Рассказ
Опубликовано в журнале Звезда, номер 12, 2023
Кенозерье — самобытный сельский регион Русского Севера. Вокруг Кенозера и соединенных с ним протоками нескольких озер стоят деревни, где сохраняется со времен вольного Новгорода традиционный уклад северной жизни. «Столица» региона — деревня Вершинино. В Вершинине на самом высоком взгорке стоит с XVIII века деревянная Никольская часовня. Из любого конца Кенозера видно эту часовню.
Видно ее и из деревни Семёновой на южном, противоположном, берегу озера. Плыть от Вершинина до Семёновой, петляя между островами, двенадцать километров, но Никольскую часовню все равно видно. Если же залезть на крышу старинного амбара, то можно увидеть и деревянные часовни других деревень Кенозерья.
Двое волонтеров, которые залезли на крышу одного из таких семёновских амбаров, отдирали старые доски. Национальный парк, взявший шефство над многими старинными постройками Кенозерья, отправил четверых волонтеров (двое парней, одна девушка и пожилой контр-адмирал советского флота) под руководством своего инспектора менять изветшавшую крышу амбара. Двое, самые молодые, рассматривали окрестности со своей высоты, внизу инспектору и девушке рассказывал бесконечные морские байки советский контр-адмирал.
Накренившийся на один угол амбар стоял на взгорье, напротив часовни во имя Лавра и Флора, построенной в начале XIX века.
— В этой часовне раньше в конце августа крестили лошадей, чтобы они не хворали. Этот день называли День Хвора, — рассказал инспектор.
— Больше не крестят? — спросил один из волонтеров с крыши.
— Нет, конечно. Лошадей не осталось. Из местных жителей — двое стариков: тетя Нина да Ильич, забыл, как его имя… А, Юра. Тетя Нина в том доме живет, — инспектор показал на ухоженную избу с одной стороны от амбара, под взгорьем. — Юрий Ильич в том, — инспектор показал на ухоженную огромную старинную избу на противоположной стороне взгорья, на берегу заливчика. — Бывает, еще наведываются рыбаки, зимой и летом.
Молодые волонтеры оторвали и скинули доски до первой «курицы». «Курица» в традиционной северорусской архитектуре — изогнутый у корня сосновый ствол, который поддерживает деревянный кровельный настил, крепится между стропил. Кровля амбара в Семёновой имела четыре таких ствола. Волонтеры спустились вниз, и инспектор забрался на крышу, чтобы оценить состояние «курицы». В этот момент из своего дома появился и неспешно подошел сухонький, лысый, высокий старичок — Юрий Ильич. Старичок остановился перед волонтерами, оглядел внимательно гостей своей деревни. Те поздоровались, он кивнул в ответ. Советский контр-адмирал даже поклонился. Юрий Ильич достал из натертого до блеска металлического портсигара сигарету, закурил (двигался он без суеты, явно понимая, что от него ждут какой-нибудь фразы) и с огромным достоинством обратился к инспектору:
— Василий, чего здесь творите? Знаете, что у амбара хозяйка объявилась?
У старичка был явный северный говор — растягивал «о», особо выделялись шипящие звуки, плавно менялась интонация, словно волна пробегала по водной глади. Инспектор Василий, заулыбавшийся при виде Юрия Ильича, стал серьезнее. Спустился с крыши, пожал руку старичку.
— Откуда хозяйка объявилась?
Рассказал Юрий Ильич, что в начале лета дважды приезжала немолодая женщина, разговаривала с ним, сказала, что одна из покосившихся изб принадлежала ее предкам (неизвестно, каким именно) и она теперь вступила в права наследования. Вроде как и амбар на взгорке тоже построили ее предки.
— Сказала, что будет собирать документы, чтобы амбар наследовать, — пояснил старичок.
Даже контр-адмирал слушал его молча, хотя, казалось, у него имеется набор комментариев и историй по любому слову, по любой фразе любого человека.
— И кто она такая? — спросил инспектор.
— Леший ее знает, — старичок отвечал самым беззаботным тоном, почувствовал, что сообщил что-то важное, произвел впечатление на приплывших в его деревню; надо теперь показать побольше незаинтересованности, отстраненности, чтобы вызвать еще больше внимания к своим словам. — В этом доме полста лет, почитай, никто не живет. Полвека. Объявилась наследница. Вынь да положь.
Юрий Ильич докурил сигарету и, не затушив окурок, небрежно бросил в траву.
— Как зовут-то ее, наследницу твою? — спросил инспектор Василий, сдвинув вниз на затылке форменную зеленую кепку.
— Знать не знаю. Но Сашке Овчинникову из Вершинина — знаешь, наверное (инспектор кивнул), — дала задаток, чтобы поднял по углам ее избу. У Овчинникова спросите, кто она така.
Инспектор теперь поправил козырек кепки. Волонтеры смотрели на него: дело было за ним — узнавать подробности истории у некого Сашки Овчинникова. Старичку же не хотелось заканчивать общение — гости в его деревню наведывались очень редко, сам он плавал (у него имелась казанка, стояла на берегу под его домом) в Вершинино тоже нечасто, в соседние деревни — и того реже. С тетей Ниной, единственной, кроме Юрия Ильича, постоянной жительницей деревни Семёновой, он был в контрах — как обычно бывает в малонаселенных пунктах: чем ближе соседи, тем серьезнее у них рознь. Оба не помнили, с чего появилась у них вражда, да только не общались они совсем. Юрий Ильич выдал, как бы ни к кому не обращаясь:
— Серьезно вы затеяли ремонт. Крышу перестилать всю будете? Четыре «курицы» новые привезли. Досок хороших много.
Василий набрал начальника своей конторы, руководителя природоохранной инспекции этого сектора национального парка. Мобильная связь с взгорья добивала до Вершинина.
— Андреич, — говорил инспектор в телефон. — Амбар больше не ничейный. Надо узнавать у Сашки Овчинникова — наследница объявилась. Ему звоните и узнавайте… Он ее знает. Разговаривал с ней, договорился помогать ей в Семёновой хозяйство ее восстанавливать… Оттуда и знаю. Ильич семёновский рассказал… Да, сам к нам подошел и рассказал… А нам что делать? У меня же волонтеры здесь… Понял. Давай.
Инспектор Василий распорядился закончить работу. Советский контр-адмирал все это время, с тех пор как подошел Юрий Ильич, молчал. Поднаторевший за сорок лет в скользких административных делах, он старался не влезать в ситуацию, если она вдруг грозила малейшими неприятностями.
— Ладно, Юрий Ильич, спасибо, что предупредил. Будем разбираться, — сказал Василий.
Старичок счел, что разговор закончен, и двинул к своей избе. Когда он удалился, Василий пояснил волонтерам:
— Парку не нравится задаром местным что-либо делать. Ремонтировать их избы, например, бани, амбары — пусть они и историческое наследие. Если передают в собственность парку, тогда ремонтируют. С амбаром нашим, видать, руководство прощелкало. Бюджет выделили, план восстановительных работ составили и утвердили, материалы и нас завезли. М‑да, дела-а, — инспектор приподнял кепку и почесал затылок.
Советский контр-адмирал посчитал нужным прокомментировать:
— За такой амбар на территории парка миллиона два попросят. Не меньше. Ему сто лет. Не меньше. И объектом исторического наследия признали — весомый довод, чтобы задрать на него цену.
Один из молодых волонтеров высказался конкретнее:
— Что теперь делать будем?
Инспектор ответил, что пора обедать: надо спускаться к берегу, разводить костер и греть пищу, которую с собой привезли из Вершинина.
— Надо ждать, когда Овчинникова найдут, — добавил Василий.
Происходившее из своего окна наблюдала тетя Нина. Телевизор ей надоел, поэтому она смотрела (между делом выходя на огород то одну грядку прополоть, то в другой поковыряться), чем занимаются волонтеры и инспектор. И видела она из окна, что подошел к ним заклятый враг ее Юрка (как она его про себя называла), что-то им наговорил, и волонтеры с инспектором, оставив инструменты, забрав лишь свои рюкзаки, ушли от амбара к берегу. Что именно наговорил Юрка, она не расслышала ни слова.
Где Сашка Овчинников, природоохранная контора в Вершинине не выяснила до вечера. За волонтерами и Василием прибыл дежурный катер нацпарка «Стрелец», причалил к большим коричневым валунам. По валунам вся группа перешла на катер. Девушке, чтобы помочь подняться на борт, подал руку советский контр-адмирал — он считал себя в водных делах самым опытным, поэтому на катер рванул первым. Да и руку девушке, чтобы она поднялась на борт, подать, как в былые времена его молодости, тоже очень хотелось лысому контр-адмиралу.
Тетя Нина видела, что после обеда волонтеры больше не работали, сидели на берегу, кто-то обошел и пофотографировал деревню; в итоге, оставив все стройматериалы, уплыли на «Стрельце». Решила она позвонить своей закадычной подруге в Вершинино…
До Ольги Владимировны, куратора волонтерских программ нацпарка, история с амбаром в Семёновой дошла в четвертой или пятой версии. Ольга Владимировна слушала четвертую или пятую версию, находясь в главном офисе нацпарка — в Архангельске. Ей звонили из визит-центра — из Вершинина. Выслушав одну из версий амбарной истории, куратор решила, что срочно надо позвонить волонтерам. И лучше единственной девушке в волонтерской группе: женщины друг друга лучше поймут, объяснятся.
— Ира, здравствуйте. Сразу же хочу перед вами и другими ребятами извиниться за сегодняшний инцидент, — торопилась сообщить Ольга Владимировна. — Очень неприятная история вышла. Конечно, досадная оплошность с нашей стороны. — Куратор не давала Ирине вставить ни единого слова. Она вступила в свою должность лишь три месяца назад — и вот тебе история, которая могла бы очень неприятно сказаться на ее карьере, если волонтеры будут возмущаться в социальных сетях. — Мне доложили о сегодняшнем инциденте…
Наконец Ира смогла пробиться через пулеметную очередь слов кураторши.
— Какого инцидента?
Ольга Владимировна сказала, что она в курсе, что сегодня, когда волонтеры занялись ремонтом крыши амбара в Семёновой, на них с криками и угрозами налетела собственница амбара, прогнала их и пригрозила, что подаст в суд за нанесение материального ущерба.
— Ничего подобного не было, — сообщила Ирина. Она рассказала, чтó действительно произошло в Семёновой, и попросила Ольгу Владимировну сильно не беспокоиться из-за возникшего недоразумения.
Ольга Владимировна в свою очередь подумала, что Ирина из интеллигентности преуменьшает масштабы драмы, которая произошла с волонтерами по вине нацпарка. Кураторша решила как-то задобрить своих подопечных.
— Мы вам завтра внеплановый день отдыха устроим, так как вам стресс сегодня пришлось перенести, — сказала Ольга Владимировна в телефон. — Я посмотрю, куда можно вас завтра отправить на экскурсию.
На следующий день катер «Стрелец» высадил волонтеров в деревне Зехновой — самой популярной (потому что находилась в очень живописном месте и на ее сохранение и развитие нацпарк выделял больше всего денег) среди туристов, приезжающих на Кенозеро. На берегу волонтеров ждал инспектор природоохраны Анатолий. Его жена Елена занималась приемом и размещением туристов в гостевом доме — отремонтированной старинной двухэтажной избе. Она же проводила экскурсию по деревне — достопримечательностей, благо, хватало: восстановленная водяная мельница, трехсотлетняя часовня, святая роща, поклонный крест, с десяток традиционных изб; некоторые из них принадлежали нацпарку, большинство — коренным жителям или потомкам коренных жителей.
Кроме инспектора Анатолия и его жены в Зехновой постоянно проживали четыре человека: два дяди Коли, один дядя Леша и его подруга тетя Женя — все пенсионеры. Дяди Коли с Анатолием и Еленой общались, а вот дядя Леша и его подруга «были странными», как выразилась Елена, показывая волонтерам деревню.
— Что странного?
Елена объяснила, что, пока дядя Леша не сошелся с тетей Женей, оба они были людьми общительными.
— Зажили вместе, на два дома, отстранились от мира. Не разговаривают ни с кем, — рассказала Елена и добавила: — Дела сердечные, у каждого свои причуды.
У контр-адмирала во время прогулки по деревне открылись все словесные шлюзы: он комментировал и дополнял чуть ли не каждое слово экскурсовода. Своих спутников он, конечно, порядком утомлял. Но из уважения к его почтенному возрасту они смиренно выслушивали его тирады, не перебивали и не затыкали бывшего военного моряка. Один из волонтеров, самый ершистый, попытался в шуточной манере пояснить контр-адмиралу, что интереснее слушать все-таки экскурсовода, но пожилой моряк то ли не понимал, то ли просто не желал останавливать свой словесный потоп.
Финальным пунктом прогулки по деревне стала трехсотлетняя часовня Иоанна Богослова — самая необычная по конструкции из часовен Кенозерья и одна из самых старых на берегах озера. От фундамента она расширялась вверх за счет открытых балконов по бокам и высокого крыльца на входе. Венчали часовню остроконечная колокольня над входом и луковичная главка, обшитая лемехом, над основной частью. Если смотреть со стороны входа, часовня напоминала ель, если смотреть сбоку — карбас, традиционную для Русского Севера деревянную длинную лодку под двумя парусами.
Внутри часовню украшали «небеса» — так местные называли потолочную, состоящую из нескольких граней роспись на православные темы. Преобладали синий, голубой и золотой цвета (основные осенние оттенки природы на Кенозере). Лики святых, как считалось, писали с лиц местных селян, поэтому апостолы и Богоматерь сосем не походили на выходцев с Ближнего Востока. В углу на веревочке висели заветные платки.
— Человек молится о чем-то здесь или обещает что-то. Чтобы мольбы сбылись или чтобы самому сдержать обещание, в часовне оставляют заветный платок, — рассказала Елена. — Пережиток язычества, однако для Кенозерья важный элемент православного культа.
Из часовни Анатолий и Елена повели волонтеров обедать и чаевничать в гостевую избу. Расставили на широком столе уху, жареную рыбу с картофельным пюре, большие кру´жки с травяным чаем и блюдо с ватрушками. Волонтеры уселись по обе стороны стола на длинные лавки.
Между тем в Вершинине продолжала развиваться история с семёновским амбаром. Бабка Людмила Ивановна, на редкость вредная старуха, отработавшая всю жизнь судьей в Ульяновске, а на пенсии заполучившая малопонятными мутными схемами дачу в Вершинине, по судейской своей привычке старалась быть в курсе последних слухов. Она позвонила Сашке Овчинникову, чтобы разведать, где он и что делает. Позвонила, правда, под предлогом, что ей надо узнать, сколько будет стоить поменять крышу на ее сарае. И как бы между делом заметила: «Говорят, ты кому-то дом ремонтируешь в Семёновой». Овчинников только-только приехал из Северодвинска, куда ездил к брату, и последних кенозерских новостей не знал. Старуха Людмила Ивановна расписала ему произошедшее с амбаром в самых пестрых тонах, добавив от себя изрядную порцию домыслов: «Видишь, не ремонтируешь избу с амбаром, хотя тебе задаток дали, уже и нацпарк их себе решил прибрать». На следующий день Овчинников, прихватив инструменты, рванул на своей казанке в Семёнову срочно заниматься ремонтом избы.
Пока волонтеры гуляли и чаевничали в Зехновой, Ольга Владимировна вместе с директором национального парка Александрой Вячеславовной совещалась, что делать с ними и с амбаром. Волонтеров было решено отправить на восстановление другого амбара, в деревню Горбачиху («Это точно собственность парка, я проверила по документации, стопроцентная собственность парка», — сказала Александра Вячеславовна). На семёновский амбар — отправить двух ответственных инспекторов, чтобы быстренько зашили новыми досками разобранную часть крыши. «Волонтерам в нынешнем сезоне больше никаких заданий в Семёновой. Надо переждать шторм», — заключила Александра Вячеславовна.
Впрочем, шторма на самом деле никакого не случилось. Разогнавшиеся было слухами страсти вокруг семёновского амбара вскоре позабылись: жители берегов Кенозера занялись приготовлениями к главному своему празднику — Дню лесника. Волонтеры под руководством инспектора Василия раскатали амбар в Горбачихе, поменяли два нижних венца и собрали амбар заново — обшили крышу новыми досками. На все про все у них ушло два дня. Сашка Овчинников за день поднял оба просевших угла избы в Семёновой, за что еще два месяца назад получил задаток. Ольга Владимировна переписала план работ для следующих двух смен волонтеров, чтобы никаких объектов в Семёновой в нем не значилось. К Юрию Ильичу приехал внук с женой — привез запас продуктов на ближайшие месяца два. Тетя Нина, увидев это, позвонила своему зятю и напомнила, что он две недели назад должен был ей привезти продукты…
У амбара хозяева не объявились ни через месяц, ни через год. Нацпарк на него посягать до сих пор не рискует. Если проплывать мимо Семёновой, то хорошо различим светлый край крыши старинного амбара на взгорье — сам амбар темный от старости, серо-коричневый. Это те самые новые доски, приколоченные взамен оторванных в свое время волонтерами.
Вершинино—Горы,
сентябрь 2023