Опубликовано в журнале Звезда, номер 7, 2022
Ольга Великанова. Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма / Авторский перевод с английского.
М.: Новое литературное обозрение, 2021
Для нас советские тридцатые — это в первую очередь миф, который мы знаем по художественным книгам и фильмам. Миф — не в смысле ложных сведений, а в смысле особого эпического восприятия той информации, которой мы владеем. И этому мифу, каким бы он ни представал в нашей голове, обязательно нужны научные подпорки. Центральным элементов мифа, безусловно, выступает Большой террор, и к нему в итоге сводятся все размышления об этом монументальном десятилетии. Такова и книга Ольги Великановой, профессора Университета Северного Техаса. Она сосредоточивает свое внимание на общественной дискуссии, которую партия организовала вокруг готовящейся конституции. Но главным вопросом, на который пытается ответить ее книга, все так же остается вопрос о причинах Большого террора.
Великанова предлагает пересмотреть устоявшийся тезис о показном характере демократизма конституции: мол, записанные в ней беспрецедентные политические и электоральные свободы были нужны руководству страны только в пропагандистских целях, чтобы побравировать превосходством советского общественного устройства над западным, а реализовать их власть никогда не стремилась. Исследовательница же полагает, что в середине десятилетия Сталин и некоторые его сподвижники (в первую очередь Авель Енукидзе) на самом деле верили в то, что бесклассовое общество вот-вот наступит. С их точки зрения, люди готовы были к социальному примирению после коллективизации и голода 1932—1933 годов, а значит, могли бы воспользоваться новыми свободами для укрепления власти большевиков. В начале тридцатых партия давила людей хлебозаготовками и раскулачиванием и радикализировала антирелигиозную кампанию. Теперь же, ожидая нового общественного консенсуса, как верующие чают воскресение мертвых, партийные руководители готовились «отблагодарить» народ за тяготы первой пятилетки реальной демократизацией выборных процедур и расширением гражданских прав.
На местных партсобраниях стали выносить на обсуждение проект конституции, спрашивали, что думают трудящиеся. Мнения трудящихся, выраженные на собраниях или в письмах в Москву, показали: никакого консенсуса не будет. Конституция обещала отмену классовой дискриминации, но сельские активисты и беднота, давно обжившие дома раскулаченных, боялись их возвращения из ссылки и уравнения в правах. Крестьяне, превратившиеся в колхозников, завидовали городскому пролетариату, которому, в отличие от них, новая конституция обещала пенсию и социальное страхование. Проекты статей о свободе ассоциаций побудили граждан требовать возвращения крестьянских советов и легализации церковных общин. Результаты дискуссии удивили Кремль. Предложения из низов приняты не были, а ответом на них стал сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере строительства социализма и приказ № 00447, запустивший Большой террор и направленный в первую очередь против кулаков, возвращающихся из спецпоселений.
В книге рассказано много маленьких историй простых людей: одни жалуются на километровые очереди за хлебом, другие пытаются сбежать в кино со скучного партсобрания, третьи делятся искренними надеждами на установление справедливого строя. Всё это Великанова восстанавливала по письмам, стенограммам собраний и дневникам. Исследовательница разделяет людей на условных «либералов» и «консерваторов»: первые поддерживают демократизм конституции и ждут, когда можно будет воспользоваться ее плодами, вторые упирают на ценности Гражданской войны, не верят в возможность мира с классовыми врагами, да и не хотят его. Мы видим, что в середине тридцатых была массовая низовая политическая активность, автономная от Кремля, и в этом, видимо, состоит один из главных выводов книги. Жутко понимать, что вся эта активность вскоре захлебнется в крови Большого террора и до конца восьмидесятых аполитичность станет народным кредо.