Рассказ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2024
1
— Мы команда! — воскликнула она.
Но я ничего такого еще не сделал. Вышел из больницы. И сразу сюда. Жить-то надо. А сберкасса — место хорошее. До больницы я так считал. Но не может же все так резко поменяться! «Никаких стрессов!» — предупредил врач. И вдруг юная кассирша схватила мою сберкнижку, залог моего благосостояния, и резко порвала. Я схватился за сердце. После всего-то!
— Что вы делаете?
— Этого больше не существует!
— А что существует?!
— Облако! — совершенно обыденно сказала, как о чем-то домашнем. Я не решался, по здоровью, спросить: а что с моими деньгами? Это она уловила.
— Не волнуйтесь. Все — там.
— Но я как-то на облако не спешу.
— И напрасно. Теперь уже все там.
«Носители» могут меняться. Это я понимал. Но чтобы все — там?
— Ну и что там хорошего?
— Для вас? — глянула снисходительно. — Для вас — процент. Глядите… вклад «Долгожитель». Если вы не будете снимать со своего вклада пять лет… У вас добавится двенадцать процентов.
— Но боюсь, что уже… аппетита не будет у меня.
— Так вам я и не предлагаю пять лет.
— Почему это? — обиделся я.
Посмотрела более внимательно:
— А вы хотите?
— Нет!
— А на год?
— Вообще-то я хотел бы прямо сейчас… спуститься на землю. И кое-куда заскочить.
— Но вы же разумный человек!
— Не уверен. Но давайте — на год. Исключительно чтобы поддержать свое реноме в ваших глазах.
Деловито кивнула. Защелкала по клавишам. Распечатала лист.
— Подпишите вот здесь. Вклад «Успешный год».
Застыл.
— Черт! А как мне питаться?
Откинулась на спинку, с досадой. Видимо, часто все упирается в этот вопрос.
— Вас Яна зовут? — прочитал на бейдже.
— Да. А что? — уже слегка кокетливо. Видимо, это не запрещено.
— Придумайте что-нибудь. Вы же можете!
Польстил.
— Ну хорошо. Мы можем выдать вам карту, и вы сможете оплачивать ею покупки. Но в разумных пределах, разумеется.
— Почему?
— Должно что-то на карте остаться. Такой процент!
Дворником мне, что ли, устроиться, чтобы вклад не трогать? Но скрести лед начинают в шесть утра. Не потяну.
— Ладно. Давайте карту. Я подожду.
— Ждать долговато придется! — улыбка совсем уж натянутая. Утомил. — Карта будет недели, видимо, через две. Потерпите!
Столько я еще не терпел. Неделю — бывало. И то в молодости.
— Что-нибудь придумаю.
Примерно представлял. Но вышло не так.
— Поздравляю вас! Мы команда! — вскинула кулачок.
Круто их тут тренируют.
2
Проснулся я в ярости. Только темной ночью прочувствовал, во что влип. Перекокетничал! Для страданий ночь и дана. Ну никак не хочется верить, что тебя хотят обмануть! Бессолевую диету мне прописали, а у нас, кроме соли, ничего нет. Надо было еще месячишко поваляться в санатории, предлагали же. Нет! Вечный бой! Издевательство над собой. Ведь ясно, что количество невзгод неуклонно нарастает и будет нарастать, поскольку цель их — убрать тебя. С какого же бодуна можно придумать, что число их уменьшится? И самому их устраивать. Идиот. И на этом успокойся.
Но пенсию Ноны я им не отдам! — я сглотнул слюну. Проблемы Ноны полегче моих. Поэтому хочется ее вызвать. И переключиться! По сравнению с моим «хождением на тот свет» — всё радость. Но уход за нею, как за младенцем, со всеми «вытекающими» последствиями… Милое дело. И за тобой когда-то ухаживали так. И я почему-то надеюсь — еще будут ухаживать! Вопрос — кто? Но пока… Пока я еще не представлял всех ужасов в их полном объеме.
Пока. На время больницы я пристроил Нону к дальнему родственнику. Честно сказал: «Выйду — заберу». Вышел. «Звони!»
Еще минута блаженства. Самое сладкое — между горестями.
…Теперь я думаю: не позвонил бы тогда. Поленился бы. И не было бы несчастья! Наши недостатки тоже нам для чего-то даны. Прячем их. Не используем! И зря. Выручают порой.
Дальний родственник вошел как-то отчужденно… Если не враждебно. «Хватил шилом патоки?» Так мой отец говорил. Не понравилось? А нам — нравится! Нона — сияет!
— Венчик! — воскликнула.
Обнялись.
Родственника, думаю, душила злоба: «Чего же расстаетесь тогда?»
— Спасибо вам! — сказал я ему.
И он вышел.
— Ну как тебе? Нравится у нас? — спросил я.
— Еще бы!
Только ради этой встречи стоило постараться… Хотя масштаба предстоящих испытаний я, оказывается, не представлял — с присущим мне легкомыслием… Как-то проскакивали раньше все перекаты — до поры. Но оказалось — пора. И ужасы не замедлили. Нона присела, хотела снять свои чоботы. Но я сказал… роковые слова:
— А давай, Нона, немного передохнём… И в сберкассу за твоей пенсией! И в загул!
— И в кафе зайдем, прямо на Невском?
— Да.
— Я мечтала, Венчик! Ур-ря!
Бывает же счастье! Но — короткое.
— Я готова, Веча! — заулыбалась она. Словно не было проблем и разлуки. И всё окей! Так воспринимает она. А так и надо. Вперед! У нее счастливый характер. Уж ее пенсию я не отдам! Заодно и Яне укорочу когти!
Понимаю теперь — надо было на завтра отложить, дать ей перевести дыхание, восстановиться. Погнал! Горячка моя, рожденная отчаянием, — достичь всего одним махом! Достиг… Ну почему было не подождать до завтра? Все было бы иначе. Но я субботу выбрал, толкучку. Я об этом подумал? Но горячность моя все сомнения отмела. К победе! В основном — над своими ближними…
— Тогда уж не раздевайся! Пойдем сразу!
— Давай! — весело сказала она.
Дошли по Невскому, вошли в сберкассу, и там — уже юноша, презрительно посмотрев на сберкнижку Ноны, порвал ее!
— Что он делает? — спросила Нона. У меня не было ответа. Разве что: «У меня тоже порвали!»
— Это вы зачем? — все же спросил я.
— Пенсия ей будет переводиться на карту! — отчеканил.
— Но у нее нет карты!
— Как это?
— Так.
— Ей необходимо будет ее завести. Вот! — распечатал лист. — Подпишите! — подсунул ей.
— Подпиши, — сказал я. С этим уже невозможно бороться!
— Где, Венчик? — спросила Нона.
— Вот здесь, — показал я. — А когда будет карта?
— Вас уведомят! — надменно произнес юноша.
И мы вышли на Невский. Пустые!
— Значит, мы не пойдем в кафе? — расстроилась Нона.
— Ты же видишь!
И мы пошли. Да еще — суббота. Прет толпа! Нона шла как-то неуверенно (засиделась у родственника без движений), покачивалась, цеплялась все время за меня своими дрожащими пальчиками… «Надо бы ей ногти постричь», — еще подумал я. Дошли до нашей Большой Морской. Постояли, отдышались… Сколько стояли? Надо было больше стоять.
Но — сошли с троуара. И сразу же она вцепилась в меня!
— Да не цепляйся ты! Сколько можно? Ходи веселей. Смотри, какая красивая у нас улица!
И мы пошли.
Тут-то все и случилось. На самом красивом в мире углу! Подходя к нему. Волевая женщина почему-то захотела протолкнуть свою коляску с младенцем именно между нами!..
Потом я увидал сквозь толпу, как Нона, перебирая руками, падала… Но оказался рядом, когда она уже пыталась подняться. Схватив под мышки, поднял ее и сразу, по тяжести, понял: беда!
— Ну вот! Стоишь же! — я пытался как-то заговорить несчастье. Многое от настроенья зависит! Чуть отпустил ее — она закричала от боли, я тут же подхватил ее. Какая-то секунда сломала жизнь! Лишняя? Или недостающая? И впереди ужас! Я видал лежачих. Свою учительницу навещал. Но от запаха неотвратимости хотелось бежать. Теперь уже не выбежишь. Ну что, отличник? Поглядим, каков ты? Безумно интересно! Аншлаг! Я отпустил ее — и тут же подхватил: так стремительно она уходила вниз. Словно ног не было вовсе.
— Ну как… ничего? — бормотал я. Хотя чувствовал: уже произошло то, что разделит нашу жизнь на «до» и «после»… Оно уже — вот. Таскать придется ее на себе всю жизнь. А все остальное — исчезнет.
— Ну держись же ты на ногах! — кричал я, пытаясь перетащить ее на скамейку возле кафе… Кто-то пытался помогать, но она вскрикивала: «Ой! Не надо!» Сумел удержать ее, до скамейки идя шажок за шажком… Хорошо, что скамейки возле кафе еще стояли. Хотя лето прошло. Собирались здесь пировать! Опустил ее. Выдохнул.
— Не м-могу! Больно! — простонала она.
Такой бледной я ее никогда еще не видал. И такой испуганной. Крупно дрожала, на лбу выступил пот, глаза косили… От простого ушиба так не меняются. Ее левая нога волочилась, как тряпка.
— Мне страшно! Я хочу домой!
— Ну сейчас отдохнем и пойдем.
Притулились на скамейке. Она не села, полулегла, морщась.
— Очень больно, Веча! — тихо сказла она.
Я поднял штанину на ее левой ноге, отключившейся!
— Ну вот! Ссадина на колене. Только и всего.
— Не здесь болит, Веча! Очень больно вот тут. В бедре!
— Про бедро лучше не говори!
Хотелось крикнуть: «Это конец!»
— Надо скорую! — смог я сказать. Эх! На секунду бы на переход опоздали! Красный бы загорелся! Свет спасения! Пили бы сейчас дома чай… И этого страшного кино не было бы.
Набрал ноль три.
— Для экстренной помощи звоните по сто двенадцать, — проговорил голос. Самое время. Потом все же другой голос: — Скорая слушает!
— …Женщина, сломана нога! Держится за бедро.
Так сказал.
— Встать не может. Большая Морская, одиннадцать… Муж…
— Не поеду в больницу! Хочу домой! — закапризничала она.
— А что дома-то?! — я запсиховал. — Таскать тебя буду на себе? У меня, между прочим, только что инфаркт был. В курсе?
Но это сейчас не тема.
— Я поправлюсь! Дома! Я знаю… — виновато проговорила она. — Полежу немного — и все пройдет! Честно!
— …Да?
Прохожие, чуя беду, останавливались.
— Помощь не нужна? — обратилась пожилая элегантная пара.
Совсем недавно мы были такими же. Но — это прошло. Причем — только что!
— Спасибо. Мы сами.
У нас теперь другой путь.
Наш дворник Юсуф выкатил из-под арки, осторожно озираясь, тележку, плотно загруженную картоном от магазинных коробок. Жизнь прежняя! Только у нас беда.
— Здравствуйте! — я кинулся к нему. — Жену вот не поможете в скорую дотащить?
— А где скорая? — повертел головой.
— Сейчас будет! Секунду!
Прекрасно я помнил, какие трудности были с моей транспортировкой! Недавно совсем! Если бы мусорщики в тот момент во двор не заехали — девчонки со скорой не дотащили бы. Поэтому предусмотрительность не помешает. Накапливается печальный опыт, тянет на дно.
— Ну… сейчас. Только картон отвезу! Тут близко! — дернулся Юсуф.
— А не можете вы… — я даже не знал, что сказать. Но Юсуф остался. Хотя его, видимо, ждали в пункте макулатуры. Лихо подъехала скорая. Большая! Моя, на которой ехал я две недели назад, помнилась более тесной. Может, потому что я озирал ее изнутри? Мысли шли странные. Все смотрелось, словно издалека.
Выскочила крепкая разнополая пара и, даже не глянув на меня (а зачем?), поставила возле скамейки какой-то сундук, передвинула Нону на него. Праздничная толпа поглядывала, проходила мимо, ощущения удушающей духоты не создавая… Интеллигентная у нас публика! Лишнего не сделает… Хочешь отвлечься, сволочь? Не выйдет.
Медбрат с сестрой подняли сундучок с Ноной на нем, вдвинули в салон скорой.
— Кем вы приходитесь больной? — спросила сестра.
— Муж.
…Вообще-то правильнее было сказать — мужем. Но надо говорить — муж. Демонстрировать безукоризненность речи тут как-то неловко.
— Подождите пока здесь, — сказала сестра.
…Помню, когда наконец в скорой оказался, я радость испытал. Странно… выгляжу я вроде прилично, но все почему-то поглядывали на меня. Может быть, из-за скорой рядом? Или я сам по себе дик?
В тесный салон скорой я залез, скрючившись. Нона лежала как-то отрешенно, молча, склонив голову набок, словно не желая уже общаться — раз я отдал ее. Или был укол? Но что делать? Терпеть! Чего только Нона не вытворяла за свою жизнь! Теперь вот новое ее «озорство»… Нога ее была перехвачена поверх штанины косым «андреевским крестом». Так надо?
— У вашей жены перелом, — хмуро сказал медбрат (или все-таки врач?).
— Шейки бедра? — все же выговорил я.
Уже знал эти страшные слова. Пролежни. Легкие плохо работают… Хотя тянется это по-разному. До нескольких лет. Страшно сейчас даже представить. А ведь проживем!
— …Покажет рентген, — сдержанно сказала сестра. — Поедете?
— Да.
— Тогда пристегнитесь.
Нона не проронила ни звука. Качнуло. Покидаем дом родной. И счастливыми уже сюда не вернемся. Поехали. Потом мотнуло вбок, завернули на Невский… По которому мы еще так недавно шли легко! Сейчас (в отличие от моей «поездки» с инфарктом) ехали далеко, на Васильевский, в Покровскую. Я держал Нону за руку и страдал. Отчего? Ногти ее грязные! И, боюсь, на ногах. Хотя бы ногти ей подстригли, прежде чем идти. А сейчас подумают: «А, бомжиха! Чего с ней возиться? Пусть валяется!» Как же мы дожили до этого? Как бы успеть внушить им, что она «из культурных», бывший инженер по ядерным установкам! Давно это смылилось все. И лежит она совсем уж другая, что тут хитрить!
Алкоголь тоже сыграл свою роль…
3
Вот ты и получил каникулы. По уходу за собой. Только не говори, что у тебя просто нет сил. Это можно потом говорить, когда тебе станет кто-то помогать в неопределенном будущем. А пока некому. В выписном эпикризе написано: «Наблюдение терапевта, кардиолога». Неизвестно, что «на сердце» сейчас у меня. Хорошо хоть дали лекарств. Длинный ряд. Потом надо будет добиваться бесплатных. Когда? В больнице Ноны карантин. Не пускают! Счастье! Вот, оказывается, и таким бывает оно. И что делать? Кто поможет? Команда? Ответы, как ни крути, в этой черной блестящей дощечке под названием «смартфон», отражающей сейчас мою харю. Пока все. Что еще можно из него вытянуть? Надо долго тыкать туда пальцем, прежде чем что-то извлечешь.
Раньше было как? Звонил барственно в поликлинику:
— …Ну Римма Михайловна! Это безбожно — в десять утра? Да, к невропатологу… Можно к двенадцати? Благодарю вас! Обязательно заскочу!
И ты чувствовал, что добился чего-то в жизни, раз сама Римма Михайловна, регистратор элитной поликлиники, знает тебя. Набрал все-таки ее номер — ретро.
Ура! Ее волнующий голос.
— О! Кто вспомнил меня.
Не надо было бы — и не вспомнил.
— Я с вами, королева!
Горько захохотала.
— Не лгите! Вы все уже продали душу!
— Кому?!
— Этому… Роботу! Василисе! Звоните ей сто двадцать два! Я серьзно… Я сижу тут. Всё знаю. Но общаться с вами должна только через нее! Да… Прогресс!
— Куда катимся! — торопливо пробормотал я. Гудки. Набрал. Теперь уже номер, общий для всех! Какая же тут экономия времени?! Нервов? Этого не скажу.
— Здравствуйте! Вы позвонили в единую региональную информационно-справочную службу Санкт-Петербурга. Напоминаем, что служба сто двадцать два не предназначена для экстренных ситуаций. В экстренных ситуациях набирайте сто двенадцать. Для достижения более высокого качества обслуживания наш с вами разговор записывается. Позвонив нам, вы тем самым даете право на разглашение личных данных. Если вы хотите вступить в обратную связь и оценить качество нашего обслуживания, не вешайте трубку после нашего разговора и оцените нашу работу в баллах, от нуля до десяти.
Прямо глаза разбегаются! Но оценивать трудно. Я уже запыхался, к делу моему даже близко не подойдя!
— Если вы хотите поступить по конракту на воинскую службу, нажмите один. Если вы хотите узнать статус вашей прежней заявки, созданной ранее, нажмите пять. Если вы хотите вызвать врача на дом, нажмите два.
Вот! Хочу! Но никаких цифр на табло нет! А если переключать — к самому началу беседы вернешься. И снова споткнешься: как нажать? Все это как раз для тех, кто скверно себя чувствует! Как еще он почувствует себя — в процессе?
— Если вы хотите записаться на прививку против КОВИДа, нажмите шесть. Если вы хотите записаться на прием к врачу, нажмите четыре.
— Стоп! Стоп! Хочу! — закричал я, но не был услышан. Никакой четверки на табло не было. Переключить? Но исчезнет это. Переключил. Надавил четверку. Вернулся… Реакции — ноль!
— Если вы звоните по вопросу частичной мобилизации или призыва, нажмите три.
Просто голова кружится от обилия возможностей — и невозможности к ним достучаться.
— Если вы приехали из Донецкой и Луганской республики и нуждаетесь в материальной помощи, нажмите семь.
В помощи нуждаюсь, но дозвониться не могу. И вдруг — щелчок. И новый голос:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! Еще раз!
— Вы что-то хотели?
— Да. Причем — давно. Записаться на прием к врачу.
— Переключаю вас на специалиста по записи.
— Слушаю вас!
— Неужели это вы, Римма Михайловна, — после стольких мучений? Нет!
— Здравствуйте! Это ваш электронный помощник Виктория. Вы что-то хотели?
— Что-то вроде хотел… Шучу. Записаться на прием к врачу.
Если скажет «Нажмите четыре», я ей!.. Что я с ней сделаю? Она со мной — да!
— Для этого вам придется ответить на несколько вопросов.
— Несколько — это сколько?
— Я вас не поняла!
Беседу поддерживает как может. Всеми силами своего механического ума.
— Продолжайте!
— Я вас не поняла!
Молчу!
И это вызвало ступор минут на пять. Как кто-то сказал: «С вами надо говорить, каши наевшись!»
— …Вы что-то хотели?
— А, Вичка! Привет!
Не подействовало.
— Вы что-то хотели?
— Я хочу вызвать врача на дом.
— Для этого вам придется ответить на несколько вопросов.
— Валяйте!
Вольность мою, похоже, простила. Или не идентифицировала как вольность…
— Сообщите, пожалуйста, ваши личные данные — дата, месяц, год рождения.
— !..
— Данные ваши не приняты. Передайте их в общепринятой форме, например одиннадцатое февраля две тысячи двадцатого года.
— Восьмое декабря тысяча девятьсот тридцать девятого года.
Ждал восторга, но его не последовало.
— Повышенная ли у вас температура?
— Нет… То есть — да!
— Испытываете ли вы боль?
— Да.
— Глухую или острую?
— …Глухую.
— Когда вы делали прививки от КОВИДа?
— Десятого января две тысячи двадцатого года.
— Когда вы последний раз контактировали с больным КОВИДом?
— Тогда же… Десятого декабря две тысячи двадцатого года.
— Какого врача вы хотите вызвать на дом?
— Кардиолога!.. Или терапевта. Могу и сам к ним прийти.
— …К сожалению, специалистов данного профиля нет в наличии в настоящее время. Хорошего вам дня.
Всё?! Что ж ты сначала это не сообщила? Заметил, что разговарваю с ней как с живой… Бесполезно! Кончилось леченье твое. Позвонил старому другу, чуть расслабиться… и:
— Доводим до вашего сведения, что ваш электронный номер будет отключен в связи с тем, что ваши данные не прошли проверку согласно закону «О связи» номер сто пятьдесят два.
Какие мои данные могли не пройти? Что они меня пугают? Если я выброшу свой айфон, что мне будет? Ничего! Вообще не будет ничего, — сам себе ответил.
И вдруг — телефончик заверещал. Сам! Кто-то все же прорвался.
— Здравствуйте. Это Яна! — робкий голос.
— Которая? «Мы команда»?
— Да.
Я даже неожиданно возбудился. Она единственный знакомый человек, живой — из мира наступившей вдруг фантастики.
— Здравствуйте!.. Я рад! — неожиданно у меня вырвалось.
Неужели уже карта моя готова?
— Ой! — обрадовалась и она. — Вы хороший! У меня к вам просьба! Тут у меня брат…
— …Брат?
Я несколько сник. На брата я не рассчитывал.
— Он приехал из Эстонии.
— …Эстонец?
— Нет! Золотые руки.
Ясно, куда гнет.
— …А там его хотели за что-то посадить. Представляешь?
«Представляю. Домушник! — подумал я. — А золотые руки — преступнику не помеха».
— А может, он все-таки что-то спер?
— Ты ж понимаешь!
Убойная формулировка! Отбивает любые обвинения!
— Нелегально границу пересек, чтобы к родным вернуться!
Затыкаю уши! Я не родной!
— Можно, он пока перекантуется у тебя?
Такие вообще без разрешения в гости ходят!
— …Но только без ночевки! — сказал, что пришло в голову.
— Ну да. Ты же собирался делать ремонт?
— Я?
— Но ты же сам это говорил!
— Когда?
Мы общались с ней только через барьер. Но, может быть… пока Ноны нет… Что-то улучшить? Квартирка-то так себе.
— Вообще-то была у меня одна мечта…
— Он художник! Он такое выделывает!
— Ну. И когда ты своего мальчика… кровавого ко мне подошлешь?
— Почему кровавого-то? — обиделась она.
— А‑а-а… Извини. Не подумал. Давай завтра с утра. В десять!
Пустился без Ноны в приключения… как люблю. Точней — опустился в них…
— Опоздал! — попрекнул его я.
— Там переговорник у ворот не работает! — начал он.
— Починил?
— Так открыл.
— А дверь на лестницу? Так же?
Он хмуро кивнул. Хорошо, что хоть дверь в квартиру вскрыть постеснялся. Позвонил. Интеллигентно! Начало многообещающее, хорошее.
— Ну? Чего? — голос сиплый, натужный. Как у многих мастеровых. Да еще — сквозь окладистую бороду, выложенную на грудь. Похоже — для маскировки отрастил.
— Ну…
Я привык использовать любые ситуации. Не до жиру.
— …Вообще-то есть у меня мечта. Сделать вот здесь, в тесном коридоре, пространство. Как бы побег из тюрьмы.
Пытался оперировать близкими ему терминами.
— Понял, хозяин. Надо тут фотообои наклеить тебе.
— Что?
— Ну картину какую-нибудь.
Снова смартфон. В его лапе он птенчиком казался.
— Вот это, считаю, тебе подойдет.
Действительно — художник!..
Называется «Античный пейзаж». Прямо перед тобой — акведук. Римский водопровод, с арками. Над арками по желобу катит вода. Или он уже разрушен? Увит виноградом…
Я улетел туда. За арками — море, полуостров. Белые лодки на синеве. Горы на горизонте… Да-а! Теперь уже не доедешь туда! А у меня будет. Что ж, это в моем духе — брать для дела самые неожиданные ситуации. С пользой для себя. Но чаще — с уроном. А еще чаще — и с тем и с тем!
— Ну… Клей!
— Обожди, хозяин! — проговорил он, напирая на «О»… Волжанин? Как я!
Он долго отдирал прежние обои (хорошие, кстати), шкурил, шпаклевал… Я жадно вдыхал запахи. Где же море?
И вот наконец, на стремянку взгромоздясь (она казалась под ним мизерной и хрупкой), стал раскручивать пейзаж.
Да-а. Море! И горы. Что они, интересно, вместе учудят? Вклеил как впаял! Ни пузырька, ни морщинки. Да-а… Руки действительно есть у него. Душа? Видимо, за отдельную плату. Кстати, о ней.
— Что я вам должен?!
— Двадцать тыщ!
— Я могу вот дать только сто евро! Других у меня нет.
«Всё твоя сеструха захапала!» — хотел сказать я. Но он, возможно, знал. Поэтому согласился!
— Хорошо, хозяин!
Я залез в папочку, аккуратно вынул купюру. И он, к сожалению, это видел. Но я как-то не подумал. Эйфория — гибель моя!
Я побежал за коньяком. И, когда я вернулся, он уж собрал инструмент… И как выяснилось позже — не только.
После ухода его сидел с блаженной улыбкой… В Италии я! Копил на нее! И вот… Потом вдруг тень тревоги прошла, я вытащил папочку. Чисто! Еще двести забрал. Я же говорил: беды, нарастая, делают жизнь невозможной. А как иначе нас убивать, штатских? Тупо сидел. Неужели неважно ему, что он все художественное впечатление испортит? Не художник он! Точнее — художник борется в нем с преступником… И второй — победил! Ну и што? Это, нешто, хорошо? Но, видать, такова моя доля: всё — в строку!
4
Ну что? Погулял я с размахом. Но это еще не конец. Тревожный звонок.
— Вам звонят из полиции. Вы знаете Попова Альберта Серафимыча?
— Нет.
— Так мы и думали!
— А кто, простите, — мы? Где вы находитесь?
— Отделение полиции на Коломяжском проспекте. К нам поступило заявление от ближайшего отделения Сбербанка. Человек появился с генеральной доверенностью от вас, оформленной по всем правилам, и пытался снять все ваши сбережения. Ему было отказано. Но ему удалось скрыться.
— Так ловите его!
Голос удивительно знакомый… но говор совершенно другой!
— В заявлении от Сбербанка указан номер вашей карты!
— У меня ее нет!
— Ошибаетесь, есть. Сообщите нам ее номер, чтобы мы удостоверились, что вы — это вы. Голос у вас подозрительно молодой.
— А у вас подозрительно знакомый!
— Не хотите возбуждать дело? Нам же легче!
Гудки. Жулики?! Неужели снова маляр-валютчик? За мое основное сбережение взялся. Как-то тревожно. Но почему же к звонку не подготовился так же тщательно, как к поклейке? Похоже, открывлось слабое место его… Но он, видимо, не один? Команда! Я, понятно, участвую. А кто же еще? Я набрал Яну.
— Алло. Извините, я не могу разговаривать, я на работе.
Да. Холодно говорит.
— Я как раз по работе. Узнала меня?
— Допустим. И что?
Разве работники офиса так разговаривают с клиентами? Прокалывается она! Безразличие? Да! Но злоба? Это же некорректно!
— Пришла моя карта, скажите?
— Допустим. И что?
Снова прокол! Так не разговаривают. Ой, боюсь я, уволят ее!
— Почему не сообщила? Верней — сообщила, но не мне. Своему брату?
— Ну… может быть, вскользь! — заговорила вдруг теплей, как с хорошим знакомым. С которым можно и о грешках поболтать. «Ведь ты же не проколешься, да? Мы же команда!» — вот какая была игра.
— А почему же мне не сказала про карту? Раз мы команда?
— Ой! Закрутилась!
Закрутилась не с тем. И это она скоро почувствует.
— Можно прийти за картой?
— …Ой!
Как говорили мы в классе, слыша «ой», — «Выпей гной!».
— Прям все навалилось!
Брат ли это ее?
— Давай пересечемся вечерком? На уголке. И куда-нибудь заскочим, — лепетала она.
«Заскочим за скотчем. Чтобы заклеить твой рот кривой!» Но сказал я иначе:
— Но ведь, наверное, какие-то формальности надо соблюсти? Расписаться?
Если подслушивает кто-то, пусть думает, что мы про ЗАГС.
— Ой! Не бери в голову! Я всё оформлю!
Опять «ой!». Видимо, требуется «помощь». Оперативников. Но как в любимом моем детективе: «Рано! Подпустим поближе!» Надеюсь, «поздно» не будет? Душа горит!
— Дала ему номер моей карты?
— Что я — сумасшедшая?
В это мгновение, как мне показалось, не лжет. И такое бывает. Если бы он знал данные карты — зачем было ему звонить?
— И вообще… хватит с него! — выпалила она.
Интересное заявление.
— Хватит тех денег, что он украл у меня?
Неловкая пауза.
— О чем ты?
— Ладно. Проехали. Так когда встретимся?
Жажду!
5
Встретились на пересечении переулков, почти в темноте. Полная конспирация!
— Ты рад, что мы увиделись?
Неожиданная реплика. Продолжает удивлять. Что я мог на это сказать? Радость борется с ненавистью. И ненависть пока побеждает.
— Сложные чувства! — сдержанно я сказал.
— У меня тоже, — вдруг призналась она.
— Странно. При твоей работе, мне кажется, должна быть полная ясность.
— Вспомнил! Такое теперь везде.
Нестандартное поведение свое считает знамением порочной эпохи? Глубоко пашет! Но нам это ни к чему. Нам бы с данной минутой разобраться.
— Карту давай.
— Погоди! — стала озираться. — Светиться нельзя. Надо в ближайшее отделение зайти.
— А твой роскошный зал… не годится?
Замотала щеками.
— Нет. Там этот… прикопался.
— Брат?
Чуть кивнула. Словно сама не была уверена в родстве.
— Надо в другое отделение идти, — решила она.
— А не поздно? Как-то все слишком романтично. Хочешь задурить?
— Ты что? Против романтики?
— В большинстве случаев — да.
— Во! Сюда! — как-то разухабисто сказала она.
Тусклое помещение на первом этаже. И ни души! Лишь гудят банкоматы… зловеще.
— Не доверяю я им. Как-то стремно, — вырвалось у меня. — Сберкасса — и без людей.
— Такое было когда! — сказала. — Но мы команда!
Она достала из сумки портмоне и вынула карту.
— О! — восхитился я.
Но она игриво карту отдернула.
— Разбежался!
Диктует свои законы? Играем в «А ну-ка отними»? Но эти законы, мне кажется, все больше противоречат Закону. Куда меня занесло?
— Не доверяешь мне? — игриво произнесла.
Жахнуть бы канделябром! Но без нее уже — как без рук.
— Ты мне — даже карту не дашь? Полное обслуживание?
— Ну пожалуйста! — вдруг дала карту. — Вставляй!
— Зачем?
— Ну посмотрим… сколько на ней.
— А ты… не уверена? — я похолодел.
— …Всё нужно проверять.
Душа упала. Всё увели! Но оказалось, увели позже!
— Ну… сюда!
Показала зеленую светящуюся щель.
Дрожащей рукой я задвинул карту в банкомат… Какой-то не тот, даже я почувствовал, звук. И карта исчезла. И на экране этого идола — ничего.
— Ну всё! Заглотил! — вскрикнула она.
— Надеюсь, в хорошем смысле? — пролепетал я.
— В плохом. Не считывает. И не отдает!
— Но почему именно… со мной.
— Да потому что ты — это ты! — произнесла торжествующе.
— Откуда ты меня знаешь?
— Вижу!
— …И он, что ли, видит?
— Да фиг его знает!
Сейчас и нас проглотит этот монстр.
— Зачем все это сделано? Скажи! — я обвел рукой железных этих чудовищ, окружающих нас. — Чтобы нас сожрать?
Она кивнула, но робко. Тяжелая пауза. Почему такое тусклое освещение, когда о таких деньгах речь идет! Раньше, проходя в сберкассу, я видел — возле этих монстров дежурный стоял. Отвечал, за этих. Теперь убрали и его. Зато добавили монстров.
— Наверху какие-то голоса. Отделение, похоже, работает! — предположил я. — Эй, люди!
— Не паясничай! — строго сказала она. Главное для нее соблюсти приличия. — Не ходи! Скажут то же самое, что и я.
— Так ты ж ничего не говоришь!
— Никто карту не выдаст тебе. Открывать банкомат могут только инкассаторы с автоматами.
— Так подождем их!
— Может, через неделю. И не выдадут тебе. Увезут. И уничтожат.
— Всё для людей!
— Кстати, банкомат обязан карту твою сразу аннулировать, если заглотил.
— Добрый он. А люди, кстати, такие же теперь? Посмотрю! — я пошел к лестнице.
— Не позорься! Правила не отменишь!
— А кто их выдумал? Эти?
Показал на жестяных идолов.
Она пожала плечом.
— Ну что… по домам? — выговорил с трудом я.
— Погоди! Я придумала. Дай телефон твой.
— Еще и телефон! И он пропадет?
— Не боись! Мы команда! Попробую твою карту активизировать.
— Но она же… там.
— А вдруг банкомат не аннулировал ее?
— Смело! — оценил я. — А такое бывает?
— У нас бывает все!
В стене был белый мраморный камин с полочкой. Положила наши телефончики рядом. Вдруг получится — у них?
И помчалась по клавишам. Просто вдохновение снизошло на нее! Любовался ею. Мы — команда!
— В твоем телефоне Интернет есть?
— Не знаю. Думаю, нет.
— Ладно. Использую мой как раздатчик Интернета.
— Запомню!
— А! — безнадежно махнула на меня рукой. И — напрасно.
Парила над всеми нами! Царила! Зацокала по моему аппаратику.
— О! Жива твоя карта. Гляди!
На моем экране вдруг высветилась сумма моих сбережений. Вот это зря.
— О! Богатенький Буратино!
Боюсь, это не навсегда.
— Ставим тебе приложение для перевода денег!
— Кому?
— Мне! — проговорла она.
— Это зачем?
— А что ты предлагаешь? Оставим их в этом сундуке?
— Давай!.. Но оставь хотя бы рублей пятьсот! — жалобно добавил я.
Усмехнулась.
— Оставлю тысячу. Но если получится. Тьфу-тьфу-тьфу!
— Ну давай. Переводи. Но учти — я всё запоминаю. С детства так!
— Прям! — отмахнулась.
И зря. Но вся в деле! Молниеносно работает. А в мои способности не верит, не хочет. «Чайник!» Однако не пустой. О чем и говорит, мне кажется, сумма на моем счете. Но она это не увязала.
— Ну всё! Переводим… — сказала она. Прошло несколько секунд. — Всё! Поздравляю! Ты нищ!
И мы радостно захохотали. Перехитрили железного дурня! Огляделся… Теперь, видимо, моя очередь?
— И что теперь? — поинтересовался я.
— И всё! — она захохотала.
— …Погодь. Я хотел бы все-таки получить свою карту.
— Зачем? На ней всего пятьсот рублей.
— Ты же говорила — тысяча!
— Извини!
— Но я надеюсь на большее. Что ты обратно переведешь — мне на карту.
— Но ее ж нет у тебя! Голодранец!
— Не уверен! Схожу!
Догнала на мраморной лестнице, тяжело дыша. Да и я уже задыхался.
— Не позорься! Я же говорила тебе, что они скажут.
— У них тоже, что ли, программа вместо души?
— А то!
Но глазки ее бегали. Не хотела мне деньги возвращать? Столько в каждом намешано! Расхлебаем.
Продолжил свой путь. Откуда-то сила взялась. Яна даже отстала. Настырность мою отмечали и мои друзья. Она догнала, схватила за руку.
— Давай я буду говорить. Тебя могут просто не понять. Я сама с трудом твою шепелявость понимаю.
— Зато я очень хорошо понимаю тебя.
— Ты о чем?
Врагами вошли. Называется «мы команда». Такой растрепанной пары давно тут не видели… Роскошнейший зал!
«Это совсем другое дело!» — подумал я. Оптимист! Ненавижу тусклое
освещение. А тут!.. Я взял в автомате талон на прием. Этот автомат сработал. Уже сдвиг. Окружающие с удивлением глядели на нашу пару. Что связывает их? Как что? Деньги!
— Слушаю вас! — сказала пожилая строгая женщина.
— У него автомат карту заглотил! — заговорила Яна, опережая меня.
Строгая посмотрела на меня. Я кивнул.
— Идите вот к девочкам. Они всё вам расскажут, — вздохнула тяжело. Видимо, этот автомат-полиглот им известен.
Две девчонки, каждая за своим инструментом. Я выбрал ту, что в очках. Смекалистее? Но мог ошибиться.
— Помогите, пожалуйста. Банкомат проглотил карту.
— …И что вы хотите?
— …Как что? Я бы хотел ее получить обратно. Она же рядом совсем! Ну… или возобновите.
— У вас карта петербуржца?
— Да! — я воскликнул радостно. Понеслось?
Она защелкала по клавишам.
— Если заявите сейчас, будет… минимум через месяц.
— Но как же мне жить? Ваш банкомат виноват!
— Мы за него ответственности не несем!
— А за что вы несете?
— …Ваша фамилия, имя, отчество.
Назвал. Снова защелкала.
— О! Так она жива, ваша карта! Но с нее только что… сняли все деньги! — глянула на строгую начальницу. Та посмотрел на Яну. Яна стояла уверенно, чуть ли не подбоченясь.
— Жива! Так спасите ее! — воскликнул я.
— Нет! Она будет уничтожена! — с пафосом проговорила очкастенькая. Кастовая гордость! Растет кадр.
— Но она же… здесь! — простонал я.
— Это вас уже не касается! — отчеканила очкастенькая.
— Ну я же говорила тебе! — добавила Яна.
Я сник. Просто не мог сдвинуться. Стоял. «Памятник ограбленному». Строгая вдруг поднялась, сняла с гвоздика какой-то крохотный ключик, обошла стойку и положила руку мне на плечо.
— Пойдемте!
И мы спустились в тот сумеречный зал.
— Какой банкомат?
Я указал. Она вставила ключик, откинула верхнюю часть. И тут сразу, как на подносе, моя карта лежит. Слезы к глазам поднялись. Я уж и не надеялся увидеть ее.
— Назовите номер.
К удивлению Яны и отчасти своему, я отчеканил номер, ни разу не сбившись. Умею сосредоточиться. Все цифры запомнил, что мелькали сегодня, в том же порядке.
— Дайте карту мне. Он же, видите… не в себе!.. — Яна вытянула пальчики. Но строгая, обойдя ее, отдала карту мне.
— Он-то как раз в себе. Это вы не в себе. Спрячьте карту. И никому не давайте.
И она пошла наверх. А мы с Яной остались вдвоем. Но говорить не хотелось.
— Ладно! — все же произнес я. — …Переводи!
— Ты знаешь, сколько с нас вычтут за перевод?
— Пускай! Всё лучше, чем ничего!
— Ты сумасшедший! Хочешь все вбухать в свою старушку? А хирурги только того и ждут. «Материалы на оперцию надо купить. Приобрести лучшие! А вы как думали? На шармачка?» Выпотрошат тебя, а потом скажут: «Извините! Не прижилось! Не срослось. В этом возрасте, увы, редко срастается!» И пошел ты…
— Как я ненавижу таких, как ты! — проговорил я. — Знают всё обо всем. Но все неверно. Деньги давай!
— Ты посмотри на себя. Сам двумя ногами в могиле! Делать собираешься что-то с собой?
— Разберусь!
— Ни черта ты не разберешься!
— Деньги давай!
— Нет! — она сжала зубы.
— …А пошли б вы все к черту! — наконец-то произнес я с наслаждением!
И мы расстались. Кто-то даже со своими сбережениями.
6
Вернемся к ральности. У Ноны в больнице карантин, не пускают, да там и не делают ничего. Выдерживают для приличия какой-то срок, чтобы сказать: «Нет, ничего не вышло». Старух, поднятых на улице, не ремонтируют. В справочном — день за днем всё одно: «Состояние средней тяжести, без изменений!» И нам пора радоваться уже и тому, что «без изменений». Их и не будет, увы…
— А поподробнее нельзя? — я не выдержал как-то раз.
— Звоните в ординаторскую, лечашему врачу, Артуру Вячеславовичу. Я сообщаю всем телефон ординаторской!
— Так трубку никто не берет!
— …Отдыхают. Дозванивайтесь!
Честно сказать, набираю с трудом. Одно дело — худшее предполагать и другое — услышать. Ведь после этого нет уже надежд! И вдруг молодой голос, свежий:
— Аллё!
— Артур Вячеславович?
— Да.
— Как там Попова Нона Борисовна?
Пауза. Я смотрел на трубку… и хотелось прикрыть это дуло рукой. Сейчас выстрелит: «К сожалению, неоперабельна! Годы… Да и общее состояние… Будете забирать?» — «Ну куда же я денусь». И свет погас. Но вместо ожидаемого я вдруг услыхал:
— Проводим обследование. Выясняем, возможна ли операция в ее возрасте.
— И какие шансы?
— Ну есть. Молитесь, чтобы все сошлось.
— Спасибо.
Молитва — это одно. Но надо Всевышнему еще и помогать!
7
— Дуешься?
Такой реплики, да еще по телефону, от Яны не ждал. Сама вдруг позвонила. С чего? Душа у нее воскресла? Не может быть! От нее не ждал.
— Уже сдулся! — сдержанно сказал я.
— Тогда приезжай, — произнесла она томно.
— В сберкассу? — я несколько оживился.
— Заче-ем?
Какое я сейчас имею отношение к сберкассе?
— Приезжай в спа!
— Куда?
— В спа «Олимпиец‑2»!
— Олимпиец — понимаю. Спа… с трудом. А зачем?
— Когда ты на себя в зеркало смотрел?
— Давно, честно.
— Человека будем делать из тебя.
— Зачем?
— Так говорят только пессимисты. Я заказала тебе такси. Плавки возьми.
— Вот уж не думал, что в это время года — купанья!
— А ты держись меня!
Небо видно с лежака! И — солнце! Впервые за полгода вижу. А по бокам — пальмы. За тапочками — лазурный бассейн. Италия! Почти как в коридоре у меня!
— Вот уж не думал, что такое еще увижу… После инфаркта.
— Со мной ты еще и не такое увидишь! И не только!
Вот это чудо! Прокрутилась в купальнике передо мной. О деньгах надо мне думать… Все может зависеть от них. Впрочем, о деньгах лучше всего думать как раз здесь.
— Кокосовый коктейль хочешь?
— Кокосовый? Позже.
Сквозь стеклянную крышу солнце шпарит. Отлежал все бока. Жизнь богатого бездельника нелегка.
— А сколько коктейль стоит?
— А-а. Полторы тысячи! — махнула рукой с колечками. — Деньги — сор.
Особенно мои. Бывшие… Вдруг интересная мысль пришла.
— Слушай…
— Расслабься! — приказ щелкнул, как бич. Но вдруг смягчилась: — У меня просьба!
…Кроме приказа еще и просьба!
— Сфоткай меня! — протянула мне свой смартфон. — А что? Не гожусь? — посмотрела в мобильник, как в зеркало. — Фу, растрепа! Пойду приму душ и начапурюсь. Мобильник свой оставляю! Присмотри.
— Присмотрю обязательно.
Вот и работа для меня. А там, глядишь, что-то и обломится? Придвинул к себе ее смартфон.
Кто тут говорил, что раздает Интернет? А кто говорил, что помнит все цифры? Ну-ка. Минут пять будет у тебя.
Явилась красотка.
— Ну? Как я?
— Ослепительна!
— Тогда фоткай!
Щелк! Щелк!.. Овладеваю смежной профессией. Впрочем, с моими теперешними средствами это ни к чему! Глянул. Неважнецки получилась она. Так нищенка же, ни копейки нет!
Поманила официанта.
— Кокосовый коктейль! Нет — два!
Вспомнила и про меня. Она неплохая, в сущности. Только не командир. Небрежно, даже не повернувшись, приложила телефончик свой к аппаратику официанта.
— Тут показывает — недостаточно денег для оплаты, — произнес официант.
— Как? — она резко села на шезлонге. Взгляд на официанта, потом — на меня.
— Не волнуйся! Все теперь у меня! — сказал я. — Но коктейль нам, увы, не по карману!
— Как ты мог? — воскликнула она. — Мы команда.
— Ты знаешь, — дружески сказал я, — только вот после этого… я и стал чувствовать себя настоящим членом команды.
— А ты знаешь, что ты выгреб… больше, чем дал!
— Да-а? — я обрадовался. — А что? Ты же говорила, что с процентами?
— Тридцать тысяч Михаила, брата моего. Мне доверил!
— Напрасно. Тридцать тысяч эти тоже мои. С Михаилом, думаю, мы в расчете теперь. Он поймет. И простит!.. Да не мучь ты аппаратик свой. Пароль я переменил.
— Да-а. Я думала лучше о тебе. Я огорчена.
— А я, представь, раньше думал хуже о себе. А теперь лучше. Ну что? Нырнем?
— Боюсь, что не все вынырнут! — процедила она. Ну прям вся в брата.
— Но тогда я пошел? Чао.
— Но учти! — мстително крикнула она вслед. — Во вкладе «Успешный год» ты больше не состоишь!
— …Мы команда! — гулко выкрикнул я под сводами бассейна.
8
— Артур Вячеславович? Как дела?
— С Ноной Борисовной все хорошо. Все обследования провели. Отличный организм, можно молодым позавидовать. Будем оперировать в эту пятницу!
— Да-а?
…Был бы тут рядом хоть ворюга-маляр, расцеловал бы его!
— Спасибо вам!
«Мы команда!» — чуть не воскликнул.
Через две недели…
— Ваша Нона радует нас. Ходит уже!
— Чудо!
— Работаем помаленьку. Через неделю будем выписывать. Готовьтесь!
— Всегда готов!
Ранним утром заквакал переговорник. Микрофон его на улице, возле арки. Как раз на случай болезней его и завел — открывать калитку в воротах. Давно молчал. Кто же пожаловал? Еще один гаджет ожил. Только один отработал — сразу другой.
— Алло! — элегантно снял трубку в коридоре. Слышно было, как кто-то пытается распахнуть калитку в воротах. Вся система ворот брякает, но калитку не отпускает. Электронный замок. Кто попало теперь не войдет. Какое-то пыхтенье в микрофоне. Переобувается? Чтобы зайти ко мне? Зачем? Можно и так. Если хороший человек. Вспомнил про ошибку: микрофон слишком низко повешен, на уровне пупа. Когда мастер сделал, я еще удивился:
— Почему так?
— А ты видишь где-нибудь еще место? — ответил старый мастер. — Кому действительно надо войти — пусть поклонится!
Мудрый старик.
Но нынешний гость кланяться не хотел, поэтому глас его был еле слышен.
— Не слышу! Кто это? — крикнул я. И хватит. Гость явно случайный.
— Откройте! Полиция! — донеслось до меня.
«Неужели „команда“ натравила? Ответный удар? Если это действительно полиция — мне есть что сказать».
— А вы к кому?
— Открывайте.
Какой-то мутный гость. Но я не боюсь. Если самозванец — встречу как надо. Уйдет просветленный.
— Жму! — так почему-то вырвалось.
Снова сотрясание ворот. Сил, чувствуется, в избытке! Не Миша ль маляр? Голос мне что-то знакомый.
— Не открывается! — еле слышно произнес гость.
Вот и хорошо. И ступай себе мимо! И жизнь вроде снова подчиняется мне. Больше — ни звука.
Вовремя система сломалась.
— Доброй вам ночи! — сказал я. Хотя было ранее утро. Повесил трубку. Некогда заниматься ерундой. Я еще Нону не разбудил и не прошли мы с ней водные процедуры, а это как минимум полчаса. При этом тут же варится завтрак. Живу целенаправленно. Полицию не вызывал. Хотя следовало бы. Но времени нет. И полицейский (если был он) особого рвения не проявил, больше не сигналил. Но тревога не исчезла. Так нельзя оставлять. Надо по ниточке все, что угнетает, перебрать. Визит полицейского? Чьи-то хилые происки? Вычислил, что гнетет, — переговорное устройство. Наквакало мне, что счастья не будет никогда — сколько ты ни старайся всё наладить. Непременно что-нибудь сломается и беда просочится. Сколько души и, главное, денег я в переговорное устройство вложил. Фирма «Комфорт». Я бы назвал ее «Комфорт хаос». Снова расстроили. О полицейском забыл. Но если снова вызвать монтера насчет переговорника, полдня точно уйдет. А компьютер ждет. Это рукопись можно отложить, а компьютер и в ночи светит синим глазком.
Дозвонился я. Вызвал. Пусть всё наладит. С компьютером лучше встречаться, когда душа поет. Мобильник тот же — но голос уже молодой. Смена растет! Только вот какая? Через полчаса появился — заквакал тот самый переговорник. Так же кто-то заколебал калитку, вместе с воротами. Надеюсь — монтер.
— Это монтер?
— Да.
Слышно опять плохо. Парень, видимо, рослый. Микрофон низкий. Не срастается, жизнь.
— Калитку толкайте!
Все то же грохотанье.
— Не срабатывает? Надо к вам выйти?
Кнопка со стороны двора, как правило, открывает.
— Не надо! — сказал он. — Тут как раз машина въезжает. Вошел под арку! — глухо донеслось. И долгая пауза. Чем, интересно, занимается там?.. Наконец! Топает по лестнице. Молодец! В коридоре бардак. Да еще я в этой своей вязаной шапочке. Привык. Вдруг он подумает — дебил… И появляется он… В такой же аккурат шапочке. И стремянку волочит. Увидел меня, улыбнулся. Шапочки нас сблизили.
— Так что у вас?
— Вот смотрите.
Снял крышку с устройства. Телефон гудит. Лампочка горит.
— Так я и думал.
— Что?
— Да обычная вещь! В соединительной коробке на самом верху концы именно вашего переговорника отключены… Аккуратно выдернуты. Тут же лежат!
— Но вы их воткнули?
— Да. С вас три тысячи!
Вот так работа!
Тут я задумался… Что он там про выдернутые концы говорил? Кто их там выдергивал-то? Явно человек со стремянкой и даже по закону действовал — вполне возможно. Не успеваем мы за законотворчеством. Может быть, вышел закон «Самовольно установленные домофоны вырубать?» А я как раз его по своей воле устанавливал. Не по чужой! А это запрещено! Специальная служба учреждена! За ними не уследишь. Хотя они уверены, что именно в них совесть эпохи! И этот же ангел в шапочке, со стремянкой, на государственный оклад домофоны вырубает… А за вознаграждение — включает! Ну хоть бы сутки не выключал. Врача ждем! Сколько мучился, пока вызывал, — калитка не откроется! Хоть бы ангел в шапочке сегодня не выключал!
— Вот! — я протянул ему купюры — и еще одну! Чтобы дольше переговорник не отключали!
— Понял! — он усмехнулся. Что значит — человек в шапочке!
— А то знаете, я веду сайт, — сказал я. — эрка!
— И что значит сие?
— …Распоясавшиеся коммунальщики.
— Понял!
— Скажите… А повыше нельзя перевесить его?
— Тут я бессилен! — руками развел. — Видели — все места заняты!
Только вот врач может, обидевшись, уйти!
Сигнал.
И вдруг женский голос — уверенный, громкий. Не поленилась нагнуться к переговорнику? Чудо!
— Вызывали врача?
— Да, да! Проходите! Сейчас кнопочку нажму — и вы толкайте калитку! Жму!
И после короткой паузы — бряканье калитки. Вошла! Есть в жизни счастье! И так недалеко! В парадной тоже переговорник, на двери — но тут уж не утерпел, сбежал по лестнице, дверь распахнул. И — о чудо! Крохотулька! Как раз под переговорник мой! Жизнь снова дружит со мной.
Маленькая, молодая, но очень строгая и толковая. Подошла к Ноне, сидящей на подушках.
— Главное, мне сказали, чтобы ноги вниз! — улыбнулась Нона.
Но докторша повернулась ко мне.
— Ксарелто больная принимает?
— Разжижающее? Да.
Во мне почему-то больного не признала. Ладно уж. В следующий раз.
— На что жалуетесь? — Нону спросила.
— Да нет. Спасибо! Венчик ухаживает за мной. — Нона разулыбалась. Но та не расслабилась.
— Почему не используете госпитальный трикотаж?
— Вы имеете в виду… памперсы?
— …Памперсы почаще меняйте. Но самое важное — ортопедические чулки, снижающие опасность тромба. Их не вижу.
— Купил.
— Что значит — купил?
— Как-то не налезают. А Ноне больно.
— Надо потерпеть. Кроме того, продаются специальные устройства, облегчающие надевание чулок. Искали?
— Спрашивал. Нигде нет!
— Ищите!
— Есть!
— А так-то ваша жена в хорошей форме. Такие вот, легкие, чаще начинают ходить. Тяжелые реже. Всё запомнили?
— Так точно.
— Вы тоже вызовите себе врача. У вас все тоже серьезно, я гляжу.
— Обязательно!
И вот мы идем с Ноной в сберкассу. Ни за что не держась! Разве что друг за друга!
О! Яна за компьютером. Молодец!
— Ну что, старина Хью? Как дела? — спросил я.
Я даже обрадовалася. Но она выглядела какой-то поникшей. Влетело от начальства? Или брата ее Михаила задержали при нелегальном переходе границы с моими евро? Это было бы хорошо.
— Почему вы называете меня «старина Хью»? — проговорила она.
— Был такой одноглазый пират в одной книге.
— А почему одноглазый?
— Я сам удивлен. Так автору захотелось.
— Венчик! Как ты разговариваешь с девушкой?
— Старые друзья… Скажите, карта Ноны Борисовны пришла уже? Будьте любезны…
— Нет!
— Что нет?
— Не пришла!
— А вы посмотрите… — я сделал неопределенный жест, — в отделе.
Она зацокала, зашла за перегородку… Потом вышла — и положила карту.
— Всё? — произнесла.
— А вы не будете так любезны посмотреть — пришла ли на нее последняя пенсия?
— Уже посмотрела! — она заговорила почему-то басом. — Пришла!
— Благодарю вас!
Уже на выходе из зала я повернулся и вскинул кулак. И она, за компьютером, тоже.
И мы пошли с Ноной обратно по Невскому, и прошли тот роковой угол, и даже не вспомнили! А если и вспомнили, то как нечто далекое. Потом пришли домой и сели пить чай.