Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2024
Об авторе:
Екатерина Владимировна Полянская — поэт, переводчик с польского и сербского языков. Автор книг: «Бубенцы» (СПб., 1998), «Жизни неотбеленная нить» (СПб., 2001), «Геометрия свободы» (СПб., 2004), «Сопротивление» (СПб., 2007), «Воин в поле одинокий» (М., 2012), «На горбатом мосту» (СПб., 2014), «Стихи / Песме» (Белград, 2014; в переводе на сербский), «Метроном» (СПб., 2019). Стихи переводились на польский, болгарский, японский, английский, итальянский, французский, сербский и чешский языки. Лауреат многочисленных премий, в том числе премии «Созидающий мир» (2020) и ХIХ Международного литературного Волошинского конкурса (2022). Живет в С.-Петербурге.
МАРТ
Снег осел и слежался слоями,
Под ногами то слякоть, то хруст,
Но вскипает вовсю воробьями
Розоватый очнувшийся куст.
Сонный голубь в облупленной нише
Весь нахохлился: ветер колюч,
Но такой безмятежностью дышит
На осколках играющий луч,
И такое высокое небо,
Словно радость вернулась, и нет
Места в утреннем городе, где бы
Не дышал и не вспыхивал свет.
* * *
Гори, гори, моя звезда…
Владимир Чуевский
В ночи прохладнее вода
И чуть пьяней вино,
Голубоватая звезда
Глядит в мое окно.
Глядит бессонная звезда
Из памяти иной –
Недосягаемо чужда
Всей суете земной,
Недосягаемо чужда
Извилистых путей,
Земного тяжкого труда,
Печалей и страстей.
Звеня кристалликами льда,
Сквозь миллионы лет
Летит неведомо куда
Незамутненный свет.
Чем глубже бездна «никогда»,
Тем ярче и светлей
Неугасимая звезда
Из юности моей.
ПРИЕЗД В ЕЛАБУГУ
Поздоровалась и осторожно
Опустилась на стул. За стеной
Чуть поскрипывал маятник… «Можно?
Из Москвы. Я – и сын мой со мной».
Огляделась. Оправила платье.
Яркий коврик на чистом полу,
Весь в фестонах подзор на кровати,
Под салфеточкой «Зингер» в углу,
Серый кот, намывающий лапу,
На окошках – герани рядком…
На мгновение сердце царапнул
Гвоздь, торчащий под потолком.
Но хозяйка приветлива вроде.
Понимает – бедой занесло.
Квохчут куры. Укроп в огороде
Терпко пахнет. И в доме – светло.
Ничего, это просто усталость,
Долгий морок, дорожная грусть…
Отдохнем, пообвыкнемся малость…
Да и бог с ним, с гвоздем. Остаюсь.
* * *
Во дворе белым-бело,
Стены холодом свело,
Только ветер-невидимка
Бьется в темное стекло,
В полуночной тишине
Плачет, плачет обо мне
И мерцающею дымкой
Растворяется в окне.
А под утро ветер стих,
Канул в омут снов моих,
В глубине проулков ломких
Заблудился чей-то стих.
Неба звездная купель,
Дней неслышная капель…
Только памяти поземка,
Только вечности метель.
* * *
Петербургская зимняя вежливость – стать у стены,
Расходясь с пешеходом на тропочке скользкой и ломкой,
Не дрожать на морозном ветру и блокадные сны
Узнавать наяву в зазмеившихся струйках поземки.
Петербургская зимняя стойкость – спокойно идти
По торосам сплошным под сплошной ледяной бахромою,
Воробью улыбнуться: лети, мол, братишка, лети –
Мы еще поживем, не закончимся этой зимою.
Петербургская зимняя радость: поняв, что утих
Переменчивый ветер, помедлить, снежок приминая.
Закурить и прислушаться к миру, где будущий стих
Расточился уже как бескрайняя память земная.
ОСКОЛКИ
За моря летит синица,
Петушка несет лисица,
Вьется ленточка в косице
Смыслу здравому назло.
В облаках темна водица…
Отражая наши лица,
Вдрызг пытается разбиться
Удрученное стекло.
По Европе призрак рыщет
И дает умищам пищу,
Профессиональный нищий
Требует отнюдь не грош,
А не менее чем тыщу…
В подворотне ветер свищет,
И, мелькнув средь толковища,
Новых ножен ищет нож.
Снится суженый девице,
Старику совсем не спится,
В колесе мелькают спицы
Дни и ночи напролет.
Кто-то пьет и веселится,
Кто-то хочет удавиться,
Но до судорог боится
И поэтому – живет.
Стрелки на часах уснули,
Показав большую дулю,
Со смещенным центром пуля
Попадает в новый век.
Волки зайцев обманули
И в бараний рог свернули…
Спи, пока воркуют гули
И кружится белый снег.
* * *
Памяти А. С.
За бурьяном у дороги –
Безымянный крест.
Вопросительный и строгий
Взгляд седых небес.
Вот он, твой приют последний,
Твой последний сон.
Снег идет. Звонят к обедне.
Только снег да звон.
Всё, чем юность поманила,
Всё, что не сбылось, –
Заметенные могилы,
Снег, летящий вкось.
Но не помнит слов упрека
Смех беспечный наш,
Рвется с лестницы широкой
Нам навстречу марш –
Мендельсоновский, победный,
Из последних сил…
Ты простил меня, мой бедный?
Знаю, что простил.
* * *
Да кто я такая, Господи, чтоб говорить с Тобою?
С Тобою, Господи! Но Ты видишь: горит земля.
Твоя земля. И становятся полем боя
Древние степи – нынешние поля.
И луна так похожа на пристальный глаз дракона,
И, словно щит кочевника, так тверда и кругла.
Всё оттого, что нет над войной закона.
И над распаханной степью снова сгустилась мгла.
И я говорю: смотри – это дети Твои, это дети
Гибнут. И от имеющих силу спасения нет.
Ненависть вырвалась, и весь мир ею бредит.
Ты всемогущ. Так останови этот бред.
Да святится имя Твое, мое да исчезнет имя!
Но пока что я есть, буду молить до конца:
Смилуйся над людьми – над детьми Твоими.
Возьми мою жизнь. Но не отвращай лица.