Опубликовано в журнале Звезда, номер 11, 2023
* * *
И даже если невзначай
Влюбленность легкая коснется
Теперь, спокойно примечай,
Как учащенно сердце бьется,
Как, едучи домой в такси,
Ты улыбаешься невольно,
Как ждешь… Но хватит, не проси,
Уже и этого довольно!
Ласкает юный ветерок,
И сумрак расправляет плечи…
Душа, какой тебе-то прок
От этой мимолетной встречи?
Что это: старой раны зуд,
Предчувствие последней дремы? —
Неважно. Я не знаю, кто мы,
Куда нас грезы унесут…
* * *
Сентябрь. И опять холодает.
Но поздние розы как раз
Цвести собрались. Догоняет
Неосуществленное нас
Под занавес. Правда, теперь уж
Скорей в забытье, в полусне.
Ты сам в свои чувства не веришь,
Им не доверяешь вполне.
Но все же, вот видишь — и розы
Колышутся алой волной,
Не предвосхищая угрозы
Пришествия мглы ледяной,
Бутоны в росе раскрывая,
Доверившись солнцу вполне,
Как будто их примет вторая
Жизнь. Может, решиться и мне?
* * *
На позднюю любовь ни времени, ни силы
Не хватит мне. Прости! Уже не хватит, нет…
Ах, молодость моя, ты дальше, чем Курилы,
Ты призрачнее, чем прозрачный лунный свет!
Но в полузабытье глухом мне так приятно
Вдруг ощутить волну влюбленности твоей,
Когда всё впереди еще и необъятна
Жизнь. Летний ветерок, хмельной и нежный — вей!
И, знаешь что, — закат ведь тайно схож с рассветом:
Волнует душу нам и красками богат.
Хотя бы и во сне, еще на свете этом…
Хотя бы и во сне… Тебе я буду рад.
* * *
Не сейчас — это значит уже никогда,
Ибо с нами лишь это сейчас.
Жизнь… она, как колеблющаяся вода,
Но не там, на заливе, — а в нас.
Встречи миг заповедный не перенести,
И влюбленности не растянуть.
Мне тебя не дождаться, наверно. Прости!
Одинокий у каждого путь.
Может, так даже к лучшему: любишь сильней
То, что в руки тебе не далось.
Жизнь могла бы сложиться иначе. О ней
Потоскуем, прожив ее врозь.
Но тот привкус несбывшейся близости нас
Тайно сблизит в безликой дали,
Чтобы жгучее, горькое это сейчас
Навсегда мы в себе обрели.
* * *
И уже никому-никому-никому
Не разбить мое сердце. Увы!
В жгут один безнадежность и душу саму
Не сплести, в глубину синевы
Обожженных небес за собой не увлечь,
Упованье и страх не сопрячь…
Ты всему, что случится еще, не перечь
И набухшие слезы не прячь.
Этой жизни так мало, так сладостен вкус
Всех даров ее, поздних плодов.
Но уже не дает то ли опыта груз,
То ли у´мерших тяжесть годов
Так наивно довериться хрупким мечтам,
Что растают, как кубики льда
В горьком вермуте. Сердце — увы! — не отдам
Я уже никому, никогда.
* * *
Говорит, что скучно ему. А мне
Непонятно: скучать — это как?
Я жалею о каждом ушедшем дне,
Подающем мне тайный знак,
Что мы с ним не успели побыть, прожить
Все часы его в полноте.
А теперь? О следующем тужить,
Той же отданном суете?
Мне и этого хочется и того,
Дольним миром я ослеплен,
Как в романе (помнишь его?) Прево
Кавалер де Грие — Манон.
И со счастьем собственным не совпасть —
Лишь отслеживать его след…
Наглядеться бы, надышаться всласть
За недолгий остаток лет!
* * *
За лето так и не притронулся к заветным
Мелкам, и кисти взять и краски не посмел.
И шли за днями дни под нашим небом бледным,
Безликие, крошась, как белый школьный мел.
Душа уже дерзать боится, и пусто`ты
Оставив за собой, бредет себе… Куда?
Ведь больше узнавать не требуется, кто ты? —
Всего лишь тот, кого изгладят без следа.
Рисуем на песке и на песке же строим…
Зачем? Я так люблю искрящийся рассвет!
Но даже если мы однажды жизнь утроим,
Все будет не хватать слипающихся лет.
И потому, что всё останется лишь в этом
Мгновении, лишь в нем, я больше не хочу
На заданный тобой вопрос спешить с ответом
И мыслей размножать дурную саранчу.
* * *
На восемьдесят семь что` дарят человеку —
Бокал какой-нибудь? Вермеера альбом?
Зачем ему они? Досадную опеку
Нести над тем, что здесь оставить при любом
Раскладе предстоит? Ведь все уже понятно.
И мир вещей, что нас переживут, томит.
А соблазняют ум расплывчатые пятна
Прошедшего. Увы — у памяти лимит.
И то ли сны зовут остаться, то ли тени
Из сумрачных краев приходят невзначай…
Зачем ему развал той человечьей хрени,
Которой заняты мы с вами? — Не скучай!
Но, помнится, Алкей, которого пучина
Не поглотила лет, советовал зимой
Наполнить кубки нам. «Брунелло Монтальчино» —
Италии привет — подарок будет мой.
* * *
Почему слова то цепляются друг за друга,
То почти рассыпаются в какой-то бессвязной фразе,
То по строке распространяется звук упруго,
То налипает на местоименья, подобно грязи?
Мир наш какими-то сполохами мерцает:
Разуму ничего не понятно, потом все предельно ясно.
Жизнь то тебя принимает, то полностью отрицает,
Хотя, конечно, она все равно прекрасна.
«Бодрствуйте!» — говорил в Гефсимании Он, а они — проспали.
Господи, я прошу, помоги мне выйти из усыпленья:
Слышать листвы перешептыванья, дальние видеть дали,
Легкие строки соединять в золотые звенья!
* * *
Все думал: с кем бы я из той когорты славной
«Серебряной» певцов поговорить хотел?
Но неприветлив вид у Музы своенравной
И этой, и того… Открытость — не у дел.
Хотя с одним из них, ты знаешь, как ни странно,
Мне кажется, нашел бы круг горячих тем.
Вниманье лестно нам, участие желанно,
А ложный пиетет утрачен насовсем.
«Не музыка моя, а музычка», — сказал он.
Не оды — упаси Создатель — а стишки.
Отдавший дань бегам, балетам, кинозалам,
Всех человечих чувств вершки и корешки
Изведавший, в своих соблазнах предсказуем,
Но умудрен в любви и в простоте глубок…
А потому к нему так часто адресуем
Тот, кто хотел бы знать «забавный русский слог».
Счастливец, времена заставши роковые,
Сумел он и от них уйти, опередив
Расстрельные дела и бойни мировые.
Как Крысолов, тянул беспечный свой мотив
И заговаривал, пока возможно было,
Безлюбую тоску все охватившей тьмы.
И выжило его искусство, утолило
Тех жаждущих сердца, среди которых мы.
* * *
Жить с опухолью там, внутри, как будто тело
Захвачено чужим и больше не твое…
А это — чтоб душа свободно захотела
Отринуть наконец земное бытие.
Так бабочка, созрев, свой покидает кокон,
Крылатая, порхать беспечно день-деньской
Среди воздушных струй, меж солнечных волокон,
Не обременена ни страстью, ни тоской.
Сказать начистоту: что устает — устало,
Не только я, но мир, который был моим.
И гаснет небосвод, и пламенеет ало
Последняя заря, в которой мы сгорим.
Рожденные людьми, по воле Интернета
Тела свои забыть уже принуждены,
Летя, как мотылек в жерло огня и света,
Уйдем, перегорев, навек в чужие сны.