Публикация Елены и Катерины Довлатовых.
Вступительная заметка и примечания Андрея Арьева
Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2023
18 марта 1982 года в нью-йоркский «Новый американец» пришло письмо на английском: Сергею Довлатову, главному редактору еженедельника. В нем вроде бы речь шла о проблемах, прямо не затрагивавших ни Довлатова, ни само издание. Автор рассуждал о Курте Воннегуте и о дружбе с его знаменитым московским переводчиком Ритой Райт. «Хотя я, казалось бы, могу уже считаться специалистом в этой области, — скромно начинал автор, — есть некоторые аспекты, о которых я, вероятно, никогда не узнаю и о которых мне остается только догадываться». И дальше неизвестный собеседник выражал надежду, что ему в русскоязычном издании помогут уточнить его догадки о восприятии Воннегута в СССР. Нашел, можно сказать, куда обращаться.
Любознательного автора интересовало, к примеру, можно ли сказать, что Воннегут был самым популярным современным американским писателем среди читающей публики в СССР в 1970-е годы? А если не Воннегут, то кто? И как главный редактор лично относился и теперь относится к Воннегуту? Видит ли он в нем что-то, что особенно привлекает русских? Не кажется ли ему, что русские воспринимают Воннегута иначе, чем американцы? И дальше уже совсем диссертационная проблема: как относятся к Воннегуту недавно приехавшие русские и еврейские эмигранты?
Тут уже ввиду расплывчатости темы настала пора заинтересовать своей любознательностью адресата. Прием равно простой и неотразимый. «Пишу именно Вам, — говорилось главному редактору напрямую, — потому что восхищаюсь Вашим творчеством. Последние Ваши рассказы в „Нью-Йоркере“ превосходны; Вы показываете жизнь в СССР как трагическую и комическую одновременно, а также, возможно, безнадежную, но Вы не проявляете никакой личной ожесточенности. В этом, в Вашем тоне, Вы, по-моему, немного похожи на Воннегута (например, в „Бойне номер пять“). Юмор очень важен. <…> Все это заставило меня заказать все Ваши книги на русском (я их только что получил) и подписаться на „Нового американца“ для моей кафедры. Предвкушаю, что скоро узнаю Вас лучше через Ваши разнообразные публикации».
И вот блестящий образец доверчивости и ума: «Я, конечно, мог бы писать Вам по-русски, но тогда я показался бы Вам гораздо тупее, чем я есть на самом деле. Возможно, Вы не захотите мне отвечать. Но, если все-таки решите ответить, пожалуйста, пишите по-русски. В сущности, я прошу у Вас всего несколько разумных комментариев, касающихся Воннегута, но именно с точки зрения его воздействия на русских читателей».
Дальше уже попроще, дескать, автору видится в произведениях Воннегута определенное влияние Достоевского. И тут очень ценное уточнение: Воннегут, оказывается, читал «Братьев Карамазовых» через семь месяцев после Дрездена. То есть в конце Второй мировой войны, когда 13—15 февраля 1945 года военно-воздушными силами Великобритании и США был практически уничтожен (разрушено около половины зданий) немецкий город Дрезден. И в конце письма автор уже непосредственно поздравляет главного редактора с отличной работой и предлагает ему осуществить проект создания указателя всей русской эмигрантской прессы, печатающейся в мире. «Деньги на него, — завершает он, — можно было бы взять у Рейгана. (Брать деньги у Рейгана в США — в нравственном смысле то же самое, что брать деньги у Брежнева в СССР. Ну и черт с ним! Берите все равно.) Поздравляю с новой плодотворной работой в США!»
Ни от Рейгана, ни, само собой, от Брежнева ни газета, ни сам ее главный редактор никаких субсидий не получали. Да и автор письма выразился фигурально. И видимо, очень удивился, узнав, что как раз перед получением письма, в феврале 1982 года, Довлатов свой пост покинул. Последний выпуск, где он значится главным редактором и автором эссе «Made in USA (Мини-история джаза, написанная безответственным профаном, частичным оправданием которому служит его фантастическая увлеченность затронутой темой)» — № 107 (2—8 марта 1982). Эссе закачивается словами: Продолжение в следующем номере. Его не последовало никогда. Место Довлатова с 30 марта 1982 (№ 111) занял ответственный секретарь газеты поэт Сергей Петрунис. Тоже продержавшийся на этом посту недолго, так как интерес у читателей к «Новому американцу» тут же стал падать. Да и финансовые проблемы, существовавшие еще и при Сергее Довлатове, не замедлили явиться во всей своей убогой наготе.
Однако на автора письма, американского переводчика, русиста, это обстоятельство никак не повлияло. Возникшая тут же переписка нарастала, ее пик приходится на первые два года знакомства, к которым и относятся публикуемые сегодня «Звездой» письма Сергея Довлатова.
Поскольку имя нового довлатовского конфидента Дональда М. Фини практически ничего нашему читателю не говорит, дадим краткую справку:
Donald Mark Fiene (1930—2001) — филолог, переводчик, учился в Корнеллском университете, с 1974 Ph. D. («доктор философии», ученая степень в США и многих странах), с этого времени и до 1995-го профессор русского языка и литературы Теннессийского университета в Ноксвилле. Много переводил (М. А. Осоргин, повесть В. Шукшина «Калина красная» и др.) и писал о русской литературе. Ему принадлежит большая работа: Alexander Solzhenitsin: An International Bibliography of Writings By and About Him, 1962—1973 (Ann Arbor: Ardis, 1973). Часто писал о Курте Воннегуте, например: Fiene D. Elements of Dostoevsky in the Novels of Kurt Vonnegut // Dostoevsky Studies 2 (1981): The Journal of the International Dostoevsky Society. Воннегут родился 11 ноября 1922 года — в один день с Достоевским, ровно через 100 лет. Дональд Фини с Куртом Воннегутом был близок несколько десятилетий, познакомил его в Париже с Ритой Райт, с ней тоже был дружен лет двадцать.
Знакомство Дональда Фини с Сергеем Довлатовым быстро перешло в двухгодовой откровенный диалог. Вскоре Фини опубликовал в американском научном журнале рецензии на «Зону», «Компромисс» и взялся за перевод четырех довлатовских рассказов: «Солдаты на Невском», «Дорога в новую квартиру», «Дядя Леопольд», «Теткин муж Арон». Мы не знаем, опубликованы ли где-нибудь эти переводы. И вообще, состоялись ли они (то, что первый рассказ он начал переводить, ясно
из переписки с Довлатовым). В одном из писем Фини сообщает: «Мы с коллегой <…> читаем „Соло“ с<о> студентами раз в неделю за „русским столом“ в баре около университета, <…> хотели бы перевести „Соло“ — но<,> вероятно<,> уже стоят многие добровольцы в очереди». Для студентов-русистов Фини издал в «Ардисе» вместе с Авидаль Рашковской адаптированный сборник Довлатова «Inostranka» (1995) — точь-в-точь в таком же оформлении, как напечатанная в этом издательстве книжка «Наши»: на обложке заменено только заглавие). Не столь интенсивно, но Довлатов с Фини продолжали эпистолярное общение и дальше — до 1990 года. Но мы остановимся сегодня на изначальном периоде «бури и натиска». Дональд Фини по-русски писал преимущественно от руки. В таких случаях его тексты, а также рукописные вставки в машинописные письма Довлатова даются курсивом.
Письма Сергея Довлатова после его кончины были присланы Дональдом Фини наследникам писателя Елене и Катерине Довлатовым. С их дружеского разрешения эта публикация оказалась возможной.
Андрей Арьев
1
29 мая <1982>
Дорогой господин Файн![1]
Ради Бога, простите, что долго не отвечал. Но даже с опозданием я вряд ли смогу быть Вам полезен. Высказываться о литературе, да еще — американской, мне всегда было очень трудно.
Тем не менее попытаюсь коротко ответить на Ваши вопросы.
1. Воннегут[2]был одним из самых популярных в России американских писателей в <19>70-е годы. Его очень любила советская техническая интеллигенция с ее пристрастием к фантастике и иронии. В гуманитарной среде наиболее популярными были — Апдайк и Селлинджер. В особенности Селлинджер, от которого ждали очень многого.
2. Сам я очень люблю Воннегута (хотя я не технический интеллигент) — за фантазию и юмор. Больше всего мне нравятся — «Бойня № 5» и «Колыбель для кошки».
З. Воннегут заинтересовал русских как нетипичный американец. После бравых героев Хемингуэя, после коренных, исторических американцев Фолкнера и Колдуэла — персонажи Воннегута казались похожими на русских — нелепыми, непрактичными, смешными.
4. Боюсь, что большинство нынешних эмигрантов ничего не думает о Воннегуте. Его книги в переводах остались в Союзе, а по-английски читать мы все еще не научились. Кроме того, большинство эмигрантов ошалело от материальных возможностей, занимается машинами, квартирами, продуктами — и о литературе задумывается все меньше.
5. Статей о Воннегуте в русской прессе я не встречал.
6. Влияние Достоевского ощущается в каждом серьезном современном писателе. Даже в тех, кто не читал Достоевского. Воннегут же безусловно знает Чехова и, что еще важнее, — Гоголя. Я не знаю, существует ли Гоголь в хороших английских переводах, но это — лучший русский прозаик. Мир в его сочинениях очень широк — от цирка до фантасмагории, от бытового реализма до высокой мистики.
Простите, если мои поспешные замечания окажутся легкомысленными.
Ваш
Сергей Довлатов
Jan<uary> 22 I982.[3]
Dear Sergei Dovlatov — I love you, too, but you have broken my heart. I was born in this country, and served it fearlessly in time of war, and yet I have never managed to sell a story to the New Yorker. Now you come over here, and bang! You sell a story right away. Something very fishy is going on, if you ask me.
In all seriousness, I congratulate you on a very fine story any I congratulate the New Yorker for publishing a truly deep and universal story at last. As you have surely discovered for yourself by now, most of their stories deal with the joys and sorrows of the upper middle class. Until you came along, not much had been said in a New Yorker story about people who might not even be regular readers of the New Yorker.
I look forward to seeing a lot more of both you and your work. You have great gifts to give this crazy country. We are lucky to have you here.
Your colleague
________________________________
1. По-русски фамилия транскрибируется как «Фини». Его имя С. Д. всюду пишет — вопреки принятому «Дональд» — без мягкого знака.
2 Kurt Vonnegut (1922—2007) — американский писатель, участник Второй мировой войны в войсках Союзников, автор сатирико-фантастических романов.
3 Приложена копия письма Воннегута, полученного С. Д. в январе 1982. Письмо в рамочке висело у него над рабочим столом. Перевод:
«Дорогой Сергей Довлатов — я тоже люблю Вас, но Вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, но так и не сумел продать ни одного своего рассказа в журнал „Нью-Йоркер“. А теперь приезжаете Вы, и — бах! — Ваш рассказ сразу же печатают. Что-то странное творится, доложу я Вам…
Если же говорить серьезно, то я поздравляю Вас с отличным рассказом, а также поздравляю „Нью-Йоркер“, опубликовавший наконец-то истинно глубокий и универсальный рассказ. Как Вы, наверное, убедились, рассказы в „Нью-Йоркере“ отражают радости и горести верхушки среднего класса. До Вашего появления немного печаталось в „Нью-Йоркере“ рассказов о людях, которые не являются постоянными читателями того же „Нью-Йоркера“.
Я многого жду от Вас и Вашей работы. У Вас есть талант, который Вы готовы отдать этой безумной стране. Мы счастливы, что Вы здесь.
Ваш коллега —
Курт Воннегут»
Об этом письме Дональд Фини пишет: «Молодец Вы! И поздравляю с письмом от Воннегута. Он, наверно, пишет о рассказе „Прямо вперед“, кот<орый> вышел в тот же день». Очевидно, имеется в виду рассказ «По прямой», первое произведение С. Д., появившееся в эмигрантской печати (Континент. 1977. № 11), опубликовано также в «Нью-Йоркере» (17. I. 1982). Так что Фини совершенно прав: судя по датировке, Воннегут написал С. Д., прочитав «По прямой» («Straight Ahead»). В дальнейшем слегка отредактированный рассказ стал заключительным эпизодом «Зоны».
2
11 июня 1982
Дорогой мистер Фини!
Спасибо за добрые слова. 26—27 июня я, к сожалению, буду в Чикаго.[1] У меня там что-то вроде лекции.
Ваша Рита Райт-Ковалева[2] — совершенно потрясающая женщина. Она + два ее ученика — Хинкис[3] и Маркиш[4] — гениальные переводчики. То есть я не могу судить, насколько их переводы соответствуют оригиналам, но как самоценный русский текст — это безупречно. Я когда-то был секретарем советской писательницы Пановой[5] и однажды сказал ей, что лучший русский язык сейчас — в переводах Райт-Ковалевой с английского. Панова даже заплакала от огорчения.
Я действительно не служу, но вовсе не потому, что много зарабатываю литературным трудом. Просто в русских газетах воцарилась сейчас такая мерзость, что не хочется этим заниматься.
Надеюсь, мы когда-нибудь увидимся.
Ваш
С. Довлатов
________________________________
1. Фини сообщал С. Д., что будет в эти дни с женой в Нью-Йорке и звал его к Воннегуту.
2. Рита Яковлевна Райт-Ковалева (рожд. Черномордик; 1898—1988) — переводчица. В ее переводах-пересказах впервые появилась проза Г. Белля, Ф. Кафки, У. Фолкнера, Д. Сэлинджера, К. Воннегута и др. Переводила на немецкий В. Маяковского. Автор художественной биографии «Роберт Бернс» (1959), воспоминаний о Маяковском, Хлебникове, Ахматовой, Пастернаке.
3. Виктор Александрович Хинкис (1930—1981) — переводчик. Последние годы жизни отдал переводу «Улисса» Джойса. Труд завершен С. С. Хоружим и издан под двумя фамилиями (М., 1993).
4. Давид Перецович Маркиш (род. в 1939) — прозаик, публицист, переводчик, сын расстрелянного поэта Переца Маркиша, с 1972 живет в Израиле.
5. Вера Федоровна Панова (1905—1973) — прозаик, драматург, сценарист, при беспартийности и пребывании в оккупации трижды лауреат Сталинской премии, пользовалась уважением молодых авторов (Рид Грачев, Андрей Битов, группа «Горожане», С. Д. и др.), помогала им вместе с мужем Д. Я. Даром, писателем.
3
21 октября <1982>
Здравствуйте, Доналд!
Благодарю Вас за добрые слова о моей книжке.[1] Вашей рецензии буду очень рад и надеюсь получить копию.[2] С удовольствием встречусь с Вами в Нью-Йорке. Откуда Вы знаете, что русские любят сидеть на кухне? Буду ждать Вашего телефонного звонка (212-459-7088). Мы живем в русской колонии (это — 20 минут от центра города на метро), здесь несколько русских магазинов, мы с женой угостим Вас пельменями и воблой (спешиал драй фиш[3]), познакомим с очень симпатичными людьми. Если захотите, оставим Вас ночевать, чтобы не ехать ночью в сабвее.
— У меня, действительно, есть постоянный переводчик, с которым я связан — с первых дней в Америке. Это — Анн Фридман[4], очень милая, красивая и талантливая женщина, дочка старых русских эмигрантов. Мы давно подружились с ней и с ее мужем, американским писателем Стивеном Диксоном[5], очень честным и очень бедным, не желающим писать коммерческие рассказы, лауреатом премии О’Генри. Анн перевела мой «Компромисс» для издательства Кнопфа[6] и хотела бы перевести «Зону», и даже перевела небольшой отрывок, который был напечатан в «Нью-Йоркере»[7], но недавно она родила дочку и теперь не уверена, что в ближайшие месяцы сможет заниматься переводами.
Неделю назад я послал «Зону» своему агенту, это — опытный и энергичный человек Эндрю Вайль[8], он будет пытаться заключить договор с Кнопфом или Фаррар, Страус энд Жиру[9], если вопрос решится благополучно, то нужно будет решать проблему с переводчиком. Повторяю, Анн не уверена, что сможет найти время для работы, и тогда я сразу обращусь к Вам. Мне бы очень не хотелось чем-нибудь обидеть Анн Фридман, которая с самого начала отнеслась ко мне с большим доверием и симпатией, но вообще-то второй переводчик очень нужен. Обо всем этом мы поговорим, когда увидимся, чего я очень жду.
Ваш
С. Довлатов
________________________________
1. Имеется в виду «Зона» (Ann Arbor, MI: Hermitage, 1982).
2. Fiene D. Zona, Zapisks nadziratelia by Sergri Dovlatov // Slavic and East European Journal (SЕЕJ): Vol 27. № 2 (Summer) 1983. В переводе А. Гузмана см.: Довлатов С. …Последняя книга… СПб., 2011. С. 576—582 (у переводчика фамилия транскрибируется как «Фине».
3. Special dry fish (англ.) — особым образом завяленная рыба. Здесь С. Д. иронически собирается привлечь гостя русскими «национальными блюдами». Хотя «вобла», в США совершенно не популярная, имеет собственное имя «roach», в английский словарь писателя, видимо, еще не попавшее. Да и вместо «dry» нужно было бы употребить «dried».
4. Анн (Энн) Фридман (Anne Frydman; 1947—2009) — американская переводчица, преподавательница литературы в университете Джона Хопкинса. Перевела на английский «Зону» (1985), «Компромисс», «Наши», рассказы в «Нью-Йоркере». О ней см. в эссе С. Д. «Переводные картинки» в «Малоизвестном Довлатове» (СПб., 1995; 2017).
5. Stephen Dixon (1936—2019) — американский писатель, автор 18 романов и 17 сборников рассказов, награжден премиями: Пулитцеровской, Национальной книжной (дважды), О’Генри и др.
6. Издательский дом «Alfred A. Knopf», основанный в 1915 в Нью-Йорке, в 1960 приобретен издательской группой «Random House», но продолжал самостоятельную политику в издании книг. В переводе А. Фридман «Компромисс» («The Compromise») издан в 1983. Д. Фини сразу же написал рецензию, касающуюся не только текста, но и перевода: The Compromise by Sergei Dovlarov. Anne Frydman // SEEJ. Vol 28. № 4. (Winter) 1984.
7. Полностью в переводе А. Фридман «Зона» издана «Кнопфом» в 1985. Имеется в виду упоминавшийся рассказ «Straight Ahead».
8. Эндрю Вайли (Andrew Wylie; род. в 1947) — литературный агент, в 1980 зарегистрировал собственное агентство в Нью-Йорке и в 1996 открыл его филиал в Лондоне, занимающийся защитой литературных прав всюду, кроме Северной и Южной Америки, остающейся за Нью-Йорком.
9. «Farrar, Straus and Giroux» — одно из известнейших книгоиздательств США, основанное в 1946 Роджером Уильямсом Страусом-младшим и Джоном К. Фарраром. Среди авторов множество лауреатов престижных премий, в том числе Нобелевской.
4
2 ноября <1982>
Здравствуйте, Доналд!
13-го ждем Вашего звонка.[1] Приглашайте всех, кого сочтете нужным. Русские кухни очень вместительные. Вероятно, придут двое или трое моих друзей.
Короче — ждем.
Благодарю Вас за статью. Прочитал уже около двух страниц. К Рите Райт я отношусь с безграничным уважением. Я когда-то говорил и снова могу повторить — лучшие русские стилисты — это переводчики с английского языка: Райт, Хинкис, Маркиш, Паперно[2], Голышев[3], Сорока[4] и другие.
Видимо, Рита Райт-Ковалева — истинная переводчица, потому что ее собственная проза гораздо хуже ее переводов. Обо всем этом мы поговорим.
Хорошо, что Вы перевели Осоргина.[5] Его почти совсем забыли. Когда выйдет книжка, я сделаю о ней радиопередачу на «Либерти», для России. Основная моя работа, вернее — основной заработок, это — радио-халтура.
Ждем. Звоните. Приезжайте. Привет Вашей жене.
С. Довлатов
________________________________
1. Перед этим Фини сообщал о своем приезде в Нью-Йорк 11 ноября на 60-летие Воннегута, приглашая на него С. Д. в такой своеобразной форме: «Если Вы хотите участвовать, то стоит Вам приехать, скажем, около половины одиннадцатого — когда все пьяны как козлы — и сказать швейцару, что Вы хотите говорить со мной (Вашим братом)». Об этом случае С. Д. так рассказывает в частном письме от 24. XII. 1982: «Американское „друг“ соответствует русскому „знакомый“. Я, например, дружу с Воннегутом, он хорошо к нам относится, неоднократно в разных формах выражал свою литературную симпатию, но, когда у него было 60-летие <…>, он позвонил и сказал: „Приходи в такой-то ночной клуб к одиннадцати, когда все будут уже пьяные…“ То есть на торжественную часть меня не пригласили, там была публика другого сорта — бизнесмены, ученые, киношники, а меня позвали как бы с черного хода, и это не оскорбление, он совершенно не имел в виду меня обидеть, он просто выразил с большей или меньшей точностью уровень наших отношений. И так далее. Никакой задушевности, никаких пятерок до полуночи, никаких звонков без повода…» (Довлатов С. Жизнь и мнения. СПб., 2011. С. 315). Чествование состоялось в знаменитом ночном клубе «Michael’s Pub», 211 East 55th Street. Одно из самых известных джазменских мест в Нью-Йорке, с ним был тесно связан Вуди Аллен, четверть века приходивший сюда играть на кларнете. Паб закрылся в 1996. С. Д. на это чествование не пошел, но через день принял Дональда у себя дома. Остается, правда, не совсем ясным: его отсутствие на торжествах явилось ответом на телефонный звонок или на «приглашение» Фини? Скорее — последнее, а Воннегут ему не звонил вовсе. Просто объяснение с Фини было бы долгим и не таким доходчивым.
2. Вячеслав Аронович Паперно (род. в 1944) — переводчик англоязычной литературы, жил в Ленинграде; в его переводах вышли Г. Джеймс, Б. Шоу, Р. Киплинг, Р.-П. Уоррен и др. В 1981 уехал в США, руководит программой русского языка в Корнеллском университете. Живет в Итаке, штат Нью-Йорк.
3. Виктор Петрович Голышев (род. в 1937) — переводчик англоязычной литературы, президент Гильдии литературных переводчиков. В 1991 вел курс западной литературы в Бостонском университете. Преподает в московском Литературном институте. Начал переводческую деятельность в 1961 с перевода Д. Сэлинджера.
4. Осия Петрович Сорока (1927—2001) — переводчик англоязычной литературы, эссеист. Основная сфера интересов — американская литература ХХ в. и Шекспир.
5. Михаил Андреевич Осоргин (Ильин; 1878—1942) — писатель, в 1922 выслан из России, жил в Берлине, с 1923 — в Париже, с 1940 до кончины — в Шабри. Один из активных деятелей русской диаспоры, печатался в ведущих газетах и журналах; в 1929 основал издательство «Новые писатели». Здесь имеется в виду книга: Osorgin Mikhail Andreevich, 1878—1942. Selected stories, reminiscences, and essays. Donald Fiene, ed. Ann Arbor: Ardis, 1982.
5
17 ноября <1982>
Здравствуйте, Доналд!
Посылаю Вам материал о Воннегуте.[1] Отнеситесь к нему не как литератор, а как социолог, потому что все это написано очень плохо, примитивно, в расчете на массового читателя с Брайтон-Бич.
Вашу рецензию[2] я прочитал и дал прочесть нескольким знакомым, все говорят, что она написана с пониманием, — спасибо. Замечание очень незначительное: мне не ясно, почему Вы пишете «Хаза» и «АлиХанов»[3] в американской транскрипции через «X», получается «КСАЗА» и «АЛИКСАНОВ», очевидно, нужно писать: «HAZA» и «ALIKHANOV».
Мы вспоминаем Вас с любовью и надеемся на дальнейшие встречи. Привет Вашей семье.
Дружески
Сергей Довлатов
________________________________
1. «Поэтому будет война» (беседа с Куртом Воннегутом. Записал С. Довлатов) // Новый американец. № 101. 15—21 ноября 1982.
2. См. примеч. 2 к письму 3.
3. Алиханов — слегка шаржированное альтер эго С. Д., встречающееся в нескольких его произведениях, в том числе в «Зоне».
6
22 ноября <1982>
Здравствуйте, Доналд!
Мы тоже очень рады знакомству с Вами и надеемся, что оно продолжится. Пусть Вac не удивляет возбужденная реакция моих друзей на то, что Вы — коммунист.[1] Вы должны нас понять. Мы никогда в жизни не встречали партийных идеалистов, они были истреблены, уничтожены Сталиным за несколько лет до нашего рождения. Для нас слово «коммунизм» ассоциируется не с социальными или экономическими идеями, а с пропагандистскими штампами. Знакомый и привычный тип коммуниста для нас это — мрачный бюрократ, лицемер и тупица. Впрочем, такие люди есть повсюду. Как и повсюду есть нормальные человеческие существа — веселые, грешные, слабые и обидчивые…
Фамилия Соломона и Светы — Шапиро (SHAPIRO)[2], такой фамилией в Нью-Йорке никого не удивишь.
«Зона» стоит 7 долларов 50 центов, русские книги очень дорогие. Американская книжка такого же формата стоила бы 1.95 — максимум.
Привет Вашему семейству. Как зовут Ваших — жену и сына?
Обнимаю Вас
С. Довлатов
________________________________
1. Вот существенное объяснение Фини по этому поводу в ответном письме от 27. XI. 1982: «Да, Вы правы, я очень идеалистический коммунист — но не член партии, хотя иногда даю мелочь той или другой марксистской группе. Не быть партийным значит в СССР — быть ничего. А здесь, когда человек говорит, что он коммунист, можно верить ему без карты. Наверно, я очень нетипичный коммунист, чуть-чуть анархист; кроме того, я за правду, даже когда правда против Маркса, и я абсолютно против цензуры. (Я люблю относительно свободную прессу в США.) И еще вещь — у меня чувство юмора! Я сам никогда в жизни не встречал коммуниста с чувством юмора. Пусть я буду первым. (Кстати, Христос был без юмора, даже не улыбался.) <…>
Я коммунист, потому что я считаю, что невозможно устроить экономическую справедливость, кроме <как> путем коммунизма. М<ожет> б<ыть>, тоже путем коммунизма невозможно — но капитализм даже против такой справедливости. Что поделаешь? Надо выбрать…
Иногда я говорю, что я коммунист, чтобы возбудить моих студентов — показать им, по крайней мере, что коммунисты разные; или просто чтобы „расшевелить дураков во всех слоях общества“ — как говорит Коля Достоевского (цитата из «Братьев Карамазовых», четвертая часть, гл. «Школьник»: «Я люблю расшевелить дураков во всех слоях общества» — слова Коли Красоткина. — А.). Я „стал“ коммунистом после антикоммунистической истерии <19>50-х годов в Америке. Антикоммунизм здесь почти религия, и антикоммунисты готовы спать с Гитлером. Надо хорошо помнить, что Гитлер и Сталин не той же <породы> зверь и что Сталин как-то „лучше“. Я не сталинист, но я понимаю разницу между Сталиным и Гитлером. Когда я встречаю человека, кот<орый> считает, что Гитлер лучше — тогда я знаю, что он мой враг, наверно, до смерти.
И наконец, я коммунист, потому что я, как и Вы, люблю плыть против течения. Я часто страдал от этой привычки — но я не люблю страдать. Иногда я молчу. Теперь я живу хорошо, как буржуй. Однако все смотрю, смотрю — нет ли революции там на горизонте?»
2. Муж и жена Шапиро, приятели Довлатовых, в Нью-Йорке живут неподалеку в Квинсе. Оба род. в апреле 1941. Жили в Минске, в 1974 эмигрировали в Израиль, в 1975 — в Германию, в 1976 — в США. Соломон Аронович — режиссер документального кино, в Нью-Йорке стал агентом по продаже недвижимости. Светлана Викторовна — диктор на минском телевидении, в той же должности в Израиле и Германии на «Радио Свобода», с 1976 25 лет проработала корректором в газете «Новое русское слово».
7
15 декабря <1982>
Здравствуйте, Доналд!
Простите, что долго не писал, как-то вдруг соединилось множество дел: халтура на радио, очередная рукопись, бульварный журнальчик[1] и так далее.
Мне очень трудно говорить с Вами о политике, у меня никогда не было никаких политических убеждений, в Союзе считалось очень благородным жить без политических убеждений. Кроме того, я все еще совсем не знаю Америки и не могу давать оценку здешним социальным процессам. Но я не так глуп, чтобы думать, будто я оказался в раю. Мне ясно, что капиталистичеcкая система, при многих ее достоинствах, является благодатной почвой для развития низменных чувств и страстей — меркантильности, страсти к обогащению, стремлению возвыситься над другими людьми и пренебрежению к духовной (не бытовой) культуре. Я не могу судить об американских коммунистах, но я уверен, что необходимы какие-то социальные институты, организации, движения, чтобы сдерживать стихийное развитие капитализма. Мечта о социальной справедливости — прекрасна, но я решительно не знаю, как это достигается, для меня несомненно, что коммунистический эксперимент в Союзе провалился, но я не знаю, заложена ли неудача в самой идее или это частный «географический» случай. Рассуждать о том, кто хуже — Сталин или Гитлер — нелегко, оба загубили миллионы невинных людей, оба ненавидели искусство, оба были подозрительно равнодушны к женщинам, и оба носили полувоенную одежду. Разница в том, что Гитлер в молодости учился рисовать, а Сталин писал стихи. Между прочим, Сталина однажды спросили:
— Какой политический уклон от центральной линии хуже — правый или левый?
Cталин ответил:
— Оба хуже…[2]
Человеку, который мне позвонит, я скажу, что Вы говорите по-русски лучше, чем Достоевский, который в одном своем романе допустил такое выражение: «круглый стол овальной формы»[3], а в романе «Братья Карамазовы» написал: «Они любили Митю таким, каким он есть…»[4] (Надо: «таким, кАКОЙ он есть».)
Передача об Осоргине идет 27 декабря[5], копию я Вам сразу же вышлю, но предупреждаю заранее, что это будет халтура.
Я не знаю, еврей ли Вы, так что, на всякий случай тоже, поздравляю Вас и Джуди с Ханукой и Рождеством.
Лена и мои друзья — Соломон со Светой — часто Вас вспоминают. Мы гордимся тем, что у нас есть знакомый коммунист, поскольку коммуниста в Америке встретить труднее, чем девственницу.
Карл Проффер[6] сказал мне, что Ваш перевод Осоргина — замечательный, а ведь Карл очень сильно чувствует русскую литературу.
Ну, всего доброго.
Ваш
С. Довлатов
________________________________
1. Вместе с Вадимом Консоном в 1982 С. Д. начал издавать в Нью-Йорке сатирический журнал «Петух», прекратив сотрудничество на № 5 (1983), так как, по его оценке, журнал стал «бульварным листком». Фини несколько раз хвалит С. Д. за его острый сатирический дар. В частности, за его очерк об «учебнике Липмана» в письме от 27. XII. 1982. Приведем пример: от его страниц, пишет С. Д., «веяло каким-то простодушным монументальным идиотизмом». Хлестко придумано и название рецензии на очерк А. Липмана и С. Молинского: «Мистер Твистер едет в Кострому» (Новый американец. № 97. 19—25 декабря 1981; рубрика «Мы и Америка»). Благодарим И. Н. Толстого, указавшего нам на эту публикацию.
2. В письме от 32. I. 1983 Фини пишет: «Мне очень понравилось Ваше письмо от 15 де-к<абря> — особенно часть о Сталине и Гитлере. У Вас здравый склад ума, тоже шутливый и счастливый».
3. В первой главе «Преступления и наказания» фраза «Мебель состояла из круглого стола овальной формы» для современников Достоевского абсурдной не была, означала, что в комнате стоял круглый раздвижной стол, принимающий овальную форму: в раздвинутую часть вставляли специально предназначенные для этого доски (в мебельных магазинах на ценниках могло значиться: «Стол круглый (овальный)».
4. В части 29-й (глава «Надрыв в гостиной») Алеше «мерещится», что Катерина Ивановна «любит его брата Дмитрия, и именно таким, каким он есть…».
5. Аудиозапись и текст передачи, видимо, не сохранились, но на посланный ему скрипт Фини 3 января 1983 реагировал так: «С удовольствием читал передачу об Осоргине. Она далеко не халтура и не банально написана. Каждый жанр имеет свою форму — и Вы нашли правильную форму к передаче. И вообще, хороший писатель всегда пишет хорошо».
6. Карл Рэй Проффер (Carl Ray Proffer; 1938—1984) — американский славист, литературовед, переводчик, создатель издательства «Ardis» (Ann Arbor, Michigan), печатавшего (полу)запрещенную в СССР литературу, профессор Мичиганского университета. С «Ардиса» начались и продолжились книжные публикации С. Д: «Невидимая книга» (1977), «The Invisible Book» (1979, на англ.), «Наши» (1983), «Ремесло», с посвящением «Памяти Карла» (1984).
8
Jan<uary> 14 1983
Здравствуйте, Дон!
Буду очень доволен, если мое сочинение порадует вдову Осоргина. Судя по лицу, Осоргин был хорошим человеком.
О Злобине[1] я слышал (кажется — Степан Злобин), но решительно ничего им написанного не читал. Люди моего поколения читали либо запрещенные книги, либо рукописи своих друзей, а из официальных писателей только — «левых». К «левым» Злобин не принадлежал (в отличие от Шукшина,
Искандера или Аксенова), но, честно говоря, ничего плохого я о нем тоже не слышал. Эти люди, как правило, пишут очень толстые книги, где жизнь какой-нибудь трудящейся семьи показана на фоне разных исторических событий. Новая глава у них, как правило, начинается словами: «К утру выпал снег», а заканчивается так: «И долго еще слышался ему шум отходящего поезда…»
Надеюсь, у Вас все хорошо, насколько это возможно у коммуниста и революционера, живущего в Америке.
Будьте здоровы. Привет Вашей жене.
С. Довлатов
________________________________
1. Степан Павлович Злобин (1903—1965) — прозаик, поэт, наиболее известны его исторические романы «Салават Юлаев» (1929), «Степан Разин» (1951), «Остров Буян» (1965). В письме от 3. I. 1983 Фини спрашивал: «Один мой друг встретил Злобина недавно в Москве. Тот дал ему три своих романа — (надеясь на переводы). Как Вы думаете, стоит ли моему другу читать (или переводить!) Злобина ? Какой он писатель ?»
9
Feb<ruary>. <1983>.
Hi!
To the great
American Dissident —
With love
S.D.[1]
________________________________
1. Открытка с указанием автора коллажа: «А. Косолапов. A Kosolapov. Символы века. Symbols of century. L’esprit du siècle. 1982».
10
18 февраля <1983>
Здравствуйте, Доналд!
Когда-то Вы выражали желание перевести один из моих рассказов. Я Вам тогда ответил, что у меня сложные отношения с переводчицей Ан (так у С. Д. — А.) Фридман. Напомню Вам, в чем заключаются эти сложности.
Ан — очень милая, умная и талантливая женщина. Она работает прекрасно, но очень медленно. Кроме того, у нее недавно родилась дочка. При этом Ан, как мне кажется, довольно болезненно воспринимает все разговоры о втором переводчике. Она сразу делается грустной, и мне становится неловко.
Все-таки я когда-то договорился с ней, что попробую найти второго переводчика. Ан чуточку обиделась, но промолчала. Я сказал ей, что дам переводчику отдельные рассказы, которые не входят ни в одну книгу и являются самостоятельными произведениями.
Посылаю Вам четыре штуки:
1. Солдаты на Невском.
2. Дорога в новую квартиру.
З. Дядя Леопольд.
4. Теткин муж — Арон.[1]
Если Вы не изменили своего решения и по-прежнему готовы заниматься моими рассказами, то давайте договоримся так:
Вы выберете те рассказы, один или два, которые Вам покажутся наиболее подходящими. После этого я напишу Вам длинное письмо с разъяснением непонятных слов, жаргонных выражений, шуток, намеков и прочих реалий советской жизни.
Затем, когда перевод будет закончен, мы попытаемся кому-то эти рассказы продать. Условия, если Вы не возражаете, такие — давайте считать себя соавторами, я — автор русского текста, Вы — автор американского текста, значит, если нам удастся что-то заработать, то все доходы мы делим пополам. До сих пор все, что Ан переводила из моих рассказов, было оплачено, и самый меньший наш гонорар в журнале «Грэнд стрит»[2] составлял по 447 долларов на каждого, а самый больший в «Нью-Йоркере» — по 2.300 долларов.
Давайте попробуем. Я не хочу говорить, какой из четырех посланных рассказов мне кажется лучшим и какой — худшим, я не хочу влиять на Ваш выбор.
К сожалению, я не могу платить переводчику вперед, потому что у меня никогда не бывает сбережений, все, что я зарабатываю, сразу же трачу, иногда даже быстрее и больше, чем зарабатываю. Судя по тому, сколько водки Вы принесли в наш дом, у Вас тоже вряд ли бывают сбережения.
Жму руку.
Привет Вашей семье.
Сергей Довлатов
________________________________
1. Два последних рассказа вошли в книгу С. Д. «Наши».
2. «Grand Street» — нью-йоркский ежеквартальный журнал (1981—2004), в «Нью-Йорк Таймс» писали о нем как об «одном из самых почитаемых литературных журналов послевоенной эпохи».
11
8 марта <1983>
Дон, привет!
С рассказами, естественно, нет ни малейшей спешки. Спешить просто некуда. Занимайтесь своими делами, а если когда-то будет свободное время и Вы займетесь переводами, то — прекрасно.
Судя по тому, что Вы рассказываете, Ваша новая должность очень привлекательная. Может быть, путешествуя, Вы доберетесь до Нью-Йорка, здесь тоже есть некоторое количество эмигрантов, у которых Вы могли бы взять интервью. В одном лишь нашем доме проживают человек шестьдесят. Интервью у них можно брать у нас на кухне, рядом с холодильником, в котором лежит водка.
Спасибо за копии из книги Эдварда Брауна[1]. Год назад я познакомился с ним в самолете, который вез нас на симпозиум в Миннеаполис, если не ошибаюсь. Он показался мне веселым, жизнерадостным человеком (русский человек, и в особенности — ленинградец, считает хорошим тоном быть очень мрачным и оживать только в присутствии иностранцев). Спасибо ему за добрые слова, и вообще я не перестаю удивляться тому, как много внимания уделяют нам в Америке, где такое количество собственных писателей и людей искусства.
Перехожу к важному делу.
Дон, мне давно хотелось подготовить что-то вроде интервью с Вами и напечатать его в каком-нибудь русском издании. Дело в том, что русские читатели в массе очень редко соприкасаются с американцами и знают их главным образом по книгам О’Генри и по чрезвычайно тенденциозным статьям в газете «Новое русское слово». У русских читателей поэтому — сильное предубеждение против американских левых и тем более — против американских коммунистов. Никто из них (кроме меня) никогда не видел живого американского коммуниста, в лучшем случае они видели портреты Анджелы Дэвис и Гесса Холла.[2]
Сам я не люблю советских коммунистов (хотя и среди них есть очень симпатичные люди), и вообще у меня нет никакой идеологии, но я хорошо знаю, что в Америке никто никого не заставляет вступать в ту или иную партию, никто никого не гонит на демонстрацию, а значит, люди становятся коммунистами бескорыстно, а иногда даже во вред себе и своей карьере. Кроме того, я считаю, что любое явление должно быть представлено объективно, с двух (как минимум) точек зрения.
В связи с этим я хотел бы задать Вам несколько вопросов, а Вы бы, если найдется время, ответили на них по-русски, с юмором (поскольку юмор — очень сильное оружие для защиты своих идей) и с полной откровенностью. Я Вам обещаю, что ни одно слово в Ваших ответах не будет изменено в сторону какой-либо тенденции, Ваши ответы будут поданы уважительно, без попытки как-то высмеять их в постскриптуме, короче — будет соблюдена объективность. Я задам несколько вопросов, а Вы ответите на те, которые Вам понравятся, и вычеркните, которые Вас не интересуют.
Если будут стилистические погрешности в русском языке, я их корректно исправлю, не меняя интонаций и своеобразия Вашей речи.
Такое интервью может быть очень важным для русских читателей, потому что в области американской идеологии никто из русских не соображает ничего. Я часто спрашиваю своих русских друзей, железных антикоммунистов: почему среди левых художников и писателей Запада гораздо больше великих имен, чем среди правых (Элюар, Пикассо, Драйзер[3] и так далее)? Наверное, уж никто не заставлял Драйзера вступать в коммунистическую партию?
Я напоминаю им, что журнал «Партизан-ревю», который все русские ругают за то, что он долго был левым, издавался на высоком эстетическом уровне и что левые позиции в искусстве более плодотворны, как оказалось, чем правые…
Короче, вот эти (приблизительные) вопросы:
1. Расскажите коротко о себе. Откуда вы родом? Где учились? Как получилось, что Вы увлеклись русской литературой?
2. Что побудило Вас стать коммунистом?
З. В чем заключается Ваша деятельность как коммуниста?
4. К чему привело Ваше участие в коммунистическом и левом движении? И как это отразилось на Вашем благосостоянии, на Вашей карьере?
5. Знаете ли Вы о преступлениях сталинского режима?
6. Как вы относитесь к цензуре в области политики и в области искусства?
7. Предполагаете ли Вы, что в Америке может придти к власти коммунистическая партия?
8. Связаны ли Ваши друзья-коммунисты с Москвой и можно ли считать, что они находятся на службе у кремлевских вождей?
9. Что Вам понравилось в Советском Союзе и что не понравилось?
10. Чем отличаются американские коммунисты от советских?
11. Что между ними общего?
12. Как Вы относитесь к экономическим теориям Маркса?
13.Что бы Вы предприняли в Америке, если бы стали президентом?
14. Как Вы относитесь к проблеме эмиграции?
15. Подумывали ли Вы когда-нибудь об эмиграции в Советский Союз?
16. Каковы Ваши религиозные убеждения?
17. Что бы Вы хотели пожелать русским эмигрантам в Америке?
Привет вашей семье. Обнимаю. Жду ответа.
С. Довлатов
________________________________
1. Эдвард Браун (Edward J. Brown; 1909—1991) — Ph. D. 1950 (Columbia University), профессор Стэнфордского университета. Имеется в виду его книга: Russian Literature Since the Revolution. 2 ed. London, 1982. 430 p.
2. Анджела Дэвис (Angela Yvonne Davis; род. в 1944) — писатель, правозащитница, член компартии; подвергалась необоснованному преследованию за хранение оружия, необычайно была популярна в СССР; в 1980 вместе с Гэсом Холлом баллотировалась на пост вице-президента США, преподает в Калифорнийском университете Санта-Крузе.
Гэc Холл (Gus Hall; 1910—2000) — политик, в 1931—1933 учился в СССР, в США неоднократно находился в тюрьме; с 1959 — генеральный секретарь компартии США.
3. Теодор Драйзер (Theodore Herman Albert Dreiser; 1871—1945) — американский писатель, журналист и общественный деятель, в 1945, незадолго до смерти, вступил в компартию США.
12
21 марта <1983>
Дон, привет!
Прежде чем ответить на Ваши вопросы — насчет перевода «Солдаты на Невском», — я хочу коснуться предыдущих страниц, которые у Вас не вызвали сомнений, и где все-таки есть слова, не совсем понятные.
Стр. 30, 1-я строка сверху. «Плац» — квадратная площадка, где солдаты делают упражнения с оружием.
Стр. 31, 11-я сверху. «Чмель» — искаженное «шмель», самец пчелы.
Стр. 31, 4-я снизу. «Чучмек» — презрительное обозначение инородца, представителя национального меньшинства.
Стр. 31, 3-я снизу. «Ханурик» — жулик, мошенник, американское — «крук».
Стр. 32, 7-я сверху. «Домкратов меч» — нянечка пишет «Домкратов меч» вместо мифологического «Домоклов меч», домкрат — подъемный механизм, используемый при ремонте автомобиля.
Стр. 32, 10-я сверху. «Смекалка» — природный ум необразованного человека;
Стр. 33, 10-я снизу. «Увольнительная» — справка о том, что солдат может покинуть свое подразделение.
Стр. 34, 11-я сверху. Юмор в том, что Третьяковская галерея находится в Москве, а не в Ленинграде.
Стр. 34, 12-я снизу. «Маленькая» — маленькая бутылка водки, объемом примерно в пол-пинты.
Стр. 34, 3-я снизу. «Навалом» — то есть много, куча.
Стр. 37, 2-я сверху. «Губа» — сокращенное от «гауптвахта», место наказания военнослужащих.
Стр. 37, 6-я сверху. «Урки» — уголовники, хулиганы.
Стр. 37, 9-я сверху. «Отвал сыграть» — убежать.
Стр. 37, 10-я сверху. «Амбал» — крупный, сильный мужчина, мачо.
Стр. 38, 7-я сверху. «Железно» — хорошо, здорово.
Стр. 38, 8-я сверху. «Даже не стоит» — имеется в виду, простите, Доналд, <…>. То есть обнаженная женщина у Рембрандта так прекрасна, что у солдата даже <…> не встал.
Стр. 39, 1-я сверху. «Ерзал» — нервно двигался.
Стр. 39, 12-я сверху. «Бляха» — металлическая пряжка на солдатском ремне,
Стр. 39, 7-я снизу. «Биточки» — маленькие котлетки.
Стр. 39, 3-я снизу. «Казбек» — сравнительно дорогие папиросы.
Стр. 39, 2-я снизу. «Гуляем» — то есть выпиваем, беспечно веселимся.
Стр. 41, 15-я снизу. «Служивые» — так простые люди называют военных.
Стр. 42, 14-я снизу. «Давать рукам волю» — то есть либо драться, либо приставать к женщинам, распускать руки, Конкретного намека на секс тут нет, вообще в русском жаргоне очень, или вернее — сравнительно редко используются сексуальные понятия. Русский язык довольно стыдлив в вопросах секса. Чаще бывает наоборот, выражения из сексуального обихода подразумевают действия внесексуального порядка. Например, если в лагере заключенный кричит: «Я тебя <…> в жопу» — это не выражает сексуальных планов, а обозначает — «Я тебе набью морду, изобью, покалечу…»
Стр. 43, 1-я сверху. «Динамо» — система спортивно-охотничьих магазинов.
Стр. 44, 6-я сверху. Юмор в том, что старушка просит сказать инициалы, то есть первые буквы имени и отчества, а простой человек Васька путает трудное слово «инициалы» со словом «национальность».
Стр. 44, 16-я сверху. «Смахивает» — походит, похож, лук лайк.
Стр. 44, 27-я сверху. «Малыш» — то же, что и «маленькая», пол-пинты водки.
Стр. 45, 5-я сверху. «Попрут» — прогонят.
Стр. 45, 7<-я> и 8<-я> сверху. Эту фразу надо понимать так: «Ведь они же нас сами звали, то есть Наташа сама звала. И потом, к тому же, мы ведь не — пьяные или… что-то в этом роде.
Стр. 45, 12-я сверху. «Козырнул» — приложил руку к козырьку, военное приветствие.
Стр. 45, 27-я сверху. «Маленькая» — опять же маленькая бутылка водки.
Стр. 46, 21-я сверху. «Завал» — катастрофа, беда.
Стр. 47, 10-я сверху. «Поддать» — выпить,
Стр. 47, 13-я сверху. «Дерябнуть» — выпить.
Стр. 47, 6-я сверху. «Сообразим» — то есть выпьем.
Стр. 48, 9-я сверху. «Керосинили» — пили водку. 9-я сверху. «Фиксатый» — человек с золотым зубом. 11-я сверху. «Котлы» — часы. 12-я сверху. «Вшил» — продал. 13-я сверху. «Непруха» — невезение, неудачное стечение обстоятельств, «не прет» — не везет, не повезло, неудачно получилось, не вышло. 17-я сверху. «Зародыши» — эмбрионы. 21-я сверху. «Сортир» — уборная, гальюн, нужник, менз рум.
Стр. 49, 1-я сверху. «Оклемался» — очухался, выжил, спасся, отошел, не умер. 3-я сверху. «Шабер» — нож, финка.
Стр. 50, 5-я сверху. «Зуб даю» — клятва, то есть если я не прав, то ты можешь вырвать мне зуб. Еще говорят: «Руку даю на отсечение» или: «Голову даю на отсечение».
Стр. 50, 18-я сверху. «Рукой подать» — идиома. То есть так близко, что можно подать рукой, протянуть руку и взять. 24-я сверху. «Подсечка» — прием в борьбе самбо. Самбо — это русский вариант дзю-до и карате. 32-я сверху. «Дневальный» — дежурный, дневной гард, сторож в военной казарме.
Стр. 51, 1-я сверху. «Штырь» — металлическая палка, на которую запираются ворота, задвижка, один из видов замка.
Стр. 51, 7<-я> и 8<-я> сверху. «Клавиши были пронумерованы» то есть на них фломастером, маркером поставлены номера, какую клавишу нажимать, чтобы получилась знакомая мелодия.
Стр. 51, 13-я сверху. «Наряд» — воинское подразделение, назначенное для выполнения каких-то обязанностей, группа военных, занятых общим делом.
14-я сверху. «Бесконвойники» — заключенные, которым из-за малого срока разрешается ходить без конвоя, они все равно не убегут, им осталось недолго сидеть.
14-я сверху. «Отдельная точка» — так называется в лагере производственный объект за оградой, вне зоны.
20-я сверху. «Перекур» — перерыв в работе, чтобы закурить.
21-я сверху. «Шмон» — обыск.
Дон, я пропустил трудные слова на 46 странице.
5-я снизу. «Хоть бы хны» — хоть бы что, то есть — ничего особенного, «мне это хоть бы хны» — меня это не волнует, мне это нипочем, я на это плюю.
7-я снизу. «Саксан» — нож.
Доналд, не спешите, торопиться некуда. Если будут вопросы, сколько угодно, задавайте без стеснения. Скоро я пришлю Вам словарь русского блатного жаргона, но это плохой словарь, неполный и путаный, а хороший выйдет в Гарварде через год-полтора, его уже двадцать лет готовит один мой друг, замечательный человек Кирилл Владимирович Успенский (литературный псевдоним Косцинский)[1]. У него был рак, но он вылечился и даже женился на молодой американке Джоан, хотя ему лет шестьдесят пять. Хорошо бы вас познакомить.
Обнимаю.
Сергей Довлатов
________________________________
1 Кирилл Владимирович Успенский (псевд. Косцинский; 1915—1984) — писатель, переводчик, лингвист, в годы войны был фронтовым разведчиком, в конце — гвардии подполковником. Профессиональную литературную жизнь как прозаик начал и продолжил в «Звезде» в 1947, в 1960-м осужден по обвинению в антисоветской пропаганде. В заключении стал собирать ненормативную лексику. Работа продолжилась после освобождения в 1964 и привела к созданию обширного словаря, до сих пор толком не опубликованного. В 1978 эмигрировал в США. С. Д. был знаком с Косцинским с ленинградских времен.
13
29 марта <1983>
Милый Дон!
Ответы получил, спасибо. Буду стараться их напечатать в какой-нибудь не очень глупой эмигрантской газете. К сожалению, это не очень просто. Братья-эмигранты скажут: «Зачем ты предоставляешь трибуну идейному врагу, коммунисту и агенту КГБ?!» Сам я не люблю советских коммунистов и тем более — КГБ, потому что многие из них корыстные лицемеры, бюрократы и дураки, но я считаю, что все слова, все мнения и все идеи должны быть открыто высказаны, и тогда, может быть, людям не придется брать в руки оружие.
Некоторые ошибки в Вашем тексте я исправлю (и пришлю Вам копию), но акцент мне бы хотелось сохранить, чтобы было видно, что это не гладкий перевод с английского, а Ваш собственный текст. Русским читателям приятно, что американец хорошо знает наш язык.
Словарь для Вас еще не получил, вышлю на днях.
У всех хороших людей, по разным причинам, в банке мало денег. Наш общий друг Соломон Шапиро (у которого Вы ночевали) зарабатывает в среднем 500 долларов в неделю, и его жена Светлана — 250, но в банке у них ровно 14 долларов. Это нормально.
Всего доброго. Ваш
Сергей Довлатов
Публикация Елены и Катерины Довлатовых
Примечания Андрея Арьева