Мысли и наблюдения. Вступительная заметка Вл. Новикова
Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2023
Ольга Новикова — прозаик, автор произведений «Женский роман» (1993), «Мужской роман» (1999), «Мужское — женское, или Третий роман» (2003), составивших книжную трилогию «Приключения женственности». Это название в общем применимо ко всем последующим романам писательницы («Четыре Пигмалиона», «Три товарища, Агаша, старик», «Гедонисты и сердечная», «Гуру и зомби» и др.), да и к новеллистике, собранной в авторских сборниках «Строгая дама» и «Безумствую любя».
В ходе творческого развития Ольги Новиковой ее стиль становился все более афористичным: авторские мысли, кристаллизуясь, выходили из подтекста в прямые, зачастую резкие суждения. В рецензии на «Приключения женственности» прозаик и критик Татьяна Сотникова писала, что книга «дает такое множество подобных ответов — почти советов на все случаи жизни, — что их впору записывать в ежедневник».
И это не литературная поза, а естественное речевое поведение. Повседневная речь Ольги Новиковой тоже дает ответы на многие жизненные вопросы, причем эти устные летучие суждения предельно кратки, зачастую внутренне парадоксальны, а порой задиристо-провокационны. Лет двадцать я записывал эти речения в свой ежедневник. Записи велись в хронологическом порядке, а недавно я сделал из этого обширного текста компактную подборку. Между фрагментами здесь всегда есть «воздух» — место для возражений, согласий, продолжения мысли. Словом, для активного диалога между автором и читателем.
Вл. Новиков
КРОМЕ МЕНЯ САМОЙ, У МЕНЯ НИЧЕГО НЕТ
Я не живу в соревновательном мире.
Закончив роман, чувствую себя уволенной с должности. Теперь надо самой придумывать себе новую должность и на нее устраиваться.
Чтобы меня читать, надо либо меня любить, либо меня не знать.
Интересно взаимодействовать с теми, кто меня не принимает.
Допускаю возможность чуда, но могу без него обойтись.
Упрекать меня за избыток мыслей в романах — все равно что Филонова упрекать в том, что на его картинах слишком много человеческих фигур и лиц.
«А ты могла бы рассказать о себе всё, раскрыть, что` в твоих романах выдумка, а что`
Даже самолет прилетает раньше при попутном ветре. У меня его не было.
«Ты сама мешаешь своему успеху». — «Может быть, мой успех таков, что сначала нужно ему помешать».
Бог не дал мне успеха. Зато у меня светлый взгляд на мир.
Душа моя написана.
Женственность, которая идет навстречу тому, с кем она живет.
Настоящая женщина каждый новый день невинна и нова.
Ощущение восставшей женственности. (О больших расходах на парикмахерскую, маникюр и т. п.)
Она всегда одета так вульгарно. Как я сегодня.
Ведение дневника — это для меня гимнастика. Не хочу, чтобы читали мой дневник — так же как не хочу, чтобы по телевизору показывали меня, занимающуюся гимнастикой.
Выбор — это фашизм. Я стремлюсь к той глубине, где выбора нет и быть не может.
Да, большинство людей — мещане. И я не требую от них взлетать над землей. А сама взлетаю. Но это делают и убийцы и маньяки, только они взлетают в другую сторону.
Почему я борюсь с низкими мыслями? Они — лишние. Они стопорят процесс познания.
Я осуждаю — значит, во мне изъян. Надо его устранить, обработать душу пилкой.
Оправдание жизни: мне было интересно жить именно так.
Я поселила Бога в себе.
Не хочу тренировать мышцы, которые мне не пригодятся. (О невладении наукообразным канцеляритом.)
Не хочу путешествовать по экзотическим странам. Бескультурья мне хватает и здесь.
Мы на финишной прямой. Недаром говорится: прямой. Кривой она быть не может.
Не пользуюсь таким материалом, как политика. Это материал скоропортящийся и к тому же синтетический.
Мир как я: он нуждается в страхе.
Я стареть не собираюсь, собираюсь только умирать.
Умру собой. А не другим человеком.
ЛЮДИ — ТАКИЕ
Людей много.
Люди пленяются теми, кто находится на высоте, но высоте досягаемой.
Люди раскрываются только при пересечении интересов, в сотрудничестве или в соперничестве. А за пиршественным столом одни скрытничают, другие распускаются.
Хочу его понять. Чтобы у меня был еще один понятый человек.
Мужчина ломает, женщина приспосабливается.
Женщина отличается от мужчины тем, что для нее нет ничего окончательного.
Духовная сила и женственность — редкий и опасный сплав.
Драгоценности — материальное воплощение женской уверенности в завтрашнем дне. Драгоценность вечна, она останется, даже если мужчина уйдет. Может ведь и вернуться.
Он в браке с самим собой. И этот брак никогда не расторгнет.
Ему приобретать знания интереснее, чем ими делиться и их систематизировать.
Политически он, может быть, и не конформист — он по-человечески конформист.
Нераздвоенные и непротиворечивые люди ничего не добиваются в жизни.
Успеха добиваются либо талантливые карьеристы, либо те, кто об успехе не думают.
Дергаем людей по свои мелким делам и этим освобождаем их от человечности.
Преподавание — это лишь на сорок процентов передача знаний, а на шестьдесят — взаимодействие, общение.
Молодые люди сразу после школы, а то и будучи школьниками, принимаются зарабатывать деньги, еще не став личностями. Это опасно.
Почему люди с хорошим вкусом, изощренные в понимании серьезной музыки, живописи, кино, могут оставаться примитивными и ограниченными существами? Потому что культура — их питание. Вбирают внутрь себя, не питая других. Они хуже мещан: те стесняются своего невежества. «Духовность» эстетов — высокомерие. Они диктаторы. А главное — доброта. Не любовь, не вера, а именно доброта. Но доброта по убеждению — зло.
Влюбляться в старости — это талант.
Бедные люди хотят иметь всё то же, что богатые. А доступны им только бесплатная ненависть и бесплатная месть.
Не по Сеньке шапка, и они делают всё, чтобы уменьшить размер шапки.
Когда человек говорит что-то парадоксальное, у собеседников возникает желание над ним возвыситься.
Делать фотоснимки — это воровать у жизни.
О старости. Никто не хочет присоединяться к человеку, падающему в бездну.
Бороться за свою жизнь — это помогать выжить жизни как таковой. (По поводу актрис, играющих на сцене в возрасте 90 лет.)
Люди не прощают иронии.
Они не понимают, что я разговариваю с их глубиной.
Люди — такие.
ЭТИКА И ЭТИКЕТ
Цель и смысл — долгая жизнь в ясном уме.
Самодовольство растет незаметно, как пузо у мужчины, и ампутировать его потом нельзя.
Сочувствие близким не бремя, а потребность. Сюда уходит энергия, которая в ином случае идет на усиление собственной боли.
На ярмарке тщеславия можно купить только тщеславие — ничего хорошего там не продается.
Неотмщенная обида разлагает личность.
В борьбе не на жизнь, а на смерть погибают души обоих соперников.
Ссориться — это пускать человека внутрь себя. Если не пускаешь — не поссоришься.
Неуютно жить, ощущая, что кто-то тебя превосходит в благородстве.
За работу надо получать деньги и не ждать взяток в виде человеческого внимания.
Для поддержания отношений между людьми мало одной нити (даже сексуальной) — нужны как минимум две.
Скрытность бывает разная: одни скрывают глубину, другие — хитрость.
Совсем без мещанства нельзя, мещанство — это связь с соками жизни.
Ум, не увлажненный эмоцией, — это цинизм.
Искать в человеке плохое — стрелять в «молоко». Искать хорошее — целиться в «десятку».
Злость поверхностна.
Соприкоснуться с мировым добром.
Секс и молитва — в темном помещении. Ни тем ни другим не стоит кичиться.
Правды хватит на всех, а доброты — нет.
Неприятно обижать хороших людей.
Из общего, неиндивидуального в себе надо воспитывать только доброту.
Налаживать отношения с людьми, которые ниже тебя, — очень трудная работа. Но ее надо делать, если ты от них чего-то хочешь. (В разговоре о последних днях Цветаевой.)
Если у тебя нет богатства и известности, то должна быть хотя бы высота духа.
Не уступай, ибо уступаешь самого себя.
Осторожно надо служить другим людям.
Рефлектируй свою оригинальность. Вечно только индивидуальное, а среднее у каждого времени свое. Его не догонишь, не угадаешь.
Помни одно: демократический аристократизм.
Личность должна быть на пятьдесят один процент независима от кого бы то ни было. Контрольный пакет акций надлежит держать внутри себя.
Когда жалеешь себя, из сверхчеловека делаешься обычным человеком.
Во время встреч с людьми помни: ты за рулем. Ты ведешь свою жизнь. Не стоит выпивать, расслабляться, говорить лишнее.
Очень важно иметь хорошее мнение о человечестве. И стараться, чтобы отдельные личности тебе его не ухудшали.
Если человек подчиняется воле другого человека — это от дьявола, потому что Бог впрямую ничего не заставляет делать, а действует более сложными способами.
Не встречала никогда доброго человека. Есть те, кто сумели обуздать свою злобу.
Чрезмерная самокритичность — не от благородства души, а от трусости.
Духовность — это готовность сделать что-то для другого.
Невозможно помочь тому, кто берется не за свое дело.
Учить позволительно только того, кто тебе за это платит.
Чувство вины перед человеком убивает память о нем.
Возвышаясь над ничтожными людьми, получаешь низкое удовольствие.
Человек, стремясь усовершенствовать мир, в итоге лишь наносит вред самому себе.
Единственное, что мы можем противопоставить жестокому миру, — это наша внутренняя гармония. Она — польза не только нам, но и миру.
Все-таки осознанная подлость — это личность, а неосознанная подлость — недоличность.
В старости нужна терпимость. Каждый, кто моложе, имеет фору перед тобой. Если сердишься — значит, жизнь прожил неправильно.
Самореклама в пределах правды допустима.
Демонстрировать свою эрудицию — неаристократично.
Старики не должны съедать память о себе.
Поговорите с дедушкой, пока он жив.
ЛЮБОВЬ — ЭТО РЕАЛИЗМ
Не надо обижаться на человеческую природу.
Если человек вмешивался в жизнь, тогда и смерть его становится поступком.
Нельзя нежиться и ловить солнечные лучи, лежа на льдине, которую уносит в океан.
Думающий человек должен быть воцерковлен в современность.
Не надо все цементировать мыслями. Надо оставлять щель для чуда.
Если начистоту, то дьявола придумал человек для оправдания собственной подлости.
В быте есть бытие.
Мир надындивидуален, и возведение в абсолют личного чувства противоречит гармонии мира.
Не надо уравнивать в правах добро и зло.
Людская зависть — палачество Бога.
Любовь — это реализм.
Карьера — это ураган, который сметает все и задувает любую мысль. А мысль — это легкий морской бриз.
Зло — это яд. Новая природа на нем не вырастает, она нуждается в удобрении. А удобряет только добро.
В жизни все решает человечность, а не целесообразность. Порой это даже извращенная человечность, идущая во вред делу.
Ни у кого нет того, что он хочет.
Признание — дело Божье, а в дела Бога лучше не вмешиваться.
Слишком часто путешествовать — уезжать из своей жизни.
Цинизм иногда бывает прав, потому что глубоко видит.
На том свете уже столько знакомых людей, что если их всех постоянно вспоминать, то они тебя туда утянут.
Соавторство с жизнью — это хотеть то, что она дает.
ПИСАТЕЛЬСКОЕ
Литература ничему не учит даже самого автора.
Его проза несвободна от моралистики, причем сам он не жил по этим моральным принципам. (О Ю. Трифонове.)
Перехваленный портится. Как продукт, который хранится вне холодильника. Человек, которого все любят и поддерживают, не развивается.
Он убог, советск и недалек. (Об одном писателе.)
Он богатый бомж. Человек без определенного духовного места жительства. (О писателе-бизнесмене.)
У него слова друг с другом не разговаривают. Зачем так писать?
Талант отдаляет от людей, а воля сближает с ними. (В разговоре об одном коллеге, об отсутствии у него таланта и наличии воли.)
«Умеет писать» и «есть что сказать» — редко эти две вещи встречаются в одном человеке.
Считает себя недооцененным, меж тем как он переоценен.
Вместо того чтобы разрабатывать свой талант, они устраиваются в жизни. (О молодых писателях.)
Глуповат. Причастность к искусству делает его фриком.
Ссылаются на литературу прошлого, не понимая, что то же самое существует в современности, только в других формах.
Это надо снимать, как пену с бульона. (По поводу одного интервью, где писатель дает волю своим злым чувствам.)
Обращением друг к другу на «вы» они комнату в коммуналке превращали в отдельную квартиру. (Об Ахматовой, останавливавшейся в Москве у Мандельштамов.)
Только сильный человек верит в людей. (В разговоре о Н. А. Некрасове.)
У Некрасова риторика такая, как будто он создает ее впервые. И обыденное и трагическое не просто сосуществуют, а проникают друг в друга
(В ответ на критику строки Бродского: «Обретшей речи дар…» за какофоничность.) Нет, здесь есть тяжесть смысла.
Претендуют на стиль, а при этом допускают элементарные ошибки, позволяют себе канцелярит. Стиль — это как математическая формула: любая ошибка уничтожает смысл целого.
Соснора — это поступь. Поступь Командора. (В ответ на процитированные по случаю снежной погоды строки: «В душе моей лишь снег да снег. / Там транспорт спит и человек. / Ни воробьев и ни собак. / Одна судьба. Одна судьба».)
Сказать: «Я — атеист» — все равно что сказать: «Я не верю в литературу».
(О публичном осуждении N. Пастернака в 1958 году.) N. руководила зависть, соревновательное желание расчистить для себя чужое место. А мог бы ценить свое собственное место, тоже достойное.
Он считает своим пьедесталом чужую могилу. Такой низкий строй мысли не информационен. (О критике-ниспровергателе.)
У него отсутствует фильтр человечности.
Жизнь Высоцкого укоротили два фетиша: желание напечататься и желание, чтобы окружение признало его поэтом. Но, может быть, этот источник трагизма был ему необходим.
Внутренняя гармония для человека важнее, чем уважение к культуре и искусству и даже чем память о гении. К тому же он ее почти отставил в конце жизни. (При обсуждении новости о том, что Марина Влади продает посмертную маску Высоцкого и автограф его последнего стихотворения.)
«Мне выбора, по счастью, не дано» — так было у Высоцкого и Бродского. У Вознесенского, Евтушенко, Окуджавы выбор — был.
Женщины им принадлежали за что-то. Это не был дар. (В ответ на вопрос: «Почему прозаики с огромным личным сексуальным опытом не могут описа`ть телесную любовь с восторгом, как чистую радость?»)
(Об Олеге Ермакове.) Сердечная наблюдательность. Когда он пишет об Афганской войне, видит в афганцах людей. Когда рассказывает о польском нашествии, поляков описывает по-человечески.
(О Татьяне Толстой.) У нее борьба за себя совпадает с отстаиванием истины. В итоге она транслирует истину. Она сама — истина. У нее нет искажающих комплексов.
Смотри на жизнь со стороны. Только так можно сохранить разум. (В разговоре о рассказе Т. Толстой «Легкие миры».)
Это мы уже начинаем судить Бога: кому он больше дал, кому меньше. (По поводу разговоров о степени художественной одаренности, о том, кто талантливее.)
Недостаток таланта в других раздражает только тех, кому таланта не хватает. Одаренные просто не замечают бездарных.
Погоня за рецензиями, говоря плебейским языком, «разрушает карму».
ВРЕМЯ СЕРЬЕЗНОГО СЛОВА
В искусстве главное — личность автора. Талант по отношению к личности — вторичен.
Чем большее жизненное пространство освоено рационально — тем больше открывается новой иррациональности. А старая иррациональность — это пошлость или тупость. (На вопрос: «Как сочетать рациональное с парадоксальным?»)
Философия интересуется глобальными вещами, и только литература пристально всматривается в пустяки.
В искусстве важно не одно чувство, но последовательность чувств.
Бог диктует только поэзию, прозу надо создавать своим умом.
Не упрощать картину мира введением в нее своей собственной персоны.
Женщина говорит одно, а думает другое. Уже это может создать многозначность, если женщина начнет писать.
Составить произведение из тех же молекул, из которых состоит твоя личность.
Гротеск и познает жизнь, и упрощает ее.
Мир можно структурировать умственно, а можно эмоционально. Неизвестно еще, какая структура точнее.
Красота слога держит поплавок мысли на поверхности и не пускает в глубину.
Сентиментальность у каждого времени своя. (О снижении интереса к Окуджаве.)
(Об эстетизме Брюсова.) Без таких однострунных людей не существовало бы важного звука.
Путь к новому языку лежит через взлетную полосу нормальной речи.
В языке прозы, как в одежде, нужен один экстравагантный элемент.
Там, где есть однозначный ответ, гипербола неуместна.
(По поводу всяких «слов года» и прочих журналистских квазилингвистических экзерсисов.) Не могут ни создать, ни придумать чего-то реально нового и потому изгаляются над языком.
Как некультурно сказано! (О газетном заголовке «Главным гарантом целостности страны является культура».)
(О слишком подробных и пространных комментариях.) Это надо оставить для исследовательской работы влюбленного читателя. Зачем ограничивать число влюбленных? Такие комментарии как вериги — ходить с ними невозможно.
(В ответ на оценку какого-то произведения как «головного».) Но ведь голова — тоже часть человека.
Те, кто с возмущением реагируют на провокативное искусство, съедают обертку вместо конфеты.
Бедная жизнь эстетически неполноценна.
У нас эстетизм бесчеловечен. А остается человечность.
Нелогично презирать людей, ради которых пишешь.
Сейчас время классики. Не давление на ум нужно, а воздействие на сердце.
(О фантастике и тайне.) «Драконы» — это смешно. А тайна не смешна.
Того, что мы берем из себя, — для искусства не хватает.
Фабула каждой человеческой жизни имеет высший смысл. Разгадать надо замысел Бога.
Время серьезного слова. Не время шутить и ерничать.
Массовая культура видит только то, что выгодно.
В советское время запрещено было обнаруживать два интимных чувства — религиозное и сексуальное. Теперь слишком много говорят об обоих.
(О современном искусстве с его акциями, инсталляциями и перформансами.) Это только этап на пути к новому искусству.
Нарочитая, надуманная фабула — это как бред безумного или как сон. Но ни бред, ни сон не имеют смысла.
В прозе нужны ненужные подробности.
Мысль в прозе — невидимка.
Дипломатия — враг искусства.
Век бесчеловечен. От искусства требуется противовес — человечность.
ДРУГУ
Я о тебе плохо не думаю, только говорю.
Давай снова любить друг друга, а то, когда тебя не любишь, — противно.
Тянись за мной. Но не цепляйся.
Заткнул мне рот извинением и сам себя при этом простил.
Любого человека можно повернуть к себе его достойной стороной.
Я иду в лес жизни за белыми грибами, а ты — за поганками. И еще удивляешься потом, что отравился.
Осуждая, ты возвышаешься над человеком. И пропускаешь то хорошее, что можно усвоить, чем можно подпитаться.
Ум у тебя есть, но трусость мешает самые беспощадные мысли допускать до ума.
Не говори им колкостей, не давай ложного знака, что ты злой. Ты добрый и во вражде не пойдешь до конца.
Мир разговаривает с тобой в форме неприятных критических замечаний.
Это по`шло — по любому поводу начинать говорить о себе. Ущеми себя — и это невидимое благородство даст всходы.
Ты можешь написать роман, который будут читать все. Ты для этого достаточно примитивен. Для тебя твоя колокольня — это самое высокое здание в мире.
Не пиши прозу дисциплинированно. Не думай о том, что скажут другие. Хуже, чем то, что скажет смерть, они не скажут.
Литература уже была. Не было человека. Такого, как ты.
Разбей литературное стекло и пиши своей подлой душонкой.
Сближаешься с теми, с кем не хочешь сближаться. В отношении к читателю стоишь на двух разъезжающихся плотах. А надо перепрыгнуть на один из них.
Легкая работа вредна. Надо долбить скальную породу.
Ты работаешь на границе. А «пограничника» не пускают ни туда ни сюда.
Всякий успех делает тебя идиотом.
Твоя правда может только ухудшить твою жизнь.
Ты принимаешь самое простое и правильное решение, когда смотришься, как в зеркало, в любимую женщину.
Зачем тебе, чтобы было хорошо? Хорошо будет, когда ты поймешь все до глубины.
Хочешь, чтобы ценили за былые заслуги? Но для этого много подлостей надо сделать.
У тебя в груди — симфония, а ты пытаешься петь шлягер. В итоге выходит какофония.
Старость — не время для гипербол. Иначе ты попадаешь под самую страшную гиперболу: ты уже мертв.
Дурная мысль пришла? С ней ты пропускаешь врага внутрь себя.
Я тебя полюбила за чувство юмора, а оно куда-то пропало.
В нашем возрасте не нужно комиковать. Комичен уже тот факт, что мы дожили до таких лет.
Даже если ты один такой — это стоит описания. Но уверяю тебя: ты такой не один.
Не насаждай меня среди сорняков. Я там не прорасту.
Говори мне только вечное или прагматичное. А если ни то ни другое — я и слушать не хочу.
Критикую только тех, кому хочу помочь.
Желание долго жить — все равно что желание иметь много денег.
Не смотри с точки зрения нуждающегося.
Был на границе жизни и смерти, а барахтаешься в такой луже…
Хочется, чтобы сложность твоих вопросов ко мне росла, а не уменьшалась.
Не перед смертью так рассуждать. (В ответ на какое-то пошлое житейское наблюдение.)
Все равно его не брошу, потому что он… плохой.