Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2024
Алексей Поляринов. Кадавры.
М.: Inspiria, 2024
Действие третьего романа Алексея Поляринова происходит в недалеком будущем: на территории России необъяснимым образом появляются застывшие детские тела — кадавры, покрытые солью и не поддающиеся разложению. При попытке навредить кадавру или уничтожить его он выбрасывает солевые отложения, вредящие окружающей среде. Главная героиня Дарья исследует историю возникновения аномалий и то, как менялась общественная реакция на них. Она ездит по югу России с братом Матвеем и собирает данные о кадаврах. Так же как в предыдущих романах Поляринова — «Центр тяжести» (2018) и «Риф» (2020), — повествование выстроено нелинейно, погружает читателя в контекст описываемого мира урывками, создавая дополнительную читательскую интригу, детективный элемент.
Отдельной проблемой становится попытка определить, насколько возможно отнесение подобного рода литературы к развлекательной: в романе ярко выражены детективные и антиутопичные элементы. Кроме того, злободневно отражаются реалии современной России: так, например, героине отказывают поставить в караоке песню Земфиры, поскольку последняя включена в список лиц, признанных иностранными агентами. А рядом — фантастика: отдельные территории страны постепенно узурпируются Китаем. Персонажи романа — ученые, занимавшиеся кадаврами, — также помечены автором как иностранные агенты, но уже в художественных целях: институт, занимавшийся аномалиями, был расформирован, а исследования были запрещены.
Повествовательные главы перемежаются с главами раздела «Контекст и маргиналии», видимо, призванными углубить читательское восприятие художественного пространства. В одной из глав раздела встречаются игровые отсылки к современным русским писателям: среди произведений художественной литературы, затронувших тему кадавров, упоминаются повесть Виктора Пустоты «Голосуев или Проиграев» (Пелевин), повесть Владимира Гарина «Метель» (Сорокин), роман Дмитрия Остромова (Быков[1]) «Оправдание» и т. д. Сложно вычленить у данного элемента какую-либо художественную функцию, кроме развлекательной, рассчитанной на читательскую «радость узнавания». Если открыть «Кадавров» через несколько десятилетий, то подобные заигрывания будут нуждаться в комментировании, между тем как на художественных функциях текста они едва ли сказываются. Из этого порой вытекает ощущение, что местами автор заискивает перед потенциальным читателем.
Помимо прочего, может возникать ощущение, что автор хочет понравиться своим языком. Устремление к разговорности хорошо показывает себя в репликах персонажей, их речь натуральна. Обсценная лексика удачно вплетается в диалоги, отражая то, как люди действительно говорят в жизни. Однако многие шутки — особенно в авторской речи — порою выглядят натужно и неуместно: человек на обочине вытянул большой палец, «словно не голосует, а делает комплимент водителю, мол, красавчик, отлично водишь». При этом в романе интересно подсвечиваются некоторые детали: так, во время ссоры персонажей в соседней комнате «голоса стали тише: слов было не разобрать, но интонации не оставляли простора для интерпретаций».
Словом, перед нами детектив, который не функционирует как детектив: интрига остается, не доведена до логического разрешения. Мы так и не узнаем, откуда взялись кадавры или куда пропала главная героиня, — сюжетообразующие точки в итоге ни к чему не приводят. Впрочем, ждать от автора разгадку появления аномалий — все равно что спрашивать у Кафки, отчего вдруг Замза стал насекомым. Все это заставляет читателя задуматься, что роман был не о дорожных приключениях антрополога, и данная художественная ситуация уже не характерна для развлекательной литературы. Роман обрывается на очередной попытке уничтожить кадавра — видимо, со стороны властей. Из-за отсутствия выраженной кульминации возникает ощущение, будто нас где-то обманули.
Так о чем же были «Кадавры»? То ли ознаменование апокалипсического конца, то ли демонстрация того, как ко всему привыкает человек: испугавшееся поначалу население постепенно привыкло жить по соседству с мертвыми детьми. Пропаганда выдвигала разные позиции по поводу кадавров, явление затерлось. Жуткие вещи становятся нормой в этом мире, но не из-за того, какими аморальными или бесчувственными стали люди, а по причине законов человеческой психики. Лишь у некоторых проявляется «синдром смещенного горя», когда из-за сильного чувства вины люди начинают узнавать в кадаврах своих погибших детей.
Общественность встретила роман спорами по поводу глубокой метафоры всего происходящего и возможной «русофобии» автора. И хотя некоторые вещи действительно поданы в лоб, реалии во многом узнаваемы. Попытка сделать роман-предупреждение рискует скатиться в злободневщину, хоть и чувствуется авторское развитие по сравнению с предыдущими романами. Поляринов ищет и развивается, что внушает приятные надежды на будущие литературные опыты.