Опубликовано в журнале Звезда, номер 3, 2023
* * *
Вот наконец пробила ватную глухоту!
Слышно: в железной печке — бешеные дрова…
Всё от воздушной тяги в сэндвичевой трубе,
штрейфлинга выше, к туче всходит кудрявый дым.
Я люблю телогрейку, еще армейский бушлат.
(От бессердечных виршей, Господи, огради!)
В снежный денек ноябрьский думая: «Сирота!» —
вытащи Парацельса «Ботанику» да не плачь.
…Запотевают ружья, взятые в дом в мороз,
мигом в стволах зеркальных — слезками! — конденсат.
Досками и фанерой про`руби на реке
нынче позакрывают: всё не долбить пешней!
От подколодных мыслей грозно смела` душа.
Град в грандиозном снеге, в стаях отважных птиц.
Как я люблю селиться в гостиницах (хоть каких!) —
всюду развешать платья, запарить зеленый чай…
Думала, что пропала, так не писать стихов
в ошеломленье страшном, в двадцать втором году!
Мир, хоть и с ног сшибает, так же все юн и свеж,
в локоть толкает: что ты, в рифму, в рифму пиши!
Что ж, хоть об стенку бейся, хоть обмирай в тоске, —
не совместить мильоны разноголосых правд,
не отвратить летящих пуль, не закрыть рукой,
не залечить ушибов, ран не зарубцевать…
Смотрит из поднебесья в нас незнакомка-Жизнь.
Как на затменье солнца мы на нее глядим.
* * *
Посвящается Колонелю Штопорилло
В быту одиноком я только словам госпожа —
спасибо за то, что задумано так изначально! —
я знала, что жизнь одуряюще будет свежа,
но не представляла, насколь она станет печальна…
О, вещи домашние, в вашем пространстве парю,
и малым предметом нисколько не пренебрегаю,
и микроволновке спасибо всегда говорю,
один телевизор, как правило, вечно ругаю…
Теперь не прельщает тибетских небес бирюза,
и страсть моя, прыть моя, видно, уже не в зените…
«Не надо брехать! — говорю я. — Глядеть мне в глаза!» —
и лгущий мне в кадре смешался, сказав: «Извините!»
Ни складчатых даже, как нэцке, оранжевых тыкв
не нужно; пусть волны морей не играют со мною,
но рада корявым (как курица лапой!) собраниям букв,
еще аметистовым вспышкам грозы над Москвою.
Везде бродит ЭТА, небрежно накинув шинель,
все черные борза`я держит мешки наготове;
ах, острый как бритва появится вдруг Колонель,
армейский полковник, вот именно, пане-панове…
………………………………………………..
Как перед лавиной воздушная мчится волна,
случайному путнику легкие вмиг разрывая,
так ухнет в бездонную пропасть война — не война,
пока что сокрытые свитки небес раскрывая…
КОШКИ НЕ КУРЯТ
Вдруг Латаки`я или Алеппо —
что-то из Свифта?
…о как! — безумно тяжелые в кадре
очи султана…
Это молельные коврики, сейфы,
древний фарсийский,
это отличье от вежливой речи,
непринужденной…
Это монеты, печати и перстни,
блюда, кувшины,
страсть и безумье веселое рынков,
их театральность.
Буквы-подковы, и змеи, и серьги,
буквы-кальяны,
буквы — сидящие женщины, лодки,
буквы-самумы…
Буквы-павлины, серпы — о, изделья
кузни, пекарни…
Вагнер — имею в виду композитор —
не при делах здесь.
Я, без ножных кандалов, без наручных
(рифмы, да, рифмы!),
к недоуменью иных, к возмущенью,
праздно гуляю.
Всё что желаю — то наблюдаю
здраво и живо,
лишь бы отчаяньем или печалью
не подавиться.
Нет, я не пью, не курю, не рыдаю,
только труждаюсь,
а за поддержку спасибо вам, братья
Сема и Коля.
Кошки не курят, собаки не курят,
деревья не курят…
Стихотворенье, из воздуха взято,
в воздух вернется.
КИНО «НЕНАСТЬЕ»
Синеглазый тихоня решил преступить и посметь
(с этим именем оперным, надо же, как иностранец!):
«Не скобли изоляцию!» (в смысле: «Довольно трындеть!») —
говорит в этом фильме другому «афганцу» «афганец».
Жутковата нарядная ночь, когда солнце на месте стоит,
Недотыкомки, также утырки в TV барагозят.
Что-то звякалка, чайная крышка, лепечет навзрыд:
бэтээры, «вертушки» «двухсотых», «трехсотых» увозят…
Как ты, мальчик, лежишь неудобно, неладно упал,
недоступен и хмур на развешенных всюду портретах,
с дорогой кинокамерой — век бы снимал и снимал! —
с зарубежной эстрадою на допотопных кассетах…
И Кундуз, и Баграм, и Шинданд, где ступала мило`ва нога,
не стереть, не соскресть, как с предплечия татуировку…
Согдианский идальго при школе ускрёб все снега
и в подсобку ушел досыпа`ть, на ходу отряхая ветровку.