Публикация, подготовка текста и примечания С. Н. Казакова, Н. И. Крайневой, А. Я. Разумова. Окончание
Опубликовано в журнале Звезда, номер 6, 2024
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Листы нелинованной почтовой бумаги. Фиолетовые чернила.
9 июня 1955 г.
Мамочка,
я получил 5 твоих открыток, наполненных разнообразными сведениями, но не содержащими ответа на мой вопрос: приедешь ли ты на свидание, попрощаться. Из отсутствия ответа я сделал вывод, что ты не приедешь.
Некоторое время я не писал тебе, ибо лежал в больнице, но сейчас выписан, ибо поправился.
На твой вопрос о стихах корейского поэта XVI в. сообщаю: буддийских раев есть два, один для богов, вроде Олимпа, и второй для святых, Сукхавати; это вроде дома отдыха на пути в Нирвану. А вот даосского рая нет, ибо в сей системе чистый метемпсихоз и однопланность мироздания. Интересно, кто у тебя редактор, который этого не заметил. Очевидно, специалист по получению зарплаты.
Я очень понимаю Вас<илия> Вас<ильевича>, который хочет получить работоспособного сотрудника, ибо если за справкой по истории надо обращаться к Ольге Петровне, то это катастрофа востоковедения. С равным успехом можно спросить первого встречного на улице или свою домработницу. Но в твоих открытках нет ни слова о том, будет ли пересматриваться мое дело или нет и какие шаги предприняты тобой, чтобы спасти меня. Сейчас время, когда проверяются дела и поступают на пересмотр. Если мое дело не будет пересмотрено, то конец. А ты еще завещаешь мне посвятить тебе статью, «когда я буду ее печатать». Как это понять? Или я нынче летом буду на воле, и тогда завещать не к чему, ибо мы встретимся. Ты ведь должна еще к будущему году перевести «Тимона Афинского». Либо я не буду на воле вовсе, это будет в том случае, если дело на пересмотр не поставят — как же мне тогда печататься? Думаешь ли ты о том, какую сумятицу ты вносишь мне в душу, и без того измятую и еле живую. Что это за игра в прятки? Ведь лучше написать прямо: «не хлопочу за тебя и не буду, сиди, пока не сдохнешь», или «хлопочу, но не выходит», или «хлопочу и надеюсь на успех, делаю то-то», или то, что есть. А ты о чем угодно, кроме единственно интересного для всякого заключенного, — перспективы на волю. Неужели ты нарочно?
Ты опять назовешь письмо «не конфуцианским», но заметь, что Кун-цзы считал, что обязательства родителей и детей обоюдны.
100 р<уб>. я получил и благодарю, но вопросом, можно ли присылать больше, изумлен чрезвычайно. Посылки и переводы — это подарки и зависят
только от воли дарящего. Выпрашивать подарки не принято, поэтому я ничего тебе по этому поводу сказать не могу. Помимо этого, я полагаю, что у тебя денег мало, раз ты не можешь приехать на свидание, — так откуда же ты их возьмешь для переводов? Короче говоря — я совершен<но> запутался и ничего не понимаю, что отнюдь не способствует поддержке тонуса моей жизнедеятельности.
Я живу все так же, здоровье мое все такое же.
Целую тебя.
Leon
Письмо осталось в архиве Э. Г. Герштейн и не было отдано адресату из-за болезни А. А. Ахматовой.
…я получил 5 твоих открыток… — В тот же день Л. Н. Гумилев писал Э. Г. Герштейн: «Получил я от мамы 3 открытки, на которые долго не мог ответить, так они меня расстроили. Так пишут отдыхающим на южном берегу Крыма, что она, в конце концов, думает?! Я это время пролежал в больнице, сердце и желудок объединили свои усилия. Но сегодня выписан и послезавтра иду на работу. Письмо маме вкладываю в конверт к Вам и прошу Вас ей передать» (Герштейн Э. Г. Мемуары. Мемуары. СПб., 1998. С. 360; далее — Герштейн Э. Г. Мемуары).
…ты не приедешь. — А. А. Ахматова обдумывала поездку к сыну. 21 мая 1955 г. Л. К. Чуковская записала: «Сегодня с утра к Анне Андреевне. Она какая-то отсутствующая, смутная: смотрит — не видит, спрашивает — не слышит ответа. <…> …вот что у нее на уме: она подумывает о поездке к Леве, о свидании с ним. Хорошо бы, но, я боюсь, в такое путешествие ее не пустит болезнь» (Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. В 3 т. М., 1997. Т. 2. С. 132; далее — Чуковская Л. К. Записки). Действительно, уже 2 июня 1955 г. у Ахматовой случился сердечный приступ, после которого вопрос о поездке в Омск отпал сам собой (см.: Там же. С. 138).
В начале мая 1955 г. Л. Н. Гумилев еще надеялся на приезд матери, но в конце месяца он узнал от Э. Г. Герштейн о том, что А. А. Ахматова не в состоянии перенести эту поездку. 26 мая 1955 г. он писал Э. Г. Герштейн: «Меня не особенно удивило сообщение о неприезде, хотя мама могла бы сама известить меня. Суть дела, конечно, не изменилась бы, но было бы приличнее. Но в конце концов ей виднее» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 359).
Этого неприезда Л. Н. Гумилев так и не смог простить своей матери и вспоминал об этом в беседах 1986—1987 гг. (см.: Гумилев Л. Автобиография; Автонекролог // Лев Гумилев: судьба и идеи. 2-е изд., испр. и доп. М., 2007. С. 9—10, 12—13, 19—25).
Настойчивое напоминание Гумилевым о возможности свидания матери (планировалось, что Ахматова приедет вместе с Э. Г. Герштейн, человеком деловым) имело и другой подтекст. Лев Николаевич надеялся, что непосредственное знакомство с условиями его жизни в лагере заставит ее быть более энергичной в хлопотах по его освобождению, которые он считал недостаточными. Поняв, что приезд не состоится, Гумилев просит Н. В. Варбанец найти Ю. М. Мороза, чтобы познакомить его с матерью с той же целью; см. письмо от 12 июня 1955 г. и примеч. к нему.
…лежал в больнице… — В письме В. Н. Абросову от 3 июня Л. Н. Гумилев жалуется: «Я опять расклеился: началось с живота, а потом сыграло сердце, но меня откачали камфарой и каким-то зеленым лекарством. Мне болезни так начинают надоедать, что я об них и думать не хочу: будь что будет» (Гумилев Л. Н. Письма. Письма: к матери брата, О. Н. Высотской, другу, В. Н. Абросову и брату, О. Н. Высотскому (1945—1991) / Подгот. Г. М. Прохорова. СПб., 2008. С. 84; далее — Гумилев Л. Н. Письма)); см. также примеч. к письму от 3 апреля 1955 г.
…сейчас выписан, ибо поправился. — В тот же день, 9 июня 1955 г., Л. Н. Гумилев писал Н. В. Варбанец: «Я понимаю, что времени утекло столько, что эпоха сменилась, и я в ней, отсюда, ориентироваться не могу <…>. Эта апрельская болезнь меня так подкосила, что я до сих пор не могу оправиться и, м<ожет> б<ыть>, вообще не смогу. <…>
Час спустя.
Ну вот и событие: из больницы я выписан и послезавтра иду на работу» («И зачем нужно было столько лгать?»: письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец из лагеря, 1950—1956 / [Сост. Т. Позднякова, М. Козырева]. СПб., 2005. С. 102—103; далее — Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец).
На твой вопрос о стихах корейского поэта XVI в. сообщаю… — Подразумевается корейский поэт, ученый конфуцианец Юн Сон До (1587—1671), представленный в антологии поэмой «Времена года рыбака». 6 февраля 1955 г. А. А. Ахматова писала Н. А. Ольшевской в Москву: «Вчера мне принесли для перевода корейскую поэму и „Рыбака“. Великолепно, но переводить почти невозможно» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 485).
…Сукхавати… — Чистая или счастливая земля, в которой все наслаждаются беспредельным счастьем.
…в Нирвану. — То есть в состояние умиротворенности, освобождения от страданий, страстей.
…даосского рая нет… — Даосский рай представлялся древним в виде горной гряды, где жили души бессмертных. Оттуда видны озера, протоки, скалистые берега, мостики, беседки, сосновые и персиковые рощи. В раю прогуливались даосские божества, а над ними в воздухе парили журавли и проносились быстроногие скакуны.
А. А. Ахматова, несмотря на возражение сына, изменений в переводе поэмы не сделала:
То даосский рай иль царство будд,
Но не мир людей обыкновенных.
(Корейская классическая поэзия. М., 1958. С. 305).
…метемпсихоз… — Учение о переселении душ; в оригинале ошибочно: метампсихоз.
…кто у тебя редактор… — Книга «Корейская классическая поэзия» вышла под общей редакцией, с предисловием и примечаниями одного из крупнейших отечественных востоковедов и переводчиков А. А. Холодовича (1906—1977). Профессор Холодович заведовал кафедрами японской (1949—1952), корейской (1952—1962) и китайской (1962—1977) филологии восточного факультете ЛГУ. Он был автором первой отечественной грамматики корейского языка.
…хочет получить работоспособного сотрудника… — Л. Н. Гумилев, видимо, был в неведении, что академик В. В. Струве (о нем см. примеч. к письму от 9 января 1955 г.) уже не возглавлял Институт востоковедения АН СССР, в 1950 г. учреждение было переведено в Москву, в Ленинграде же оставили отделение; бывший директор ИВ АН с 1950 г. занимал должность старшего научного сотрудника ЛО Института истории АН.
…если за справкой по истории надо обращаться к Ольге Петровне, то это катастрофа востоковедения. — Аспирантский опыт Л. Н. Гумилева сохранил в памяти, что область научных интересов О. П. Петровой — историческая лексикология японского языка: 30 января 1947 г. она защитила кандидатскую диссертацию «Японская военно-морская терминология», тема ее исследовательской работы, утвержденной на 1947 г., опиралась на уже имевшиеся наработки — «Древняя японская морская лексика по памятникам VIII века „Кодзуки“ и „Ман’есю“» (см.: АВ ИВР РАН. Ф. 152. Оп. 1а. Ед. хр. 922. Л. 48). Основу же востоковедения, по Л. Н. Гумилеву, составляет историческое знание о странах и народах, тогда как знание языка — лишь вспомогательная дисциплина, вроде источниковедения. Ср.: «Без истории нельзя сделать полноценного перевода, а твои „китаисты“ не только не знают истории, но даже не знают, что она есть» (см. письмо от 3 апреля 1955 г.) и там же определение Л. Н. Гумилева о том, что есть история.
Суждение Гумилева об О. П. Петровой-Коршуновой (о ней см. примеч. к письму от 29 апреля 1955 г.), конечно же, узкопрофессионально. Она была не только заслуженно уважаемым филологом-японистом, но и мужественным человеком. Позднее за спасение японских детей во время обысков была награждена японским орденом Восходящего солнца (см.: Учителя: Ольга Петровна Петрова-Коршунова // http://www.gen-shu.ru/uchitelya-olga-petrovna-petrova-korshunova (дата обращения: 18. 03. 2020)).
…спасти меня. — О конкретных шагах, которые предпринимала А. А. Ахматова для спасения сына, см. подробнее: Герштейн Э. Г. 1) Мемуары и факты // Russian Literature Triquarterly. 1976. № 13. P. 645—657; 2) Герштейн Э. Г. Мемуары и факты // Горизонт. 1989. № 6. С. 55—64; далее — Герштейн Э. Г. Мемуары и факты; 3) Неизвестное письмо Анны Ахматовой Кл. Ворошилову: (Новые документы из судебного дела Л. Гумилева) // Знамя. 1996. № 7. С. 174—178.
…перевести «Тимона Афинского». — См. примеч. к письму от 29 апреля 1955 г.
Ты опять назовешь письмо «не конфуцианским»… — См. письмо от 29 апреля 1955 г.
…Кун-цзы считал, что обязательства родителей и детей обоюдны. — Древнекитайский философ Кун-цзы (Конфуций; 551—479 до н. э.) сквозным мотивом всех суждений полагал взаимное движение людей навстречу друг другу; ср.: «Сыновняя любовь проявляется в умелом выполнении желаний предков, в умелом продолжении и окончании их»; «Служа родителям, следует осторожно увещевать их. Если замечаешь, что они не слушают, увеличь почтительность, но не оставляй увещеваний; будут удручать тебя — не ропщи» (Мудрость Конфуция: Афоризмы и поучения. М., 2010. С. 33; 123—124).
100 р<уб>. я получил и благодарю, но вопросом, можно ли присылать больше, изумлен чрезвычайно. <…> …я полагаю, что у тебя денег мало, раз ты не можешь приехать на свидание… — Правление Ленинградского отделения Литфонда 5 апреля 1955 г. приняло постановление о выдаче Ахматовой единовременного пособия в размере 3000 рублей (см.: Шнейдерман Э. „Элитфонд“: О деятельности ЛО ЛФ СССР в 1930—1950-е годы // Звезда. 2004. № 1. С. 181), а как лучше употребить часть средств для сына, было непонятно. Посылок ему хватает. Поездка к нему, по всей
видимости, окажется невозможной по здоровью. Смысл вопроса Ахматовой был прост: разрешено ли присылать денег больше, чем 100 рублей. А осторожность объясняется невозможностью уследить за калейдоскопом изменений, о которых публично не объявлялось; ср. уточнение сына двухлетней давности: «За посылку спасибо, а денег не шли, а лучше натурой: колбасу, сало, чай, конфеты и т. п.» (Письмо от 21 мая 1953 г. // Звезда. 2007. № 8).
Гумилев не знал о пособии и понял вопрос по-своему, а невинный вопрос матери буквально вывел его из себя. 25 и 26 мая 1955 г. он написал Э. Г. Герштейн убийственные строки: «В чем дело, я понимаю. Мама, как натура поэтическая, страшно ленива и эгоистична, несмотря на транжирство.
Ей лень думать о неприятных вещах и о том, что надо сделать какое-то усилие. Она очень бережет себя и не желает расстраиваться. Поэтому она так инертна во всем, что касается меня. Но это фатально, т<ак> к<ак> ни один нормальный человек не в состоянии поверить, что матери наплевать на гибель сына. А для нее моя гибель будет поводом для надгробного стихотворения о том, какая она бедная — сыночка потеряла, и только. Но совесть она хочет держать в покое, отсюда посылки, как объедки со стола для любимого мопса, и пустые письма, без ответов на заданные вопросы. Зачем она вводит в заблуждение себя и других: я великолепно понимаю, что посылки из ее заработка, вернее, из тех денег, которые дает ей Правительство. Не надо быть наивным — ее бюджет рассчитан, и я учтен при этом. Поэтому, если говорить о справедливости, то она должна присылать мне 1/2 заработка. Но теперь, действительно, мне не хочется питаться объедками с господского стола. Не кормить меня она должна, а обязана передо мной и Родиной добиться моей реабилитации — иначе она потакает вредительству, жертвой которого я оказался»; «Я только одного не могу понять: неужели она полагает, что при всем ее отношении и поведении, за последнее время достаточно обнаружившемся, между мною и ей могут сохраниться родственные чувства, т. е. с моей стороны. Неужели добрые друзья ей настолько вылизывают зад, что она воображает себя непогрешимой всерьез. В письме от 17.V. она пишет, что ей без моих писем „скучно“ — но я их пишу не для того, чтобы ее развлекать, для этого есть кино. Там же спрашивает, „можно ли присылать денег больше 100 р<уб>.“, — это она может узнать и в Москве, но она, видимо, хочет, чтобы я клянчил подачку; так я не буду. Я уполномачиваю Вас передать на словах все, что Вы найдете нужным, а сам больше писать ей не буду, ибо даже когда я объяснял ей, чем я недоволен, она либо не понимала, либо делала вид, что не понимает. Хватит» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 356; 359—360).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Листы нелинованной бумаги. Черные чернила.
12 июня 1955 г.
Милая, дорогая мамочка,
у меня к тебе большая просьба — перестань болеть. Я знаю, что она трудно выполнима, но я этого очень хочу, и ты постарайся. Я очень рад, что ты получила финский домик и отдохнешь на лоне природы. Самая лучшая в мире природа находится в окрестностях Ленинграда и на Островах. Во всех остальных местах земного шара хуже.
Как это редактор тебе не отметил места про даосский рай? У буддистов полагается два рая: для богов — dhera — нечто вроде Олимпа, где они жрут и увеселяются, и для святых, еще не достигших степени бодисатвы. Это дом отдыха на пути в Нирвану, называется Sukhavati. Он имеет только один недостаток: там нельзя ни грешить, ни совершенствоваться, а только отдыхать, поэтому, сколько там не сиди, к Нирване не приблизишься. А вот у даосов рая нет вовсе, а есть только теория метемпсихоза на земле и в лучшем случае вечной жизни, т<о> е<сть> нераспадения на атомы, но тоже на земле. Однако даже сам Лао-цзи вечной жизни не удостоен, ибо удостоиться очень трудно. Вижу, милая мамочка, что тебе консультации нужны: ты не стесняйся, пиши мне, потому что если в Инст<итуте> востоковедения только Ольга Петровна дает справки, то надежнее обращаться к моей памяти. Наша Тата — Эммануил Кант, по сравнению с Ольгой Петровной, но и у Таты справки брать опасно. Эти бабы знают, кто с кем живет и жил, но, увы, не на Востоке, а объяснять берутся с невероятным апломбом, восполняющим отсутствие знаний.
Я прочел в «Лит<ературной> газ<ете>», что наш молодой гений действительно сделал гениальное открытие — расшифровал письмо майя. Я очень рад, что не ошибся в нем. Этот может работать.
У нас жаркое лето и кусты акации пышно разрослись за один год. Зелень очень веселит глаз; позднее пойдут цветы, и будет еще красивее.
Птица прислала мне «Уленшпигеля» на фр<анцузском> яз<ыке>. Ну и трудный же текст. Я, пока лежал в больнице, читал, мучился, плевался и все-таки читал. Правда, иногда де Костер забывает, что решил выдрючиваться, и пишет простым фр<анцузским> языком; тогда все идет как по маслу, а потом он опять что-нибудь непонятное как запузырит — ну и ломаешь голову. Нет, даже исторические романы надо писать просто.
Когда ты будешь в Городе, тебя посетит мой хороший друг и расскажет, как мы с ним вместе жили. Его зовут Юлий Михайлович; с Птицей он уже познакомился, они, скорее всего, придут вместе.
Птице я немного вправил мозги, и она больше не расстраивает меня, чего вообще легко можно было избежать. Но и тут можно считать, что все пришло в норму. Я очень буду рад получить «Марион де Лорм» — эту вещь я люблю. Мне пьесы Гюго нравятся больше, чем романы.
Я уже писал тебе, что<,> если трудно посылать посылки, сейчас можно посылать деньги. У нас есть платная столовая, где очень чисто и вкусно, и ларек. Зачем тебе наваливать на себя трудности, которых можно избежать.
Живи спокойнее, милая мамочка, старайся меньше расстраиваться и береги здоровье. Может быть, и эта беда перейдет.
Целую тебя.
L
Письмо было предназначено к передаче с оказией. Л. Н. Гумилев уже знал о болезни матери и поменял тон. В сопроводительном письме к Э. Г. Герштейн 12 июня 1955 г. он писал: «К предыдущему письму я приложил письмо маме в довольно резком тоне. Возможно, Вы его не передали, из-за тона, разумеется. Поэтому я повторю его частично, о даосизме и переводах и т. д.» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 361).
…получила финский домик… — Ахматовой была предоставлена Литфондом небольшая дача в пос. Комарово, бывшем финском местечке Келломяки. Ахматова и ее знакомые называли эту дачу «будка».
…на Островах. — Так до революции именовали совокупно Елагин, Крестовский и Каменный острова — элитную дачную местность в северной части дельты Невы (в советское время — Кировские острова).
Даосский рай <…> dhera <…> Нирвана <…> Sukhavati <…> теория метемпсихоза… — См. примеч. к письму от 9 июня 1955 г.
…бодисатвы (или бодхисаттва) — В буддизме высшая ступень пробуждения человека, достигнув которую он преисполняется желанием избавить всех окружающих от страданий, став буддой.
Ольга Петровна дает справки… — См. письма от 29 апреля 1955 г. и от 9 июня 1955 г. и примеч. к ним.
…даже сам Лао-цзи вечной жизни не удостоен, ибо удостоиться очень трудно. — Лао-цзы (кон. VII — нач. VI в. до н. э.) — древнекитайский философ, легендарная фигура, традиционно почитается как основоположник даосизма. В даосизме вечной жизни не удостаивались, а достигали бессмертия путем культивирования сложнейших практик, причем на подготовку к бессмертию могла уйти вся жизнь. Невозможно также утверждать, что Лао-цзы не достиг вечной жизни, ведь, согласно традиционной историографии, Лао-цзы в конце жизни ушел в неизвестном направлении через пограничную заставу, оставив ее смотрителю запись своего учения, отождествляемое с «Дао дэ цзином».
Наша Тата… — Неустановленное лицо.
Я прочел в «Лит<ературной> газ<ете>», что наш молодой гений… — Юрий Валентинович Кнорозов, о нем и об упомянутой публикации см. примеч. к письму от 10 мая 1955 г.
Птица прислала мне «Уленшпигеля» на фр<анцузском> яз<ыке>. — На просьбу Л. Н. Гумилева: «Пришли мне, бандеролью, французский роман с любовью и приключениями, а то я совсем позабуду фр<анцузский> язык» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 96), — Н. В. Варбанец в середине мая отправила в лагерь роман Ш. де Костера (1827—1879) «Легенда об Уленшпигеле» (полное название: «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях»).
Его зовут Юлий Михайлович… — Речь идет об Ю. М. Морозе (1906—?), лагерном друге Л. Н. Гумилева («мой „кирюха“»). Был осужден в 1943 г. на 10 лет, досрочно освобожден в 1944 г. с направлением на фронт. После войны жил и работал в Ленинграде. В письме от 22 мая 1955 г. Гумилев просит Н. В. Варбанец: «Встреться с Ю<лием> М<ихайловичем> и объясни ему, как найти маму, когда она приедет из Москвы. Он умный человек и посоветует хлопотать и напишет мне по существу — на что я могу надеяться» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 96). Считая, что мать недостаточно делает для его освобождения, полагал, что визит человека, знакомого с лагерной жизнью, будет полезен «на предмет вправления мозгов» (Там же. С. 101).
…буду рад получить «Марион де Лорм»… — Трагедия В. Гюго «Марион Делорм» в переводе Ахматовой вошла в 3-й том юбилейного собр. соч. французского писателя (М., 1956). В мае 1953 г. Ахматова получила за перевод весьма значительный гонорар и купила автомобиль «москвич» в подарок Алексею Баталову, в комнате которого (в квартире Ардовых) подолгу жила (см.: Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 325).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Химический карандаш.
Получатель: Ленинград, ул. Красной Конницы, № 4, кв. 3, Анне Андреевне Ахматовой;
отправитель: Омск 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 16.7.55, Омск, Сортиров<очный> отд<ел>; второй штемпель не читается.
10 июля 1955 г.
Милая мамочка,
я прочел в «Огоньке» твои переводы китайских поэтов. Составитель подстрочника и комментатор не на высоте и заставил тебя допустить несколько грубых погрешностей; ты как литерат<урный> переводчик в них неповинна.
Я живу по-прежнему, здоровье мое все такое же. Ужасная жара у нас прошла, и теперь погода приличная. Я давно не получал от тебя писем. Предполагаю, что ты уже вернулась домой. Напиши о своем здоровье. Как отдыхаешь на даче? Начала ли переводить Шекспира?
Дело мое, в смысле пересмотра, что-то слишком затянулось.
Я не могу понять почему.
Передай привет Новой Тане и Ирине Николаевне. Спасибо за посылки и деньги.
Целую тебя.
Твой сын Leon
…прочел в «Огоньке» твои переводы китайских поэтов. — В № 23 журнала «Огонек» за 1955 г. (С. 9) были напечатаны переводы двух китайских поэтов — Ли Бо («Провожая до Балина друга…», «Луна над пограничными горами», «На западной башне в городе Цзиньяин…») и Ли Шань-иня («Без названия» («Как встречаться нам тяжело…») и «Ночью в дождь пишу на север»), — выполненные А. А. Ахматовой.
Ли Бо (701—762) — один из самых почитаемых поэтов времен династии Тан, названный современниками «бессмертный в поэзии»; см. также примеч. к письму от 12 октября 1955 г.
Ли Шань-инь (813—858) — автор более шести сотен стихотворений, считается классиком любовной поэзии.
Начала ли переводить Шекспира? — Имеется в виду работа над переводом пьесы У. Шекспира «Жизнь Тимона Афинского»; см. письмо от 29 апреля 1955 г. и примеч. к нему.
…привет <…> Ирине Николаевне. — Вероятно, речь идет об Ирине Николаевне Медведевой-
Томашевской (1903—1973), литературоведе, друге Ахматовой, жене пушкиниста Б. В. Томашевского.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Большая Ордынка, № 17, кв. 13, Виктору Ефимовичу Ардову для А. А. Ахматовой;
отправитель: г. Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 20.7.55, Омск, Сортировочный отдел; 26.7.55, Москва, 35.
15.VII.<19>55 <г.>
Милая мамочка,
вчера вечером получил твою открытку; душенька моя стала довольнее, но не совсем. Как за тобой ухаживают? Хорошо или плохо? Нина и Эмма — люди надежные, и, мне думается, обе тебя любят, а вот как Ирка. Признаюсь, у меня больше надежд на Анжелику, чем на этот железобетон.
Лень твоя логична, ибо после такого tour de force, как корейцы, нужна передышка. Отдыхай после работы и знай, что я очень хочу тебе помочь, но тень Абакумова все еще стои`т между нами. До чего устойчив этот гнусный призрак. Все-таки, у меня есть к тебе предложение: подстрочники древних китайцев и др<угих> присылай мне с вопросами, а я буду возвращать их тебе комментированными. Это, пожалуй, единственное противоядие против неизбежной развесистой клюквы, в коей ты неповинна. Прости, что я пишу на моск<овский> адрес, но в Город я тоже написал и хочу, чтобы ты получила письмо скорее.
Целую ручки Н<ине> А<нтоновне> и привет В<иктору> Е<фимовичу> и всему потомству. Спасибо за 100 р<уб>.
Целую тебя.
Leon
Нина — Нина Антоновна Ольшевская, о ней см. примеч. к письму от 5 сентября 1954 г.
Эмма — Эмма Григорьевна Герштейн (1903—2002) — литературовед, писательница, мемуаристка, друг А. А. Ахматовой и Л. Н. Гумилева.
Ирка — Ирина Николаевна Пунина, о ней см. примеч. к письму от 28 октября 1954 г.
Анжелика — неустановленное лицо.
Лень твоя логична… — Подтекст реплики становится ясным при сопоставлении содержания письма к Э. Г. Герштейн от 25 марта 1955 г., см. примеч. к письму от 9 июня 1955 г.
Tour de force — подвиг (фр.).
…как корейцы… — См. примеч. к письму от 5 марта 1955 г. Сборник «Корейская классическая поэзия» с переводами А. Ахматовой вышел в 1956 г.
…тень Абакумова… — См. примеч. к письму от 10 мая 1955 г.
Целую ручки Н<ине> А<нтоновне> и привет В<иктору> Е<фимовичу> и всему потомству. — У В. Е. Ардова и Н. А. Ольшевской было двое сыновей, Борис и Михаил; от первого брака у Н. А. Ольшевской был сын Алексей Баталов.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн для А. А. Ахматовой;
отправитель: Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 24.7.55, Омск, Сортиров<очный> отд<ел>; 28.7.55, Москва, 54.
21 июля 1955 г.
Милая мамочка,
вот спасибо за проявление заботы обо мне. Я имею в виду посылку, которую ты вздумала послать, полагая, что она будет кстати. Это верно, что она кстати, но спасибо не за это, а за то, что подумала и вспомнила. Стих<отворени>е Ли Бо употреблено для истории хуннов, ибо содержит ценное дополнение к Иакинфу, чего не понял идиот-комментатор, который все напутал. Только замени в строке 1 Тянь-шань на Инь-шань, потому что там явная ошибка подстрочника.
Я живу сейчас несколько лучше, примерно так, как жил зимой. Терпеть можно, но не хочется. Хочу домой.
Погода у нас стала лучше: прохладно и идут дожди. Цветы распустились и радуют мой взор, особенно по вечерам.
Целую тебя, милая мамочка.
L
Стих<отворени>е Ли Бо… — О Ли Бо см. примеч. к письму от 10 июля 1955 г. Имеется в виду стихотворение «Луна над пограничными горами» в переводе А. А. Ахматовой (см.: Поэзия эпохи Тан, VII—X вв.: Пер. с кит. / Сост. и вступ. статья Л. Эйдлина. М., 1987. С. 114):
Луна над Тянь-Шанем восходит, светла,
И бел облаков океан,
И ветер принесся за тысячу ли
Сюда, от заставы Юймынь.
С тех пор как китайцы пошли на Бодэн,
Враг рыщет у бухты Цинхай,
И с этого поля сраженья никто
Домой не вернулся живым.
И воины мрачно глядят за рубеж —
Возврата на родину ждут,
А в женских покоях как раз в эту ночь
Бессонница, вздохи и грусть.
…употреблено для истории хуннов… — Как писал Лев Николаевич, стихотворение Ли Бо «интересно своим живым непосредственным отношением к событиям, что дополняет сухую фактографию официальной хроники» (Гумилев Л. Н. История народа хунну. В 2 кн. / Сост. и общ. ред. А. И. Куркчи. М., 1998. Кн. 1. С. 149; далее — Гумилев Л. Н. История народа хунну).
…дополнение к Иакинфу… — То есть к выпискам, составившим книгу Н. Я. Бичурина (Иакинфа) «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена»; о нем и о книге см. примеч. к письму от 19 сентября 1954 г.
…не понял идиот-комментатор… — Традиционный комментарий исследователей танской поэзии к этому стихотворению таков: Бодэн — гора в провинции Шэньси, где в 200 г. до н. э. авангард ханьского императора Лю Бана, основателя династии, был окружен хуннами и в течение семи дней император оставался в ловушке, устроенной кочевниками. Однако Лев Николаевич предложил иную трактовку: «Комментарий, приложенный к этому стихотворению, совершенно неудовлетворителен. Комментатор спутал гору Бодын-инли на Алтае с деревней Байдын в Шаньси, где Модэ окружил авангард Лю Бана примерно в 200 г. до н. э. Внимание комментатора не привлек даже тот факт, что из Байдына все войско вернулось без особых потерь и что война тогда окончилась и воины могли вернуться домой. Больше того, застава Юймыньгуань основана в 111 г. до н. э., когда хунны были вытеснены из Хэси на север, т. е. 90 лет спустя после названной комментатором даты. Наоборот, если мы приурочим стихи Ли Бо к 90 г., то никаких противоречий не возникает. Кроме того, мы получаем дополнительное, весьма ценное указание, что хунны после Яньжаньской битвы перешли в контрнаступление и вторглись в „залив Цинхай“, т. е. в Хэси. По-видимому, закрепиться там им не удалось, но напугали китайцев они изрядно» (Гумилев Л. Н. История народа хунну. С. 150). См. также след. письмо и примеч. к нему.
Инь-шань — горная система на севере Китая, во Внутренней Монголии, к северу и северо-востоку от Хуанхэ. Тянь-Шань никогда к Китаю не относился. См. также след. письмо и примеч. к нему.
…там явная ошибка подстрочника. — В данном случае Гумилев неправ: ошибки в подстрочнике нет, и в оригинале у Ли Бо действительно указаны горы Тянь-Шань. Тем не менее, цитируя стихотворение Ли Бо в своей «Истории народа хунну», он изменил название горной системы в цитате, оговорив это дважды: в тексте — «Привожу его в переводе А. Ахматовой с одним исправлением», и в примечании — «В тексте „Тянь-Шань“; это явная ошибка, ибо луна, восходящая над Тянь-Шанем, в Китае не видна» (Гумилев Л. Н. История народа хунну. С. 149, 151).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила.
<Июль 1955 г.>
Милая, родная мамушка,
две твои открытки пришли сразу и очень меня порадовали. А Эм<м>иного письма все еще нет, может быть, будет завтра. В переводе Ли Бо сказать Тянь-шань нельзя, ибо в то время, которое он описывает, — I в. до н. э. — весь Тянь-шань был вне Китая и луна, всходящая над Тянь-шанем, видна в Ташкенте. В подлиннике несомненно другие горы, я думаю (по смыслу), Инь-шань. Кроме того, в древности Тянь-шань назывался Цылинь-шань. Пришли мне точный текст с иероглифом, и мы разберемся. А вот «бухта Цинхай» совершенно правильно. Пустыню Гоби древние китайцы называли «море» = Ханьхай. Т<о> е<сть> они считали пустыню и море равно непроходимыми. Цинхай — это Алашаньская пустыня, которая связана с Гоби, и, как песчаный залив, вдается в обитаемые земли. Поэтому образ «бухта» или «залив» точен, передает смысл и couleur local эпохи Хань. Неточно выражение «пошли». Нужно «сходили» (один раз). Подразумевается поход Ли Гуан-ли Эршиского, угробившего армию около хребта Хангай, где есть гора Бодин-инли, 97 г. до н. э. Это стихотворение ценно еще и тем, что дает указание на наступление хуннов на с<еверо>-з<ападный> Китай в 96—90 гг. до н. э. В хрониках этот факт опущен. Но самое приятное и радостное для меня то, что ты пишешь, что мне не нужно на тебя сердиться. Верно, я одно время сердился и огорчался и даже из-за этого болел. Но когда я узнаю, что был неправ, я буду счастлив.
Птица вошла в норму и больше не фордыбачит. С ней я не цацкался и порол ее (письменно) вплоть до исправления. В конце концов, я от нее требую не нравственности Пенелопы, а милых, пристойных писем. Это так немного, и она так сейчас и пишет.
Такой глупости, что деньги и посылки посылаешь не ты, а Эмма, мне в голову никогда не приходило и не могло прийти. Разжижения мозгов у меня пока нет. Я полагаю, что она их отправляет с почты, ибо где тебе таскать тяжести — и только.
Но я очень благодарен Эмме за ее заботу и теплое, милое отношение ко мне. Больше того, я растроган. Письма ее деловые и дельные. Ей напишу сразу по получении ее письма.
Посылки очень вкусные, денег ты мне прислала достаточно, так что я даже с махорки перешел на сигареты «Прима» <за> 1 <руб.> 50 к<оп>.
Погода у нас так себе — сначала была жуткая духота, а сегодня свирепствует ветер. Здешний климат мне не нравится.
Что касается «Всеобщей истории», то тут мы вступаем в область загадок. Моя ценность как историка — общеизвестна; моя «виновность» — секрет Полишинеля. С 35 г. нет даже тени обвинения ни в чем. Вредительство Абакумова разоблачено — так чего ж Прок<урор> делает умное лицо и говорит непонятные слова. К чему такой маскарад. Пора уж решать. Ничего не понимаю, но пока жду, хотя уже больше думаю о хуннах и уйгурах, чем о своей судьбе. Надоело.
Вася мне пишет прелестные письма, вроде тебя: об уровне Балхаша в IV в., о циклонах и влажности, об озерах и зарастании их. Он стал толковым ученым, видимо, много сделал за это время, и я надеюсь, что увижу его книгу о Балхаше напечатанной. За «Индийскую философию» я очень благодарен. Хорошая книга, коротко и толково. Здоровье мое сейчас несколько лучше, работа посильная, и пока особых бед нет. Но пора с этим кончать; сколько можно?
Самое приятное в моем быту — это цветы и коты. Цветов у нас бездна; они разноцветные и по вечерам благоухают, а коты в это время считают себя леопардами и носятся среди цветов, бросаясь на воображаемых мышей. Настоящая мышь у нас и часу не проживет. При этом коты ласковые и доверчивые — охотно идут на руки и мурлычат.
Я возобновил свои занятия персидским языком. По вечерам читаю и болтаю. Книги здесь есть, и неплохие.
Целую тебя, милая мамочка.
Передай поклон Нине и Виктору.
Не забывай свинца, а он-то тебя всегда помнит.
Leon
П. я. 16/11 = П. я. 123.
Никакой разницы нет, дойдет в обоих случаях.
Лева
А Эм<м>иного письма все еще нет… — По доверенности А. Ахматовой Э. Г. Герштейн курировала судьбу ходатайства В. В. Струве, ежемесячно справляясь о состоянии дела (ср.: «Прошел январь, февраль, март — ответа не было»; «…Дело двигалось медленно, вернее совсем не двигалось»; Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 59, 60). Естественно, главная задача посещений Военной прокуратуры — попытка приблизить дату решения о пересмотре дела.
Известие о подаче ходатайства не могло не взволновать Гумилева. 4 мая 1955 г. он сообщал В. Н. Абросову: «…его заявление (В. В. Струве. — Н. К.) пошло 19 апреля из Правительства в Прокуратуру, а там велели понаведаться через два месяца, чтобы только узнать, в каком состоянии дело» (Гумилев Л. Н. Письма. С. 82). В конце месяца, а именно 26 мая, он напомнил Герштейн: «Однако результат ходатайства академика меня интересует, и прошу Вас держать меня в курсе событий» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 559). А через две недели, 9 июня, делится с ней своими мечтами: «Надеюсь получить ответ в 20-тых числах июня» (Там же. С. 561). 26 июня он сообщает своему корреспонденту: «Дорогая, милая Эмма <…>. Как Вы легко можете представить, мне, кроме Прокуратуры, ничего на ум нейдет. Короче говоря, я держусь на нервах и прошу Вас сразу же известить меня о результате, чтобы не тянуться зря» (Там же. С. 563). Однако бюрократическая машина работала в своем ритме: несмотря на то что дело было «взято под особый контроль», следственные материалы поступили «в Главную военную прокуратуру из союзной» только к середине июля, т. е. через полгода после отправки депутатского запроса И. Г. Эренбургом.
Неопределенность, порожденная отсутствием какой-либо информации о ходе рассмотрения ходатайства, инициировала психологическую неуравновешенность, и даже ничтожное событие, как изменение адреса (ср. в письме: «П. я. 16/11 = П. я. 123. Никакой разницы нет, дойдет в обоих случаях»), порождало нервозность. «Дорогая Эмма, обратите внимание на небольшое изменение в адресе. Все остальное остается пока по-прежнему. Очень благодарю Вас за последнее письмо, несмотря на отсутствие в нем утешительных или огорчительных известий. Я понимаю, что нужно ждать, но сколько можно?» — писал Лев Николаевич Герштейн 8 июля; а через шесть дней вновь напоминал ей о себе, об изменении адреса, о необходимости проверить канал связи: «Милая Эмма, больше двух недель я не получаю писем, но приписываю сие отнюдь не тому, что Вы меня забыли, а перемене адреса. Напишите по новому. Жду» (Там же. С. 564). И только получив письмо, отправленное на новый адрес, немного успокаивается: «Дорогая Эмма, получив милое письмо, я отвечаю немедленно <…>. Сейчас я чувствую себя, пожалуй, чем-то лучше. Прошла бессонница, изнурявшая меня почти год, и вернулся аппетит <…>. Психа, как видите, прошла или проходит. В Прок<уратуру> я послал „напоминание“, а после Вашего след<ующего> письма закачу еще жалобу в „Бюро жалоб“, если надобность в этом не минет» (Письмо от 21 июля 1955 г. // Там же. С. 565).
Причина стресса, казалось, была устранена, но она оказалась мнимой: результат, ради которого было потрачено столько сил и эмоций, оказался практически нулевым. Уже через три дня Льва Николаевича начинает затягивать новый психологический смерч: «Милая Эмма, по-видимому, я был, к сожалению, прав. Не нравится мне эта затяжка, ох, не нравится. Опыт показывает, что без толчка нет движения, а толкать не в Ваших силах. <…> Поймите: с самой весны все шло ненормально, но Вы не умели этого видеть. В свое время (т. е. в 1954 г. — Н. К.) не хватило одного маленького усилия, и вот все покатилось не по тому руслу. Надеяться, конечно, еще можно, но стоит ли? Лучше пишите все как есть» (Письмо от 24 июля 1955 г. // Там же. С. 565—566). А через шесть дней новое напоминание: «…то, что Прокуратура задерживает разбор, — очень неприятно. Ваши надежды, по-моему, недостаточно обоснованы. Во мне сейчас не нетерпение, а опыт. Затяжка дела не в пользу нам. Боюсь, что, если не нажать на них, — результата не будет» (Там же. С. 567). И как исход нервного перенапряжения — телеграмма от 12 августа: «Письмо еще жду нетерпением здоров изменений судьбы пока нет…» (Там же. С. 568). Она была отправлена за день до получения долгожданного письма… О письме Э. Г. Герштейн см. письмо от 16 августа 1955 г. и примеч. к нему.
Couleur local — местный колорит (фр.).
…поход Ли Гуан-ли Эршиского, угробившего армию около хребта Хангай… — Последний поход Ли Гуан-ли Эршиского против хунну, завершившийся битвой в горах Яньжань (Хангайские горы на территории современной Монголии) в 90 г. до н. э.; китайская армия была полностью разгромлена, а ее полководец попал в плен. Это сражение Гумилев назван «Яньжаньским побоищем» и подробно описал в книге «История народа хунну» (С. 147—151); см. также примеч. к письму от 3 апреля 1955 г.
…гора Бодин-инли… — Единственное упоминание о горе Бодин-инли содержится в книге Н. Я. Бичурина «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (1950) на с. 231. На современных картах такое название отсутствует.
В хрониках этот факт опущен. — См. примеч. к письму от 3 апреля 1955 г.
Что касается «Всеобщей истории»… — Речь идет о фундаментальном издании «Всемирная история», подготовку и издание которого предприняла Академия наук. В 1952 г. был издан проспект будущего издания для обсуждения в научных кругах, первый том вышел в 1955 г., десятый — в 1965-м. Одним из авторов третьего тома (М., 1957; охватывает период с III по XV в.) был Николай Иосифович Конрад (1891—1970) — профессор МГУ, востоковед, японист, действительный член АН СССР (с 1958). Летом 1955 г. он познакомился с А. Ахматовой и, узнав о судьбе ее сына, включился в заступничество за него. Личное знакомство с Гумилевым произошло только после освобождения Льва Николаевича; упомянут как рецензент исследования Гумилева по истории тюркских народов.
В письме к Э. Г. Герштейн от 30 июля 1955 г. Л. Н. Гумилев писал: «„Всеобщая история“ — это дело для меня, так сказать, по моему профилю». В сопроводительном письме, посылая в октябре того же года Э. Г. Герштейн рукопись «Древней истории Серединной Азии» вместе с прочитанными книгами, он сообщал: «В том виде, в каком она сейчас, „История“ может быть показана проф. Конраду и, при сокращении, использована для „Всеобщей истории“, что я разрешаю сделать…» В комментариях Герштейн указано: «Н. И. Конрад хотел <…> привлечь Льва к работе над многотомной „Всеобщей историей“» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 364).
Секрет Полишинеля — мнимая тайна, «секрет — на весь свет» (по имени комического персонажа французского театра).
Вредительство Абакумова разоблачено… — В. С. Абакумов был арестован 12 июня 1951 г. по сфабрикованному делу о сионистском заговоре в МГБ СССР и государственной измене, как и Л. Н. Гумилев, заключен в Лефортовскую тюрьму; осужден по статьям 58-1 «б» (измена Родине, совершенная военнослужащим), 58-7 (вредительство), 58-8 (террористический акт) и 58-11 (участие в контрреволюционной группе) и расстрелян.
…увижу его книгу о Балхаше напечатанной. — См.: Абросов В. Н. Озеро Балхаш. Л., 1973.
За «Индийскую философию» я очень благодарен. — См.: Чаттерджи С., Датта Д. Введение в индийскую философию. М., 1955.
Передай поклон Нине и Виктору. — То есть Нине Антоновне Ольшевской и Виктору Ефимовичу Ардову (о них см. примеч. к письму от 5 сентября 1954 г.); вероятно, письмо отправлялось на их московский адрес.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Синие чернила.
Получатель: г. Москва, Большая Ордынка, № 17, кв. 13, Виктору Ефимовичу Ардову для Ахматовой А. А.;
отправитель: Омск 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: [нрзб.].8.55, Омск, Сортиров<очный> отд<ел>; 13.08.55, Москва, 35.
2 августа <19>55 <г.>
Милая мамочка.
Сегодня получил сразу обе открытки. Наконец-то. Волнение и огорчение всегда вредит сердцу, и единственный способ уменьшить их действие — предпринимать шаги, чтобы от них избавиться. Самое тяжелое — это пассивное переживание. Я очень рад, что ты веришь, что наше горе будет иметь конец, но вокруг меня возвращаются только те, за которых энергично заступаются родственники. Целых 5 лет — все было бесполезно, но именно сейчас идет проверка, и нужно попасть в нее. Если жалобы Вас<илия> Вас<ильевича> и моя пролежат под сукном — можно будет опять успокоиться и махнуть рукой. Прости, родная, что я тебе об этом пишу, но что мне думать, когда во время съезда я так надеялся, что за меня замолвят словечко — и ничего. Конечно, я ничего не знаю, от жизни оторван, но ложность моего положения сейчас чувствуется особо остро.
Целую тебя крепко, дорогая моя. Поблагодари Эмму за заботу и письма.
Твой свинец
…вокруг меня возвращаются только те, за которых энергично заступаются родственники. — Воспроизводится ходячее представление о режиме власти (ср. примеч. к письму от 5 сентября 1955 г.), ставшее для Л. Н. Гумилева, к сожалению, главным мерилом в его оценке хлопот по его освобождению.
Реабилитация как массовое явление носила централизованный характер и была инициирована руководителями страны, пришедшими к власти после смерти Сталина. Чтобы понять реакцию населения на мероприятия по реабилитации, были запущены «пробные шары». В 1953 г. приказом Л. П. Берии в рамках МВД были созданы комиссии по пересмотру дел, находившихся в производстве МВД. В мае 1954 г. Президиумом ЦК КПСС было принято решение о пересмотре всех дел, по которым вынесены обвинения за «контрреволюционные преступления»; для этого были созданы специальные комиссии — центральная и местные — из руководящих работников прокуратуры, МВД, КГБ и Министерства юстиции. После доклада Хрущева, сразу после ХХ съезда, начали действовать выездные комиссии Верховного Совета (97 «бригад»), работавшие непосредственно в лагерях и имевшие право принимать решение об освобождении. Параллельно были приняты указы Президиума Верховного Совета «Об амнистии» (март 1953 г.) и «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» (сентябрь 1955 г.). Конечно, повлиять на работу государственных структур, реализовывавших многочисленные распоряжения многочисленных руководителей, в рамках персональной судьбы конкретного человека — задача трудновыполнимая.
…сейчас идет проверка, и нужно попасть в нее. <…> …можно будет опять успокоиться и махнуть рукой. — Политика большевистского правительства с момента утверждения у власти — непрерывная цепь кампаний. Л. Н. Гумилев опасался, что начавшийся процесс пересмотра дел и освобождения политических заключенных может также внезапно завершиться, как внезапно начался.
Если жалобы Вас<илия> Вас<ильевича>… — О ходатайстве В. В. Струве см. примеч. к письму от 9 января 1955 г.
В декабре 1955 г. В. В. Струве передал А. Ахматовой второе ходатайство: «Последнее было им составлено при помощи профессора Б. В. Казанского. Ахматова была тронута усердием обоих ученых и отозвалась ласково: „Старики потрудились“» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 61). В просьбе ускорить пересмотр дела Л. Н. Гумилева давалась высокая оценка молодому ученому, а также личное поручительство за него: «Я беру на себя смелость сказать, что достаточно хорошо знаю Л. Н. Гумилева, как моего ученика со студенческой скамьи и как сотрудника Института востоковедения Академии наук в Ленинграде, которого я был тогда директором, чтобы со всей убежденностью утверждать, что он вполне честный советский человек, преданный Родине и Советской власти. Я уверен, что пересмотр дела покажет это с полной очевидностью.
Со своей стороны, я хочу засвидетельствовать, что Л. Н. Гумилев — выдающийся знаток истории Среднего Востока, отсутствие которого из наших рядов (так! — Н. К.) приносит большой ущерб нашему делу. <…>. И я не могу без глубокой горечи думать о том, что ценная для СССР жизнь крупного специалиста гибнет без всякой вины с его стороны» (Струве В. В. [Письмо в Прокуратуру СССР от 30 ноября 1955 г.] // Вспоминая Гумилева. Воспоминания. Публикации. Исследования / [Сост. В. Н. Воронович и др.] СПб., 2003. С. 335—336).
В записной книжке А. А. Ахматовой за июнь 1958 г. сохранился набросок ее дарственной надписи на втором издании книги переводов «Корейская классическая поэзия» (М., 1958): «Василию Васильевичу Струве, большому ученому и Человеку. Ахматова» (Записные книжки Анны Ахматовой. С. 8).
…и моя пролежат под сукном… — Вероятно, речь идет о ходатайстве Л. Н. Гумилева о пересмотре приговора, о котором говорится в письме В. Н. Абросову от 3 июня 1955 г.: «Дело мое, вероятно, будет проверяться, т<ак> к<ак> жалоба моя ушла в Москву, но сколько времени пройдет — не знаю» (Гумилев Л. Н. Письма. С. 85) и Н. В. Варбанец от 18 июля 1955 г.: «Жалобные письма (2) я написал и жду результата» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 106). Возможное следствие обращений по пересмотру дела (как Гумилева, так и Струве) — допрос, о котором он сообщает в письме от 21 сентября того же года: «В моей жизни наконец произошло событие: меня вызвал на допрос прокурор. С 10 ч<асов> до 6 ч<асов> вечера мы с ним сделали столько, сколько 6 лет назад делали за год, т. е. всё. Он записал мои показания правильно и сказал, что дело пересматривается, но надеяться на скорый конец не посоветовал» (Там же. С. 114).
…когда во время съезда я так надеялся, что за меня замолвят словечко… — Речь идет о Втором съезде советский писателей, проходившем в Москве с 15 по 26 декабря 1954 г., участницей которого была А. Ахматова. «Ахматову выбрали делегатом на съезд писателей. <…> …перед открытием <…> я получила <…> телеграмму <…>: „Напомните маме обо мне похлопотать“. <…> Лев Николаевич и его друзья-солагерники воображали, что Ахматова крикнет там во всеуслышание: „Спасите! У меня невинно осужденный сын!“ Лев Николаевич не хотел понимать, что малейший ложный шаг Ахматовой <…> отразился бы пагубно на его же судьбе» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 58—59). Ср. письмо к Э. Г. Герштейн от 25 марта 1955 г.: «Вы пишете, что она бессильна. Не верю. Будучи делегатом съезда, она могла подойти к члену ЦК и объяснить, что у нее невинно осужденный сын. <…> Я писал маме об этом осенью. Она как будто поняла, но бесполезно. Спасти меня можно только одним способом: добиться того, чтобы член Правительства или ЦК обратил на меня внимание и пересмотрел дело без предвзятости мысли. Я этого отсюда не могу добиться и вообще ничего не могу, а она не только могла, но и должна была» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 552). Отсылка Л. Н. Гумилева: см. письмо от 5 сентября 1954 г. и примеч. к нему; там же в примеч. — указание на то, что представление Льва Николаевича о всесилии персон, находившихся у кормила власти в СССР, и их «свободе» от юридических и социальных законов, которое разделяло большинство граждан, — бытовой эмпиризм.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила. Конверт.
Получатель: Ленинград, ул. Красной Конницы, 4, кв. 3; Анне Андреевне Ахматовой;
отправитель: Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 19.8.55, Омск, Сортиров<очный> отд<ел>; 23.8.55, Ленинград, 15.
16 авг<уста 1955 г.>
Милая, дорогая, неуловимая мамочка,
успело ли застать тебя в Москве мое письмо? Теперь пишу в Город и надеюсь, что тебя порадую. За последнее время мне много лучше. Новое начальство меня не обижает, здоровье поправляется, только живот мучает, но хороший доктор лечит. Книги читаю, по-персидски болтаю для практики, и читаю. Эммино письмо, наконец, пришло, и я его с интересом прочел. Хорошо бы, чтоб обещанный срок пересмотра оказался реальным. А что касается твоего заявления, то я в реальности результата сомневаюсь. Очевидно, полковник Ковалев не отчетливо представляет нашу обстановку, либо любит говорить приятности посетителям. Но это ничего. Пусть до результата будет так, как сейчас — лучшего не следует искать. Лишь бы не было опять какой-нибудь задержки. Если будет хорошо — то я вернусь здоровым и бодрым (тьфу, чтоб не сглазить), ибо за последний месяц почти совсем оправился от мартовской болезни и опять могу заниматься историей.
Как у меня теперь легко на душе стало, когда я узнал, что в смысле хлопот о пересмотре сделано все, что нужно. Каков бы ни был результат — совесть чиста, и незачем винить себя в небрежности или пассивности. У меня сразу прошла бессонница и появился волчий аппетит. Если ты богатая — пришли мне еще рублей 100—200, и я буду жрать, как удав. Стану толстый и веселый.
Здесь много книг, но не по моей специальности, а нужных не могу достать. Пока ничего у тебя не прошу, ибо мне нужны книги не для постоянного употребления, а для того, чтобы взять справку; а покупать и посылать такие — слишком роскошно. Но я очень тронут тем, что ты, вопреки моему письму, послала посылку. Действительно, обед не заменяет посылки, ибо она праздник, а обед за деньги — будни.
Птица, неоднократно поротая (письменно), стала совсем мила и прелестна. Жалоб на нее больше нет, а что касается дальнейшего — если вернусь — разберусь. Н<овая> Таня выше всех похвал. Ты же сама исполни мою просьбу, сделай перерыв в болезнях. Мамочка, я хочу, чтобы и ты поправилась, очень сильно хочу.
Целую тебя, милая, родная, ни на минуту не забываемая.
Твой свинец
Содержание письма в Москву не повторяю, надеюсь, ты его получишь.
…успело ли застать тебя в Москве мое письмо? — См. примеч. к письму от 25 сентября 1955 г.
…только живот мучает… — См. примеч. к письмам от 5 февраля 1955 г. и от 29 января 1956 г.
…по-персидски болтаю для практики, и читаю. — Почти весь 1932 г. Л. Н. Гумилев провел в Таджикистане — сначала в качестве лаборанта комплексной экспедиции (зачисленный в состав, вероятно, не без помощи П. Н. Лукницкого, ее ученого секретаря), затем, по словам самого историка, он устроился «малярийным разведчиком» в одном из колхозов Заравшанской долины, — изучая таджикский язык, являющийся разновидностью персидского (фарси), в непосредственном общении с местными жителями. Уже в Ленинграде он самостоятельно освоил грамматику. Находясь в аспирантуре, Гумилев сдал экзамены (кандидатский минимум) по персидскому языку в качестве второго обязательного восточного языка (Протокол от 28.02.1947 г. // АВ ИВР РАН. Ф. 152. Оп. 3. Ед. хр. 183. Л. 27).
Эммино письмо, наконец, пришло… — 13 августа Л. Н. Гумилев в ответном письме к Э. Г. Герштейн писал: «Милая, дорогая Эмма, наконец-то Ваше письмо дошло до моих рук. Это ж не письмо, а фейерверк приятностей. Самое приятное то, что наконец поставлен срок пересмотра, который, будем надеяться, реален. Вероятно, я все-таки недаром послал в „Бюро жалоб“ просьбу напомнить Прокуратуре о себе. А может быть, они сами усовестились…» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 365).
Хорошо бы, чтоб обещанный срок пересмотра оказался реальным. — Первоначальную дату, подразумеваемую Л. Н. Гумилевым, установить не удалось. Однако несомненно, что она несколько раз переносилась; см. письма от 18 ноября 1955 г. и от 30 марта и 2 апреля 1956 г. и примеч. к ним. Ср. также запись Л. К. Чуковской от 11 декабря 1955 г. в примеч. к первому указанному письму.
А что касается твоего заявления… — Вероятно, речь идет о заявлении А. Ахматовой на имя министра внутренних дел Сергея Никифоровича Круглова (1907—1977) об отстранении Льва Николаевича от тяжелой физической работы по состоянию здоровья. В качестве ответа на свое заявление она получила справку из Управления МВД Омской области от 16 сентября 1955 г. Ср.: «Я сейчас нахожусь в положении, которое считается всеми, а мною в том числе, наилучшим из возможных. Я инвалид и помогаю составлять каталог библиотеки. Дело тихое, покойное. Ни с кем не сталкиваюсь, сижу в углу целыми днями и пишу, а вечером вылезаю в чудесный цветник с „индийской философией“, которая мне очень любопытна, или с персидской книжкой, и наслаждаюсь цветами красноречия и цветами на клумбах» (Письмо к Э. Г. Герштейн от 13 августа 1955 г. // (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 569).
…в смысле хлопот о пересмотре сделано все, что нужно. — По воспоминаниям Э. Г. Герштейн, Ахматова решила также обратиться к М. А. Шолохову, который принял ее и впоследствии дважды беседовал по телефону; кроме того, Н. Я. Мандельштам и Э. Г. Герштейн вовлекли в хлопоты о пересмотре дела А. А. Суркова, летом 1955 г. к хлопотам по пересмотру дела подключился академик Н. И. Конрад. «Но, несмотря на его усилия, ему тоже не удалось добиться хотя бы одного обнадеживающего слова» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 60). Ср. письмо Гумилева к Э. Г. Герштейн от 14 августа: «Самое приятное — это то, что мама проявила активность в отношении меня» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 570).
Полковник Ковалев — заведующий приемной Главной военной прокуратуры. Ср.: «Полковник Ковалев сказал Эмме Григорьевне, что Левино дело рассматривается „душевно“» (Чуковская Л. К. Записки. С. 155).
…почти совсем оправился от мартовской болезни… — См. примеч. к письму от 10 мая 1955 г.
Н<овая> Таня — То есть Т. Б. Казанская, о ней см. примеч. к письму от 5 марта 1955 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила. Конверт.
Получатель: Ленинград, ул. Красной Конницы, № 4, кв. 3, Анне Андреевне Ахматовой;
отправитель: Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: [нрзб.]
2 сентября 1955 <г.>
Милая мамочка.
Спасибо тебе за посылки, но я долго не получал от тебя писем. Правда, я не беспокоюсь, зная твою привычку иногда не отвечать, к тому же Эмма и Птица написали бы мне, если бы что-нибудь случилось. С помощью твоих посылок я живу хорошо и ни в чем не нуждаюсь. Хочу поделиться с тобой большой радостью: я открыл — кто такие эфталиты. По этому вопросу шла полемика 150 лет; каких только гипотез не было?! Теперь всё. Скажи это Вас<илию> Вас<ильевичу>. Он оценит. Как я это нашел — мой секрет, но ларчик открылся просто. Ясно одно — все прежние теории ложны, и западные, и наши. Поверь — это не гипотеза, я нашел решение, и оно окончательное. То ли повлияло твое заявление министру, то ли новое начальство лучше прежнего (а оно таки лучше), но сейчас я <в> условиях вполне терпимых и переносимых. Я получил некоторую возможность заниматься и использую ее максимально. Я работаю, как аббат XVIII века, т<о> е<сть> имею много времени и мало книг. Поэтому те, что есть, я обсасываю так, что там ничего не остается. Этот метод исключает возможность легкомысленных выводов, а присущая мне творческая оригинальность спасает от повторений и совпадения с коллегами. Как видишь, теперь я уже не хнычу, хотя хочу домой по-прежнему.
Я просил у тебя 200 р<уб>. денег, но если тебе сейчас трудно, не посылай. Обойдусь. Но напиши опять письмо с экскурсами в Древний Китай. Ты очень любопытно входишь в историю Востока. Как жаль, что меня нет поблизости, я бы тебе все нужные тебе вещи объяснил в 2 часа.
Я абсолютно не могу представить тебя и новую квартиру, которая для тебя уже старая. Все течет, только я законсервирован — наверно, огромная диспропорция. Я сначала этим огорчался, а потом решил, что ничего; нет жизни и не надо, зато есть судьба.
Вася мне много и дельно пишет по научным вопросам, посылает посылки и книги. Я тронут и благодарен; когда он будет у тебя, прими его ласково и угости водкой, я тебя прошу. Птица меня больше не огорчает, Эмма утешает, — в общем, все благополучно, но когда же это все-таки кончится?
Целую тебя, милая мамочка.
Передай привет Вас<илию> Вас<ильевичу> и поблагодари Н<овую> Таню за ее заботы. Поступил ли ее сын в ВУЗ, от нее уже месяц нет писем.
Целую еще раз, твой свинец
P. S. Достал из биб<лиоте>ки «Гуннов» Бернштама. Вот хлам, полная безграмотность.
L
Эфталиты (белые гунны) — племенное объединение раннего Средневековья (IV — VI вв.), создавшее обширное государство, в которое вошли территории Средней Азии (Согдиана, Бактрия), Афганистана и Восточного Ирана. Свои взгляды на проблему эфталитов Л. Н. Гумилев позднее изложил в статьях «Эфталиты и их соседи в IV в.» (Вестник древней истории. 1959. № 1. С. 129—140) и «Эфталиты — горцы или степняки» (Там же. 1967. № 3. С. 91—98).
То ли повлияло твое заявление министру… — Л. Н. Гумилев осенью 1952 г. «из больницы вышел, стал инвалидом» (Письмо от 9 ноября 1952 г. // Звезда. 2007. № 8; см. также примеч. к письму от 30 сентября того же года) и был отстранен от тяжелых физических работ. Однако время от времени он продолжал привлекаться на работы наравне со всеми: «Опыт с попыткой сделать из меня землекопа пока привел лишь к тому, что я половину времени провел в постели» (Письмо от 9 ноября 1954 г.). О заявлении А. Ахматовой и ответе на него см. примеч. к письму от 16 августа 1955 г.
Я работаю, как аббат XVIII века… — Ср.: «Работать можно двояким способом: или сводя всю литературу — так я работал в Городе, либо обсасывая источник, так делал Фюстель де Куланж. Второй способ труднее; он требует скрупулезности и изощренности, но мне пришлось к нему прибегнуть; результат оказался положительным» (Письмо от 9 февраля 1955 г. // Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 69). «Удивительно даже, как много можно сделать в науке, если сосредоточить внимание на двух-трех летописях. А то мы разбрасываемся по библиографии; много хватаем, но мало удерживаем. <…> …благодаря вынужденному способу работы, я вник в такие детали, которые обычно проходят незамеченными» (Письмо от 14 августа 1955 г. // Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 570).
Вася мне много и дельно пишет… — Письма В. Н. Абросова (о нем см. примеч. к письму от 9 января 1955 г.) почти целиком были посвящены научным проблемам и лишь в конце — текущей жизни: несколько предложений о проблемах самого корреспондента, о здоровье и житье-бытье.
Поступил ли ее сын в ВУЗ… — Аберрация автора: сыну Т. Б. Казанской (о ней см. примеч. к письму от 5 марта 1955 г.), родившемуся в гражданском браке с Н. А. Козыревым (о нем см. примеч. к письму от 27 марта 1955 г.), будущему филологу и лингвисту, академику РАН Николаю Николаевичу Казанскому, шел четвертый год. Вероятно, подразумевается сын Т. А. Крюковой (о ней см. примеч. к письму от 28 октября 1954 г.); см. также примеч. к письму от 21 февраля 1955 г.
…«Гуннов» Бернштама. — Имеется в виду кн.: Бернштам А. Н. Очерк истории гуннов. Л., 1951. Гумилев в своих работах неоднократно ссылается на данную монографию, порой явно полемизируя с ее автором и критикуя его, как, например: «А. Н. Бернштам в своей книге „Очерки истории гуннов“ предположил, что шаньюи узурпировали право рода, но это мнение основано на невнимательном чтении источника» (Гумилев Л. Н. История народа хунну. С. 92). См. также примеч. к письму от 5 сентября 1954 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Синие чернила.
Получатель: Ленинград, ул. Красной Конницы, № 4, кв. 3, Анне Андреевне Ахматовой;
отправитель: г. Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 28.9.55, Омск, Сортировочный отдел; 3.10.55, Ленинград, 15.
25.IX.<19>55 г.
Дорогая мама,
спасибо за посылку, я ее получил и экономно поедаю. 2 твоих открытки тоже получил. Желаю тебе хорошо отдохнуть на даче. У нас кончилось бабье лето, наступила осень: холодно, дождь, ветер. Цветы облетают и вянут.
Здоровье мое ухудшилось, но меня лечат, надо полагать, вылечат.
Надеюсь, что к твоему возвращению с дачи телефон опять включат и быт останется ненарушенным.
Корейских переводов я не читал, ибо «И<ностранная>л<итература>» к нам не попадает.
Целую.
Leon
…отдохнуть на даче. — См. примеч. к письму от 12 июня 1955 г. Во второй декаде августа А. Ахматова вернулась из Москвы в Ленинград: «Вчера была у Анны Андреевны. Сегодня она едет в Питер и оттуда сразу на дачу. Пунины вызвали ее по срочному делу: ей необходимо «показаться», а то соседи ропщут — дачу дали Ахматовой, а она там будто бы и не живет» (Чуковская Л. К. Записки. С. 158). Несмотря на заверение И. Н. Пуниной: «Твоя комната <на даче в Комарове> совершенно готова и оборудована» (Письмо от 4 августа 1955 г. // Звезда. 1996. № 6. С. 142), жить на даче было невозможно. Ср.: «В 1955 году Литфонд стал строить в Комарове свои дачи, одна из которых предназначалась Ахматовой. Летом, когда литфондовские дома еще достраивались, Анна Андреевна жила на даче у нас. <…> Не дождавшись полного окончания работ, Ира увезла Ахматову от нас осваивать свою дачу» (Гитович С. С. В Комарове // Об Анне Ахматовой: Стихи. Эссе. Воспоминания. Письма. Л., 1990. С. 506—507).
…телефон опять включат… — Ср. в письме Л. Н. Гумилева к Э. Г. Герштейн: «От мамы пришла открытка, в которой она горько оплакивает телефон, выключенный на месяц. Мне бы ейные заботы» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 574).
Корейских переводов я не читал… — В № 2 журнала «Иностранная литература» за 1955 г. была напечатана подборка стихов корейских поэтов в переводе А. А. Ахматовой (под названием «Корейские стихи. Из классической поэзии XV—XVI веков»; С. 185).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: г. Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 3.10.55, Омск, Сортиров<очный> отд<ел>; 9.10.55, Москва, Ж-54.
1 октября 1955 г.
Эмма,
это письмо маме, но на Ваш адрес, ибо у Ирки оно будет валяться месяц. Новостей с момента отправки последнего письма нет; все относительно благополучно. Жду Вашего письма с огромным, вполне понятным интересом.
Целую L
Мамочка,
спасибо тебе за заботу, я сбился в счете своих просьб и, откровенно говоря, был уверен, что просимые деньги уже получал и проел. Ну, что ж, проем и эти.
Я очень рад, что Чаренц реабилитирован, хотя бы посмертно. Поэт хороший, стоящий. А вот я предпочел бы для себя быть реабилитированным предсмертно. Это мне как-то больше нравится.
У нас холодно. Все цветы завяли. Теперь наиболее приятное занятие — топить печку. Вот бы на зиму такую работу.
Благодарю еще раз и целую.
Leon
1 октября 1955 г. — День рождения Л. Н. Гумилева, ему исполнилось 43 года.
…Чаренц реабилитирован… — Егише Чаренц (Егише Абгарович Согомонян; 1897—1937) — армянский поэт, прозаик и переводчик, умер в тюрьме; 29 октября А. А. Ахматова заключила договор с Гослитиздатом на перевод его стихов (см.: РНБ. Ф. 1073. № 53. Л. 19).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: г. Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 14.10.55, Омск, Сортиров<очное> отд<еление>; 18.10.55, Москва, Ж-54.
12.Х.1955 г.
Эмма, это маме; Вам напишу особо, дня через два.
Милая мамочка,
спасибо за открытку и заранее благодарю за «Танскую поэзию». Я очень хочу ее читать и даже штудировать, будучи уверен, что извлеку из нее кое-что для моей работы. Наверно, книга толстая, на зиму мне хватит? А что ты переводишь французское? Странно, что тебе 49 год кажется трудным для нас. Действительно, было много работы и мало денег, но насколько хуже все остальные года. Впрочем, ты этого понять не можешь. Я очень рад, что мой дружок тебе звонил. С<ергей> С<ергеевич> очень милый, добрый и благородный человек. У нас уже холодно, небо серое, цветы увяли. Чтобы не очень тосковать, я занимаюсь историей, но нужных книг нет, что очень печально. А просто читать мне уже не интересно. Не´ к чему.
Целую тебя.
L
…заранее благодарю за «Танскую поэзию». — Речь идет о книге китайского поэта Ду Фу (о нем см. примеч. к письму от 26 апреля 1956 г.) в переводе А. Гитовича (примеч. Г. О. Монзелера) «Стихи», вышедшей в Гослитиздате в 1955 г.
Образование централизованной империи Тан (618—907) сопровождалось подъемом культуры и небывалым расцветом литературы, прежде всего поэзии. Традиционно эту эпоху называют золотым веком поэзии Китая. Сохранились имена свыше двух тысяч танских поэтов. Крупнейшие мастера — Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэй, Мэн Хао-жэнь, Бо Цзюй-и и др.
…тебе 49 год кажется трудным… — Этот год был для А. А. Ахматовой действительно трудным: 29 августа арестовали Н. Н. Пунина, 6 октября — Л. Н. Гумилева.
С<ергей> С<ергеевич> — Сергей Сергеевич Серпинский (1900—?) —переводчик с английского, москвич. Был арестован в 1951 г., отбывал «наказание» в одном лагере с Л. Н. Гумилевым: «…С<ергей> С<ергеевич> С<ерпинский> вернулся в Москву и писал мне, что говорил с мамой по телефону. <…> Мы с ним вместе валялись в больнице, и мое состояние здоровья он знает (Письмо от 16 октября 1955 г. // Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 577).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Ж-54, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 30.10.55, Омск, Сортиров<очный> отд<ел>; 2.11.55, Москва, Ж-54.
27 октября 1955 <г.>
Милая мамочка,
трудно тебе писать, ибо я не знаю точно твоего московского адреса, а писать домой, чтобы открытка валялась у Иры — не хочется. Пишу на Эмму, она тебя найдет. Я уверен.
У нас пока тепло, ибо дует не сильный южный ветер из казахских степей. Вот когда подует из тайги — будет холод и снег. Ты правильно делаешь, не готовясь к приему меня, — это примета верная, а достать штаны, я думаю, всегда можно. Узнай, пожалуйста, кто сейчас в Москве специалист по истории Древнего Китая и напиши мне, но не спутай: лингвистов и филологов не надо. Я живу по-прежнему. Событий никаких в моей жизни нет. Понемногу занимаюсь персидским языком.
Целую тебя, твой сын Лев
…я не знаю точно твоего московского адреса… — Ср.: «Анна Андреевна <…> ведет кочевой образ жизни: к Ардовым кто-то приехал. <…> …кочует от Шенгели к Раневской, от Раневской к Петровых. Часто целые дни проводит у Наташи <Ильиной> (Чуковская Л. К. Записки. С. 162—163).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила.
18 ноября 1955 г.
Милая, дорогая мамочка,
наконец-то пришли твои 3 открытки. Правда, я еще не начал волноваться, ибо твоя способность к аграфии мне известна. Но я был очень рад и столь добродушен, что все детали прочел с удовольствием.
У нас тоже зима. Снег белый, небо синее с облаками. Посреди летают сороки, что-то кричат и жрут. Я очень рад, что ты не отстаешь от китайской литературы. Читай историю, она тебе поможет, хотя это слишком большая затрата труда. Бесконечные даты походов и битв для твоей работы значения не имеют. Будь я под рукой, я бы тебе просто рассказал, что нужно, но поскольку меня нет — надо читать. Трудно мне понять — чего они там так тянут. Почему то, что понятно каждому — им непонятно. Да нет, и они великолепно понимают, что вины на мне нет; просто ищут, как выйти из неловкого положения. Я понимаю, что надо ждать по возможности терпеливо и спокойно; я так и стараюсь делать, но не всегда получается. Болезни мои надо лечить, тогда я и не буду болеть. Я лечусь изо всех сил, но обстановка для лечения бывает и лучше. Окончательно я смогу вылечиться в Ленинграде. Это обстоятельство удваивает мое желание получить положительный ответ.
За книгу Окладникова большое спасибо. Хорошая книга и мне нужна. Но очень бы хотелось получить еще: а. По истории Китая, b. По истории Парфии и Сасанидской Персии, c. По вост<очному> Туркестану, d. По Согду и e. По Тибету.
Языки я не забыл, прочту по-франц<узски> и по-английски. Ты сама, даже при помощи Эммы, ничего не сумеешь найти, но обратись за советом к людям знающим. Напр<имер>, в Институт этнографии, Волхонка, 14, где работает Георгий Францевич Дебец. Да и у самого Толстова Сергея Павловича можешь попросить для меня оттиски по указанным темам, только сей последний — муж зело важный, а первый очень любезный и, надеюсь, не откажет помочь. А в Ленинграде надо попросить о том же самом Окладникова Алексея Павловича, он простой и приятный человек. А сами вы с Эммой не сумеете найти то, что нужно — безнадежно. Хотя доброй воли у вас много, но библиография — дело серьезное и специальное. Только не отнесись к моей просьбе так же легкомысленно, как было с Грумм-Гржимайло. Во-первых — это было мне до боли обидно и будет еще обиднее, а во-вторых, книги укрепляют душу, а через нее и здоровье, и, наконец, я ведь не очень часто и много прошу, а каждая книга, в случае если я здесь не помру, пойдет так на пользу, что даже представить трудно. К тому же оттиски дадут бесплатно, а книги стоят меньше, чем платье для Аньки.
Это письмо посылаю в Москву, ибо полагаю, что оно успеет прийти, пока ты собираешься домой, а как поедешь — напиши, я буду слать в Ленинград.
Поблагодари Эмму за хлопоты и милое отношение. Я ей напишу отдельно, через дня 3—4. Будь здорова и весела. Переводи больше; кстати, как «Тимон» — дали ли его тебе? Хорошая, умная вещь.
Привет В<иктору> Еф<имовичу>и Нине Ант<оновне>.
Целую тебя, милая мамочка.
Leon
[Здесь рисунок осьминога.]
P. S. В декабре все-таки должен быть ответ — по законным срокам для следствия и пересмотра.
[Две приписки на полях.]
Мама, ты пойми, я тебя очень люблю и когда сержусь, то из-за этого самого.
Очень жаль, что в книге Окладникова нет ничего про Забайкалье I в. до н. э., а мне это очень нужно.
…способность к аграфии… — То есть отсутствие желания писать письма.
Трудно мне понять — чего они там так тянут. — Логика принятия решений государственными органами остается неподвластной законам этой науки не только в то время, но и значительно позже, ср.: «У Г. А. Шенгели по воскресеньям бывал друг его детства — писатель С. И. Малашкин. <…> Он переговорил об Ахматовой с заместителем Генерального прокурора СССР Мишутиным. Мишутин назначил Анне Андреевне день приема (22.XII.55). Разговаривая с ней, он перелистывал толстое дело и, по словам Ахматовой, с каждой минутой становился все мрачнее и неприступнее. Когда Анна Андреевна убедилась, что он ничего даже не обещает, она спросила: „А можно ли по закону два раза отбывать наказание за одно и то же преступление?“ Прокурор ответил: „Можно“» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 60).
Причина затягивания пересмотра крылась совершенно в другом: «Я была у начальника следственной части Главной военной прокуратуры (вероятно, в январе — начале февраля 1956 г. — Н. К.) <…>. Перед ним тоже лежало толстое дело, перелистывая которое он ссылался на обилие материала, подлежащего проверке. Лицо его было непроницаемо, и, только когда чуть-чуть извиняющимся тоном он указал на главный камень преткновения — отказ Прокуратуры СССР 1954 года, — в нем промелькнуло что-то человеческое» (Там же. С. 63).
А. А. Ахматова уже в декабре понимала истинные причины проволочки прокуратуры, ср. запись Л. К. Чуковской от 11 декабря 1955 г.: «Анна Андреевна слушала мою сбивчивую и длинную речь терпеливо <…>. Потом заговорила сама с нарочитым бесстрастием. „Ваши рассуждения справедливы, — сказала она, — <…>. Вам угодно воображать, что остальные люди не менее вас рады возвращениям и реабилитациям и ждут не дождутся, когда воротятся все. Вы ошибаетесь. Сообразить легко, что если пострадавших миллионы, то и тех, кто повинен в их гибели, тоже не меньше. Теперь они дрожат за свои имена, должности, квартиры, дачи. Весь расчет был: оттуда возврата нет. А вы говорите: самолеты, поезда! Что вы! Оказаться лицом к лицу с содеянным?! Никогда в жизни“» (Чуковская Л. К. Записки. С. 165). См. примеч. к письму от 2 апреля 1956 г.
За книгу Окладникова большое спасибо. — Речь идет о книге А. П. Окладникова «История Якутской АССР» (Якутск, 1955).
Алексей Павлович Окладников (1908—1981) — историк, археолог, этнограф, лауреат государственных премий (1950, 1973), действительный член Академии наук СССР (с 1968). С Гумилевым познакомился во второй половине 1940-х гг., в декабре 1955 г. откликнулся на просьбу А. Ахматовой и написал письмо в прокуратуру СССР в защиту ее сына. В 1957 г. Л. Н. Гумилев и А. Н. Козырев участвовали в экспедиции Окладникова на Ангаре. В дальнейшем Лев Николаевич поддерживал с ним отношения и переписку.
Но очень бы хотелось получить еще… — Л. Н. Гумилев дублирует просьбу, с которой он уже обращался в письме к Э. Г. Герштейн 16 октября: «Докторскую диссертацию я, можно сказать, закончил. Правда, нужно было бы кое-что добавить <…>. Теперь я занят подготовкой приложения: специальной главы по исторической географии и выполнением исторических карт. <…> Я был бы очень рад, если бы Вы с маминой помощью прислали мне несколько необходимых для дополнения работы книг. 1) Толстов С. П. „Древний Хорезм“ или „По следам исчезнувшей цивилизации“. 2) Окладников А. П. „История Якутии“ т. 1 (печатается). 3) Историю Китая (пусть на франц<узском> или англ<ийском> языке), только подробную; маленьких книг очеркового содержания не нужно. 4) Все, что найдется по истории Парфии, Греко-Бактрии, и главное: восточного Туркестана. Тут названий много; не перечислишь. 5) Штук 10—15 контурных карт Китая, для раскрашивания и нанесения надписей. Это обычные школьные пособия» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 577—578).
По истории Парфии… — Речь идет об истории Парфянского царства (250-е до н. э. — 220-е н. э.), соседствовавшего с ареалом расселения тюркских племен.
Сасанидская Персия — период в истории современного Ирана, на территории которого, а также на сопредельных землях, существовало государство под властью иранской династии Сасанидов (224—651); также Вторая Персидская империя.
Восточный Туркестан — субрегион Центральной Азии, ограниченный горами: Тянь-Шань (на севере), Куень-Люнь (на юге), Памир (на западе) и Бей-Шань (на востоке); в VI веке — территория Тюрского каганата, в настоящее время — Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая.
Согд (также Согдина) — историческая область Средней Азии в междуречье Амударьи и Сырдарьи; в VI — VII вв. — территория Тюрского каганата.
Георгий Францевич Дебец — о нем см. примеч. к письму от 9 января 1955 г.
Сергей Павлович Толстов (1907—1976) — археолог и этнограф, исследователь истории народов Средней Азии, чл. — корр. АН СССР (с 1953). Л. Н. Гумилев, видимо, познакомился с ним по рекомендации В. В. Струве: после отказа С. А. Козина от научного руководства Гумилевым в период учебы последнего в аспирантуре и его перехода после катастрофы с заявкой на археологические исследования Каракорума в Иранский сектор Толстов дал согласие стать его научным руководителем. К сожалению, предпринятая попытка спасти аспиранта от отчисления не получила официального оформления (см.: Отчет Иранского сектора за первое полугодие 1947 г. // АВ ИВР РАН. Ф. 152. Оп. 1а. Ед. хр. 943. Л. 7). В библиотеке Гумилева сохранились книги и статьи Толстова.
…чем платье для Аньки. — То есть для Анны Генриховны Каминской, о ней см. примеч. к письму от 13 октября 1954 г.
…как «Тимон»… — Речь идет о драме У. Шекспира «Тимон Афинский»; подробнее см. письмо от 29 апреля 1955 г. и примеч. к нему.
Поблагодари Эмму за хлопоты и милое отношение. — См. примеч. к письму Л. Н. Гумилева, датированное июлем 1955 г.
Привет В<иктору> Еф<имовичу>и Нине Ант<оновне>. — Вероятно, письмо было отправлено на адрес В. Е. Ардова и Н. А. Ольшевской.
[Здесь рисунок осьминога.] — Э. Г. Герштейн вспоминала о жизни Л. Н. Гумилева в первые послевоенные годы: «Он рассказал мне, сколько он успел сдать экзаменов за это время, закончил университет, сдал кандидатский минимум, восхищая этим Анну Андреевну. „Мама удивлена, — писал он, — и называет меня осьминогом“» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 315). В письме от 1 июля 1953 г. А. Ахматова напомнила о семейной идиллии: «Из Ленинграда, мой дорогой Левушка-ос<ь>миногушка, напишу тебе настоящее письмо». Рисунком осьминога Гумилев, вероятно, маркирует свое текущее психологическое состояние.
В декабре все-таки должен быть ответ… — См. примеч. к письму от 16 августа 1955 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги, сложенный вдвое. Синие чернила.
1 декабря <19>55 <г.>
Милая мамочка,
зря ругаешь меня. Я ответил на 3 открытки сразу, но на Москву, а теперь пишу в Город, но если письмо опять тебя не застанет? Не обессудь. И вообще я «изволю» не гневаться, а скорбеть, и очень грустно, что ты не хочешь этого понять. А что я хандрю, так это понятно: у меня уже 3 болезни то чередуются, то объединяются. Это достаточное основание для минорного настроения. Лечусь, конечно, но паллиативно, а ответа на жалобу все нет, так что даже начальство спрашивало меня «почему?», как будто я знаю?! А действительно, ответу пора бы уж быть: со дня допроса кончается третий месяц. Сколько можно?!!!
Птица введена в норму, путем моих невероятных усилий, и огорчать меня перестала. Наоборот, пишет очень симпатичные письма. Не знаю, во что это у нас выльется, т<ак> к<ак> планов не строю, даже на ближайшее будущее. Какое счастье, что я не ревнив и мне более или менее все равно, что она там вытворяет. Правда, желательно, чтобы это было в границах приличия, т<о> е<сть> я хочу от нее того, чего хотели от Анны Карениной ее кузены и кузины. Так ли это — сообщить мне можешь только ты, но, по непонятным причинам, ты игнорируешь мой законнейший интерес. Это зря; ну зачем было держать меня в неведении относительно ее брака, напр<имер>, и т. д. Если ты боялась меня расстроить, то ведь неизвестность расстраивает еще сильнее.
А последними книгами я очень доволен. Правда, теперь у меня здесь есть, наконец, работа мне посильная и приятная, но поглощающая все мое время и силы. Поэтому чтение идет очень медленно, почти так же, как разбор моего дела, но надеюсь, что к концу разбора и книги будут проштудированы.
Посылку с Ду Фу я еще не получил, но благодаря твоим денежным переводам я не нуждаюсь, а на моей работе теперь получу кое-какие деньги. Мне ведь очень мало надо. Я стараюсь меньше есть, ибо очень болит живот.
Насчет Франса я с тобой согласен, а «Сад Эпикура» хуже прочих его книг, которые тоже не очень хорошего вкуса.
Я очень полюбил наши кинокомедии. Прелестна «Укротительница тигров», и очаровательно «Доброе утро», где актриса не очень красивая потрясающе передает лицом настроение; и совсем без гримас — одно выражение. Я нахожу, что наши картины, безусловно, лучше немецких, которые были здесь в таком большом числе, и не уступают французским, которые мне тоже нравятся. Но наши роднее.
Целую тебя, милая мамочка, надеюсь, это письмо тебя или застанет, или догонит, а предыдущее встретит в Москве. Желаю тебе получить интересный перевод, а ты мне пожелай скорого возвращения.
Целую тебя.
L
Я ответил <…>, но на Москву, а теперь пишу в Город… — В 20-х числах ноября Ахматова находилась в Ленинграде, но в начале декабря вернулась в Москву.
…у меня уже 3 болезни… — Имеются в виду сердечная недостаточность (см. примеч. к письму от 30 сентября 1952 г.), приступы аппендицита (см. примеч. к письму от 29 января 1956 г.) и язва двенадцатиперстной кишки (см. примеч. к письму от 5 февраля 1955 г.).
…а ответа на жалобу все нет <…> со дня допроса кончается третий месяц. — Имеется в виду жалоба, отправленная Л. Н. Гумилевым в мае 1955 г. (см. примеч. к письму от 2 августа 1955 г.), а также допрос, проведенный прокурором в сентябре (см. там же).
…зачем было держать меня в неведении относительно ее брака… — См. примеч. к письму от 19 ноября 1954 г.
Посылку с Ду Фу… — См. примеч. к письму от 6 февраля 1955 г.
Насчет Франса я с тобой согласен… — Вероятно, в недошедшем до нас письме А. А. Ахматова сообщила сыну, что ей предложили перевод «Сада Эпикура» А. Франса. 3 октября она заключила договор с Гослитиздатом на перевод, который должен быть представлен 10 января следующего года (см.: РНБ. Ф. 1073. № 53. Л. 17). Ср.: «„А вы любите Франса?“ <— спросила Л. К. Чуковская Ахматову.> — „Нет, что вы! Показная эрудиция, все это выписки. Когда-то мне нравились «Боги жаждут» — посмотрела недавно, — да это сырой материал, настриженный ножницами и еле соединенный!“» (Чуковская Л. К. Записки. С. 161).
«Укротительница тигров» — кинокомедия Н. Кошеверовой и А. Ивановского, вышла на экраны в 1954 г.
«Доброе утро» — кинокомедия о жизни молодежи на одной из строек, вышла на экраны в мае 1955 г., режиссер Андрей Фролов.
…актриса не очень красивая потрясающе передает лицом настроение… — Татьяна Георгиевна Конюхова.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Листы нелинованной бумаги: четверть листа потребительского формата и лист, сложенные вдвое. Фиолетовые чернила.
7 дек<абря> <19>55 г.
Милая мамочка,
пишу теперь на Москву, т<ак> к<ак> полагаю, что ты к моменту получения моего письма окажешься в Москве, а письмо, направленное в Город, тебе перешлет Ира.
Ты оказалась права: Ду Фу — чудесный подарок. Гитович молодец, стих энергичный и анахронизмов почти нет. Не ругаться, а благодарить тебя за эту книгу хочу я. Там есть только одна досадная неточность, но в ней виноват комментатор. «Туфани» не степное племя, а название тибетского царства в VII—IX вв. Монзелеру это следовало бы знать. Но от этого книга не теряет. Она мне понравилась еще больше, чем Бо Цзю<й>-и, тем более что я знаю эпоху.
Живу я по-прежнему, немного работаю, немного болею и немного скучаю. Всего понемногу, но вместе более чем достаточно. Погода у нас пока мягкая, теплый ветер и мягкий снег. Когда топится печка — даже уютно.
Спасибо за заботу: посылки, книги, деньги. Теперь у меня всего много. Я в изобилии. Не хватает, главным образом, душевного покоя, но его, очевидно, будет не хватать всегда. Стало очень пусто кругом и одиноко. Задержался я здесь слишком долго. Все время меня отрывают, никак не могу закончить письмо. Так вот, мамочка, ты не думай, что я на тебя сержусь, но я часто, слишком часто, из-за твоих ответов, слишком лаконичных, огорчаюсь.
Но ты обрати внимание: как мы плохо понимаем Восток. Принято думать, что в средневековом Китае женщина была принижена; а в «Танских новеллах», переведенных Лялей Фишман, бабой не глупой и не плохой, целая апология женских достоинств, причем воспеты женщины от царских фавориток до гетер. Куда до этого слюнявому рыцарскому, вернее провансальскому, роману, где герой всегда барон фон Грюнвальдус.
Китайское миролюбие тоже вещь более чем относительная. Достаточно прочесть «Троецарствие», чтобы отметить, что там внутренняя война с полным напряжением продолжалась ок<оло> 70 лет, тогда как в Европе пороху хватает лет на 7—10. Хваленая китайская или индийская веротерпимость — такой же миф. Там бывали религиозные войны, почище Реформации и преследования еретиков, не слабее инквизиции. У меня есть «История Индии», которую я выменял на III том Мом<м>зена. Авторы — образованные индусы, но до чего примитивна их историческая методика. Я не об идеологии говорю, а именно об умении, чисто ремесленном, но необходимом; оно иначе называется мастерство. Так вот у них его нет. Это я тебе сообщаю для того, чтобы ввести тебя в понимание Востока, необходимое для твоих переводов. Если опять получишь китайцев или вроде, напиши мне, только толково и подробно, что тебе дали и что тебе непонятно. Я постараюсь прислать тебе пояснения по эпохе и стилю, без воды и словоблудия. Это будет ключ к эпохе и подробности, с помощью коих ты сможешь избегнуть анахронизмов. Вот у Гитовича я нашел слово «мандарины». В Танскую эпоху этого слова быть не могло, т<ак> к<ак> оно ман<ь>чжурское. Редактор должен бы исправить, а не заметил; досадно. А вот от этих мелочей очень много зависит.
Но хорошо бы, если б ты получила текст до Х в. Позднее я плохо знаю, т<ак> к<ак> еще не проработал тексты и даты. Я хочу хоть чем-нибудь быть тебе полезен, хотя и не являюсь причиной собственной бесполезности.
Целую тебя, милая, дорогая мамочка. Очень я соскучился, но, видимо, это не имеет никакого отношения к моей судьбе. Эх, если б я был чем-нибудь хоть чуть-чуть виноват. Тогда меня судил бы суд, и я, во-первых, меньше получил бы, а во-вторых, получил бы сейчас скидку и был бы на воле. А теперь концов не найдешь. Да похоже на то, что их и не ищут. Отбрехиваются для отвода глаз.
Еще раз целую тебя.
Leon
…пишу теперь на Москву… — Конец 1955 г. А. А. Ахматова провела в Москве; о планах матери Л. Н. Гумилев, видимо, узнал из писем Э. Г. Герштейн, которая была ходатаем по государственным инстанциям по делу о его освобождении: «В прокуратуре ни за что не хотели назвать его (Л. Н. Гумилева. — Н. К.) статью. Как только Л<ев> Н<иколаевич> мне ее сообщил, я, захватив копии характеристик, пошла к Суркову. <…> Он тотчас снял телефонную трубку и позвонил при мне заместителю военного прокурора Терехову. <…> Разговор с Тереховым он начал с имени Ахматовой, о которой он сказал ряд одобрительных слов: о ее поведении на встрече с оксфордскими студентами (см. письмо А. Ахматовой от 27 марта 1955 г. и примеч. к нему. — Н. К.), о том, что она была делегатом на съезде писателей, о ее выступлении в „Огоньке“ и переводческой работе. <…> И все-таки в прокуратуре я не чувствовала сдвига» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 62—63).
…Ду Фу — чудесный подарок. — См. примеч. к письму от 12 октября 1955 г.
Гитович молодец… — Имеется в виду А. И. Гитович, о нем см. примеч. к письму от 5 февраля 1955 г. Первоначальную характеристику Гитовича-переводчика, данную Л. Н. Гумилевым, см. в тексте того же письма.
«Туфани» не степное племя, а название тибетского царства в VII—IX вв. — Тибетцы в китайских средневековых источниках именуются «тубо», но второй иероглиф имеет и другое чтение — «фань», в европейской исторической литературе закрепилось мнение, что китайцы называли тибетцев «туфанями»; подробнее см.: Крюков М. В., Малявин В. В., Софронов М. В. Китайский этнос в средние века (VII—XIII). М., 1984. С. 76.
Монзелеру… — Георгий Оскарович Монзелер (1900—1959) — востоковед, переводчик с японского и китайского языков. В 1924—1931 гг. заведовал отделом Дальнего Востока в Музее антропологии и этнографии АН СССР (Кунсткамера); в 1933—1938 гг. — научный сотрудник Института востоковедения. После возвращения с фронта работал в Музее религии.
Она мне понравилась еще больше, чем Бо Цзю<й>-и… — См. письмо от 13 октября 1954 г. и примеч. к нему.
…в «Танских новеллах» <…> целая апология женских достоинств… — Имеется в виду книга: Танские новеллы / Пер. с кит., послесл. и примеч. О. Л. Фишман. М., 1955 — сборник классических китайских новелл, написанных во времена династии Тан. Действительно, в представленных новеллах центральными персонажами стали героини, наделяемыми авторами лучшими человеческими качествами: душевной чистотой, цельностью натуры, самопожертвованием.
…переведенных Лялей Фишман… — Речь идет об Ольге Лазаревне Фишман (1919—1986), литературоведе-синологе и переводчице, лауреате премии С. Жюльена за комментированный перевод «Заметок из хижины „Великое в малом“» Цзи Юня.
…где герой всегда барон фон Грюнвальдус. — Аллюзия на пародию Козьмы Пруткова на немецкие баллады, впервые опубликованную в журнале «Современник» в 1854 г. Л. Н. Гумилев нередко цитировал строки из нее:
Барон фон Гринвальдус,
Сей доблестный рыцарь,
Всё в той же позицьи
На камне сидит.
Достаточно прочесть «Троецарствие»… — Имеется в виду исторический роман китайского писателя Ло Гуань-чжуна (1330?—1400?), созданный на основе династийной «Истории трех царств» историографа Шоу (233—297), повествующий о событиях III в. н. э., когда после гибели династии Хань на территории страны образовались враждующие между собой три царства: Вэй, Шу и У; изд. на рус. яз см.: Ло Гуань-чжун. Троецарствие / Пер. с кит. В. А. Панасюка; под ред. В. С. Колоколова. М., 1954. Оценку романа Гумилевым см. в письме от 9 января 1955 г.
Там бывали религиозные войны… — Термин «религиозные войны» в полной мере приложи`м исключительно к европейским реалиям: в Китае не было монополии одной религии, там — как на уровне официальной идеологии, так и отдельной личности — был выработан механизм взаимодействия «трех учений» — конфуцианства, даосизма и буддизма, которые разделили сферы духовной жизни, породив своеобразный религиозный синкретизм; прерогативой конфуцианства была сфера этики, политики и социально-семейных отношений, даосизм с его магией, практиками и метафизикой преобладал в сфере чувств, буддизм заботился о спасении души. Однако в разные исторические эпохи в Китае случались гонения на буддизм и борьба с сектантскими движениями внутри религиозных течений. Имевшие место антибуддийские настроения, которые зачастую выливались в крестьянские волнения и антиправительственные восстания, были вызваны не религиозной нетерпимостью, а стремлением ослабить финансово-экономическую мощь хорошо организованной буддийской Церкви, которая обладала внушительными земельными, финансовыми и людскими ресурсами.
У меня есть «История Индии», которую я выменял на III том Мом<м>зена. — Вероятно, речь идет о кн.: Синха Н. К., Банерджи А. Ч. История Индии. М., 1954. Данное издание по-прежнему не теряет своей научной актуальности, включает подробное описание политической истории Индии наряду с обзорными статьями по культуре и идеологии.
…я нашел слово «мандарины». В Танскую эпоху этого слова быть не могло, т<ак> к<ак> оно ман<ь>чжурское. — В сборнике, о котором идет речь, слово «мандарин» встречается лишь в стихотворении «Больное мандариновое дерево» исключительно в значении фрукта. Иное его значение появилось во времена правления маньчжурской династии Цин (1644—1911) — так европейцы называли чиновников императорского Китая, причем оно происходит от португальского mandar — «командовать», «управлять».
Тогда меня судил бы суд… — Наряду с декларированной Конституцией 1936 г. нормой, что «правосудие в СССР осуществляется <…> народными судами» (ст. 102) «с обеспечением обвиняемому права на защиту» (ст. 111), в стране существовала параллельная структура с правом вынесения внесудебного наказания (отправка в ссылку, заключение в ИТЛ, высылка из страны и даже расстрел) — Особое совещание при НКВД (МГБ) СССР, созданное Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. № 22, судебный орган, не предусмотренный Конституцией. Именно этим органом Л. Н. Гумилев 13 сентября 1950 г. был осужден на 10 лет «за принадлежность к антисоветской группе, террористические намерения и антисоветскую агитацию».
…получил бы сейчас скидку… — Приговором, вынесенным Особым совещанием, местом отбывания назначенного срока заключения Л. Н. Гумилевым определялся так называемый особый лагерь.
Особые лагеря, составившие группу лагерей первой категории, были выделены (или вновь организованы) в самостоятельную структуру ГУЛАГа секретным Постановлением СМ СССР № 416-159сс «Об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания на поселение в отдаленные местности СССР» от 21 февраля 1948 г. и организационно оформлены Приказом МВД СССР № 00219 «Об организации особых лагерей МВД» от 28 февраля 1948 г. В них направлялись осужденные по статье 58, которых предполагалось использовать преимущественно на физически тяжелых работах. Указанными документами предусматривалось, что отбывавшие наказание в таких лагерях лишались права на сокращение срока наказания, каких-либо льгот, предусмотренных Исправительно-трудовым (аналогом современного Уголовно-исполнительного) кодексом, а после освобождения независимо от приговора они «направлялись по назначению МГБ СССР в ссылку на поселение» (см.: История сталинского ГУЛАГа: Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов: Собрание документов. В 7 т. М., 2004—2005. Т. 2. Карательная система: структура и кадры. С. 326—327).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила.
10.XII.<19>55 <г.>
Милая, родная мамочка.
Вот какое милое письмо ты мне написала на трех открытках. Ты можешь овладеть эпистолярным стилем, но, очевидно, тебе нужно вдохновение — тогда получается.
Очень порадовало меня мнение Вас<илия> Вас<ильевича> обо мне, а тот, кто ему писал, был полгода моим другом — «кирюхой», т<о> е<сть> мы с ним «вместе кушали». Он очень хороший и умный человек, знаток культуры Востока и ее особенностей, в отношении истории он, конечно, гораздо компетентнее тех баб, которые сейчас дают консультации в И.В.А.Н.е (так. — Н. К.). Сейчас ему очень неважно, а жаль. Тяжело томиться в таежной деревне. Жаль, что ты не догадалась позвонить Печковскому; он бы рассказал тебе, как я представлял Улиту и Луку Лукича, и должен бы поблагодарить тебя за посылки мне, в уничтожении коих он принимал живое участие. С тех пор как мы расстались, я опять не подхожу близко к сцене.
Работа у меня, сейчас, очень хорошая, но не постоянная; впрочем, постоянного вообще ничего нет. Настроение лучше. Надолго ли уехала в экспедицию Новая Таня? Она мне не ответила на последнее письмо, а с нею такое еще не бывало. Может быть, была очень занята. Еще раз спасибо за книги. Мне их хватит месяца на два, если удастся улучить время для занятий, что далеко не всегда возможно. Теперь каждая новая книга по Азии дает мне хоть маленькую, но всегда ценную черточку для моей истории Срединной Азии. Она ведь далека до окончания: это скелет, уже обросший мясом, но нет кожи, волос, ногтей и т. п. К сожалению, довести до совершенства я смогу только в Городе, ибо нужно: a) много книг и b) приподнятое, спокойное расположение духа. Боюсь, однако, что там возобновится игра в «Моцарта и Сальери», а мне она ох как надоела. Что они там подсунули тебе Тукая; поэт этот правда знаменит, но вряд ли интересен, ибо провинциален. Но делать нечего — переводи, скорее будет течь время. Нет хуже, как сидеть без дела.
Большое спасибо тебе за посылку, которую я, наверно, скоро получу, и за заботу.
Целую тебя крепко.
Leon
…мнение Вас<илия> Вас<ильевича> обо мне… — Речь идет о характеристике научного потенциала Л. Н. Гумилева, данной академиком В. В. Струве во втором ходатайстве, переданном Ахматовой в начале декабря (см. также сноску на с. 94): «Насколько мне известно, в настоящее время производится пересмотр дел осужденных за время, когда во главе органов государственной безопасности стоял Берия. В связи с этим позволяю себе обратиться к Вам с усердной просьбой ускорить рассмотрение дела Льва Николаевича Гумилева <…>. Его отличные способности и исключительная память позволили ему, даже находясь в условиях своего места заключения и будучи болен, написать две крупных и солидных научных работы, охватывающих историю Средней Азии от Китая (включительно) до Каспия и южнорусских степей и восстанавливающих впервые картину политических событий и общественно-культурной жизни этой огромной области, столь тесно и кровно связанной с СССР исторически и политически.
Но эта работа, как она ни значительна, представляет лишь малую долю того, что этот ученый был бы в состоянии сделать, имея необходимые условия для своей научной работы» (Вспоминая Гумилева. С. 336).
…тот, кто ему писал… — Речь идет о Михаиле Федоровиче Хване (1904—1978), китаеведе и японисте, разработавшим оригинальную систему анализа иероглифической письменности. Дважды арестовывался. Приговорен в 1944 г. к 15 годам ИТЛ. Отбывал срок в Унжлаге и Камышлаге, где познакомился с Л. Н. Гумилевым; после освобождения из лагеря в июле 1955 г. жил на поселении в пос. Жирновка Колыванского р-на Новосибирской обл. (статус поселенца был снят в апреле 1956 г.). После освобождения Гумилева Хван приезжал в Ленинград, помогал ему в работе; ученые подготовили и издали кн.: Иакинф. Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии. Чебоксары, 1960. С середины 1960-х гг. М. Ф. Хван работал на Восточном факультете ЛГУ.
М. Ф. Хван 9 сентября 1955 г. обратился к академику В. В. Струве с письмом о необходимости срочно возобновить хлопоты для спасения Л. Н. Гумилева.
…был полгода моим другом — «кирюхой»… — В письмах из лагеря Л. Н. Гумилев подробно поясняет значение слова «кирюха»: «Челов<еческие> отношения бывают разные и вытекающие из них обязательства тоже разные. Здесь есть несколько степеней, напр<имер>: a) простое знакомство — обязывающее при случае дать человеку рекомендацию или оказать мелкую бытовую услугу; b) приятельство — обязывающее исполнить необременительную просьбу; c) дружба, предполагающая помощь в беде и d) то, что называется: „мой кирюха“, с которым всё пополам и который обязан заботиться о своем „кирюхе“ сам, во всех случаях жизни. Все это обязанности, а не проявление доброй воли; они обоюдны и без них невозможны отношения» (Письмо от 08.10.1955 г. // Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 121).
Он <…> знаток культуры Востока и ее особенностей… — М. Ф. Хван, кореец по происхождению, родился и вырос в Маньчжурии в местечке Имянго, корейский язык наряду с русским был его родным языком.
…не догадалась позвонить Печковскому… — Николай Константинович Печковский (1896—1966) — оперный певец, до войны — солист Театра оперы и балета им. Кирова, во время войны оказался на оккупированной территории, зарабатывал на жизнь концертной деятельностью; после войны — в лагерях. См. фрагмент его «Воспоминаний оперного артиста» (Вспоминая Гумилева. С. 189—190). Был освобожден без права свободного передвижения по стране в сентябре 1954 г. и зачислен в Омскую филармонию солистом и режиссером.
…как я представлял Улиту и Луку Лукича… — Будучи руководителем драматического кружка Камышлага в Междуреченске, Печковский привлек Л. Н. Гумилева к постановкам комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» (роль смотрителя училищ Луки Лукича Хлопова) и пьесе А. Н. Островского «Лес» (роль ключницы Улиты).
Надолго ли уехала в экспедицию Новая Таня? — Аберрация Л. Н. Гумилева: Т. Б. Казанская (Новая Таня) в это время преподавала в Ленинградском педагогическом институте, к тому же готовилась к защите кандидатской диссертации, состоявшейся в следующем, 1956 г. Вероятно, подразумевается Т. А. Крюкова (Старая Таня). Ср.: в письме к Н. В. Варбанец от 8 октября 1955 г. Лев Николаевич уверял свою корреспондентку, что «посылки мне отправляла Новая Таня, а не Ира» (Письмо от 8 октября 1955 г. // Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 121), хотя продовольственные посылки из Ленинграда по просьбе Анны Андреевны отправляла, как правило, Т. А. Крюкова (см. письмо от 27 марта 1955 г.).
…для моей истории Срединной Азии. — После защиты кандидатской диссертации «Политическая история первого тюркского каганата (546—659)» Гумилев продолжил исследования по истории кочевых народов, прерванные третьим арестом. В ходе следствия многие научные наработки были утрачены (как не имеющие отношения к делу и не представляющие ценности для следствия, были уничтожены путем сожжения машинописная рукопись (481 л.) и различные записи, составившие отдельную папку). Во второй половине 1952 г. он получил разрешение заниматься научной работой, которое использовал для восстановления утраченной рукописи. Новая редакция «Истории Срединной Азии» (упоминается в «Завещании» от 25 марта 1954 г.; см. примеч. к письму от 2 июня 1954 г.) в октябре 1955 г. была отправлена Э. Г. Герштейн для передачи Н. И. Конраду (см. примеч. к письму Л. Н. Гумилева, датированное июлем 1955 г.).
…подсунули тебе Тукая… — Речь идет о предложении Гослитиздата о переводе стихотворений (договор был заключен только 23 апреля 1956 г.; см.: РНБ. Ф. 1073. № 53. Л. 22) татарского народного поэта и литературного критика Габдуллы Мухамедгарифовича Тукая (1886—1913) для его сборника «Избранное» (М., 1957); в том же году ахматовские переводы Тукая были напечатаны в «Антологии татарской поэзии» (Казань, 1957).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной почтовой бумаги.
Суббота, 24.XII.<19>55 <г.>
Дорогая, милая мамочка.
Поздравляю тебя с наступающим новым годом и желаю всего лучшего, а именно: переводить китайскую лирику, пользуясь консультациями толкового востоковеда, напр<имер> меня.
У нас ударили морозы, сегодня 42°. Работяги на работу не пошли и отдыхают. Ветер режет лицо, снег стал звонкий и очень крепкий. Надо сказать, климат здесь препаскудный. В Кемеровской области гораздо лучше.
В моем существовании заметных перемен и событий нет; день складывается из несения работы, куда входит топка печи с выносом золы и приносом угля (это наиболее приятная часть), затем выполнение прямых обязанностей, что отнюдь не неприятно, принятие лекарств, и иногда удается часок почитать книгу. Как видишь, пока все относительно благополучно, если не считать морального состояния, на него не принято обращать внимания. Стало одиноко и пусто вокруг; много знакомых уехало, многие сидят на чемоданах и нерв-
ничают. Я, хоть сижу на табуретке, заражаюсь общей нервозностью, и поэтому мне стало труднее размышлять о хуннах, уйгурах и Ань Лушане. На последние три письма я не получил от тебя ответа, но я не волнуюсь, а думаю, что никакой сверхъестественной причины тут нет, а просто ты чем-то отвлеклась и не ответила.
Письмо это к новому году опоздает, ибо сегодня меня отвлекли занятия и дела, и почта уже ушла. Теперь до понедельника, т<о> е<сть> 26.XII, а марок для авиа нету. Уж ты не сердись, я не нарочно…
Вчера был в кино, смотрел немецкую картину. Куда им до наших! Сейчас самые милые — это наши картины, комедии, да еще неплохие французские, они со вкусом. А немцы, видно, никогда не научатся искусству и будут делать только пуговицы и машинки для заточки карандашей. На большее они не способны.
Мороз все держится, я усиленно топлю печку и пока сижу около нее без бушлата, что является достижением.
Сейчас отправлю письмо на Москву, т<ак> к<ак> думаю, что ты там.
Целую тебя, милая мамочка,
L
Письмо написано на оборотной стороне листа с письмом Л. Н. Гумилева к Э. Г. Герштейн от 23 декабря 1955 г. (см.: Герштейн. Э. Г. Мемуары. С. 587); при первой его публикации Эмма Григорьевна так прокомментировала тот факт, что письмо сохранилось в ее личном архиве: «Письмо написано на 2-й странице почтового листа бумаги. Прочитав его, Анна Андреевна оставила письмо у меня» (Герштейн Э. Анна Ахматова и Лев Гумилев: размышления свидетеля // Знамя. 1995. № 9. С. 170).
…размышлять о хуннах, уйгурах и Ань Лушане. — Истории хуннов (гуннов) посвящены две работы Гумилева: «Хунну: Срединная Азия в древние времена» (М., 1960) и «Хунны в Китае. Три века войны Китая со степными народами III—VI вв.» (М., 1974); об уйгурах и Ань Лушане рассказано в книге «Древние тюрки» (М., 1967).
Ань Лушань — о нем см. примеч. к письму от 13 октября 1954 г.
На последние три письма я не получил от тебя ответа… — А. Ахматова продолжала хлопоты по реабилитации сына: к ходатайству Н. И. Конрада добавились ходатайства В. В. Струве, М. И. Артамонова и А. П. Окладникова, переданные Э. Г. Герштейн в прокуратуру, А. А. Сурков разговаривал с заместителем военного прокурора Г. А. Тереховым, С. И. Малашкин организовал прием заместителем генерального прокурора А. Н. Мишутиным (см. примеч. к письму от 18 ноября 1955 г.), — однако результата не было. Ср.: «Третьего дня вечером была у Анны Андреевны. <…> Реабилитирован Квитко. Посмертно. Реабилитирован Мейерхольд. Посмертно. Этими известиями встретила меня Анна Андреевна. Я не посмела спросить о Леве. Она сказала сама: „С Левой плохо“» (Чуковская Л. К. Записки. С. 163).
1956
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила. Конверт.
Получатель: Москва, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 25.1.[56], Омск, [Сортировочный отдел]; 31.1.56, Москва, Ж-54.
23.I.<19>56 г.
Милая, дорогая мамочка,
удивительная, удивляющая собственного сына. Причин к тому три: твой неизвестно откуда взявшийся аппендицит. Он тебе совсем ни к чему. Мне тоже собираются его вырезать, т<ак> к<ак> есть подозрение, что в моем животе бедокурит именно он. Но если он не виноват, я просил хирурга его не наказывать. Итак, в этом плане мы паритетны. Второе — это неполучение писем от меня; т<ак> к<ак> ты упорно ставишь обратный адрес Кр<асной> Конн<ицы>, я туда и написал, и, вероятно, Ира забросила куда-нибудь письмо, не считая нужным утруждать себя пересылкой. Ты хоть в тексте указывай, куда тебе отвечать: в Город или в Москву.
Третье — ну почему ты думаешь, что я должен на тебя сердиться? Литературные дела твои — вещь существенная, и сообщать об них мне, безусловно, надо. Кстати, прочел в «Огоньке» твой перевод Маркаряна (так. — Н. К.), неплохо, и там же Марусин — паршиво. Старушка-переводчица! в молодости у нее получалось лучше; особенно портит последняя строфа, с неточной рифмой.
А «Новый мир» мы не получаем, и писем Карамзиных я прочесть не смогу. Но с твоей версией гибели Пушкина я согласен по другим основаниям — психологическим. Если прок<урор> удосужится посреди прочих забот заняться прямым делом и рассмотрит мое дело — то я при встрече тебе объясню этот ход мысли и выводы из него.
Очень жаль, что тебе суют переводить корейцев, а не китайцев. Они очень разные, несмотря на то, что культура у них одна. Китайцев я научился чувствовать, любить и понимать, а корейцы — сфинксы. Под их масками ничего не поймешь. Загадочный народ и очень древний. По китайцам я бы мог тебе помочь консультацией, а по корейцам не берусь.
Благодарю тебя за 200 р<уб>. (они пришли вчера, и я их скоро получу) и за собранную посылку, которая, надеюсь, не пропадет, как предыдущая. С твоей помощью я живу безбедно и ем каждый день котлету за 3 р<уб>. Но это не значит, что я не хочу окончания пересмотра. Очень хочу домой, ибо вижу, что, хотя меня пересматривают в последнюю очередь, но даже она наступила.
Целую тебя, милая мамочка, и желаю тебе хорошего здоровья и веселья и покоя, а евр<ейскому> поэту передай привет.
Leon
Р. S. Не успел я отправить это письмо, как получил дополнение к нему, от Эммы и двух моих друзей. Очень это меня порадовало. Спасибо, родная мамочка, за твою заботу, я очень, очень счастлив, что я не покинут, и ради этого счастья стоило перенести всю ту боль, которую я испытал. Я не стал мизантропом, наоборот. Еще раз целую тебя и очень люблю тебя, мама.
L
[Приписка на полях.]
Достал отрывки из «Фауста» в пер<еводе> Бор<иса> Леон<идовича>. Прекрасно!
…удивительная, удивляющая собственного сына. — Ср. реплику Гамлета в переводе Б. Л. Пастернака: «О удивительный сын, так удивляющий свою мать!» («Гамлет», акт III, сцена 2).
…твой неизвестно откуда взявшийся аппендицит. — Это были первые приступы аппендицита, который не оперировали из-за больного сердца Ахматовой. Однако операцию все-таки пришлось сделать в июле 1960 г. Подробнее см.: Пунина И. Н. Летом 1960 года // «Я всем прощение дарую…»: Ахматовский сб. М.—СПб., 2006. С. 42—48.
Мне тоже собираются его вырезать… — Речь идет о назначенной операции по удалению аппендикса; см. письмо от 29 января 1956 г.
…прочел в «Огоньке» твой перевод Маркаряна… — В № 2 журнала «Огонек» за 1956 г. на с. 24 была напечатана подборка стихов армянской поэтессы и переводчицы Маро Маркарян (1915/1916—1999) под названием «Любовь», в которую вошли стихотворения: «Персиковое деревце» («Ты расцветаешь, персик мой…»), «Калитку в милый сад…» в переводе А. А. Ахматовой, а также «Песня» в переводе М. Петровых. 11 августа 1955 г. Ахматова заключила договор с издательством «Советский писатель» на перевод стихов Маро Маркарян
(РНБ. Ф. 1073. № 50. Л. 6).
…там же Марусин… — Имеется в виду Мария Сергеевна Петровых (1908—1979), которую Ахматова считала очень талантливой поэтессой. Л. Н. Гумилев в первой половине 1930-х гг. был влюблен в нее (подробнее см.: Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 422 и др., по указ.). Мария Сергеевна поддержала А. Ахматову во время следствия после третьего ареста Гумилева, в частности ссужала ее деньгами, передаваемыми в Лефортовскую тюрьму.
Старушка-переводчица! — В это время М. С. Петровых было 47 лет. Ирония Л. Н. Гумилева восходит к шуточному стихотворению О. Э. Мандельштама и намекает на хлопоты А. Ахматовой за судьбу сына после слухов о его влюбленности в Марию Сергеевну:
Марья Сергеевна, мне ужасно хочется
Увидеть вас старушкой-переводчицей,
Неутомимо, с головой трясущейся,
К народам СССР влекущейся…
А «Новый мир» мы не получаем, и писем Карамзиных я прочесть не смогу. — Речь идет о публикации И. Л. Андронникова «Тагильская находка» и подборке писем (публ. Н. Боташева; Новый мир. 1956. № 1) из переписки Екатерины Андреевны (1780—1851), Софьи Николаевны (1802—1856) и Андрея Николаевича (1814—1854) Карамзиных, жены (во втором браке), дочери от первого и сына от второго брака Н. М. Карамзина (1766—1826). Письма, обнаруженные в 1939 г. в Нижнем Тагиле, относятся к 1836—1837 гг., в них отражены события последних преддуэльных месяцев жизни А. С. Пушкина.
…суют переводить корейцев… — Речь идет о книге «Корейская классическая поэзия», вышедшей несколько месяцев спустя; см. примеч. к письмам от 5 марта 1955 г. и от 9 июня 1955 г.
…евр<ейскому> поэту… — Речь идет о Матвее Михайловиче Грубияне, о нем см. примеч. к письму от конца февраля 1956 г.
…в пер<еводе> Бор<иса> Леон<идовича>. — «Фауст» И. В. Гёте в переводе Б. Л. Пастернака впервые вышел в свет в 1953 г. (2-е изд.; 1955).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги, разрезанный вдоль. Карандаш. Конверт.
Получатель: Москва, Щипок, 6/8, [кв. 67], Эмме Григорьевне Герште[йн];
отправитель: г. Омск, [29, п/я Ух 16/11], Гумилев [Л. Н.].
Почтовые штемпели: 31.[01.56, Омск, Сортировочный отдел]; 5.02.56, Москва, Ж-54.
29.I.<19>56 <г.>
Дорогая мамочка,
это очень хорошо, что ты обойдешься без операции. Мне вырезали аппендикс. Этот сукин кот оказался виноват в моей животной боли. Он был уже гнилой. Вовремя вырезали. Но было немного больно, и я уже пятый день лежу пластом и жру лекарства. Лучше тебе без этого обойтись.
Сегодня температура кончилась, и я первый раз принял вертикальное положение, на 2 минуты. Завтра попробую ходить. Но самое главное — жуткая боль в животе кончается, исчезает, надеюсь, что я избавлюсь от нее совсем.
Сегодня получил обе посылки: заблудшая тоже вернулась, видимо, прокатившись до Владивостока. Смогу поправиться и отъесться. После такой операции на поправку положен месяц. Авось за это время будет и ответ; пора бы уж. Последнее время до и после операции ничего не читал, из-за живота, а теперь хочу опять взять Ду Фу. Очень он мне нравится.
Целую тебя, милая мамочка, и желаю поправиться без хирурга, что, говорят врачи, возможно. Очень тебя люблю,
сын Лев
Мне вырезали аппендикс. — По свидетельству самого Л. Н. Гумилева (см. письмо от 29.01.1956 г. Н. В. Варбанец), операция по удалению аппендикса была проведена 24 января: «…мне вырезали аппендикс. Этот сукин кот бедокурил у меня в животе. Он уже начал гнить. Пять дней назад я лежал без задних ног и даже хотел диктовать письмо тебе, но сегодня ожил и пишу сам. <…> мы с хирургом торжествуем» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 137).
…заблудшая тоже вернулась… — Имеется в виду посылка, речь о которой идет в письме от 23 января 1956 г.
…опять взять Ду Фу. — Имеется в виду сборник Ду Фу «Стихи», о котором говорится в письме от 5 февраля 1955 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Ж-54, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 6.2.56, Омск, [Сортировочный отдел]; 11.2.56, Москва, Ж-54.
<4 февраля 1956 г.>
Это маме.
Мама, ты либо не читаешь моих писем, либо уж не знаю что?! Ты упорно даешь лен<инградский> адрес, хотя ты в Москве, что тайна только для меня; да и я знаю. А когда Ирка письмом подтерлась, ты обвиняешь меня, что я не пишу. Ну, куда же, черт возьми, писать! и так ты усложняешь жизнь и без того трудную, хоть и не для тебя. Да дай ты своему анг<елу>-хран<ителю> хоть чуть отдохнуть, а то он у тебя, как Мартин Иден в прачечной, с ног сбился. Но работает хорошо. Молодец. Ты не сердись: я ругаюсь не со злобы, а с досады. Хоть немного подумай над своими деяниями.
У меня все в порядке: поедаю обе посылки и постепенно поправляюсь. А что обо мне пишут академики — или это секрет от меня, хотя и не секрет больше ни от кого? Мама, мама, ну зачем ты так? Ладно. Целую тебя, отойду, еще напишу.
L
Датируется на основании почтовых штемпелей и слов Л. Н. Гумилева в письме к Э. Г. Герштейн от 5 февраля 1956 г.: «Вчера я отправил маме ругательное письмо. Я не буду в обиде, если вы его не отдадите и передадите содержание своими словами. Но я был так раздосадован, ну что я мог другое написать <…> на днях напишу открытку маме» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 594).
…ты в Москве… — 22 декабря 1955 г. А. А. Ахматова была на приеме у заместителя генерального прокурора СССР Александра Николаевича Мишутина (1905—1988) (подробнее о визите к А. Н. Мишутину см. в примеч. к письму от 18 ноября 1955 г.), после чего ей стало плохо. На
следующий день ее положили во 2-ю Градскую больницу по поводу острого аппендицита.
На операцию врачи не решились из-за плохого состояния сердца. 6 января 1956 г. Ахматову выписали из больницы, и она вернулась к Ардовым в дом на Ордынке. См.: Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. С. 492—493, а также: Ардов М., Ардов Б., Баталов А. Легендарная Ордынка: [Сб. воспоминаний]. СПб., 1997. С. 32—33, 100—113.
Ирка — И. Н. Пунина; о ней см. примеч. к письму от 28 октября 1954 г.
У Пуниных в Фонтанном Доме Л. Н. Гумилев чувствовал себя чужим. 8 октября 1955 г. он объяснил свою позицию Н. В. Варбанец: «Ну до чего можно ошибаться в людях?! Иру я знаю как облупленную; твой портрет неверен ни в одной детали. Мы с ней действительно как брат и сестра, вроде Петра и Софьи. Я не рассказывал тебе о тех годах, которые я прожил, будучи зависим (материально и квартирно) от ее папаши. Морду набить надо бы прохвосту, а Ирка еще черствее. Она любит маму, как пьявка любит лягушку, к которой она присосалась, и заботится об ней только потому, что у мамы много денег. Помнишь, как мама болела в 49 году? Где тогда была Ира? А меня она всегда терпеть не могла, и меняться ей не к чему.
Не я „подчеркивал, что она чужая“, а, наоборот, меня всегда отшибали к чертовой матери. Ты этого не знала, и распространяться на эту тему я не хочу, чтобы не заражать тебя душевным смрадом, идущим от этой фамилии. Поверь мне. Я очень бы хотел, чтобы это было не так, но это так. Самое плохое — это маска благородства и участия, которого нет и от отсутствия которого я очень страдал. Это вызовет лишнюю болтовню со стороны маминых дам, кои будут возмущаться моей „неблагодарностью“» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 120). В письме встречается ссылка на взаимоотношения Петра I и Софьи Алексеевны (1657—1704), ставшей регентшей при младшем брате и не пожелавшей отдать власть, когда Петр достиг совершеннолетия. «Папаша» Ирины — Н. Н. Пунин. 14 апреля 1942 г. он писал А. А. Ахматовой в Ташкент из больницы в Самарканде: «Я и о Леве тогда много думал, но об этом как-нибудь в другой раз — я виноват перед ним» (Пунин Н. Н. Мир светел любовью. СПб., 2000. С. 355).
…обо мне пишут академики… — «Помимо письма Струве в распоряжении Ахматовой было также письмо историка и археолога Алексея Павловича Окладникова. Но, несмотря на то что имена этих крупных ученых говорили сами за себя, Анна Андреевна желала получить подобное письмо от М. И. Артамонова, потому что он хорошо знал ее сына и как человека, и как ученого. Аттестация Льва Николаевича была нужна Анне Андреевне не только в интересах дела, но и для удовлетворения душевной потребности: она неоднократно мне жаловалась, что за ее спиной о ней говорят как о несчастной матери никудышного сына, а Леву представляют чуть ли не уголовником. Это терзало ее сердце больше, чем вечные укоры мнимых друзей Льва Николаевича, воображавших, что о нем никто не хлопочет, и приходивших к Анне Андреевне со своими смехотворными или запоздалыми советами. <…> Итак, я поехала в Ленинград к Артамонову. Прочитав письмо Ахматовой, он долго молчал, прежде чем выговорил: „Я очень рад, что Лев жив. Я считал его погибшим“. Он написал вдумчивую и пространную характеристику Льва Николаевича, ходатайствовал о пересмотре его дела и оформил эту бумагу официально, беря на себя ответственность за каждое слово» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 61).
В день получения комментируемого письма, 11 февраля 1956 г., Э. Г. Герштейн писала Л. Н. Гумилеву: «Смотрите, как высоко оценивают Вас наши ученые. Посылаю Вам копии писем, которые они передали в Прокуратуру СССР через меня. Надеюсь, что они придадут Вам бодрости. <…> Письмо маме я передала» (Цит. по: Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 109). На самом деле Э. Г. Герштейн оставила это письмо у себя, не желая волновать больную А. А. Ахматову, у которой периодически были сердечные приступы. 29 февраля 1956 г. Л. К. Чуковская заметила: «Сердце как утюг. Вчера <Анна Андреевна> целый день лежала» (Чуковская Л. К. Записки. С. 185). «…Опять Левино дело ни с места» (Там же. С. 187).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, Щипок, 6/8, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: г. Омск 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 10.2.56, Омск, [нрзб.]; 15.2.56, Москва, Ж-54.
9.II.<19>56 г.
Это маме.
Милая мамочка.
Как твой живот? Болит ли? Мой, быв выпотрошен, болеть перестал. Я медленно поправляюсь. Уже понемногу хожу. Читаю Ду Фу и «Танские новеллы». Там много ценных сведений, дополняющих то, что у меня есть об Ань Лушане.
Орик прислал мне письмо. Поздновато он про меня вспомнил, ну, да и на том спасибо.
В жизни моей никаких событий и перемен нет, а если что и может быть, так это только ухудшение. Впрочем, это тоже стало привычно. Очень бы хотелось видеть, что про меня написали академики, только не в твоей передаче своими словами, а En touts lettrеs. Не понимаю, почему бы не доставить мне этого удовольствия?! Целую тебя. Поправляйся, переводи и развлекись чем-нибудь приятным.
Leon
Орик прислал мне письмо. — Речь идет о единокровном брате Л. Н. Гумилева Оресте Николаевиче Высотском (1913—1992); братья познакомились только в 1937 г., оба были арестова-
ны в 1938 г. по одному делу. В 1939 г. Ореста Николаевича оправдали; в 1942—1945 гг. находился в действующей армии; в 1949 г. избежал нового ареста, переменив место жительства. См.: Высотский О. Николай Гумилев глазами сына. М., 2004.
Л. Н. Гумилев был обижен на брата, что тот ему не писал. Но, как выяснилось позже, Ахматова по каким-то соображениям не дала ему адреса. Адрес Л. Н. Гумилева Орест Высотский получил от В. Н. Абросова.
En touts lettrеs — «дословно», «буквально», «буква в букву» (фр.).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила.
<Конец февраля 1956 г.>
Ма-а-мка родная.
Спасибо тебе. Ох, как я доволен, прочтя отзывы. Мне опять захотелось в Академию, а то я уж духом падал.
Да, без падений и взлетов не бывает. Есть все-таки там люди, с которыми хочется поговорить о науке. А сейчас мне этого очень не хватает. Почти все мои собеседники разъехались по домам. Я поправляюсь, удивительно, что не болит, и приятно. А ты не волнуйся, займись чем-нибудь для отвлечения. Теперь можно только ждать — я это ощущаю, почти физически. Книги, присланные мне, роскошны. Чтения на несколько месяцев, по вечерам после работы. Только эпоха мне незнакомая — XI век, а я знаю историю Китая, прилично, до начала X в. Придется, по прочтении, клянчить у тебя пособий по истории династии Сун. Так и расширяется мой кругозор.
Самые замечательные письма мне пишет Вася. Тут и климат Центральной Азии, и рефераты статей из «Изв<естий> Геогр<афического> об<щест>ва», и психологический анализ Птицы, к коей он настроен скептически, и обсуждение эволюции байкальских рыб и контуров озер Казахстана. Будь я столь же плодовит и дома — наверняка был бы академиком. Эти письма меня радуют и держат в курсе науки, разумеется отчасти. Вообще я пребываю в благодушии, что яркий показатель выздоровления. Значительная доля моего пессимизма имела физиологическое основание.
В перспективе у меня — обучение сапожному ремеслу, точнее подбиванию подметок, но я предпочел бы продолжить занятия историей Востока; это у меня лучше получится.
Я послал на твой адрес письмо Грубияну, ты ему вручи, а то он жалуется, что я не ответил, а сам адреса не дал.
Целую тебя, милая, родная мамуля, твой свинец.
L
Ма-а-мка родная. <…> …прочтя отзывы. — Реакция Л. Н. Гумилева на письма В. В. Струве, М. И. Артамонова и А. П. Окладникова, переданные в Прокуратуру СССР. Их копии были присланы в лагерь Э. Г. Герштейн; см. примеч. к письму от 4 февраля 1956 г.
Книги, присланные мне… — См. письмо от 8 марта 1956 г. и примеч. к нему.
…по истории династии Сун. — Период в истории Китая, получивший название империя Сун (960—1279).
…мне пишет Вася. — В. Н. Абросов, о нем см. примеч. к письму от 9 января 1955 г.
…рефераты статей из «Изв<естий> Геогр<афического> об<щест>ва»… — Упомянут старейший научный географический журнал «Известия Всесоюзного географического общества» (в наст. время — «Известия Русского географического общества»), выходит с 1865 г.
В перспективе у меня — обучение сапожному ремеслу, точнее подбиванию подметок… — Впервые о назначении в сапожную мастерскую Л. Н. Гумилев пишет в письме от 27 октября 1955 г.: «Начал после болезни работать в сапожной, учеником. Смеются надо мной, но не злобно, а сочувственно» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 125). Однако с освоением специальности возникли сложности; через полтора месяца он сообщает своему корреспонденту: «С сапожничанием у меня не получилось: мою бездарность раскрыли и перевели на другую работу» (Там же. С. 131).
…письмо Грубияну… — Матвей Михайлович Грубиян (1909—1972) — еврейский поэт. Сидел в лагере вместе с Л. Н. Гумилевым. По возвращении из лагеря посетил А. А. Ахматову у Ардовых, о чем написал в своих воспоминаниях М. В. Ардов (см.: Ардов М., Ардов Б., Баталов А. Легендарная Ордынка. С. 356). Освободившись из заключения, Л. Н. Гумилев переводил стихи Грубияна. В сборнике поэтических опытов и переводов ученого «Дар слов мне был обещан от природы» (СПб., 2004) есть перевод стихотворения Грубияна «Так выглядел мой дом» (С. 105).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной почтовой бумаги. Фиолетовые чернила.
<Конец февраля — начало марта 1956 г.>
Милая мамочка,
давно от тебя не было писем, и я не имел, на что ответить. Терпение мое лопнуло, и я решил написать сам. Как твое здоровье и будет ли операция? Моя помогла мне, но это тяжелее, чем мне описывали. Теперь я поправляюсь, но очень бы не хотел, чтобы тебя резали. Лучше бы вылечиться так, а наши врачи говорят, что это возможно.
У нас наступили светлые, солнечные дни с оттепелями, но я редко бываю на воздухе, ибо пока работаю в тепле. Очень удивляюсь, что нет ответа, да и само начальство удивляется. Вчера прочел в речи Микояна про наш институт — очень справедливо. Он действительно еще в то время превратился в кормушку для придурков и их метресс. Так чего же от него ждать? Надеюсь, теперь будет лучше, хотя для того, чтобы подготовить толкового востоковеда из талантливого студента, нужно около 15 лет, при максимальных темпах. Ох, как я понимаю Вас<илия> Вас<ильевича>. Он все-таки любит науку и болеет об ней.
О себе мне писать совсем нечего. У меня наступил творческий упадок и голова пустая, но почему-то тяжелая. Казалось бы, следовало наоборот. А быт <—> такая докука, что о нем и говорить неохота.
Пиши, мамочка, про себя, а не про тополь под окном. Ты мне гораздо интереснее тополя.
Целую тебя.
L
Датируется по содержанию.
…будет ли операция? — При столь плохом состоянии сердца, какое было в то время у А. А. Ахматовой (см. примеч. к письму от 23 января 1956 г.), врачи не рискнули делать ей операцию.
Моя помогла мне… — См. письмо от 29 января 1956 г. См. также: Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 137; Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 377—379.
…это тяжелее, чем мне описывали. — 31 января 1956 г. Л. Н. Гумилев признался Н. В. Варбанец: «…болен здорово и поправляюсь медленно. Что-то плохо заживает рана в животе операционного происхождения. Попытка встать (вчера) окончилась плачевно» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 138).
На следующий день, 1 февраля 1956 г., Л. Н. Гумилев писал своему другу В. Н. Абросову: «…прости, что пишу открытку. Я лежу с отрезанным аппендиксом и еще очень слаб. <…> Я чувствую себя совершенно опустошенным, отношения близких к себе не понимаю. Жить нечем и перестает хотеться» (Гумилев Л. Н. Письма. С. 107).
…прочел в речи Микояна про наш институт — очень справедливо. — Первый заместитель председателя Совета Министров СССР Анастас Иванович Микоян (1895—1978) 16 февраля 1956 г. выступил на ХХ съезде КПСС с критикой академической науки. В частности, он сказал: «Есть в системе Академии наук еще институт, занимающийся вопросами Востока, но про него можно сказать, что если весь Восток в наше время пробудился, то этот институт дремлет и по сей день. Не пора ли ему подняться до уровня требований нашего времени?» (Правда. 1956. 18 февраля. № 49. С. 6).
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Фиолетовые чернила.
8 марта 1956 г.
Дорогая моя мамочка,
я несколько задержал тебе ответ, но это ты виновата. Разве можно присылать такой интересный роман? Я не мог оторваться и все свободное время читал, как в детстве Майн Рида. Начало его я слышал в устном изложении одного китайца, моего друга, и с тем бо`льшим интересом я вовлекался в чтение. Но это не Сунская эпоха, а Юаньская. Сунская эпоха названа из цензурных соображений, чтобы избежать нападок монголов. Это китайский Китеж. Вся ситуация напоминает именно эпоху монгольского господства, которое в Китае было еще более болезненным, чем у нас. Ах, как скудно предисловие! Но перевод, кажется, хороший: язык живой и легкий. Посылка уже пришла. Я ее получу завтра. Спасибо, родная, за заботу. Я всем теперь обеспечен: сыт, накурен уже не махоркой, а сигаретами и вполне обеспечен литературой, как для души, так и для занятий. Даже если я буду иметь условия для занятий историей, мне хватит материала до весны, а если нет, то и больше.
Здоровье мое несравнимо лучше, чем было зимой. Операция очень помогла. Твое последнее письмо, несмотря на грустный тон, было теплое и хорошее. Я надеюсь, что твоя болезнь уйдет со снегом. Зимой все болеют, а летом набирают силы. Очень хорошо, что история Ср<единной> Азии понравилась двум, но надо еще одного. Для докторской полагается три оппонента.
Как хорошо, что ты прислала мне отзывы профессоров. Это меня очень подбодрило и порадовало, а радость у нас редкая гостья.
Целую тебя, милая мамочка.
Всегда тебя помню и люблю.
Leon
Разве можно присылать такой интересный роман? — По всей видимости, имеется в виду роман Ши Най-аня (см. примеч. к следующему письму от 14 марта 1956 г.) «Речные заводи», перевод которого был издан в 1955 г. (М., Т. 1—2). Роман основан на сказаниях о подвигах и приключениях «благородных разбойников».
…читал, как в детстве Майн Рида. — Ср. письмо Левы Гумилева матери, написанное в апреле 1924 г.: «Я увлекаюсь индейцами, и у нас создалось племя из четырех человек, в котором я состою колдуном, я вылечил вождя и тетю Шуру. Мы устраиваем индейскую войну солдатиками, которых делаем сами».
…это не Сунская эпоха, а Юаньская. — Эпоха Юань (1271—1368) — период правления монгольской династии в Китае. Роман был создан в XIV в., его сюжет связан с историческими событиями, относящимися к концу династии Северная Сун (нач. XII в.), однако почти все герои романа вымышленные персонажи, и их образы не лишены сказочности. Лейтмотив романа — социально-экономическая разлаженность и неблагополучие в стране вынуждает честных людей браться за оружие и уходить в горный лагерь повстанцев Ляншаньбо.
Это китайский Китеж. — Роман «Речные заводи» литературоведы относят к жанру уся, приключенческому китайскому фэнтези, в котором делается упор на демонстрацию восточных единоборств.
Ах, как скудно предисловие! Но перевод, кажется, хороший… — Перевод А. П. Рогачева, под ред. В. С. Колоколова. Вместо предисловия — небольшое вступление «От издательства».
Очень хорошо, что история <…> понравилась двум… — Имеются в виду Н. И Конрад и В. В. Струве.
…история Ср<единной> Азии… — См. примеч. к письму Л. Н. Гумилева, датированному июлем 1955 г.
…отзывы профессоров. — См. примеч. к письмам от 4 февраля 1956 г. и датированному концом февраля 1956 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Черные чернила.
14 марта 1956 <г.>
Милая, родная мамочка.
Китайскую книгу я прочитал залпом. Очень интересно, очень, но как будто не окончено. По поводу содержания ее у меня возникли разные мысли. Вот говорят, что Дальний Восток не знал религиозных войн. Вздор! В Китае три идеологических системы, все атеистические, даосизм, буддизм и конфуцианство жестоко боролись друг с другом, и литературно, и физически. «Троецарствие» написано буддистом. Ло Гуан Чжун очень скептически настроен по поводу даосов и ненавидит «начетчиков»-конфуцианцев. Ши Най-ань, наоборот, всячески поносит буддийских монахов: они у него развратники, обжоры, жулики, а даосы, напротив, святые волшебники, помогающие «благородным разбойникам». Обе книги создавались в одно время — в начале XIV в., только, к сожалению, переведен поздний вариант романа Ши Най-аня, но тенденция все же видна. Видна также разница мировоззрений и их непримиримость. Это небольшое наблюдение, но оно наводит на мысли: как разобраться в проблемах Древнего Китая.
В моей жизни все по-прежнему, кроме того, что я решил резко сократить, а то и прекратить переписку с Птицей. Она очень мила, но это не то отношение ко мне, которое я хотел бы видеть. Теперь я в этих психологических тонкостях разобрался и сделал вывод для себя. Зря, все-таки, ты восстанавливала наши отношения. Хорошего из этого было лишь то, что я получил Грумм-Гржимайло, зато имел еще одно тяжелое, даже болезненное, разочарование, как будто у меня их мало.
Завтра пойду на работу в сапожную мастерскую. Это очень хорошо. Меня обещают выучить подбивать подметки, и у меня есть охота учиться — всё на старости кусок хлеба. Здоровье улучшилось, после операции воскресаю.
Мой начальник интересуется: что значат слова Онегина к Татьяне: «…не отпирайтесь, я прочел души доверчивой признанья». Он говорит: «Она же не отпирается. Что хотел этим сказать Пушкин?» Мое объяснение, что это, мол, только форма, он отвергает. Мама, спроси пушкинистов и напиши мне, в чем тут дело, нет ли какой задней мысли. Только обязательно выполни эту мою просьбу: я обещал ему эту справку. Не подведи.
Целую тебя, милая мамма (так! — Н. К.).
Твой Leon
В Китае три идеологических системы, все атеистические <…> жестоко боролись друг с другом… — Точка зрения Гумилева базируется на европейских представлениях о религиозном сознании и религиозной практике, довольно сильно отличающейся от восточных религиозных форм, хотя даже учение Конфуция обладает явными религиозно-ритуальными признаками. Религиозно-духовный синкретизм не отменял, конечно, скептически-ангажированного отношения к последователям иных религиозно-философских учений, однако религиозная нетерпимость никогда в Китае не принимала форм гражданской войны; см. также примеч. к письму от 7 декабря 1955 г.
Ло Гуан Чжун — См. примеч. к письмам от 2 июня 1954 г. и 7 декабря 1955 г.
Ши Най-ань (1296—1370 или 1372) — китайский писатель. Однако среди синологов существует сомнение, что Ши Най-ань — реальное лицо, поскольку о его жизни известно очень мало. Некоторые исследователи полагают, что это псевдоним Ло Гуань-чжуна, в редакции которого и дошел до нас текст романа «Речные заводи» (см. примеч. к письму от 8 марта 1956 г.).
…я решил резко сократить, а то и прекратить переписку с Птицей. — Ср.: «Насчет Птицы <…>. Странная у нее „любовь“ ко мне. Похоже, что она склонна рассматривать меня как подробность своей биографии, ее романтическую деталь. Ничего для меня, а только потому, что ей самой это приятно. А если не приятно, но мне нужно, то этого и нет» (Письмо В. Н. Абросову от 30 декабря 1955 г. // Гумилев Л. Н. Письма. С. 106). «Она не виновата в своем отношении ко мне, ибо на другое она не способна, но „мне от эфтого не легше“. Это не то отношение, которое нужно <…>. Да она определенно заявила, что хочет не семейной жизни, а встреч, а жить, обязательно, на разных квартирах. Ее только это устраивает, а меня именно это не устраивает» (Письмо В. Н. Абросову от 7 февраля 1956 г. // Там же. С. 107).
…получил Грумм-Гржимайло… — То есть второй том исследования Г. Е. Грумм-Гржимайло «Западная Монголия и Урянхайский край», см. письма от начала августа 1954 г. и от 9 января 1955 г. и примеч. к ним.
Завтра пойду на работу в сапожную мастерскую. — Ср. с письмом от 22 марта 1956 г.: «Я опять обучаюсь высокому ремеслу холодного сапожника и делаю в нем успехи, от чего горд. Уже выполняю, самостоятельно, текущий ремонт» (Письма Льва Гумилева к Наталье Варбанец. С. 141).
…что значат слова Онегина к Татьяне… — См. примеч. к письму от 17 апреля 1956 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Синие чернила.
Получатель: Москва, В-93, Б. Серпуховская, 27, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: г. Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 2.4.56, Омск, 29; 6.4.56, Москва, В-93.
30.III.<19>56 <г.>
Милая Эмма,
т<ак> к<ак> телеграмму, посланную в среду, я должен получить в пятницу, то я с понятным чувством ожидаю сего дня, и опять он прошел пустым. Надо ждать еще неделю. А так все по-прежнему.
Целую. Leon
Милая мамочка,
давно нет от тебя письма и даже ответа на мое последнее; вместо него приехал Сымацянь. Он привел меня в восторг умом и талантом. Немного похоже на Плутарха, но более страстен и гораздо талантливее. Я читаю и потрясаюсь. Большое тебе спасибо. Поправляйся и больше не болей. Хватит тебе болеть, а мне сидеть.
У нас омерзительная погода: холодная и сырая. Очень скользко и грязно, а в остальном также, только скучнее. Давит затянувшееся однообразие.
Целую тебя крепко.
Leon
…т<ак> к<ак> телеграмму, посланную в среду… — Письмо датировано 30 марта — в 1956 г. этот день выпал на пятницу, день, в который, как пишет Л. Н. Гумилев, получались и выдавались телеграммы. Вероятно, в письме Э. Г. Герштейн, полученном Л. Н. Гумилевым в августе 1955 г. (см. примеч. к письму от 16 августа 1955 г.), понедельник 26 марта указывалась как дата подписания генеральным прокурором протеста по его приговору, см. также следующее примеч.
…опять он прошел пустым. — Ср. запись Л. К. Чуковской от 12 марта 1956 г.: «Третьего дня у Анны Андреевны. Она накалена ожиданием. Во вторник обещан ответ насчет Левы. Пойдет Эмма Григорьевна», — и примеч. к ней с цитатой письма А. Ахматовой А. А. Фадееву от 10 марта: «Сейчас я узнала, что дело моего сына рассматривается в понедельник (12 марта). Трудно себе представить, какое это для меня потрясение. <…> Мне кажется, что я семь лет стою над открытой могилой, где корчится мой, еще живой сын» (Чуковская Л. К. Записки. С. 192; примеч. к записи от 12 марта 1956 г.).
…приехал Сымацянь. — Имеется в виду книга: Сыма Цянь. Избранное / Пер. В. А. Панасюка; предисл. и коммент. Л. И. Думана. М., 1956.
Сыма Цянь — о нем см. примеч. к письму от 19 сентября 1954 г.
Немного похоже на Плутарха… — Л. Н. Гумилев сравнивает Сыма Цяня с древнегреческим писателем и моралистом Плутархом (ок. 45 — ок. 127), прославившимся «Сравнительными жизнеописаниями» и «Моралиями».
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Лист нелинованной бумаги. Синие чернила.
2 апреля 1956 г.
Ага, мамочка,
ты начинаешь чувствовать Древний Китай. Я очень рад и доволен.
Действительно, нет ничего более неверного, чем представление о китайской «застойности». Европейцы проникли в Китай в XVII—XVIII вв. Китай в это время был обескровлен сопротивлением ман<ь>чжурам и раздавлен ими. Им владела невероятная усталость, но это временное явление наглые европейцы приняли за норму. Вот как плохо игнорировать историю! На этом обожглись США и ИВАН, правда, по-разному. Историю Востока надо написать по-новому, но это ох как трудно. В предисловии к Сымацяню Думан показал, что источник им не понят. Это не биографии, а исторические анекдоты, с моралью в пользу даосизма. Кроме того, есть расхождения с основным текстом, что комментатором не отмечено. А это очень важно, ибо указывает на цели автора, которые загадочны.
Источник очень трудный, и трудность эта не ясна комментатору. Не ясна и мне, в чем тут загадка, но я хоть загадку вижу. Очень интересно. Читается трудно и увлекательно.
А как тебе понравилась моя реставрация обликов Ань Лушаня и Ян Гуйфэй? С помощью Ду Фу получилось, как мне кажется, довольно связно. К сожалению, я сейчас не могу продолжать свои занятия, т<ак> к<ак> лишен рабочего места и, кроме того, устаю на работе. Зато я делаю успехи и надеюсь к лету сшить тебе тапочки. Какой № обуви ты носишь? Напиши.
Твое намерение прислать посылку я одобряю. После операции у меня развился аппетит. Надеюсь скоро получить твоих корейцев. Антиресуюсь.
У нас началась весна, что очень облегчает жизнь. Я ненавижу снег и холод.
Пиши, милая мамочка, и не обращай особого внимания на волны пессимизма, время от времени охватывающие меня. В моем состоянии это неизбежно. Надеюсь, что завтра гр<ажданин> Руденко уделит мне минуту внимания и не отложит опять на неделю. В пятницу опять буду ждать телеграмму.
Целую тебя и обнимаю.
Leon
…представление о китайской «застойности». — Взгляд европейцев на Китай в последние четыре столетия остается в рамках европоцентристской парадигмы, эмоционально окрашенной реакцией, возникшей при знакомстве с феноменом иного уклада жизни; в XVIII в. у определенной части интеллектуальной элиты Западной Европы утвердилось идеализированное представление о Китае в основном благодаря сочинениям европейских миссионеров-иезуитов, а также усилиям французских просветителей, в частности Вольтера, однако после сокрушительного поражения Цинской империи в ходе первой «опиумной» войны 1840—1842 гг., т. е. после того, как Китай продемонстрировал свою слабость и военно-техническую несостоятельность, образ Китая стал восприниматься негативно, синонимами для него стали «косность», «застой», «консерватизм», «лицемерие».
Китай в это время был обескровлен сопротивлением ман<ь>чжурам и раздавлен ими. — В начале XVII в. Минскую империю (1368—1644) охватил кризис, который сопровождался междоусобицами и нарастанием массового крестьянского движения. В условиях, когда столицу захватила армия повстанцев, а последний минский император покончил с собой, группа китайских военачальников, желая справиться с мятежниками, обратилась за помощью к cеверо-восточному соседу — маньчжурам, которые уже обладали государственностью. В 1644 г. маньчжурские войска, не встречая сопротивления, вступили в Пекин, объявили его своей столицей. Легитимизация власти нового правящего дома была сделана в точности по китайскому образцу. Начался период правления династии Цин (1644—1911). И хотя не обошлось без очагов открытого сопротивления, воцарение чужеземной династии было воспринято китайским населением спокойно. На вторую половину XVII и XVIII в. приходится пик величия Цинской империи, маньчжурам удалось создать мощное централизованное государство во многом благодаря признанию авторитета китайских духовных ценностей и стремлению перенять политический опыт китайской цивилизации.
…Думан показал, что источник им не понят. — Предисловие и комментарии к «Избранному» Сыма Цяна были написаны китаистом Лазарем Исаевичем Думаном (1907—1979). В письме к Э. Г. Герштейн от 7 мая 1956 г. Л. Н. Гумилев изложил свой взгляд более подробно: «Сыма Цяня Вам читать, пожалуй, трудновато. Это самый трудный источник, сложнее вообще не бывает, а комментарий недостаточен. Я не понимаю: чем они думают. Какой читатель настолько знает историю Древнего Китая, чтобы разобраться в калейдоскопе имен и географических названий. Я разобрался, но ведь я специалист. Но и у специалиста издание вызывает досаду: почему перевод не сделан полностью. Ведь этим нарушена композиция книги и искажен замысел автора. Удивительно бесцеремонное обращение с гением. Сила Сыма Цяня в том, что он мыслит диалектически и в каждом факте видит две стороны. К сожалению, Думан этому искусству не обучен. Предисловие написано примитивно» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 386).
…моя реставрация обликов Ань Лушаня <…> c помощью Ду Фу… — См. главу XXVIII «Восстание Ань Лушаня» в книге Л. Н. Гумилева «Древние тюрки» (М., 1967), в которой он неоднократно приводит стихи Ду Фу. Об Ань Лушане см. примеч. к письму от 13 октября 1954 г. и письмо от 19 ноября 1954 г. и примеч. к нему.
…и Ян Гуйфэй… — Влиятельнейшая наложница императора Сюань-цзуна (правил с 712 по 756). Будущую фаворитку император нашел в гареме собственного сына, укрыв ее на некоторое время в даосском монастыре, где девушка стала даосской монахиней, чтобы избавить возлюбленную от статуса наложницы сына. Во дворце Ян Гуйфэй, потеснив прежних фавориток, очень быстро привязала к себе Сюань-цзуна и приобрела существенное влияние при дворе. Во время восстания Ань Лушаня по требованию разгневанного армейского командования наложница была задушена. См. также письмо от 19 ноября 1954 г. и примеч. к нему.
…завтра гр<ажданин> Руденко уделит мне минуту внимания и не отложит опять на неделю. — Имеется в виду Роман Андреевич Руденко (1907—1981), генеральный прокурор СССР с июня 1953 г. Ср.: «…открылся XX съезд партии. Когда после его окончания я вновь пришла в прокуратуру (т. е. после 25 февраля. — Н. К.), все переменилось. Меня встретили почти радостно: в первом же заседании, сказали мне, приговор будет опротестован и при этом самим Генеральным прокурором СССР» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 63). Однако ни в марте, ни в апреле протест генеральным прокурором не был подписан. «И только 9 мая (за два дня до принятия другой инстанцией решения об освобождении Л. Н. Гумилева (см. примеч. к письму от 5 мая 1956 г.). — Н. К.) мне сообщили в прокуратуре, что протест Руденко уже ушел в Военную коллегию Верховного суда СССР и недели через две надо будет начать справляться там» (Там же).
А. А. АХМАТОВА — Л. Н. ГУМИЛЕВУ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
На лицевой стороне слева вверху рукой А. Ахматовой: «Авиа». По левому полю по всей высоте карточки следы засохшего клея. Даты штемпелей не совпадают.
Получатель: гор. Омск, 29, п/я Ух 16/11, Гумилеву Льву Николаевичу;
отправитель: Ленинград, 15, ул. Красной Конницы, 4, кв. 3, Ахматова А. А.
Почтовые штемпели: 7.5.56, Ленинград, 15; 5.5.56, Омск, 29.
6 апреля <1956 г.>
Здравствуй, Левушка,
только что я кончила перевод Чао Чжаня (17.00) «Похороны цветов». В этом стихотворении есть какая-то дремотная прелесть, которую очень трудно передать. У Василия Васильевича было воспаление легких с ослаблением сердечной деятельности, но, по-видимому, все обошлось благополучно. На дачу я сегодня не еду, чтобы работать, работы набралось масса, а сил мало. Мне подарили персидскую миниатюру 16 в<ека> невообразимой красы. Вокруг нея (так! — Н. К.) стихотворная надпись — кажется, позднейшая. Призванный для этого специалист прочел и перевел ее.
В Эрмитаже большая выставка французов. Если бы не лестница, я непременно пошла бы.
Не хворай, милый сынок, и пиши мне. Это моя единственная радость.
Целую.
Мам
…перевод Чао Чжаня… — Речь идет о стихах из 27 главы романа «Сон в красном тереме», написанных и прочитанных его героиней Линь Дай-юй над могилой опавших лепестков персика. Замысел и первые две трети романа (80 глав) принадлежит перу одного из самых знаменитых литераторов-романистов эпохи Цин — Цао Чжаню (1715—1763), писавшего под псевдонимом Сюэцинь. Авторское название романа — «Записки о камне»; однако уже после смерти автора были дописаны и в 1791 г. опубликованы еще 40 глав, завершившие сюжетные линии романа. В новой редакции роман получил новое название, став образцом китайского классического романа. На русском языке роман был опубликован в 1958 г. в переводе В. А. Панасюка, автора перевода «Троецарствия», экземпляр которого он подарил А. Ахматовой: «Многоуважаемой Анне Андреевне Ахматовой от переводчика. В. Панасюк» (Музей А. Ахматовой в Фонтанном Доме. Инв. № 3642, 3643).
Мне подарили персидскую миниатюру 16 в<ека> невообразимой красы. — Позднее А. А. Ахматова передарила эту миниатюру сыну на новоселье, когда он получил комнату на Московском проспекте в д. 195 — первое собственное жилье. Миниатюра сохранилась до наших дней и находится в Мемориальном музее-квартире Л. Н. Гумилева на Коломенской улице, д. 4.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, В-93, Щипок, 6/8, кв. 67,
он же: Б. Серпуховская, 27, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 17.4.56, Омск, 29; 22.4.56, Москва, В-93.
13 апреля <19>56 г.
Это маме.
Спасибо, милая мамочка, за вкусную посылку. У нас уже весна и вытаяла большая куча оптимистических слухов, именуемых парашами. Я ждал экземпляра твоих корейцев, но в огорчении утешаюсь Сымацяном. Вот умница! Но все портит неполнота перевода. Уж очень это вольное обращение с трудами гениев. Что ты сейчас не пишешь — я понимаю. Тебе муторно писать, когда судьба сына вот-вот решится, но спасибо Эмме — она пишет, и я не беспокоюсь зря. Дни проходят быстро: днем работаю, вечером, напившись чаю, читаю о Древнем Китае. Творческий импульс выдохся; видимо, наступила старость.
Целую тебя, милая мамочка, и еще раз благодарю за твои заботы обо мне. Но как медленно тянется эта канитель!
Leon
Я ждал экземпляра твоих корейцев… — Речь идет о сборнике «Корейская классическая поэзия» (М., 1956) с переводами Ахматовой.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, В-93, Б. Серпуховская, 27, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 19.4.56, Омск, 29; 23.4.56, Москва, В-93.
17.IV.<19>56 г.
Это маме.
Спасибо, мамочка, за хорошее письмо. Про Татьяну больше не беспокойся. Эмма написала достаточно. Это очень хорошо, если пошлешь книгу моему другу; это его подбодрит, а то он сомневается, что его помнят. Его адрес: Новосибирская обл., Колыванский р-н, пос. Жирновка, Мих<аил> Фед<орович> Хван.
Постарайся больше не болеть, я сделаю то же. Читаю Сымацяня в третий раз с неослабевающим восторгом. Все больше чувствую Древний Китай, это меня очень обогатило. А остальное по-прежнему. За окном падает мокрый снег, приходят письма, как тени живой жизни, и судорожно теплится огонек мысли, которому не хватает топлива. Спасибо за бывшую и будущую посылку, которая, надеюсь, придет к Празднику. Если ты богатая — пришли рублей 100, ибо я сейчас ничего не зарабатываю, т<ак> к<ак> обучаюсь ремеслу, а немного горячей пищи по вечерам очень не мешает. Поблагодари Эмму за ее письма, очень мне помогшие в развеянии тоски. Орику я писал и еще напишу. Целую.
Leon
Про Татьяну больше не беспокойся. — Речь идет о просьбе Л. Н. Гумилева истолковать реплику Онегина к Татьяне Лариной: «…не отпирайтесь, я прочел души доверчивой признанье»; см. письмо от 14 марта 1956 г. В письме от 8 апреля 1956 г. Лев Николаевич поблагодарил Э. Г. Герштейн: «Милая Эмма, большое Вам спасибо за разбор Татьяниной психологии…» (Герштейн Э. Г. Мемуары. С. 603). В примечании к письму публикатор уточнила: «Кто-то из лагерного начальства с непонятными намерениями попросил у Левы получить психологическое объяснение А. А. Ахматовой реплики Онегина к Татьяне <…>. Анна Андреевна отказалась отвечать на этот вопрос. Чтобы не оставить просьбы Левы без ответа, я послала свою трактовку этой ситуации» (Там же).
…Мих<аил> Фед<орович> Хван. — о нем см. примеч. к письму от 10 декабря 1955 г.
…придет к Празднику. — Пасха в 1956 г. приходилась на 6 мая.
Орику я писал… — То есть Оресту Николаевичу Высотскому, о нем см. примеч. к письму от 9 февраля 1956 г.
Л. Н. ГУМИЛЕВ — А. А. АХМАТОВОЙ
Почтовая карточка. Фиолетовые чернила.
Получатель: Москва, В-93, Б. Серпуховская, д. 27, кв. 67, Эмме Григорьевне Герштейн;
отправитель: Омск, 29, <п/я> Ух 16/11, Гумилев Л. Н.
Почтовые штемпели: 27.4.56, Омск, 29; 2.5.56, Москва, В-93.
26.IV.<19>56 <г.>
Это маме.
Милая мамочка, какое милое письмо ты мне написала?!
Я отвечаю в Москву, полагая, что письмо в Город тебя уже не застанет. «Корейская поэзия», при повторных чтениях, нравится все больше. Успех работы бесспорен.
Если будет письменный отзыв Окл<адникова> и Арт<амонова>, пришли мне, пожалуйста, для подкрепления моего настроения. «Поощрение необходимо таланту, как канифоль смычку» (Прутков). Птица описала мне визит к тебе. Меня только огорчает, что ты настроилась против Ник<олая> Ал<ександровича>. По-моему — зря. Впрочем, это не существенно. Конечно, Ли Бо мне дает не меньше, чем Ду Фу, и я буду очень рад его получить. Молодец Гитович.
Если пересмотр еще затянется, пришли мне «Шах-намэ», только сасанидского периода на перс<идском> языке. Есть таджикские издания русским шрифтом. Ни в коем случае не переводы.
Целую тебя, родная.
Leon
Я отвечаю в Москву… — А. Ахматова вернулась из Москвы в Ленинград 15 апреля. Но как она пишет в письме от 26 апреля 1956 г.: «Приехала на неделю, но захворала…» В Москву она возвратилась только 14 мая.
«Корейская поэзия»… — Речь идет о сборнике «Корейская классическая поэзия», см. примеч. к письму от 13 апреля 1956 г.
…письменный отзыв Окл<адникова> и Арт<амонова>… — Вероятно, речь идет о рецензиях на рукопись «Древняя история Срединной Азии», отправленной Л. Н. Гумилевым Э. Г. Герштейн в октябре 1955 г. После освобождения и доработки рукописи Гумилев обратился к ним за рецензиями для публикации своей работы. Оба ученых дали высокую оценку его труду, причем М. И. Артамонов принял на себя обязанности редактора тома по истории хунну.
Об упомянутых лицах см.: об А. П. Окладникове — примеч. к письму от 18 ноября 1955 г., об М. И. Артамонове — примеч. к письму от 19 сентября 1954 г.
…ты настроилась против Ник<олая> Ал<ександровича>. По-моему — зря. — Недоумение Л. Н. Гумилева — следствие его оторванности от текущих событий в жизни приятеля; ср.: «Из твоего письма я понял, насколько я отстал от жизни. Все героини романов Пожирателя (т. е. Н. А. Козырева. — Н. К.) мне незнакомы даже по именам, а ты пишешь, как будто я не могу их не знать» (Письмо В. Н. Абросову от 26 июля 1955 г. // Гумилев Л. Н. Письма. С. 94). Н. А. Козырев (о нем см. примеч. к письму от 27 марта 1955 г.) в 1952 г. женился на актрисе Русского театра в Таллине Елене Борисовне Жигадло (р. 1926 г.; — ср.: «Пожиратель наконец женился. Жена — актриса и много его моложе, но, кажется, брак удачен. Я очень за него рад» (Письмо В. Н. Абросову от 21 августа 1956 г. // Там же. С. 123)), несколько лет прожив в гражданском браке с Т. Б. Казанской; у них родился сын Николай (о нем см. примеч. к письму от 2 сентября 1955 г.). А. Ахматова была дружна с Татьяной Борисовной (о ней см. примеч. к письму от 5 марта 1955 г.) и ее отцом и предосудительно относилась к бывшему «кирюхе» своего сына.
Ли Бо — о нем см. примеч. к письму от 10 июля 1955 г.
Ду Фу (712—770) — один из крупнейших поэтов времени династии Тан, его творчество считается классическим; оставил огромное поэтическое наследие — около 1400 произведений от четверостиший до поэм, разнообразных по стилю и содержанию. См. также примеч. к письму от 12 октября 1955 г.
Молодец Гитович. — Об А. И. Гитовиче см. письмо от 5 февраля 1955 г. и примеч. к нему.
…«Шах-намэ», только сасанидского периода… — См. примеч. к письмам 9 января 1955 г. и от 18 ноября 1955 г.
А. А. АХМАТОВА — Л. Н. ГУМИЛЕВУ
Почтовая карточка. Черные чернила.
На лицевой стороне рукой А. Ахматовой: «Авиа». На оборотной стороне по центру на строке с датой зачеркнута римская цифра «I». Приписка добавлена по правому (вдоль обреза) и верхнему полю (текст перевернут относительно основного).
Первоначальная дата — 21 апр<еля> — исправлена на 26.
Получатель: гор. Омск, 29, Ух. п/я 16/11, Гумилеву Льву Николаевичу;
отправитель: Ахматова А. А., Ленинград, 15, ул. Красной Конницы, 4, кв. 3
Почтовые штемпели отсутствуют.
26 апр<еля 1956 г.>
Милый Львец, я все еще дома. Приехала на неделю, но захворала — был сильный сердечный приступ — сейчас ехать нельзя. А тем временем пришла весна и белые ночи. Твои открытки ждут меня в Москве. Спасибо тебе за них. Получил ли ты корейский сборник?
Приходил фотокорреспондент из Тасса (так. — Н. К.) и раз тридцать щелкал аппаратом, стремясь получить некое подобие меня. Но ты знаешь, как я нефотогенична. Он сказал мне, что это для заграницы и нужна именно современная фотография. Прости, что пишу тебе о таких пустяках (того и гляди ты опять разгневаешься, как за московский тополь), но у меня из-за моей болезни так мало новых впечатлений, а последние дни даже читать не могу.
Умер Вл<адимир> Геор<гиевич> Гаршин.
Целую. Мама
Посылка отсюда послана дней 10 тому назад. Сегодня пишу только одну открытку. Вчера перевела тебе 100 р<у>б. по телеграфу.
Приехала на неделю, но захворала… — А. Ахматова вернулась в Ленинград 14 апреля, а через два дня, 16 апреля, случился сердечный приступ, медицинское заключение: «Затяжные и повторные ангинозные приступы. Диагноз: ангиодистония коронарных сосудов» (РНБ. Ф. 1073. № 34. Л. 15).
Получил ли ты корейский сборник? — См. примеч. к письму от 13 апреля 1956 г.
Владимир Георгиевич Гаршин (1887—1956) — профессор ВИЭМ, племянник писателя Вс. Гаршина, близкий друг Ахматовой с конца 1930-х гг. до лета 1944 г. С момента их разрыва это первое упоминание Ахматовой имени Гаршина.
А. А. АХМАТОВА — Л. Н. ГУМИЛЕВУ
Почтовая карточка. Черные чернила.
На лицевой стороне по верхнему полю слева рукой А. Ахматовой: «Авиа». Поверх адреса записан текст письма от 4 мая 1956 г.
На оборотной стороне слово «утро» (в скобках) дописано поверх даты.
Получатель: гор. Омск, 29, Ух. п/я 16/11, Гумилеву Льву Николаевичу;
отправитель: Ленинград, 15, ул. Красной Конницы, 4, кв. 3, Ахматова А. А.
Почтовые штемпели отсутствуют.
(утро)
28 апреля <1956 г. >
Пришли две твои открытки из Москвы, дорогой Левушка!
Благодарю тебя за них, а еще больше за обещание не хворать. Сегодня, несмотря на серый день, Ира уговаривает меня поехать на дачу. По всей вероятности, я соглашусь. Видела у Казанских Доватура: он гладкий, веселый, вполне благополучный и шлет тебе привет.
Когда теперь из окна машины я вижу Ленинград (ходить пешком мне трудно) — такой невообразимо знакомый, — я сама кажусь себе тенью, пролетающей по родным местам.
О, если бы я снова могла работать.
Целую.
Мама
Пришли две твои открытки из Москвы… — Вероятно, от 13 и 17 апреля, адресованные Э. Г. Герштейн и пересланные ею Ахматовой в Ленинград.
Видела у Казанских… — То есть у Бориса Васильевича Казанского (1889—1962), пушкиниста, профессора Ленинградского университета, и его дочери, Татьяны Борисовны Казанской; о ней см. примеч. к письму от 5 марта 1955 г.
Доватур — Об А. И. Доватуре см. примеч. к письму от 19 ноября 1954 г.
…ходить пешком мне трудно… — Ср. воспоминания, относящиеся к августу 1954 г.: «Шли последние дни августа. <…> …я стала каждый день гулять с Анной Андреевной. <…> Она ходила медленно и, начиная задыхаться, останавливалась. Без провожатого, без руки, на которую можно опереться, Ахматова, видимо, ходить не могла…» (Ильина Н. И. Анна Ахматова, какой я ее видела // Воспоминания об Анне Ахматовой / Сост. В. Я. Виленкин и В. А. Черных, коммент. А. В. Курт и К. М. Поливанова. М., 1991. С. 570).
А. А. АХМАТОВА — Л. Н. ГУМИЛЕВУ
Почтовая карточка. Черные чернила.
На лицевой стороне по верхнему полю слева рукой А. Ахматовой: «Авиа». Поверх адреса записана вторая часть письма.
На оборотной стороне слово «вечер» (в скобках) дописано поверх даты.
Получатель: гор. Омск, 29, Ух. п/я 16/11, Гумилеву Льву Николаевичу;
отправитель: Ленинград, 15, ул. Красной Конницы, 4, кв. 3, Ахматова А. А.
Почтовые штемпели отсутствуют.
(вечер)
28 апреля <1956 г.>
Поездка на дачу сегодня не состоялась. Время идет необыкновенно медленно — все как-то застыло. Я не могу ни работать, ни читать. Если бы мне было надо написать письмо кому-нибудь, кроме тебя, — я бы лучше бросилась в Неву. Но тебе я пишу с легкостью, сделав когда-то нечеловеческое усилие.
Если эта страничка самонаблюдений приведет тебя в дурное настроение — прости.
Корейского сборника почему-то нет до сих пор в продаже ни здесь, ни в Москве.
До свидания, сын, будь здоров. Крепко целую тебя.
Мама
Из твоего письма от 21 апр<еля> выясняется, что ты еще не получил 100 р<уб>., которые я выслала тебе 25-го (марта. — Н. К.) по телеграфу.
Жаль!
Лед прошел — на дворе лето, но деревья стоят еще совсем черные. Знаешь, Левушка, мне как-то нравится, что никто (включая бондрика) ни минуты не сомневается, что ты, вернувшись, можешь углубленно и плодотворно заниматься историей. Как это ты заработал такое?
Целую крепко.
Мам
Из твоего письма от 21 апр<еля>… — Письмо, датированное этим числом, не обнаружено.
Лед прошел… — Имеется в виду специфическое климатическое явление: проход льда с Ладоги по Неве; в такие дни, как правило, отмечается значительное понижение температуры воздуха по сравнению с соседними Санкт-Петербургу районами.
…мне как-то нравится, что никто <…> не сомневается, что ты <…> можешь углубленно и плодотворно заниматься историей. — См. примеч. к письму Л. Н. Гумилева, датированному 4 февраля 1956 г.
…включая бондрика… — См. примеч. к письму от 27 марта 1955 г.
А. А. АХМАТОВА — Л. Н. ГУМИЛЕВУ
Почтовая карточка. Черные чернила.
Текст написан на лицевой стороне поверх адреса карточки с письмом
от 28 апреля 1956 г. (утро).
4 мая <1956 г.>
Посылаю тебе три устаревшие открытки, как доказательство, что думаю о тебе непрерывно. Отправить их своевременно не удалось, потому что у меня снова был сердечный припадок, а потом я была на даче. Пришло твое письмо от 21 апр<еля>.
Спасибо за отзыв о корейском сборнике. Первые 10 сичжо — действительно перевод с китайского, ибо написаны до изобретения корейского алфавита. Примечания делал не Холодович, а Ярославцев. Холодович же дал мне чудесные подстрочники и очень облегчил мою работу.
Сичжо — короткое стихотворение (трехстишие), классическая форма корейской поэзии XV—XVII вв. Ахматова пишет о первых десяти сичжо, открывающих третий раздел в сборнике «Корейская классическая поэзия».
…до изобретения корейского алфавита. — Корейский фонетический алфавит, состоящий из 51 буквы (чамо), был разработан и введен в середине XV в.
Примечания делал не Холодович, а Ярославцев. — В выходных данных книги имя Ярославцева не указано, а автором комментариев значится Александр Алексеевич Холодович (о нем см. примеч. к письму от 9 июня 1955 г.). Вероятно, А. Ахматова имеет в виду, что Г. Б. Ярославцев, выпускник восточного факультета МГУ 1955 г. по специальности «китайский язык» — автор нескольких справок по сичжо. 28 мая 1955 г. Ярославцев преподнес Ахматовой книгу с дарственной надписью: «Глубоко уважаемой Анне Андреевне от молодого редактора» (см.: Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. С. 483).
Геннадий Борисович Ярославцев (1930—2004) — московский китаист, переводчик, редактор издательства «Художественная литература»; переводил с китайского, вьетнамского и тайского языков.
А. А. АХМАТОВА — Л. Н. ГУМИЛЕВУ
Почтовая карточка. Черные чернила.
На лицевой стороне по верхнему полю слева рукой А. Ахматовой: «Авиа».
К верхней части левого поля приклеен небольшой листок синей бумаги с надписью фиолетовыми чернилами: «Адресат выбыл. 14/V-56 г.», подпись-автограф и печать Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления МВД Омской области. Запись адресата и его адрес перечеркнуты крест-накрест фиолетовыми чернилами.
Даты штемпелей отправления из Ленинграда и получения в Омске не совпадают.
На оборотной стороне исправлена дата: первоначально было написано «6 апреля» (цифра исправлена поверх ранее написанной, слово «апреля» зачеркнуто, поверх строки написано «мая»).
Получатель: гор. Омск, 29, Ух. п/я 16/11, Гумилеву Льву Николаевичу;
отправитель: Ленинград, 15, ул. Красной Конницы, 4, кв. 3, Ахматова А. А.
Почтовые штемпели: 7.5.56, Ленинград, 15; 5.5.56, Омск, 29; 21.5.56, Ленинград, 15.
5 мая <1956 г.>
Сейчас, дорогой сынок, получила твою открытку от 26-ого апреля.
Благодарю тебя. Одновременно вернулось извещение о вручении тебе
(29-ого апр<еля>) очередной посылки. Значит, ты уже сыт, а то Эмма упрекает меня, что я тебя плохо кормлю, а я огорчаюсь.
Деньги ты тоже, должно быть, уже получил. Однако вышлю на днях еще.
Оказалось, что никто не знает, как переводить Тагора. А это дело спешное. Сегодня буду говорить с редактором.
Как видишь, я еще дома; хотя уже неделю не было сердечного припадка, ехать не решаюсь. На моем столе рядом с оленьим бюваром, кот<орый> ты помнишь, стоят две розы — это первые в этом году.
Целую.
Мам
Адресат выбыл… — 11 мая 1956 г. Л. Н. Гумилев был признан невиновным по всем пунктам обвинения и освобожден. В письме от 13 мая 1956 г. Л. Н. Гумилев сообщает В. Н. Абросову: «Дорогой Вася. Еду домой. Пишу в поезде. Реабилитирован полностью. <…> Как во сне… ух…» (Гумилев Л. Н. Письма. С. 117). Ср.: «По решению XX съезда на места выехали <…> специальные, так называемые „микояновские“ комиссии, чтобы ускорить возвращение домой заключенных, дожидающихся реабилитации. Такая комиссия <…> отпустила и реабилитировала Л. Н. Гумилева» (Герштейн Э. Г. Мемуары и факты. С. 63); см. также примеч. к письмам от 2 августа 1955 г. и от 2 апреля 1956 г.
…как переводить Тагора. — Стихотворения индийского поэта, писателя, музыканта и художника Рабиндраната Тагора (1861—1941), переведенные Ахматовой, опубликованы в сборниках «Голоса поэтов» (М., 1965) и «Классическая поэзия Востока» (М., 1969).
…рядом с оленьим бюваром… — Шитый бисером бювар с изображением оленя, подарок Ольги Иосифовны Рыбаковой (1915—1998), сейчас хранится в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме.
Публикация, подготовка текста и примечания
С. Н. Казакова, Н. И. Крайневой, А. Я. Разумова
Окончание. Начало в № 5.