Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2024
* * *
Тьма поводов сойти с ума,
Сбежать с него и не вернуться,
Чтоб только вечная зима,
Остывший чай, пролитый в блюдце.
Тьма поводов про всё забыть
И столько же не расставаться.
Не ты решил, что будешь жить.
Ты лишь срывал цветки акаций,
Свистел в отрезанный пикан,
Пинал заржавленные банки,
Был счастьем и свободой пьян,
Читал французов в «Иностранке»…
Да мало ли чего еще
Тебя связующего с миром,
А бросишь взгляд через плечо —
Лишь пустота в пространстве сиром.
* * *
И вот они. Тогда. Надежды полны.
И вот он я. Сейчас. На них гляжу.
А время, как Нева, вздымает волны
И гасит их разбег. Я нахожу,
Что слишком поздно: им меня не слышно.
Но вот один со мной заговорил,
И воздуха в груди вдруг стало лишку.
Но на страницах высохших чернил
Следа нет. На светящемся экране
Гарцуют буквы, словно бы в игре.
Не верил, но мечтал, пора настанет…
Настала ли в холодном октябре,
Голодном марте, на ветру высоком?
Гранит хранит преданья о былом!
Поговори с судьбой, как будто с Блоком.
Нет, с Кушнером, и за одним столом.
О чем? О том, что нечему меняться
В заветном деле, если ты всерьез
Был рифмам верен. И неважно, в двадцать
Иль сквозь всю жизнь ты огонек пронес
По коридору, в нем был свет погашен,
Сгорели пробки, и блажил сосед.
Но путь в тенях неверных вряд ли страшен,
Поскольку рифмы есть, а страха нет.
И их набор конечный бесконечен,
Как трав в лесу, как волн в брегах Невы.
И ритмом их я от тоски излечен,
Как, может быть, читатель мой, и вы.
* * *
Дверь прикрыть в купе, в котором ехать
День за днем. Удобные места,
И сосед с соседкой не помеха,
Чай не баре, что нам теснота?
Ложечки созвякнутся в стаканах,
Встретятся нечаянно глаза.
Выбегать курить на полустанках —
Ожидая их по три часа.
«Выйдите, а я переоденусь,
А потом уже наоборот».
Впечатлений заоконных смена,
Сонных тем у нас невпроворот.
— Вы откуда?
— Все мы ниоткуда.
— Вы куда?
— Неведомо куда.
Дружбы неожиданное чудо.
Остальное, в общем, ерунда.
В будущее въехали все вместе
Из туннельной темноты — на свет.
В дурака играли — вышли крести,
Больше козырей как будто нет.
Козырную жизнь мы проживали,
Заходили смело по мастям.
Поезд проезжает Предуралье.
— Я сейчас окно открою вам.
Задохнуться холодом и гарью,
Веки на мгновение прикрыть…
И очнуться в предрассветной хмаре.
Вот и всё. Приехали. Здесь жить.
* * *
Слезы ближе?
Конечно же, ближе.
Вечность ближе?
Я думаю, нет.
Ничего после жизни не вижу.
Так, сквозь щели сочащийся свет.
На песке, опрокинув ведерко,
Лепит крепость смешной карапуз.
Разрушал ты и строил — и горько,
Что обманут доверием муз
Этот труд… Всё во власти песчаной
Бури, смерча, дыханья ветров.
Всё живет только прихотью странной
И минутной владельца миров.
Смерть все ближе?
Прощанье все ближе?
Ты давно ли о нем написал?
Помнишь взгляд и чумной и бесстыжий
Той, которой о вечности врал.
* * *
Вдруг понял, что многое видел в жизни, но не видел главного — чуда.
Я верю, что чудеса случаются, не потому, что о них читал.
Просто путь от начала жизни к концу и потом оттуда
Легче проходится с верой, у сомнений тысяча жал.
Но почему я не увидел этой вспышки,
Горного сияния, разверзшихся вод?
Может быть, просил лениво слишком?
Может, кто-то намного сильнее ждет
В струпьях, болезни, во мраке глубоком
Безнадежного отчаянья? Или нет?
Оно является детям в игре, не озабоченным жизни и смерти сроком,
Именно перед ними вспыхивает неугасимый свет?
Или всё еще проще, и надо понять устало,
Что чудо — это сама жизнь, дарованная тебе.
Вспомни, как с фанерным чемоданчиком шел с вокзала
И на перроне цокали тарелки, бухал барабан
и кто-то отчаянно гудел на трубе.
* * *
Я не могу про бедствия страны,
Меня людей одолевают беды.
Все дочери страны, ее сыны
Всё платят, платят, платят за победы.
В одной войне, потом войне другой,
Сиротством, инвалидностью, смертями.
Страна, постой под радужной дугой,
Как входом в рай, и побеседуй с нами.
Так, по душам. Чтоб без доносов, драм,
Склок коммунальных в желтом света круге.
Верни все то, что обещали нам,
Когда Христос матросов вел во вьюге.