Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2023
К ВОПРОСУ О ЛИТЕРАТУРНОМ ШИРПОТРЕБЕ
Прежде чем читать новую книгу Максима Гуреева о Хармсе (Даниил Хармс. Застрявший в небесах. М.: АСТ, 2023), я постаралась уяснить, к какому именно жанру издательство относит данное произведение. Судя по аннотации к книге, перед нами переосмысленная биография писателя.
Переосмысленная биография должна означать, понимаю я, рассказ о жизни Хармса с точки зрения автора, жизнь поэта в авторской интерпретации. Значит, основные факты автор отменять не станет. Беру книгу в руки и с удовольствием отмечаю, что полиграфическое исполнение ее вполне на уровне. Бумага качественная, белая, фотография Хармса на обложке выразительная, буквы в названии книги перевернуты в меру (см. афишу обэриутов к вечеру «Три левых часа»). Все очень интеллигентно, все рассчитано на читателя со вкусом и интеллектом, понимающего намеки и скрытые смыслы.
Заглядываю в конец книги в поисках справочного аппарата и обнаруживаю небольшой список литературы непонятного мне назначения. То ли это источники, которыми пользовался автор при написании биографии Хармса, то ли рекомендательный список книг по теме для тех, кто хочет расширить свой кругозор. Однако, пролистав основной тест, понимаю, что ссылок на источники автор категорически не дает.
Обратимся к жизнеописанию Хармса в переосмыслении Максима Гуреева. Здесь у меня невольно возникает вопрос: для чего вообще понадобилось это переосмысление? Гуреев далеко не первый, кто пишет биографию Даниила Хармса. Всё или почти всё уже написано до него (А. Кобринский, В. Шубинский). Что же нового откроет автор в жизни Даниила Ивановича?
Аннотация обещает нам раскрыть особые взаимоотношения отца и сына Ювачёвых. Ну что ж, я знаю об этих отношениях больше и глубже, чем обычный читатель, меня удивить трудно.
Однако нечто новое с первой страницы книги почти сбивает с ног — Иван Павлович, отец Хармса, похож на Ф. М. Достоевского! Так категорически утверждает автор. Да неужели? Чем же? Бородой, не иначе! Но позвольте заметить, начиная с 60-х годов XIX века мужчины поголовно стали носить бороды. Мода такая была. К слову сказать, Федор Михайлович никогда не был в числе любимых авторов Ивана Павловича. Духовную общность сам Ювачёв видел с одним из героев А. П. Чехова. Но до этой темы литературоведы пока не добрались.
Мне понятно желание автора с первых строчек зацепить читателя парадоксальным суждением: «Отец был похож на Достоевского, однако дружил с Толстым. Сын же был похож на пророка Господня Даниила…»[1]
Зацепить-то получилось, только всё, абсолютно всё в этой фразе — неправда. Внешнее сходство с Достоевским — вещь, конечно, субъективная. Я этого сходства совершенно не вижу, да и с Толстым Иван Павлович не дружил. Писал один раз Льву Николаевичу, переписывался с Софьей Андреевной, был однажды в Ясной Поляне, но чтобы дружил? О сходстве Хармса с пророком Даниилом рассуждать не берусь, его (пророка) достоверные изображения мне не встречались. Но фраза звучит красиво, броско, дерзко. Словно бы для красного словца и написана.
Далее автор развивает мысль о юном Дане, «уверовавшем» в своего отца, как в Господа Бога. Очень смелое утверждение. Вероятно, это тоже пример переосмысливания биографии Хармса. Только доказательная база для подобного умозаключения у автора не слишком прочная.
Текст книги «Даниил Хармс. Застрявший в небесах» насыщен, а порой и перенасыщен цитатами. Автор насобирал их из разнообразных источников, но использует их некорректно. Вот вам пример: слова, написанные Иваном Павловичем в 1901 году в письме к Л. Н. Толстому, автор вкладывает в уста престарелого Ювачёва, беседующего со своим взрослым сыном Даниилом в 1930-е годы. Но 40-летний Иван Павлович, вернувшийся в Европейскую Россию после восьми лет на Сахалине, полный честолюбивых надежд, совсем не тот старик, что ведет нравоучительные беседы со своим непутевым сыном. И таких моментов в тексте встречается немало.
В книге Гуреева имеются фактические неточности и просто неверные факты, которые, в свою очередь, приводят к недостоверным трактовкам характеров и поступков героев.
Например, пересказ известных воспоминаний Евгения Шварца о смерти матери Хармса. В первоисточнике сказано так: «Священник попался сердитый, и оба подняли крик, стучали палками, трясли бородами».[2] Максим Гуреев в своем изложении этого эпизода дает такую картинку: «Отец и поп орут…»[3] Ссылок, напоминаю, на источник по-прежнему нет. Автору достаточно подобрать синонимы, пусть неточные по смыслу, и надобность в ссылках сразу отпадет. Однако для филолога внимательное отношение к слову — основа профессии.
Более чем странно, на мой взгляд, давать оценку интимной жизни Ивана Павловича, опираясь на абсурдистский рассказ Хармса «Теперь я расскажу о том, как я родился…». И тем не менее автор это делает: «Интимная жизнь Ивана Павловича подчинена ветхозаветным ограничениям и регламентированию».[4] Далее автор дает отрывок из художественного произведения Хармса в качестве доказательства этого странного утверждения.
И таких нелепостей, с моей точки зрения, наберется предостаточно: неверно показаны отношения Ивана Павловича с его возлюбленной Марией Антоновной; неправда, что Надежда Ивановна была против наречения сына Даниилом; не был Иван Павлович долговязым, как постоянно поминает автор (рост И. П. Ювачёва был около 170 см); в Екатерининском институте училась только Надежда Ивановна, ее сестры окончили совсем другие учебные заведения; не мог, даже мысленно, произнести Иван Павлович такую фразу: «Откуда взялся этот Хармс, черт побери?»[5]
И если автор не понимает этого, он ничего не понимает в своих героях.
Совсем неприятно мне стало, когда я наткнулась не просто на отдельные предложения из собственной публикации о родителях Хармса, а на целые абзацы моего текста, в которых, по обыкновению, автор заменил несколько слов на синонимы.[6] Что за странная любовь растворять в своем тексте чужие цитаты, как это делают школьники в сочинениях?
Это не мелочность, не собирание блох, не критика ради критики. Но если автор считает необходимым написать, что у сестры Хармса Лизы было два сына, а ее мать Надежда Ивановна имела четверых детей, значит, это ему зачем-то было нужно. И значит, эти сведения было бы недурно уточнить. Ибо у каждой из моих родственниц отчего-то вдруг потерялось по одному ребенку.
Но все это незначительные детали. В конце концов, важна главная идея произведения. В чем же она?
Автор дает жизнеописание двух персонажей, близких по крови и по духу, отца и сына Ювачёвых. Он показывает, как в течение жизни формируется близкое религиозное сознание этих людей. Однако эта духовная общность приведет их в конечном счете к выпадению из реальной жизни. Отец и сын Ювачёвы, словно сиамские близнецы, находясь в сумеречном состоянии ума, оба окажутся во власти безумия. Так я поняла основную мысль автора.
Сожалею, что я не специалист в области богословия, психиатрии, физиогномики, нумерологии и прочих прикладных наук и не наук, к которым обращается автор для подтверждения своих фантазий.
Поэтому эпическое описание постоянно развевающейся бороды Ивана Павловича, мясистых мочек его ушей, повторяющаяся фиксация автора на оттопыренных ушах маленького Дани и пр. меня нисколько не впечатляют. Оказывается, все эти детали внешнего облика должны выдавать особенности характера, определять тип личности, характеризовать склонности и даже пороки героев. И разумеется, подготавливать читателя к неизбежному печальному финалу отца и сына.
Но вот что меня разочаровало окончательно. На последних страницах повествования о жизни Хармса автор местом последнего упокоения Ивана Павловича Ювачёва торжественно объявляет Никольское кладбище Александро-Невской лавры. И не просто пишет об этом, а, подключая всю возможную фантазию, ведет своего героя Даниила Ивановича скорбным путем, перечисляя возможные приметные места Петербурга, прямо к могиле отца. И все это было бы трогательно, только в Александро-Невской лавре нет могилы отца Хармса. Такая неприятность. И никогда не было. И не знать этого стыдно, если пришла в голову мысль написать биографическую книгу. Для любопытствующих сообщаю, что И. П. Ювачёв похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища.
Но ведь автор для кого-то писал это произведение. Для кого?
Неужели есть те, кто ему поверит? Наверное, есть.
И в самом деле, к чему придираться? Ведь в книге не все неправда.
Что-то напутано, что-то написано неточно, что-то вовсе чужое.
«А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!»
1. Гуреев М. Даниил Хармс. Застрявший в небесах. М., 2023. С. 7.
2. Шварц Е. Л. Живу беспокойно…: Из дневников. Л., 1990. С. 512.
3. Гуреев М. Даниил Хармс. Застрявший в небесах. С. 20.
4. Там же. С. 44.
5. Там же. С. 77.
6. См.: Переписка родителей юного Даниила Ювачёва (Хармса). 1912—1917 / Публ. Н. М. Кавина; вступ. ст. и примеч. М. К. Махортовой // Звезда. 2022. № 5.