Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2023
* * *
Зеркал незримых кривизна
привычна и неинтересна,
но неизвестная весна
в своем кривлянии — чудесна.
О, этот воздух исказит
в себе любое отраженье!
И зайчик солнечный скользит,
играя на опереженье
с печалью, грустью и тоской,
что отражаются знакомо
под башней думы городской,
в саду ахматовского дома…
* * *
Вполне доступная зима
тебя вполне сведет с ума,
и эта сырость, слякоть эта,
и этот снег для нас с тобой
вдруг стал обозначеньем цвета
и незаметно стал судьбой.
И неподвластное уму,
всегда присущее ему —
полет и хруст под башмаками —
воспринимается теперь
приобретением потерь,
не измеряемых шагами.
На крышах этих, крышах тех —
автомобилей и аптек —
лежит вальяжно, горностайно,
набухший, пористый, рябой,
и таянье его — как тайна,
как таинство для нас с тобой.
* * *
Зажать в горсти —
привет, пока, прости.
Разжать, а там —
я рада так цветам!
Зажать — люблю,
разжать — пошел ты вон.
Ладонь твою
Зажать в свою ладонь
без фокусов, иллюзий разных без
лететь на свет шагаловских небес,
над Питером, а может, над Москвой
с прозрачно-золотой такой тоской.
* * *
Хочется, наверно, чтоб накрыло —
там такое можно увидать:
бабочка летает златокрыла,
но крадется к ней Набоков, глядь —
бабочка цветок собой накрыла,
а Набоков — бабочку сачком,
но его студенточка закрыла
и на полку, к Пушкину бочком.
Бабочка, студенточка, Набоков,
аленький цветочек и сачок…
Тысячи подсказок и намеков…
Что, не выкупаешь, дурачок?
* * *
Китайский чай и Мандельштам,
а утро солнечно-морозно,
трепещет боязно и слезно
янтарный свет и тут и там.
Кичится блеском тротуар,
армяне испекли лепешки,
ты замечаешь Божий дар,
являющийся в виде кошки.
«Кис-кис» — но мимо пробежит,
армянской лавкою влекома,
теряется и весь дрожит
январь в саду у исполкома.
* * *
Надо мной — порядковое небо,
только я мечтаю о другом.
Каждая единственная треба
состоит из трепа в основном.
Их неисчисляемость зловеще
смотрит непрерывно мне в глаза.
Да, в любой отдельно взятой вещи
беспорядок… Что еще сказать?..
Но весна,
не та, не та… но эта
избавляет медленно меня
от меня, от радостей поэта,
неразменной денежкой звеня.
* * *
Своим убеждениям вторя,
незрячий, как будто Гомер,
ты знаешь, заветная Троя —
непреодолимый барьер.
Пока о победе мечтаешь,
пейзаж формируя в окне,
и разные книжки читаешь
о грозном троянском коне,
и взглядом печальным, каррарским
герои и боги глядят
и слышат, как там по-германски
о Шлимане все говорят.
Не Вологда то, не Воронеж —
Эгейское море внутри,
и ты сам себя же хоронишь
в огнях петроградских витрин.