Опубликовано в журнале Звезда, номер 8, 2023
* * *
Давай все будет так: падет Аид,
и небо, словно банка жестяная,
торжественно над нами загремит,
мы примем кофе, жизнь, довольный вид,
и май придет в кроссовках из Китая.
Асфальт начистит, будто мельхиор.
Дождями застучит, чтоб уважали.
И пусть там будет город наш и двор,
скамеечно-старушечий набор
и песни Шевчука за гаражами.
Мы выйдем из привычной конуры
какой-нибудь лимонно-мятной ночью,
когда еще не жалят комары,
в помине нет ни лени, ни хандры,
и ангелы пьют пепси у обочин.
ОНА
Там, где мир у дьявола под пятой,
тьма порой не кажется темнотой.
Там гуляет женщина в белом платье,
у которой очи, как виноград,
потому так сладок лукавый взгляд,
потому так манят ее объятья.
Безмятежным утром слова чисты.
Как детей, целует она цветы
и несет в ладонях живую воду.
Но потом с цепи отпускает ад,
и в огне зенитном легко горят
цветники, внимавшие цветоводу.
Позволяя смертным любую блажь,
надевает женщина камуфляж —
не спугнешь, не спутаешь с тварью тленной.
И тогда печали земля полна.
Отовсюду слышно: «Идет она!»
И война идет по своей вселенной.
ИЗГНАННИКИ
Путь земной подчас уводит в бездну.
Помнишь сад, где нас коснулось зло,
где нам было маетно и тесно,
потому что сытно и тепло?
И, когда солдат небесной роты
с нимбом из немого воронья
отпер золоченые ворота
нашего постылого жилья,
мы под шепот плачущей оливы,
скрытые туманом и дождем,
с радостью пошли неторопливо
по великой пустоши вдвоем.
В тишине, под песни небосвода,
не имея пищи и воды,
стали мы свободны. Но свобода
соткана, как рабство, из беды.
Оттого ночами зачастую,
видя ненавистное жнивье,
мы хвалили клетку золотую,
позабыв хозяина ее.
…Знал ли Он, к рабам не тяготея,
что наш старший мальчик у реки
кормит обездомленного змея,
как щенка, с заботливой руки?
ПУТЬ
В этом городе горько и холодно нам.
Здесь тревогу сменяют тревоги.
Дай мне руку — я слепо иду по камням,
по разбитой и темной дороге.
Морок застит глаза, дебоширит борей
так, что воют от страха собаки.
Пустота. Только луковки старых церквей —
вот и всё, что не скрылось во мраке.
Но пока, утопая в парчовом снегу,
до костей промерзает планета,
дай мне руку! Ты слышишь? Тогда я смогу
добрести до фонарного света.
* * *
Когда под первым снегом у Кремля
я грел в карманах мерзнувшие руки,
то думал о тебе, моя земля,
как думают о матери в разлуке.
Теплы в твоих владеньях октябри,
и солнце, как борик, лежит на крыше.
Горячую мелодию домбры
имеющие уши да услышат —
она летит сквозь щели прошлых дней
в квартиру к нам, где ма`нты лепит мама,
и дед при свете лампочных огней
мне кажется похожим на Хайяма.
Там прячу я в свои черновики
сухое зарифмованное лето.
И бабочка срывается с руки,
не ведая, что заморозки где-то.