Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2023
Владимир Паперный / при участии Владимира Туровского. Кино, культура и дух времени (Памяти Майи Туровской). (Серия «Кинотексты».)
М.: Новое литературное обозрение, 2023
Авторы (они же действующие лица) в пространном представлении не нуждаются. Владимир Паперный — автор «Культуры Два», сын Зиновия Паперного и Калерии Озеровой. Майя Туровская (1924—2019) — соавтор сценария «Обыкновенного фашизма» М. Ромма, один из крупнейших российских киноведов.
Уже в старости, когда Туровская жила в Мюнхене, ее увлекла идея сравнения двух кинематографов — советского и американского 1930—1950-х годов (до того, как известно, Туровская исследовала параллели между советским и немецким кино). Паперного и Туровскую связывало многодесятилетнее знакомство. Туровская сказала: «Ты все знаешь про историю советской культуры, а я все знаю про кино. Мы с тобой должны сделать совместный проект».
Проект начала, собственно, сама Туровская и изложила его контуры в работе «SOV-AM, или Голливуд в Москве», вошедшей в состав ее книги «Зубы дракона» (2015). Туровская же предложила список фильмов, которые имеет смысл смотреть и сравнивать. Паперный и Туровская встретились, посмотрели отобранные фильмы, поговорили, показали в американской университетской аудитории сравнительные киноцитаты, а потом Туровская, понимая лимит своих сил, переслала Паперному весь архив материалов.
Первоначальный план сделать документальный фильм натолкнулся на американские юридические сложности, Туровская скончалась — и ныне В. Паперный представил в (вынужденно)-книжной форме то, что оказалось в наличии. К шести парам фильмов, которые Паперный и Туровская обсуждали вдвоем, Паперный добавил еще пять пар. Сын Туровской, Владимир, как пишет Паперный, «исправил множество фактических ошибок и неточных формулировок, написал новую главу, обратил мое внимание на фильм „High Noon“ (это, к слову сказать, из самых больших удач в книге. — М. Е.) и нашел способ сделать общую конструкцию книги более логичной».
В чем же смысл предпринятого? Лаконично и внятно это сформулировала Туровская. Тезис № 1: «Авангард — это искусство не для народа, а (в 1930—1940-е годы. — М. Е.) нужно было искусство для народа. Вот как только нужно кино для народа, оно обязательно голливудское, потому что никакого другого кино для народа нет». Тезис № 2: «То, чем мы с тобой занимаемся, важно еще потому, что это разрушает, я бы сказала, мифологию себялюбия. Каждый думает, что он неповторим, но на самом деле мы все повторимы».
Это «настолько афоризмы», что, по законам жанра, не требуют развертывания. Но для книги нужно как раз оно. Важное обстоятельство: Паперный замечает, что, когда они с Туровской показывали (весьма успешно) видеопрезентацию в американском университете, «нам не пришлось заниматься ни киноведением, ни стилистическим анализом». Читатель вправе предполагать, что в книге будут и показ (потому — «сопоставления кадров из советских и американских фильмов — не просто иллюстрации к тексту, а неотъемлемая часть текста»), и собственно киноведение, и анализ — стилистический, да и всякий иной. Однако с двумя последними ингредиентами возникли, судя по всему, сложности.
Перед нами некая амальгама пересказов фабул фильмов, рассказов об их создателях и общеисторических экскурсов (впрочем, кратких: холодной войне посвящено, например, пять страниц). Все это должно быть цементировано тем, что Паперный называет «смыслом выбора». Смысл — процитируем автора — «можно сформулировать в виде двух взаимоисключающих утверждений. 1. Процессы, происходящие в двух странах, как говорила Майя <Туровская>, „где-то внутри необыкновенно схожи, при внешней противоположности“. 2. Чем глубже мы анализируем внешнее сходство фильмов, тем яснее мы видим драматическую разницу в их месседжах».
Тут, кажется, В. Паперный несколько противоречит утверждению Туровской, что «мы все повторимы», поскольку «месседжи» драматически различны. В какой-то момент читателя может посетить подозрение, что Туровская, занявшись сравнением двух кинематографов, имела в виду, быть может, нечто другое, чем то, что стало нынешней книгой.
В книге есть необъяснимые — или по крайней мере необъясненные автором — странности. Например, продюсеру Луису Б. Майеру, одному из главных героев книги, приписаны два разных места рождения, что, может быть, и неплохо: Майеру и читателю есть из чего выбирать (на самом деле кандидатов на место рождения Майера больше, о чем автор не упоминает). А вот Достоевскому — нет: у него родным городом оказалась Старая Русса. До этого автор, кстати, рассуждал не только о Zeitgeist, но и о genius loci. А может быть, это был юмор?