скрин, и десяток ссылок на сайты с ошибкой (пусть исправляют). «Дальше — тишина». Они ни при чем. У них все правильно, а я настроение порчу. Ну подумаешь ошибка, ничего страшного, Автор Ошибки с удовольствием дает интервью:
— Пришла такая идея: надеть на Бродского смирительную рубашку. Потому что самая главная тема этого спектакля — тема свободы. За два с половиной месяца в библиотеке я перелопатила книги по Бродскому, написала сценарий. Стало ясно, что тема современнейшая, мощная, судьба уникальная.
Татьяна Владимировна, я все-таки прошу у вас шаровую молнию. Маленькую, крохотную, символическую. Конечно, над этим лучше рассмеяться, но у меня не получается. Нужен раскат смеха.
Я иду по улице, всматриваюсь в войлок неба. В Петербурге это, кстати, опасно — можно провалиться в открытый люк, утонуть в луже, но беда минует.
Небо сгущает краски, вздымаются темные тучи, хохочет молния, Бунин говорит, что хотел застрелиться, но Верочка снова спрятала пистолет.
Дорогая Татьяна Владимировна, давайте дружить…