Публикация Елены и Катерины Довлатовых
Опубликовано в журнале Звезда, номер 9, 2022
В книге «Сергей Довлатов. Жизнь и мнения. Избранная переписка» (СПб., 2011) опубликованы 15 писем к Науму Иосифовичу Сагаловскому (род. в 1935 г. в Киеве) — поэту, сатирику, с 1979 года живущему в США (Чикаго). В «Звезде» впервые печатаются еще 17 писем из обширной переписки обоих писателей, хранящейся в архиве Сергея Довлатова.
С Довлатовым Сагаловский начал переписываться в 1980-м и в конце этого года познакомился с ним лично, приехав в Нью-Йорк. Его стихи живо заинтересовали главного редактора, каковым Довлатов стал в мае 1980-го (недолгое время — со дня выпуска первого номера 8—14 февраля 1980 года — он числился в этом еженедельнике по отделу культуры). Первая публикация стихов Сагаловского (три баллады) состоялась в № 17 (5—10 июня 1980): «Вас беспокоит Сагаловский из Чикаго».
Печатался Сагаловский и в другой эмигрантской периодике, издал стихотворные книги «Витязь в еврейской шкуре» (Нью-Йорк, 1982), «Песня певца за сценой» (Чикаго, 1988) и совместный с Вагричем Бахчаняном и Сергеем Довлатовым сборник «Демарш энтузиастов» (Париж, 1985).
Благодарим наследников писателя Елену и Катерину Довлатовых за предоставление редакции писем и разрешение их напечатать.
Письма публикуются с небольшими купюрами, касающимися излишне острых реплик в адрес живых лиц. Беглые характеристики Сергеем Довлатовым отдельных людей почти всегда выразительны и ярки, но не всегда аутентичны. Сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации.
Ред.
1
22 ноября <1980>
Дорогой Наум!
Вы говорите: «Писать для меня — удовольствие». А как же иначе? Имеется, правда, легенда о звериной серьезности творческой работы. Ее культивируют многочисленные титаны из разряда — ВПЗР. Это угрюмые люди, покрытые мозолями и трудовой коростой.
Знаете, что такое ВПЗР? ВЕЛИКИЕ ПИСАТЕЛИ ЗЕМЛИ РУССКОЙ. Сокращенно — ВПЗР. Простить вэпэзээрство я готов одному Толстому. Да и то — неохотно. Но все это — лирика и умственность.
В «Тесте»[1], действительно, есть безобразные ошибки. Тем более обидные в стихотворной фактуре. Набирала моя несчастная жена. Корректуру читали две интеллигентные старухи. Мама[2] и тетка[3] Лехи Орлова.[4] Обе — кандидаты наук. Чересчур сложные люди для простого задания. Им очень неловко. Объясняют свои просчеты лестным для Вас образом:
«Читали, увлеклись и не заметили…»
Короче, не сердитесь.
Насчет «вогкой»[5] тряпочки опрашивали человек 40. Все качали головами. Так что, заменили.
«Чикагоанец»[6] пользуется большим успехом. Сокращения объясняются только техническими причинами. Места не хватало. А переносить — некрасиво.
«Хвостик» публикуем отдельно. Как самостоятельную пародию на многострадального беллетриста Довлатова.[7]
Вообще, многочисленные пародийные черточки — замечены. И в интервью («— Я как пристроился?!») и в мелочах. Вайль[8] меня теперь дразнит: «Записал Г. Хр. Андерсен». Все смешно и талантливо.
Все, что у нас есть — опубликуем. Остальное — ждем.
Любим и обнимаем!
Ваш С. Довлатов
1. «Тест» — пародийное стихотворение Н. С. из цикла «Жизнь замечательных людей».
2. Александра Анатольевна Орлова (1911—2014) — музыковед, с 1979 в США. Вместе с сестрой одна из постоянных авторов еженедельника «Новый американец».
3. Мария Анатольевна Шнеерсон (1915—2008) — литературовед, с 1978 в эмиграции, автор книги «Александр Солженицын. Очерки творчества» (1984).
4. Алексей Георгиевич Орлов (род. в 1938) — журналист, с 1977 в эмиграции, с 1980 сотрудник «Нового американца».
5. Вогкая — сырая, влажная (укр.). В газете заменено на «сухая», что получило дополнительный юмористический эффект в публикации, озаглавленной «Для вас, женщины!..»: «Протирайте лицо сухой тряпочкой».
6. «Чикагоанец» (собственно «Новый чикагоанец») — сатирическая рубрика Н. С., «газета в газете», появившаяся в «Новом американце» после публикации 27 августа — 2 сентября 1980 анонса: «Новые назначения: Н. Сагаловский — редактор „Правды“». В этом же номере на всю полосу обозначилась рубрика «ЧИКАГСКАЯ ПРАВДА: Газету составил Н. Сагаловский». Вслед за чем уже 19—25 ноября появилась под № 1 рубрика «НОВЫЙ ЧИКАГОАНЕЦ: Газету составил Н. Сагаловский».
Благодарим Ивана Толстого, помогшего нам распутать сюжеты с «чикагоанцами» и иными материалами «Нового американца». Примеч. ред.
7. В «Новом американце» 10—16 декабря 1980 за подписью Льва Ощейнина напечатан прозаический фельетон «Хвостик должен быть сухим. Приключенческий детектив. Посвящается С. Довлатову» (аллюзия на довлатовскую повесть «Ослик должен быть худым». Примеч. ред.). Подпись: «С архивом работал Наум Сагаловский».
8. Петр Львович Вайль (1949—2009) — один из немногих литераторов (вместе с А. А. Генисом), с которым С. Д. сблизился уже в эмиграции.
2
5 марта <1981>
Дорогой Наум!
Рукопись получил.[1] Вот несколько общих соображений.
1. Я думаю, следует устранить многогранность. Сделать книгу единой в жанровом плане. То есть, убрать лирические стихи. А вместо них добавить «Тест». (Куда он делся?)
И вот почему. Лирика — нерентабельна. Юмор же и сатира — более ходовой товар. Через год разбогатеете, издадите лирику — отдельно. (Что и для лирики почетней.) И вообще, нехорошо смешивать.
Пародии я бы тоже убрал. (Временно.) Их мало. Юнну Мориц[2] еще как-то знают. (Когда-нибудь про эту фурию расскажу. Своеобразная девушка). Рывлин[3] же абсолютно неведом. Получается не раздел, а вкрапление. Может, надо добавить Бродского. Чтобы пародии не выглядели куце и случайно.
Можно, наверное, действовать по контрасту. То есть, лирика и сатира — попутно. Отразив это в названии. Условно говоря — «Шампанское и политура». Но мне кажется, лучше единый тон. Лирику — отдельно. Выпустить микроскопическую книжку стихов. С расчетом на духовность и убыток.
2. Юмор надо как-то иллюстрировать. Без картинок — скучно. Есть многие пути. Один из них — таков. У нас есть художник — Виталий Длугий.[4] Он не совсем Пикассо. Но изобретательный, творческий человек. А главное — нищий. Мог бы сделать дешево. Например, коллажи, смешные виньетки, обложку. Можете судить о его данных по нашей газете.[5] По-моему, чуточку безвкусно, но талантливо.
3. Теперь — насчет денег. Я думаю, можно (и нужно) уложиться в полторы тысячи. Набор — по три доллара страница. «НРС»[6] берет по шесть. Снижает до пяти. И даже — 4.50. Мы, повторяю, сделаем за три. Разумеется, стихи занимают меньшую площадь. Зато с ними больше возни. Их труднее при наборе располагать на странице. Короче — трояк. Целиком — 300 (или меньше). Плюс — верстка, корректура, макет. То есть — 300—400. Печать — очень дорожает. Поскольку дорожает бумага. Необходимо уложиться в тысячу. (Это возможно. При объеме — 100 страниц и тираже — 1000 экз.) Ну и плюс-минус. Я уверен, что полторы тысячи — реально.
Цикличность расплаты такова. Сначала набор. Можно так — аванс 150 дол. Затем — конечная сумма. В целом, как я уже говорил, 300—400. Далее — печать. Типография попросит задаток. Наверное, 50 %. То есть — 400—500 долларов. Затем — окончательный расчет с типографией плюс доставка.
Короче, приблизительный график такой — 150—200—500—500. С возможными небольшими отклонениями.
Наум! То, что я говорю о составе книжки, не обязательно выполнять. Но — примите к сведению. Думайте в следующих направлениях — единство, иллюстрации, обложка.
Да, надо бы маленькое предисловие. Не литературоведческое. Буквально — два абзаца. Кто Вы и зачем. К сожалению, в Америке нет знаменитостей, годных для предисловия. Бродский не станет. Кроме того, он в Италии до лета. Аксенов в депрессии. Некрасов будет тянуть, а затем напишет глупость.
Хотите, я напишу?[7] Как бы, рекомендуя нашего сотрудника. С легкой вуалью юмора.
Далее. Мы, конечно, постараемся, чтобы все было дешевле. Не обманем. Отчитаемся. И разумеется, никаких комиссионных. (Недавно Игорь Ефимов[8], с которым я дружу 15 лет, взял с меня комиссионные. Честно говоря, я даже не понял, за что. Все-таки, капитализм — говно формация. Калечит нормальных людей.)
Книжка получится очень хорошая. Смешная. И точная. Поскольку юмор — это точность.
Когда утрясется состав, надо дать рукопись художнику. Нашему, или какому пожелаете.
Жду соображений.
Чикагоанка[9] вышла, по-моему, очень хорошо.
Псевдоним Маргулис изменили. Там было несоответствие. Песенка антисемитская и махровая, автор же — еврей. Это возможно, однако — не типично.
Далее идет «Витязь» (блеск!). Затем — письма.
Вы — клад и сокровище.
Привет Вашей суровой жене и отростку, зараженному папиным недугом.[10]
Ваш С. Довлатов
1. Речь идет о книге Н. С. «Витязь в еврейской шкуре», изданной в 1982 в Нью-Йорке под маркой «Dovlatov Publishing». Единственная книга, выпущенная этим издательством.
2. Юнна Петровна Мориц (род. в 1937) — поэт, переводчик, в конце 1980-х встречалась с С. Д. в Нью-Йорке. «Еще мои книжки брала Юнна Мориц, но уже в случае с нею я, при всей любви и симпатии к ней, очень неясно представляю, что там (в России. — Ред.) делается», — писал С. Д. из Нью-Йорка 6 апреля 1989 (Довлатов С. Жизнь и мнения. Избранная переписка. С. 350). Все же Мориц одна из первых способствовала публикации С. Д. в Москве.
3. Аркадий Исаакович Рывлин (1915—2007) — поэт, печатался в газете «Новое русское слово» (см. примеч. 6).
4. Виталий Аронович Длугий (1943—1991) — художник, участник «Бульдозерной выставки» в Москве (1974), с 1980 в эмиграции,
5. Имеется в виду еженедельник «Новый американец».
6. «Новое русское слово» — старейшая ежедневная газета русской эмиграции (Нью-Йорк, 1910—2010).
7. С. Д. написал, но не предисловие, а небольшое «напутствие» на задней стороне обложки. См.: Довлатов С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 4. СПб., 1999. С. 268—269.
8. Игорь Маркович Ефимов (1937—2020) — писатель, близкий литературный знакомый С. Д., с середины 1960-х, в 1978 эмигрировал в США. Напечатал в созданном им издательстве «Эрмитаж» книги С. Д. «Зона. Записки надзирателя» (1982), «Заповедник» (1983), «Чемодан» (1986). В последние годы жизни С. Д. отношения между обоими писателями усложнились.
9. «Чикагоанец» по случаю «женского дня» в начале марта 1981 был заменен на «Чикагоанку».
18. Жена Н. С. Альберта Семеновна Сагаловская и сын Леонид, также писавший стихи.
3
17 января <1983>
Дорогой Наум!
Только что отправил Вам письмо, и сразу же возникло новое дело.
Предстоит юбилей Бори Сичкина[1], это — Буба Касторский из «Мстителей», Вы, конечно, знаете. Он — пошловатый, безвкусный, распустившийся без цензуры, но человек — очаровательный, мужественный, смешной и абсолютно нищий, может быть, самый нищий из гуманитарных людей, поскольку — широкий и добрый. Он просил меня что-то сказать на юбилее среди других второсортных знаменитостей, и я с удовольствием скажу. Консон же будет трепаться от имени «Петуха».[2] Не могли бы Вы соорудить стишок, 4—8 строчек, я бы его огласил, как телеграмму из Чикаго от Сагаловского. Вдруг легко и безболезненно получится?! Если не пойдет — бросьте, но вообще — там будет 1200 человек, билеты уже проданы. Состоится юбилей 20-го февраля. Так что, время на сочинение стишка — есть. Попробуйте. Данные такие: Борис Сичкин, любимец Одессы и Брайтона, последний танц-куплетист в России, добрый, веселый человек, жена — Галина Рыбак, сын — Емельян, музыкант и композитор, и так далее. Ему — 60 лет, 40 лет на сцене. Не обязательно, чтобы стихи были про Сичкина, может быть, что-то косвенное, судьба артиста в Америке, Брайтон-Бич, новые куплеты Бубы Касторского, короче, не мне Вас учить…
Гриша Поляк,[3] очевидно, будет торговать книгами. Я дам ему несколько Ваших, десятка полтора, все же сборище большое.
Жду и надеюсь.
А потом мы этот стишок дадим в «Петухе». Кстати, какой-то приятель Консона организует в отдаленном будущем нашу поездку в Чикаго, может быть, примете участие в выступлении?
Обнимаю Вас и семейство. С. Довлатов
1. Борис Михайлович Сичкин (1923—2002) — эстрадный и киноактер, особую популярность приобрел как исполнитель роли Бубы Касторского в фильме «Неуловимые мстители» (1967), в 1979 эмигрировал в США. С. Д. считал его одним из лучших устных рассказчиков.
2. Вадим Консон (1937—?) — культуртрегер, на «Радио Свобода» был диктором-фрилансером под именем Вадим Мещерин. Умер в городке Монтичелло, где Довлатовы в середине 1980-х снимали дачу. Как гл. редактор вместе с С. Д. издавал в Нью-Йорке сатирический журнал «Петух» (1982—1985), верстку и оформление которого делал С. Д. Сотрудничество прекратилось на 5-м номере (1983). По оценке С. Д., журнал стал «бульварным листком».
3. Григорий Давидович Поляк (1943—1998) — редактор-издатель издательства «Серебряный век», альманаха «Часть речи» и др.
4
20 янв. <1983>
Дорогой Наум!
Спасибо за деньги, 44.80 — получил. Вы пишете — «энтузиазма к покупкам — нет». А между тем, Чикаго является рекордсменом, у вас там продается 120—150 «Петухов», а в Филадельфии, скажем — 10—15. Низко кланяюсь родине гангстеризма.
Далее — по пунктам.
1. Объявление Ваше, конечно, дадим, а именно в том виде, как Вы прислали. Но, мне кажется, Вы делаете ошибку, помещая объявление в шутливом тоне. Оно может быть воспринято как шутка. В рекламном объявлении, я думаю, нужен постный, реалистический тон. Все же речь идет о деньгах, хотя и небольших. Но, как говорил Меттер[1] — ап ту ю.[2]
2. Ничто талантливое вразрез с художественным лицом журнала не идет. Еврейские (равно как и антиеврейские) мотивы — приветствуем.
3. «Нечто безответственное» ставится для тупых читателей, дабы не восприняли всерьез. Из уважения к Вам — убираю.
4. Опечаток, действительно, мало, а за те, что есть — простите. «Умиленно» — не знаю, как я проглядел. Буду читать внимательнее и дважды. Увидите.
5. «Запорожцев» переправил на жителей Запорожья Консон, а я не заметил. Со «Стеной» — моя вина, причем, умышленная. У меня были красивые английские буквы, но не было буквы «Ы». Очень хотелось сделать красивый заголовок. Я решил, что «Стена» — многозначительное слово, а «стены» — конкретное бытовое наименование, «Стена» же — это «стена плача», «стена непонимания» и т. д. Спросить у Вас разрешения я боялся, а буквы имелись. Короче, Наум, никакой правки никогда больше не будет, а корректуру будем именно Вашу читать трижды. Увидите. И — простите.
6. Фактически журналом занимаюсь я, деньги дал Консон, зарегистрированы мы как партнеры (он дал деньги, я же выполняю всю техническую работу), но фамилию мою, иначе как автора, одного из многих авторов, ставить нельзя, во всяком случае — пока, иначе Седых с Вайнбергом[3] перекроют возникающую рекламу и запретят некоторым русским магазинам нас продавать. Отношения мои с «НРС» довольно странные, они упоминают мою фамилию в одном случае из пяти, однажды поместили фото ребенка, посланное моим дружком-фотографом, но при этом два или три раза я говорил про них колкости в разных американских аудиториях, напечатал большую статью в Мюнхенской газете и в Швеции. Короче, дружбы нет и быть не может. Вообще, мне печататься по-русски, кроме как в «Петухе», негде. Еще, говорят, Синявские начинают выпускать журнал «Европеец».[4] Посмотрим.
Уже третий номер «Петуха» будет лучше двух предыдущих, там идут помимо Вас — Войнович, Вайль с Генисом, тот же я с большим рассказом[5], Синявский и т. д. Вообще, задача была такова — низкопробный журнал завоевывает плебейскую аудиторию, затем преображается, а к тому времени Андропка[6] выпускает 100 000 новых евреев. Посмотрим.
7. Ваши стихи, либретто и трактат о киргизах-евреях — получил. Все смешно, особенно — киргизы. Мулатов — это я? Одно к Вам предложение. Нельзя ли после этих штук написать: «Материалы доставлены в редакцию Наумом Сагаловским»? Или так, Соломона Гаврилова дать как есть, а после Брони, или Холодца написать либо: «Материалы доставил…», либо: «Грамматические ошибки исправил…», «Знаки препинания расставил…» Это стандартный журналистский прием. Короче, хотелось бы, чтобы в номере была Ваша фамилия. Срочно сегодня же ответьте, номер готов.
<…> Нормальные люди живут в Чикаго.
Обнимаю. Жду. С. Довлатов
1. Борис Иосифович Меттер (род. в 1939) — журналист, председатель корпорации и с № 1 по № 9 гл. редактор «Нового американца».
2. Up to you — дело ваше (англ.).
3. Андрей Седых (Яков Моисеевич Цвибак; 1902—1994) — эмигрант 1-й волны, журналист, прозаик, в 1973—1994 владелец и гл. редактор «Нового русского слова»; Валерий Яковлевич Вайнберг (род. в 1945) — предприниматель, с 1964 в США, с 1974 финансовый директор «Нового русского слова».
4. Андрей Донатович Синявский (псевд. Абрам Терц; 1925—1997) — писатель, историк литературы, критик, в 1965 арестован и осужден за публикацию на Западе под псевдонимом антисоветских произведений, в 1971 освобожден и в 1973 эмигрировал с женой во Францию. Мария Васильевна Розанова (род. в 1929) — искусствовед, в 1973 эмигрировала вместе с мужем А. Д. Синявским во Францию, где при ее активном участии было создано издательство «Синтаксис» и одноименный журнал (1978—2001), фактическим главой которого она с самого начала стала. Вместо «Европейца» Синявские в 1983 у себя Фонтене-о-Роз, Франция, начали выпускать тонкий «журнал-газету» «Трибуна», завершившую существование в 1984 в Нью-Йорке.
5. В «Петухе» С. Д. печатался и под своим именем, и под псевдонимами, например: Михаил Бернович. «Три часа в животном мире» (1982. № 1. Октябрь). К сожалению, Н. И. Сагаловский, вопреки запрещению наследников С. Д., не только опубликовал этот рассказ, но еще и раскрыл псевдоним, что является отягчающим нарушением всех законов об авторском праве. Не знать их печатающийся не менее полувека автор не мог. Примеч. ред.
6. Юрий Владимирович Андропов (1914—1984) — генеральный секретарь ЦК КПСС (1982—1984).
5
18 января <1984>
Дорогие мои, здравствуйте!
Дорогой Наум!
Стихи, конечно, замечательные, но я по-прежнему считаю, что уникальность Ваша коренится в сюжетных, легких, юмористических вещах. Естественно, что Вы все делаете талантливо, так и должно быть. Ибо талант — как похоть: ни утаить, ни симулировать его невозможно[1] — простите за ничтожный афоризм.
Общеизвестно, что все прирожденные сатирики и юмористы, начиная с актера (великого) Меркурьева и кончая Зощенко и Гоголем тяготели к перемене амплуа, вносили в свое творчество ноты крайней подавленности и «смертной тоски», и в таковом качестве все потерпели неудачу, но, разумеется, как и в Вашем случае, неудачу крупного размера. Таково мое представление, и я бы ни за что с ним к Вам не сунулся, если бы не считал нас друзьями и товарищами.
Кстати, спасибо Вам за добрые слова, граничащие с сентиментальностью. Могли бы зайти и дальше, мне это подходит.
Я тоже очень хорошо к Вам (вам) отношусь, и, по мере оскудения и растущей низости (каламбур!) эмигрантского общества все чаще думаю о Вашем переезде в Форест Хиллс, или, как минимум, в Квинс[2], с предварительными поисками (не без моего участия) работы в Нью-Йорке. Во-первых, я бы имел знакомых, которые меня не только не оскорбляют, но даже не раздражают, а во-вторых, можно было бы в беспечную минуту затеять какое-то пошловатое издание. Один я работать не люблю и не умею, <…>.
Всем большой привет. В газете «Панорама» я прочел такое выражение: «Натюрморт из женского тела». Не слабо.
Ваш С. Довлатов
1. «Талант — это как похоть. Трудно утаить. Еще труднее — симулировать». Один из любимых С. Д. собственных афоризмов. См.: «Соло на ундервуде» и др.
2. Район Нью-Йорка, в нем жили (и живут) Довлатовы (Форест Хиллс — часть Квинса).
6
27 янв. <1984>
Дорогой Наум!
Как человек нудный, хочу еще раз объяснить, что «Чужой»[1] — неудача в том же смысле, в каком неудача — «Мертвые души» Гоголя, от которых нам досталась все же только первая половина. Позитивно-драматическую часть товарищ Гоголь, как известно, сжег. Вам же я советую поступить иначе.
«Новости»[2] и «Семь дней»[3] отпадают, поскольку оба издания зажали Ваши стихи.
Действительно, пройдитесь по журналам. Их, не считая всякой случайной дряни («Мир», «Стрелец») — три.
«Континент» — журнал идейный, с почвенническими тенденциями. Максимова[4] взбесят такие, например, строчки: «Как сладок дым отечества, когда оно горит…»[5]
«22» — самый разносторонний орган, демократический и без идиосинкразии к юмору. Денег не платят и циркулируют в малом количестве.
«Время и мы» — клонится в бульварную сторону плюс идейная публицистика. Тираж у них побольше, чем у «22», но командует «Временем» затхлый, мрачный и неясный человек <…>. Денег тоже не платят, во всяком случае стараются не платить.
Вы должны проделать следующее. Разделите свою лирику на три кучки. Стихи общедуховного плана зашлите в «Континент». <…>
В Нью-Йорк Вы рано или поздно должны перебраться. Только что мой знакомый инженер, ничтожный человек <…>, перебрался в Сан-Франциско, а это еще дальше. Не так уж все сложно. Разумеется, надо предварительно найти хорошую работу. Ну, об этом еще поговорим…
Обнимаю.
Ваш С. Д.
1. Поэма Н. С. «Чужой в раю» опубликована в журнале «22» (Тель-Авив, январь 1985) и в сборнике «Демарш энтузиастов».
2. «Новости» — мелькнувшая в середине 1980-х, но несостоявшаяся эмигрантская газета.
3. «Семь дней» — эмигрантский еженедельник (1983—1984), возникший после крушения «Нового американца» и привлекший к нему часть его сотрудников и авторов. Ответственные редакторы Александр Генис, Петр Вайль. В 1984 С. Д. регулярно публиковал в нем эссеистику, рецензии и прозу: «Представление» (15 июня. № 33), «From USA with Love» (20 июля. № 38), «Переписка из двух углов» (3 августа. № 40), «Иная жизнь» (10 августа. № 41), «Чернеет парус одинокий» (21 сентября. № 46), «Записки чиновника» (28 сентября. № 47), «Памяти Карла Проффера» (5 октября. № 48), «Красные дьяволята» (12 октября. № 49), «Третий поворот налево» (19 октября. № 50), «Достоевский против Кожевникова» (2 ноября. № 52), «В жанре детектива» (16 ноября. № 54), «Антология смеха» (30 ноября. № 56). На этом публикации С. Д. прекратились, а на № 57 закрылся и сам журнал.
4. Владимир Емельянович Максимов (1930—1995) — писатель, общественный деятель, в 1974 эмигрировал во Францию, где основал и возглавил ежеквартальный литературный, политический и религиозный журнал «Континент», главным редактором которого оставался до 1992. У С. Д. напечатаны в нем рассказы «По прямой» (1977. № 11) — еще в бытность писателя в СССР, «Юбилейный мальчик» (1979. № 19), «Представление» (1984. № 39), «Встретились, поговорили» (1988. № 58), «Соло на IBM. Из записных книжек» (1989. № 61).
5. Строки из поэмы Н. С. «Чужой в раю»: «как сладок дым отечества / когда оно горит».
7
28 апреля <1984>
Дорогой Наум!
Простите, что задержал ответ, да и сейчас пишу бегло, потому что я шестую неделю с утра до ночи строчу повесть «Невидимая газета». Это продолжение «Невидимой книги», но на американской почве, то есть я как бы сравниваю Америку с Россией через две неудачи: с книгой, и с газетой, и выходит, что американские беды и печали все же лучше. Повесть содержит множество склочных нападок на культурных недругов, добрым словом мало кто помянут, но Вы — из их числа.
Ефраиму Севеле[1] я, к сожалению, не могу ответить взаимной литературной симпатией, он груб и примитивен, но, конечно, в нем что-то есть — напор, фактура, а вот души — нет. О нем можно говорить, как о некрасивой женщине: «У нее длинные пальцы, овал, приятный голос», но уродство все же перевешивает.
Ерофеев и Владимов — очень хорошие писатели. <…> — говно. У нее в одной повести написано: «Так занята на работе, некогда в носу всласть поковырять»… Я, конечно, не дворянин, но дальше читать не смог.
Владимов был в Нью-Йорке, произвел очень хорошее впечатление. Я дал ему Вашу книжку, «Чужого» и мелочи, но он, даже еще не заглядывая, сказал, что с еврейско-эмигрантскими мотивами в «Гранях» очень тяжело. Антикоммунисты-хозяева считают, что печатать хорошее про евреев — это сионизм, а плохое — антисемитизм. И не печатают ничего. Тем не менее, спасибо, что он все это открыто и прямо сказал. Кстати, добавил, что хотел бы развязаться и с «Посевом» и с «Гранями» и с НТС. Он совсем не практичный, лопух, ему за «Верного Руслана» в гигантском издательстве «Саймон энд Шустер» заплатили в два раза меньше, чем мне за «Компромисс». При всех гигантских же отличиях, «Руслан» еще и вдвое толще.
Все Ваши короткие штучки очень смешные. Я в «Невидимой газете» процитировал одну[2], которую, по-моему, легко перевести на англ<ийский>.
«Москву на Гудзоне» смотреть не пойду хотя бы потому, что там одного из чекистов играет мой старый знакомый <…>, высокий, длинноносый и даже красивый, но укравший в 1977 году у моей матери кучу облигаций.
Наумище! Вы пишете: «популярность мне как-то ни к чему». В такой ситуации глупо давить на человека, но все же — пошлите «Чужого» в «22». Хотите, я пошлю? У меня есть две копии. Помяните мое слово — Ваше время придет, сейчас, и тем более — здесь, ничего не пропадает, не 38-й год. Пошлите в «22», уж им это вот так подходит. Да и в «Континент» надо попробовать, Максимов — странный человек, в том числе и хороший. <…> Но пытаться надо. Если бы Вы знали, какая уйма народу, пробивного, цепкого и нахального, отдала бы пол жизни за такое дарование, как у Вас!
Обнимаю всех дам и юнцов.
Ваш С. Довлатов
P. S. Лена без конца повторяет — как жалко, что Сагаловские не живут в Нью-Йорке, мы бы ходили к ним в гости, ты бы их не ненавидел. С.
1. Эфраим Севела (Ефим Евелевич Драбкин; 1928–2010) — писатель, сценарист, кинорежиссер, актер, в 1971 эмигрировал в Израиль, в 1977 переехал в США, в 1990 вернулся в Москву.
2. В «Невидимой газете» Н. С. назван Соколовским и аттестован «одним из самых ярких людей в эмиграции»: «Писал он с необычайной легкостью и мастерством. Чаще всего это были стихотворные фельетоны. Или миниатюры примерно такого содержания: „Трещит на улице мороз, / Снежинки белые летают, / Замерзли уши, мерзнет нос… / Замерзло все. А деньги — тают!“» (Довлатов С. Ремесло. Ann Arbor, MI. 1985. С. 159). Однако «примерно такого содержания» стихи принадлежат, заметил сам Н. С., не ему, а его киевскому приятелю А. С. Лернеру. Зато, пишет С. Д. 18 ноября 1983 своему конфиденту, указывая страницу 101 «Заповедника» и на ней 1-ю строку сверху: «Обнаружили ли Вы в „Заповеднике“ (небось, не прочли?) короткую цитату из Сагаловского? Это не плагиат, а так, для забавы. Что-то вроде подмигивания». Речь идет о персонаже «Заповедника» Маркове, в пьяном чаду выкрикивающего: «— „<…> Текст читает Гмыря…“ — „Кто?“ — переспросили из угла. — „Барон Клейнмихель, душечка!..“». Цитация несколько странная, ибо является несомненным заимствованием из «Железной дороги» Н. А. Некрасова: «„Папаша! кто строил эту дорогу?“ — <…> „Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!“». Очевидно, Н. С. сам где-то ссылается на эти некрасовские строчки, не беря их за очевидностью в кавычки, и С. Д. шутливо отзывается на них как на текст самого Н. С.
8
9 мая <1984>
Дорогой Наум!
Стихи прочитаны, одобрены и приобщены к моей коллекции самиздата, состоящей из одного Сагаловского. Стихи замечательные, в них есть абстрактный драматизм и глобальная тревога общего типа. Татары — это, как я понял, зло вообще, любое, вплоть до повышения цен на бензин или размолвки с женой. Важно помнить еще и то, что по мнению новейших историков-нонконформистов, вроде Льва Гумилева[1], никакого татаро-монгольского ига не было. Наверное, его придумал Сталин для объяснения — почему мы всегда в говне.
«Литфонд»[2], в пользу которого Вы благородно и простодушно выступаете — это организация, с шумом выдающая одним людям незначительную часть того, что без всякого шума кладут себе в карман другие люди. Попросту говоря, они — воры. Но, извините за цинизм, это хорошо, что Вы участвуете в вечере, пора мириться с Седыхом (остальные еще хуже) и печататься в «НРС».
Надеюсь, Вы подружитесь с Ефимовым. У него, наряду с известными слабостями (скуповат, рационален), есть неоценимые достоинства — ум, принципиальность и чувство собственного достоинства. Я не знаю, как в Чикаго, а у нас в Нью-Йорке принципиальных людей нет.
Подборка Вашей лирики, набранная еще при мне в «Новостях», окончательно сгинула. Пришлите, пожалуйста, копию. Пусть у меня будет все Ваше.
Книжка, о которой я Вам писал, состоящая из двух невидимых частей, выйдет неизвестно когда и неизвестно где. Пока что я написал Карлу Профферу[3], у которого рак + гигантская перегрузка, письмо, где я спрашиваю, может ли он в течение лета прочитать мою рукопись. Сложность в том, что первая часть, «Невидимая книга», когда-то вышла в «Ардисе», и по всем правилам комплект должен выйти там же. Опасность в том, что Карл будет долго молчать, а настаивать неловко, потому что любой нажим воспринимается как: «Издай меня, пока ты не умер от рака!» По этой причине Лена никогда не напоминает Карлу о долгах за набор, но объективно Проффер — большой человек, и русская литература многим ему обязана.
«Невидимую книгу» в старом варианте дарить Вам не хотелось бы, она написана давно и сейчас переделана, там было много задорных и безответственных глупостей. Кроме того, драма моей жизни — это унаследованный от папаши дурной вкус, и все переделки — это всегда борьба с дурным вкусом. С 12-ти лет я знаю, что носить мужчине золотой браслет на запястье — безвкусно, и примерно с 11-ти лет я мечтаю таковой браслет приобрести. Однажды чуть не купил за 295 долларов, но Лена отговорила, сказав: «Все равно Катя отберет». Обнимаю все семейство. С.
1. Лев Николаевич Гумилев (1912—1992) — историк-этнолог, поэт, переводчик, сын Н. С. Гумилева и А. А. Ахматовой, с чем отчасти связан его драматический жизненный путь: несколько раз его арестовывали, последний раз в 1949 — получил 10-летний срок, в 1956 реабилитирован.
2. Литературный фонд помощи русским писателям и ученым в Нью-Йорке, создан в 1918.
3. Карл Проффер (Proffer; 1938—1984) американский славист, создатель издательства «Ardis Publishers». «Памяти Карла» посвящена книга С. Д. «Ремесло», вышедшая в этом издательстве (1985).
9
6 июня <1984>
Дорогой Наум!
Ваши чувства мне более или менее понятны. В разное время я натерпелся всяческих унижений и до сих пор предпринимаю массу усилий, включая превентивное собственное хамство, чтобы обезопасить себя от этого. <…>
Ни в каких публикациях по-русски, за исключением моих персональных книжек, я не заинтересован. Все равно эмиграция вместе со своей прессой гниет, как дохлая лошадь. В общем, я хочу отвечать за одного себя.
Но при этом, я только что разговаривал с Вагричем Бахчаняном и среди прочих дел коснулся Вас. Бахчанян закричал, что Вайль и Генис Сагаловского очень любят и уважают, что рукопись они не получили, что почта в то время шла через канцелярию Седыха, а фраза «будь же умных наконец» является крылатой, старик злопамятен, что Вайль и Генис пытались что-то выяснить, писали Вам дополнительный запрос, не получили ответа, мучаются, страдают и т. д. Я сказал Вагричу на это, что у Сагаловского есть телефон и адрес, и что в цивилизованном обществе такие недоразумения легко устраняются. Короче, пусть Вайль и Генис сами решают эту проблему, а у меня к Вам дело иного рода. У меня возник один проект, и я бы хотел вовлечь Вас в его осуществление. А именно, я задумал книжку, микроальманах, под условным названием «На троих». Знаток литературы Гриша Поляк утверждает, что в 20-е годы выходили десятки подобных книжек. Берутся три автора — поэт, прозаик и художник: Сагаловский, Довлатов и Бахчанян (можно было бы пристегнуть и фотографа, если бы существовал фотограф-юморист, но с другой стороны Бах<чанян> занимается и фотоколлажами, так что и этот жанр у нас перекрыт), так вот, три автора, объединенные юмором, озорством, презрением к трафаретам, тотальным злопыхательством и крайней беспечностью, выпускают сборник, в полсантиметра толщиной, но большого формата, в яркой обложке, на приличной бумаге и пожинают шумный успех. Разумеется, ни шиша мы на этом не заработаем, свои произведения даем бесплатно, Лена бесплатно наберет, что надо, а за печать с удовольствием уплатят Поляк, Ефимов или Проффер, это мы решим. Максимум, что мы можем получить за свои труды — это по 50—75 экземпляров нашего сборника, и тот, кто половчее, может быть, часть из них продаст знакомым.
Если Вас, Наум, в принципе не отвращает такая идея, то я бы просил:
1. Выслать мне копии всего того, что Вы написали после книжки, включая то, что было в «Петухе» и в «Новостях». У меня наверняка все это есть, но я бы хотел получить именно от Вас четкий и окончательный комплект того, что бы Вы хотели опубликовать, включая мелочи и штучки.
2. Подумайте над теми принципами, формальными ходами и ухищрениями, с помощью которых этих трех авторов можно объединить и сплавить. Вы примерно представляете себе, что делает Бах<чанян> (литературно-графические фокусы, фото-коллажи и стандартные карикатуры, вроде тех, что он публиковал в «Литгазете»), еще лучше Вы представляете себе то, что делаете Вы сами, ну а я дам либо три как бы юмористических рассказа или как бы юмористическую повесть, вроде той, что про шпиона, но чуть получше.
3. Подумайте над заглавием сборника. Желательно, чтобы в него входила цифра «3»: «Три богатыря», «Три поросенка», «Любовный треугольник», «Сообразили на троих» и так далее.
4. Подумайте над предисловием, может быть — над стихотворным вступительным фельетоном. Вообще, Бахчанян сказал: «Жаль, что Сагаловский не в Нью-Йорке, он изобретательный человек». Тут он прав, но я думаю, Вы и из Чикаго можете подкинуть что-нибудь бесценное.
5. Постарайтесь загореться этой идеей и напишите мне все, что Вы об этом думаете. Сам я чрезвычайно этим увлекся (правда, всего час назад), и Вас к этому призываю. Откровенно говоря, Вы и Бахчанян — это единственный состав, в котором я хотел бы действовать коллективно. Очень надеюсь на подобные же чувства с Вашей стороны.
Общий тон сборника, как мне представляется — трагикомический, абсурдно-вызывающий, максимально броский, но на железной гуманитарной основе, то есть без мата, жлобства и эпатажа ради эпатажа.
С нетерпением жду Вашего ответа. Получили ли свои старые фотографии? Немедленно включайтесь в работу. Бахчанян уже кипит. Он очень талантливый человек, но его надо контролировать, он бывает безвкусен от избытка.
Жду. Обнимаю. Привет Вашим дамам. Если через 8 дней не получу ответа, буду звонить среди ночи.
Любящий Вас С. Довлатов
10
7 июня <1984>
Дорогой Наум!
Вчера отправил Вам письмо с проектом, которое Вы, надеюсь, уже получили. И тут же возникло дополнительное соображение. Насколько я помню, Вы какие-то свои идеологические байки, печатавшиеся под псевдонимами, не включили в сборник, опасаясь за своих родных. Сейчас Ваша матушка здесь. Так может быть, что-то из этих вещей (а там есть замечательные штуки, например, про революцию в США) пора обнародовать? Или по-прежнему есть, за кого опасаться? Может быть, напечатать «Тест», ведь герои померли? Подумайте об этом.
И я, и Бахчанян ждем Ваших соображений и бандероли с текстами. Название все еще не придумано. Лучшее из того, что приходило в голову — «Трое на качелях», но и это тяжело и туманно. Можно использовать слова: «Трио», «Треугольник» и так далее.
Недавно циник Бахчанян создал такое произведение. Взял огромный лист бумаги, наклеил сверху шапку «Новое русское слово», и все остальное пространство заклеил похоронными объявлениями, вырезанными из «НРС». И назвал все это — «Мертвые души». Каково?
Обнимаю. Жду. С. Довлатов
11
10 июня <1984>
Дорогой Наум!
Мы с Бахчаняном перебрали сотню названий, среди которых были не совсем плохие, например — «Трое на качелях» (с элементом абсурда), или «Трайборо бридж», которое мы отклонили за местничество, в Америке это еще звучит, а в Европе будет непонятно. В результате, мы пока что остановились на очень простом — «Три карты», причем, на обложке будут воспроизведены: туз, валет и восьмерка — «21». Книжка будет (если Вы не придумаете ничего лучшего) выглядеть так: (Рисунок. — Публикаторы).
Параллельно возникла следующая затея, а именно — выпустить втроем газету-картину на плотном картоне, 65 см на 100, под условным названием: «НОВОЕ РЕЗКОЕ СЛОВО», то есть — сделать пародийный газетный лист с расчетом, что его будут окантовывать и вешать на стену, как литографию. Что Вы об этом думаете? Ждем всяческих мыслей и предложений.
Ваш С. Довлатов
12
21 июня <1984>
Дорогой Наум!
Спасибо за бандероль, которую я получил, все перечитал, все сочинения по-прежнему — более или менее замечательные.
Название «Три карты» отменяется, хотя бы потому, что один из авторов (Вы) решительно им недоволен. Но и Ваши два названия: «Трое в одной книжке, не считая собаки» и «Полтора на полтора», мне кажутся неправильными, причем, не по форме, а по существу. Первое — «Трое в книжке…» — ставит нас в пародийно-каламбурную зависимость от другого произведения, второе — загоняет в рамки этнически малого формата. Для того, чтобы издатель (кто бы он ни был) не прогорел, он должен продавать нашу книжку в библиотеки славистских кафедр, это основной и самый надежный его заработок. Кафедрам же требуется русская, серьезная литература — в том облике, к которому они более или менее привыкли.
Я вообще считаю, что резвиться на обложке нежелательно, содержание нашей книги смешное, но ее выходные данные, ее облик, само ее существование — серьезны. Это как портрет автора-юмориста: при самом смешном содержании его книги, помещать портрет автора с высунутым языком или со шницелем в зубах — неправильно. Вы же сами, Наум, толково объяснили нам еще в «НА» примерно следующее: «Можете смеяться над моими текстами, но не надо мной».
И наконец, Бахчанян говорит, что Сагаловский прав в отношении себя, в отношении собственного творчества, пародийно-иронического в основе своей. Между прочим, Вы же невольно и проговариваетесь в письме: «„Три карты“ — очень уж прозаично». А я, должен Вам сказать, именно прозу и собираюсь в этом сборнике напечатать.
Для того, чтобы все происходило мирно и демократично, я имею предложить такой вариант. Я перечисляю все предложенные Вами, мной и Бахчаняном названия, Вы отбираете те три-четыре штуки, которые не вызывают у Вас категорического протеста, затем Бах<чанян> отбирает по тому же принципу 3—4 варианта, и я — 3—4. Если одно или два во всех трех случаях совпадут, мы его и засадим. Если нет — будем думать дальше.
«Трое в одной книжке, не считая собаки».
«Полтора на полтора».
«Тройка с бубенцами».
«Трезубец».
«Роман-бисквит».
«Мармелад».
«Светофор».
«Тройное сальто».
«Трио имени Бендера».
«Отражение в самоваре».
«Третейский суд».
«На троих».
«Трое на качелях».
«Любовный треугольник».
«Тройня».
«Тройной одеколон».
«Треуголка».
«Трельяж».
«Триада».
«Триумвират».
Не сердитесь и не удивляйтесь, что так долго возимся с названием. Это — совершенно нормально, так всегда бывает. Итак, назовите в ответном письме те заглавия, которые не кажутся Вам отталкивающими, с которыми Вы могли бы примириться, этого чувства вполне достаточно для неизбежного компромисса, ибо три непохожих и равноправных автора — это очень трудный и несговорчивый коллектив. Жду.
Второе соображение более ответственное, и я заклинаю Вас мобилизовать все чувства терпимости и понимания, дабы Вы, упаси Бог, не обиделись и не усмотрели в том, что я сейчас предложу, давления и неравенства.
Начинаю издалека. Есть законы, по которым делается журнал, альманах, и есть законы, по которым делается КНИГА. Мы делаем не журнал, в этом случае издатель должен был бы поставить цену — 2—3 доллара. Мы делаем книгу, сборник, построенный на сочетании трех разножанровых индивидуальностей — поэт, прозаик и художник-фотограф. В связи с этим я хочу предложить Вам не давать в этот сборник Вашу юмористическую прозу. Не потому, что она мне не нравится (очень даже нравится) и, уверяю Вас, не потому, что я не хочу терпеть рядом прозаиков, захватить эту область целиком. Если бы мы делали сборник юмористической прозы, иллюстрируемый Бахчаняном, то я вполне бы гордился Вашим соседством. Но мне кажется, что жанровое разделение должно быть четким: проза, поэзия, изо — тогда это книга, целое, единство.
Зато я настоятельно предлагаю Вам добавить лирики (у Вас есть) и дать «Чужого в раю». Если Нудельман будет его печатать, то, скорее всего, он сделает это раньше, чем мы. Журнал «22» циркулирует по Америке не очень широко, короче — мы вполне можем и имеем право «Чужого» дать, тем более, что в Вашей лирике юмор наличествует в изрядном количестве. Значит, предложение сводится к тому, чтобы убрать Вашу прозу (Вы ее напечатаете в личном сборнике через год-два) и поставить вместо нее «Чужого» и лирику в любом объеме, чем больше, тем лучше.
Далее. Вы спрашиваете, что даю я. Я даю в сборник, пышно выражаясь, философско-эксцентрическую повесть «Иная жизнь». Чуть позже я вышлю Вам копию. По жанру это нечто близкое к «Ослику», который печатался в «НА» и провалился. Но, во-первых, я надеюсь, что эта повесть чуть лучше, а во-вторых, я до сих пор считаю, что «Ослик» не так уж плох, просто нельзя было давать его с продолжением в демократическом, массовом органе. Суть «Иной жизни», примитивно говоря, в том, что никакой иной жизни нет, кроме внутренней. В ней действуют советский филолог, командированный во Францию, а также его партийная совесть в галифе и пожарном шлеме, и еще — киноартистка Софи Лорен.
О «Новом резком слове» пока не стоит говорить, давайте разберемся с книгой. Но уже сейчас я думаю, что это должна быть не пародия на «НРС» с выпадами против Седыха, а пародия на эмиграцию в целом, «пощечина общественному вкусу».
Я как раз очень доволен был, увидев сегодня Ваше фото в «НРС» и отчет о вечере Литфонда, где вполне дружелюбный абзац посвящен Вам. Пока у нас была газета, можно было шипеть на этих засранцев, но сейчас — не стоит, особенно Вам. Пусть сначала утвердят Вашу популярность, а я почти уверен, что сейчас Яков Моисеевич дал бы Ваши, не самые острые, стихи, ту же лирику. Ей Богу, попробуйте отобрать что-то наиболее обтекаемое. Что ни говорите, «НРС» на русском рынке — центральный орган. Литфонд же — главный источник, из которого Седых и Вайнберг крадут, поэтому Ваше бескорыстное содействие Литфонду явно подняло Вас в его глазах. Воспользуйтесь этим. Будьте евреем в традиционном смысле этого слова.
Физиономия Моргулиса[1] на снимке — марципановая, сдобная, и просит кирпича.
Не читали ли Вы мой рассказ в «Семи днях»? Если читали, то как Вам?
Наум, я перечитал написанное и убедился, что многое выражено довольно неуклюже. Рассчитываю на Ваше понимание и идейную близость.
Всем дамам привет, отросткам тоже.
Ваш С. Довлатов
1. Михаил Зиновьевич Моргулис (род. в 1941) — писатель, издатель нью-йоркского «Литературного курьера», христианский прозелит протестантского толка, с 1977 в США. Постоянный предмет насмешек С. Д., но и никак не менее оскорбительных ответных нападок с откровенной бранью.
13
29 июня <1984>
Дорогой Наум!
Стихи получил, все замечательно, благодарю. Названия: «Тройка с плюсом», и тем более — «Тройка с минусом» — заведомо выставляют нам посредственный балл. Давайте повозимся еще. Пусть Вас не смущают разногласия. Название — это единственное, что мы делаем совместно, сообща, за остальное отвечает каждый в отдельности. Поэтому с названием столько хлопот. Есть такие дополнительные варианты:
АНТАНТА (Тройственное согласие)
КОММУНАЛКА
виТРИна
насТРОЕние
ОБЕД ИЗ ТРЕХ БЛЮД (Вместо оглавления будет «Меню»)
КОМПЛЕКСНЫЙ ОБЕД
ТРИ РУБЛЯ
ГРУППОВОЕ ДЕЛО РАВНОБЕДРЕННЫЙ
ТРЕУГОЛЬНИК БУТЕРБРОД (Смысл прояснится на картинке)
Подумайте.
Дальше. Мы, разумеется, редактировать друг друга ни в коем случае не будем, но сделать взаимные рекомендации — естественно. Меня, например, смущает «Бутербродский», не сама пародия, а исковерканная фамилия. Во-первых, Люда Штерн прозвала Бродского Бутербродским еще в 58-м году (а я придумал ему кличку «Эброадский», от английского — граница, поскольку он рвался на Запад), а во-вторых, Вы же сами нас учили смеяться над текстами, а не над автором, фамилия же — достояние личности, искажение ее всегда не очень приятно. Представьте себе, что Вас бы назвали, допустим — Секелевский или Заголовский (в связи с Вашей несговорчивостью по части заголовка). Подумайте, я не настаиваю, да и не имею такого права — настаивать.
В понедельник Бах вернет мне мою рукопись, и я Вам ее отошлю. Можете в отместку разнести ее в пух и прах. Бахчанян ее вяло одобрил.
Заглавие определится. Меня, например, устраивает и «Тройка» и «Тройка с бубенцами», так что — минимум имеется.
Всех обнимаю.
Да, почему это надо убирать двух Рабиновичей и «Тест»?[1] И тем более — Голицына?[2] Меня смущало в отношении кафедр национальное определение сборника на обложке (простите, что так неуклюже выражаюсь, спешу), у Вас же — русские стихи на еврейскую тему, это прекрасно, а главное — нормально. Скажем, я был бы против названия сборника — «Маца» как узконационального, но русское стихотворение — «Маца» — нормально. И Вы, и я, и даже Бахчанян — русские по языку, то есть — по профессии. Вот и все. Не надо выбрасывать ни «Тест», ни Рабиновичей, ни Голицына. Кстати, дурак <…> обиделся на Ваши стихи, и человек шесть долго объясняли ему, какой он дурак.
Что это Вы странное такое пишете: «Если к юмору в прозе да еще и юмор в стихах и рисунках — тогда это неинтересно»? Ого! Я не понял. У Вас в лирике есть юмор, а в юморе — лирика, все перемешано у всех, моя повесть совсем не смешная, наоборот — трагическая[3], Бахчанян — гремучая смесь юмора с чернухой, и так далее. Юмор — всегда хорошо. Каши маслом не испортишь. И пр.
Лёню с удовольствием повидаю и накормлю колбасой.
Всех обнимаю и люблю.
С.
1. Имеются в виду «Три баллады про Рабиновича» и стихотворение «Тест» Н. С, для подготавливающегося совместного с Бахчаняном и С. Д. сборника. В результате убран был только «Тест».
2. Имеется в виду стихотворение Н. С. «Поручик Голицын», посвященное М. Гулько, также сохранившееся в сборнике.
3. В последний момент С. Д. все предполагавшиеся в «Демарше энтузиастов» публикации заменил серией небольших полуновелл-полуанекдотов, отредактировав давние, еще советской поры, небольшие вещи.
14
8 июля <1984>
Дорогой Наум!
Видел Вашу публикацию в «7 днях», мне кажется — сделано любовно и со вкусом, предуведомление тоже ничего, хотя «ахнули» не они (Вайль и Генис), а исключительно я.
Из присланных Вами названий простое и хорошее: «Лебедь, Рак и Щука». То есть, минимум уже есть.[1]
Вы спрашиваете, кто издаст нашу книжку? Порывается Гриша Поляк, но он — сумбурная душа, в последний момент выкинет фортель. 16-го я встречаюсь с Ефимовым, и тут закину удочку. Но вообще-то, мы представляем соблазн для любого вменяемого издателя: гонорара не просим, макет делаем сами, набор Лена сделает за гроши, вдвое ниже казенных расценок (совсем бесплатно — неудобно, она тоже человек, а работа у нее не творческая). Короче, издателя найдем, люди мы знаменитые, почище Моргулиса.
Есть затруднение иного рода. Дело в том, что мою повесть, предназначенную для сборника, прочитал профессор-классицист И. З. Серман вкупе с женой, писательницей Руфью Зерновой, и оба деликатно сказали, что это «ниже моих возможностей», и, вроде бы, так оно и есть. Теперь я должен быстро написать одну историю про лишнего человека Михаила Буша, страниц на 30.[2] Но рукопись «Иной жизни» Вам все-таки пришлю, как только Бах<чанян> мне ее вернет, уверен, что и Вам не очень-то понравится.
Бахчаняна Вы непременно полюбите, он добрый, слегка обидчивый армянин из Харькова, по творческим установкам, мягко говоря — скептик, в жизни — романтик ангельского типа. Недавно он увидел мои, извините, потрескавшиеся пятки и сказал: «Тебе за одни пятки могут дать SSI».[3]
Заходил Ваш сынок с миловидной барышней, при виде которой у Гриши Поляка озорно заблестели разбитые очки, и с нежным еврейским юношей из Филадельфии, имя которого я тотчас же забыл. Сначала они хотели ночевать у нас втроем, затем — вдвоем, затем Лёня позвонил и сказал, что придет один, а затем еще раз позвонил и сказал, что вообще никто не придет. Лёня выглядит лучше, чем Вы, но хуже, чем Алла. У нас в семье примерно такая же история.
Всех обнимаю.
С.
1. Прошел еще почти месяц, прежде чем 21 августа 1984 С. Д. написал: «Теперь, что касается названия сборника. Вагрич придумал наконец такое, на котором, я думаю, мы все сойдемся — „Демарш энтузиастов“». Такой книга и появилась: Вагрич Бахчанян. Сергей Довлатов. Наум Сагаловский. Демарш энтузиастов. Париж: Синтаксис, 1985.
2. Из этого мимолетного намерения получился один из лучших рассказов С. Д. «Лишний».
3. Social Security Supplemental Income — пособие для малоимущих.
15
27 июля <1984>
Дорогой Наум!
Ваши стихи к Олимпиаде я читал (в рукописи), они замечательные, не хуже первых (обращение к какому-то лорду).
Что касается нашего сборника, то дело сейчас не в названии, дело во мне. Повесть моя никуда не годится, вернее, не годится для стационарного издания. Вероятно, она пойдет в «7 днях»[1]: (периодика — она и есть периодика, а для книжных полок надо сочинять добросовестно). Короче, я срочно пытаюсь что-то написать, из старого переделывать и шлифовать — безнадежное занятие, все морально устарело. В общем, я задерживаю всех на месяц-полтора. Но идея — жива, и мы такой сборник выпустим. (Хотя Ефимов заранее отказался его издавать, а я даже не спросил — почему? Не хочет, и не надо). Остаются — Гриша, Валк, «Руссика», кто-нибудь издаст. Нет — сами издадим, я достану деньги.
Лёне скажите, чтобы не переживал. Легкая <…>оватость — украшение юношества. На фоне молодых людей, окружающих мою дочь Катю, Ваш сын — лорд Фаунтлерой, Эварист Галуа, Матросов и Тимур. И еще — Лермонтов.
У меня все по-прежнему, литературные дела на лето замерли, но зато, помимо пьянства, участились состояния депрессии, именно — депрессии, то есть, беспричинной тоски, бессилия и отвращения к жизни. Лечиться не буду, в психиатрию не верю. Просто всю свою жизнь я чего-то ждал: аттестата зрелости, потери невинности, женитьбы, ребенка, первой книжки, а сейчас все произошло, ждать нечего, источников радости нет. Главная ошибка моя в той надежде, что, легализовавшись как писатель, я стану веселым и счастливым. Этого не произошло.
В общем, состояние такое, что я даже ходил беседовать с православным священником <…>, но он, к моему изумлению, оказался совершенно неверующим.
Кажется, Вы тоже грустный (не в сиюминутном, а в историческом смысле) человек?
Всех обнимаю.
Еврей армянского разлива С. Довлатов
1. Имеется в виду повесть «Иная жизнь», первоначальное заглавие «Отражение в самоваре», в сборник не вошедшая. Напечатана в журнале «Семь дней» 10 августа 1984.
16
9 авг. <1984>
Дорогой Наум!
Депрессия продолжается, но я, тем не менее, закончил одну штуку для нашего сборника. В понедельник сделаю на «Либерти» копии и вышлю Вам.
Вся переписка с Вами по поводу этой нашей затеи хранится у меня в одном конверте, так что, все Ваши требования — помню. Вы только скажите — что добавляется из написанного за последнее время? Надо ли давать про Олимпиаду, или это текучка? И еще — придумайте название к «Плыву, как мелкий частик…» Стихотворение абсолютно замечательное. Поскольку Вы все пишете легко и занятно, то лучшими стихами оказываются те, в которых больше обобщений и тайного драматизма, в которых более общая и значительная тема.
Изобилие овощей в Ваших стихах (если верить Фрейду) говорит о половом угасании, что, по-моему, замечательно. <…>, например, который, если Вы заметили, никогда не пишет про овощи, живет одновременно с тремя женщинами, за что и получил кличку — Трайборо бридж.
Вагрич предложил дополнительный вариант заглавия: «Обед из трех букв». По-моему, это слишком рискованно.
И еще один вопрос, не возражаете ли Вы против того, чтобы Вайль и Генис написали предисловие? Какое-то предисловие, вроде бы, нужно, а самим писать как-то неловко.[1]
Всех обнимаю.
Ваш С.
1. Никакого предисловия в сборнике не помещено, кроме 12 строчек от соавторов.
17
21 авг. <1984>
Дорогой Наум!
Стихи, как всегда, замечательные. Как мы их озаглавим? «Этюд № 26»?
Что касается пропорций в сборнике, то это будет ясно чуть позже. Если бы пришлось отбирать из Вашей продукции, я бы выбросил «Ай гат э сигнал»[1] — написано, как всегда, легко и здорово, но есть в этом и что-то плебейское, не обижайтесь. И я не обижусь, когда Вы обругаете «Иную жизнь», а может, и «Отражение в самоваре».
Теперь, что касается названия сборника. Вагрич придумал наконец такое, на котором, я думаю, мы все сойдемся — «Демарш энтузиастов». Если Вы не против, и если удастся, то напишите что-нибудь вроде вступления или (и) заключения, независимо от предисловия Вайля и Гениса, которого, скорее всего, не будет. На хрена оно нужно?! Мы же еще не умерли. <…>
Писал ли я Вам, что Бахчанян, встречая Андрея Седых, всегда говорит ему: «Здрасьте, Яков Моисеевич, как жизнь молодая?» Вообще, он придумывает невероятное количество шуток в день. Например, «Бейлис умер, но дело его живет». Ему же принадлежит гениальный каламбур: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Этот каламбур многие цитируют, но не знают, что это — Бахчанян.
Пока что, обнимаю Вас и все семейство. Лена начинает набирать стихи и прозу. Марья Синявская сказала, что она хотела бы издать нашу книжку. Так что, в запасе, кроме Гриши Поляка, есть издательство Синявских. Ефимов, как я Вам писал, отказался. Но мы не пропадем.
Ваш С. Довлатов
1. «I got a signal» — буквально: «Я получил сигнал» (англ.).