Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2022
* * *
В домах напротив спят, один сижу в тоске,
чибарик догорел, и жизнь на волоске,
багетно-золотой, скругленный по углам,
висит табачный дым и топит мой бедлам.
Чуть испуская свет, тяну ладони я,
приманивая мрак, фантом небытия.
С тех пор как ты ушла, один сплошной обман,
давно живут в ладу Ормузд и Ариман.
В окне из-за реки — товарник сер и гнут,
пузатые жуки, вагончики ползут.
Зови и не зови — разбитая плита,
два кресла визави, торшер и пустота.
* * *
В дымке ленивом солнце обнажилось,
как пепел, чайки плыли над волнами,
подсвеченные жалом сигареты.
Катилось лето звонкою монетой,
упругой рябью наполняя воздух,
ум ослабел, и присмирели бесы.
Нетерпеливо вглядывалось в небо
животное глубинное, немое,
желая упразднения пространства
и наступленья вечной мерзлоты.
* * *
В разреженной зноем погоде,
прозорах палящего дня
всё явственней кажутся «вроде» —
двойницы, химеры, фигня.
В разрывах, изъянах, распадах
висят на осколках планет
обманный полет звездопада
и кем-то потерянный свет.
Там жизненной бездны зерцало,
античная скука и страх —
там то, что недавно мерцало
у Бога в ослепших глазах.
ФУТУРО-МЕТАФИЗИЧЕСКОЕ
Вот ангел: маленькая ножка,
брусок в младенческих руках,
губная шамкает гармошка,
старик вздыхает в облаках.
Его взволнованного лика
ни самолету, ни жуку
не видно — всё дрожит от крика
де Ки`рико: «Кири-ку-ку!»
Буханка, лук, льняная скатерть,
складной домашний аналой,
и — обнимает Богоматерь
свой плод остывший, неживой…
SEHNSUCHT
Разволновался и не смог уснуть,
виденья чудились: как воздух, золотая,
акация склонилась над подругой
и что-то ей, волнуясь, говорила,
слова смягчались, слух стал свеж и нежен,
настали и блаженство и покой.
Заочный мир я постигал волшебно,
подслушивал интимные признанья,
мне раскрывались тайны юной пары,
а сам я был мистический Новалис,
вернее миннезингер Офтердинген.
Но неожиданно всему настал капут!
Ребенок у соседей вдруг заплакал,
рыдал и надрывался безутешно,
наверно, мучил бедного животик.
Sehnsucht исчез — слиянье чистой ноты
и совершенной жизни человека.
Сгубила ювенильное томленье
ничтожная подробность бытия.
СЕВЕРНЫЕ КЛАДБИЩА
Опиши-ка своими словами:
волчье лыко, береза, сосна,
ель и пихта трясут головами,
не приходит трусливо весна.
Мох и сырость, прозрачные реки,
негасимый пожар снегиря,
под землей мертвяки-человеки —
лагеря, лагеря, лагеря.
Нет на карте ни старых, ни новых,
холм могильный — казенный удел,
над гумном погребений суровых —
номера обезвреженных «дел».
Отзвенели давно позументы,
и никто не усвоил урок,
ржа и тлен — вот и все документы,
рвы и ямы, нарытые впрок.
ИЗВАЯНИЕ
Обломок мрамора, избыток пустоты,
античный форум, выжженный и пыльный,
торжественный покой утильный,
фетиш развенчан, значит, это ты.
Мир лицемерный, скрытный, потайной,
изнанка света, тень отбитой длани,
нет смертных мук у бездыханной ткани,
у неподвижной формы за спиной.
Оживший человек неуловим,
среди руин и каменных уродин
он безотзывен, он всегда свободен,
в деяниях своих непоправим.