Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2023
* * *
Игорю Кузьмичеву
Наше присутствие здесь, пребывание,
Это, наверное, чье-то задание,
Распоряжение, чей-то приказ,
Было бы скучно кому-то без нас.
Все эти звезды, созвездья, галактики
Лучше в теории, хуже на практике,
Что ему Вега, Телец, Орион?
Мы бы соскучились так же, как он.
Нашей Землею он втайне любуется,
Крохотной, жалкой, как дальняя улица,
Кто в мироздании знает о ней?
Нету прекрасней ее и грустней.
Как бы она ни была незначительна,
Он ободрительно и убедительно,
Звездную кверху вздымая метель,
Скажет: «Зато у вас был Рафаэль».
* * *
Хорошо, что я не католик, не иудей,
Хорошо, что не лютеранин, не православный —
И поэтому с Богом без лишних могу затей
Говорить — и ничем не завешен Он, не заставлен.
Перейти к сути дела, спросить (упразднен барьер,
И не статуя Он, чтоб уйти от вопроса в нишу):
Есть какое-нибудь оправдание, например,
Мукам слепорожденных детей? — я его не вижу.
Без посредников, и славословия ни к чему,
Песнопения — мы же не в консерваторском зале,
Сердце к сердцу, и хочется верить, что ум к уму,
Радость к радости, именно так, и печаль к печали.
* * *
Бронтозавры, кому они были нужны,
Птеродактили и диплодоки?
Почему так громоздки они и страшны?
Тут нельзя не подумать о Боге.
И ребенку такой бы мультфильм надоел,
Растянувшийся на миллионы
Лет, — хвостов их змеиных, раздувшихся тел,
Перепончатых крыльев фасоны.
Кто по этому поводу что-нибудь мне
Скажет? Я зоологию в школе
Проходил, но оставил ее в стороне,
Как шалаш или дерево в поле.
И Ламарк промолчит, пожимая плечом,
И Кювье — и прошла на них мода.
Ах, и Бог здесь, скорее всего, ни при чем,
А во всем виновата Природа.
Так ли мы ей нужны? И терпенье ее
Скоро кончится. Чем диплодоки
Хуже Ирода? Ужасы, казни, вранье,
Но шиповник цветет у дороги.
И воистину после Освенцима жить
И стихи сочинять неприлично.
Но пишу — так шиповник цветет, может быть,
Безоглядно, бесстыдно, привычно.
* * *
Эдуарду Крейнину
Я помню, как в детстве при мне говорили,
Что детство превыше всех жизненных благ.
Какими же глупыми взрослые были:
Я знал и в три года, что это не так.
Что взрослый, себя представляя ребенком,
Игрушкам, цветочкам и елочке рад,
И сказкам с их Бабой-ягой или волком,
А детский на мир подозрителен взгляд.
Я знал о какой-то глубокой ошибке,
Я знал о возможности бед и обид,
Но взрослые ждут от ребенка улыбки —
И он ради них улыбнуться спешит.
* * *
Офелия, Антоний, Клеопатра,
Отелло и Ромео, и Джульетта
Не стали смерть откладывать на завтра,
И порицал ли их Шекспир за это?
Нет, он жалел их, он же не священник,
А драматург, актер — и в этом смысле
Он даже наш любимый современник,
В каком, напомни, веке родились мы?
Отзывчивый, внимательно-подробный,
Так зная жизнь и свет его, и тени,
Наверное, он верил в мир загробный,
Но обходился без него на сцене.
* * *
В притворном ужасе, в неискренней тоске
Летают ласточки — предмет я выбираю
Не всякий все-таки: висит на волоске
Жизнь — так мне кажется, когда смотрю на стаю.
Кричат и мечутся. На самом деле им
Метаться нравится, срываться в крик приятно.
Увы, ныряльщицы за смыслом дорогим,
Кто заставляет вас искать его так жадно?
Что, если крылья вам чудесные даны,
Чтобы увиденным вы поделились с нами?
Не день ли завтрашний, как люди видят сны,
Мелькая, видите за ближними холмами?
Тогда скажите нам… Но ласточки, кружась,
Кричат по-прежнему — вся взбалмошная стая,
Как в детстве — мальчики, на плечи взгромоздясь
Своих товарищей, их тут же забывая.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ К. ЧУКОВСКОГО
Он Блока вывозил из Петрограда
В Москву на выступленья. Там-то Блок
И выслушал, что слышать бы не надо,
И выходил навстречу старый Рок,
И Блок кивал в ответ на оскорбленья
И, что он мертв, покорно признавал,
И доблестью назвать его смиренье
Мог, если б это понял, дикий зал.
Но мне еще обидней, что вожатый
И устроитель этих вечеров
Записывал в дневник, как соглядатай,
Что Блок и впрямь уныл и нездоров,
Трудны ему московские ступеньки,
И, мрачный, получив свой гонорар,
Молчал он, пересчитывая деньги,
Как все мы их считаем. Вот кошмар!
* * *
Ох нет, не торопи июльских дней, куда
Спешить, они светлы, а дальше будет хуже.
Не стану говорить, как светится вода
В Неве, как блещет шпиль, как подсыхают лужи.
Как в уличном кафе за столиком сидеть
Под тентом голубым приятно с кружкой пива.
А за городом ель умеет порадеть
Нам, липа угодить и подольститься ива.
Для радости как раз и нужен тот талант,
Что смотрит сквозь тоску, глядит поверх печали,
И тут, конечно, Фет — наш главный консультант,
Хотя для многих он в забвенье и опале.