Рассказы
Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2024
УЗЕЛ ШМИДТА
На данный момент узел Шмидта считается самым трудным для развязывания узлом в мире. Точнее будет сказать, что никто его пока не развязывал, кроме самого автора, Дональда Шмидта, но, так как это было в середине XIX века, на сегодня не осталось свидетелей этого удивительного действа. Всего узлов Шмидта в мире четыре экземпляра, все они с виду идентичные. Один хранится в Морском музее в Балтиморе, другой — в Музее головоломок в Лондоне, и еще два находятся в частных коллекциях. Ежегодно в марте проходит Всемирная неделя развязывания узлов, и каждый желающий может попробовать развязать главное творение Шмидта. Частные коллекции также участвуют в этом проекте, но наиболее масштабно все проходит в Балтиморе. Ни у кого не получается совладать с узлом Шмидта, несмотря на то что внешне он кажется доступным для понимания.
На сегодня это последний знаменитый узел, который остается неразвязанным. До недавнего времени примерно равновеликим ему казался узел Робертсона, созданный Эндрю Робертсоном в 1879 году. Этот узел также никто не мог развязать, но в 2011 году он по непонятным причинам развязался сам. Еще раньше, в 1979 году, был развязан знаменитый узел Аль-Ахли, который больше двух столетий казался непобедимым. В 1960-е годы было разгадано несколько узлов, которые многим ранее казались великими, но по нынешним временам они представляются средними. Время показало, что узел Шмидта выше их на голову.
Все четыре вариации были завязаны в 1859 году в Нью-Гемпшире. Дональд Шмидт был интересным человеком — моряком, журналистом, немного писателем, но главной его страстью были узлы. Он начинал с травинок, прутьев, камышей, а на девять лет ему подарили первую бельевую веревку, с которой он принялся усердно тренироваться.
В возрасте десяти лет Шмидт привязывает дверь в школьном классе к батарее, и всем приходится выбираться через окно. После этого власти штата обязали все школы держать ножницы в учительском столе. Чуть позже юный Дональд посещает обувную лавку Мэтьюса и так связывает все шнурки, что хозяину приходится вызывать его с уроков и платить двадцать центов, дабы вернуть всё в исходное состояние. Уже тогда становится понятно, что узлы Шмидта может развязать только он сам.
Слух об этом дошел до Иллинойса, и в 1847 году нашего героя приглашают на ярмарку, где он на радость публике завязывает гигантские узлы, которые всем вокруг так хочется развязать, но ни у кого не получается. Затем Шмидта приглашают на другие крупные ярмарки. Получив постоянный заработок, он бросает школу в возрасте четырнадцати лет. Как выяснилось потом, это было поспешное решение.
В начале 1850 года мода на развязывание узлов сходит на нет. Шмидта больше не зовут на ярмарки — его место занимают дрессированные бурундуки. Конечно, Дональд был очень раздосадован, что публика предпочла интеллектуальному развлечению всего лишь каких-то бурундуков, но сделать ничего не мог. Дальше он устраивается на торговое судно «Афродита», где спокойно служит в течение трех лет. Все эти три года Шмидт держит себя в руках и не занимается узлами, но как-то раз у берегов Франции он, не в силах совладать с собой, связывает несколько канатов, из-за чего судно не может несколько дней выйти из порта. Нашего героя увольняют и высаживают на берег.
Именно во Франции он решает стать писателем, хотя и не знает при этом французского языка. Возможно, поэтому его первые рассказы были недооценены. Через год своего пребывания на чужбине он владеет французским уже достаточно хорошо, и у него получается издать небольшим тиражом повесть «Я завязал» (как можно понять из названия, во многом автобиографическую). Шмидт в это время действительно решает завязать с узлами, много общается с различными людьми, подрабатывает поваром в ресторане. Все изменится в январе 1859 года, когда до Франции дойдут слухи о мошеннике Уизли.
Нужно сделать небольшое отступление и сказать, что за год до этого мода на развязывание узлов неожиданно вернулась. Уотерхем Уизли был одним из тех, кто намеревался на этом заработать. Он где-то раздобыл чертежи узлов Шмидта, которые тот создавал, еще будучи в Америке. Спустя полгода работы некоторые из этих узлов Уизли смог разгадать. Далее он стал разъезжать по небольшим городам и выдавать узлы Шмидта за свои. Публика была в восхищении, и, естественно, никто не мог справиться с этими узлами, кроме самого Уизли.
Когда Шмидт узнал об этой истории, он пришел в ярость и немедленно рванул на корабль, идущий через Атлантику. Уже через восемь недель он прибыл в город Ньюпорт, где намечалось очередное представление мошенника Уизли. Когда тот предложил добровольцу выйти на сцену, Шмидт, переодетый в машиниста поезда, поднялся наверх и развязал узел быстрее, чем Уизли успел договорить предложение, которым он всегда приветствовал добровольцев. Все замерли, а наш герой торжественно скинул костюм машиниста — правда, его все равно никто не узнал. Лишь после долгих объяснений люди поняли, что к чему. И два человека даже вспомнили, кто такой Дональд Шмидт. После этого конфуза Уотерхем Уизли был вынужден свернуть свою мошенническую деятельность и устроиться налоговым инспектором в городе Фресно.
Шмидт был настолько воодушевлен этим успехом, что вскоре создал серию из четырех одинаковых узлов. Именно они и стали известны по всему миру как узел Шмидта, несмотря на то что Дональд Шмидт создал еще порядка тридцати оригинальных творений. Но, во-первых, остальные его узлы в течение XIX века и первой половины ХХ века были развязаны в основном благодаря чертежам самого автора (интересно также, что два узла стали широко использоваться в мореплавании). А во-вторых, то, что мы называем узлом Шмидта, и правда представляет собой нечто более великолепное по замыслу, чем остальные работы нашего героя. Это сродни улыбке Моны Лизы. Сам автор оставил многочисленные последовательные чертежи с указаниями, как развязать этот узел. Но волшебство состояло в том, что никто не мог этого сделать, хотя на бумаге все было ясно.
Единственный раз на публике «узел Шмидта» развязывал сам Дональд Шмидт на своем выступлении в Чикаго в 1860 году. Вся операция заняла у него пять секунд, по воспоминаниям очевидцев. Фотографии на том вечере не делались, да и вряд ли они могли бы помочь с разгадкой. В 1910 году, когда уже была понятна ценность творений Шмидта, известный исследователь узлов Ален Вилья поехал в США, чтобы встретиться с одним из тех людей, кто был на легендарном представлении в 1860 году. Этим человеком был Ричард Сторм, семидесятивосьмилетний врач из Чикаго. Он действительно хорошо помнил движения Шмидта на том вечере, и, когда ему принесли сам узел, у него почти получилось его развязать, но все же opus magnum так и остался неразгаданным. И остается таким по сей день.
Дональд Шмидт какое-то время еще давал представления, а затем, почувствовав потолок, устроился журналистом в бостонскую газету. Однако совсем с прежней деятельностью он не порвал и воспитал нескольких мастеров завязывания и развязывания узлов, в том числе Эндрю Робертсона, который создал свой лучший узел в 1879 году.
Умер Дональд Шмидт в апреле 1902 года. Поговаривали, что в последние годы он уже и сам не мог развязать свой знаменитый узел, чему был несказанно рад, так как еще острее ощущал загадочность и волшебство своего любимого дела.
СЕНЕГАЛЬСКИЙ МЫРЛЬ И ЕГО СЛЕД В МИРОВОЙ ЖИВОПИСИ
В 1999 году ихтиолог из Бостона профессор Мэри Свидж без лишних мыслей зашла в Рейксмюсеум в Амстердаме и наткнулась на картину Абрахама ван Бейерена «Рыбная лавка в Дельфте». Картина показалась ей чрезвычайно любопытной с профессиональной точки зрения, и она провела возле нее пять часов, пока охрана наконец не уговорила ее покинуть помещение. За эти пять часов ни один другой посетитель музея не останавливался у картины надолго, и только Мэри Свидж сосредоточенно рассматривала рыб, пытаясь установить их видовую принадлежность. Она довольно быстро узнала треску, сома, хамсу, кету, сельдь, атлантического хека. Чуть сложнее пришлось с рыбами, которые были разделаны. После двух звонков в США выяснилось, что это тоже хек. Про морского ежа и говорить не приходится — профессор узнала его сразу, так как он был темой ее диссертации. Но одну рыбу — серую, в бледно-желтую полоску — она узнать никак не могла.
Сделав фото, профессор вышла из музея под одобрительный гул охранников и принялась рассылать факсы во все университеты США. Несмотря на то что там была ночь, ей поступило сразу несколько ответов — из Бостона, Йеля, Окленда, Вашингтона. Но ясности не прибавилось. Кэтлин Стюарт из Вашингтона предположила, что это какая-то разновидность трески. Остальные не знали ничего. На следующий день поступил ответ от двадцати пяти университетов США и Канады. И снова безрезультатно. Мэри только запомнилась шутка: «Не знаю, что это, но я бы зажарил его на выходных».
Абрахам ван Бейерен был голландским художником XVII века, предположительно учеником Питера де Пюттера. Основной темой его картин были рыбные натюрморты, которые и сейчас многим кажутся настолько аппетитными, что возле Рейксмюсеума успешно функционируют пять рыбных ресторанов (один из них в гардеробе). Ван Бейерен изображал рыб очень реалистично. Он часто ездил по голландским городам и посещал рынки, где искал в том числе необычные образцы морской и речной фауны. Видимо, однажды ему и попалась та самая рыба, разгадать которую не смогли даже очень именитые ученые.
Мэри Свидж после посещения музея еще несколько лет периодически показывала репродукцию картины ван Бейерена на съездах ихтиологов. Но ученые проявляли мало интереса к этой истории. Самым успешным, как казалось, был съезд в Панаме в 2003 году. Там одна малоизвестная ихтиолог из Австралии предположила, что эта рыба из семейства окуневых. Мэри Свидж это вдохновило пойти по новому следу — она поехала в Голландию и обошла все рыбные рынки в стране, сделав упор на окуневых. Нужного экземпляра так и не попалось, зато наша героиня сварила несколько восхитительных рыбных супов.
В 2007 году деятельность профессора Свидж, к сожалению, объявили далекой от серьезной науки, и она оставила ихтиологию. В 2009 году профессор поехала в Сенегал вместе с делегацией экологов и удачным образом прогулялась вдоль побережья Атлантического океана. «Дул соленый ветер с запахом картофеля фри», — именно так подумала Мэри Свидж в тот день. Промокшие рыбаки вытаскивали причудливо закрученные сети из океана. В сетях было полно разнообразной рыбы. В Мэри Свидж проснулся былой интерес к исследованиям, и она, подойдя к рыбакам, начала идентифицировать виды рыб. Вот тунец, вот треска, вот… Тут профессор чуть не упала в обморок — перед ней была та самая рыба с полотна ван Бейерена. Довольно крупная, серая, в бледно-желтую полоску. Оправившись от шока, наша героиня стала спрашивать местных, как называется эта рыба. Выяснилось, что рыбу зовут «мырль» (сенегальские рыбаки произносили «mirl’», со смягченной «l»).
Затем профессор Свидж купила один экземпляр рыбы и поехала с ним в Бостон. В лаборатории выяснили, что рыба относится к окуневым и действительно до этого не фигурировала в справочниках. Причина была в ее скрытном образе жизни и узком ареале обитания — только побережье Сенегала (и то не всё).
Как эта скрытная и редкая рыба попала в Нидерланды XVII века, до сих пор непонятно. На других картинах голландцев ее нет. Лишь один намек профессору Свидж удалось отыскать — в записях торгового флота Нидерландов от 1678 года упоминается «желтоватый окунь». Видимо, это и есть мырль.
После обнаружения нового вида окуневых награды посыпались на Мэри Свидж как из рога изобилия. Она, конечно, вернулась в ихтиологию, а ее вид деятельности, над которым многие раньше посмеивались, стал очень престижным. С тех пор сотни ихтиологов проводят время в различных музеях мира, разыскивая доселе неизвестные виды морской фауны. Но сенегальский мырль так и остается единственной на сегодняшний день рыбой, обнаружению которой мы обязаны искусству.