Главы из книги. Продолжение
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2022
ЗРЕЮЩИЙ БУНТ…
Съезд еще идет, но, понимая, что за первой атакой последуют другие, Гайдар пишет Ельцину записку:
«Уважаемый Борис Николаевич!
Хочу поделиться несколькими соображениями о тональности экономической проблематики в Ваших предстоящих выступлениях.
Несмотря на некоторые признаки стабилизации экономики, заметные пока лишь специалистам, <…> отношение общества к результатам реформ в ближайшей перспективе останется в лучшем случае скептическим.
В этой связи оценка результатов нашей работы в этой области должна быть предельно сдержанной и самокритичной. Однако любая самокритика с позиции признания ошибок, связанных с излишним радикализмом и скоростью преобразований, является политически проигрышной. <…>
По моему убеждению, единственно приемлемая сейчас тональность — самокритика в отношении колебаний, непоследовательностей, недостаточной решительности в проведении преобразований. <…>
Направляю подготовленные моими коллегами заготовки, может быть, они пригодятся в работе.
Егор Гайдар
12. 04. 1992 г.».
И далее (выдержки):
«…Не мы, не демократы развалили Союз, а те, кто годами и десятилетиями разрушали основы его экономики, естественные, взаимовыгодные связи заменяли искусственными, а теперь встали в удобную позу обвинителей и занимаются реваншистской пропагандой и политическим кликушеством на ловко припрятанные в коммерческих структурах деньги, отнятые у собственного народа. <…>
Какой была Россия полтора года назад? „Условное“ государство без собственной армии, четко очерченных границ — и государственных, и таможенных, без национальной денежной системы, без элементарной управляемости, без ясной системы внешнеполитических и экономических приоритетов. Полусоюзная, полуреспубликанская правовая и административная система. Совершенно не определенная рублевая зона. Огромный внешний долг, который физически невозможно обслуживать, а перспективы его урегулирования неясны. Абсолютно прозрачные для вывоза национальных богатств границы, опять же, то ли союзные, то ли российские. Не было российской армии, но зато бремя всего союзного военного бюджета досталось России.
Полностью огосударствленная экономика при крайней слабости государства означала неуправляемость, неэффективность, невозможность решать элементарные хозяйственные вопросы.
Поэтому не выбором правительства, а единственным, определявшимся ситуацией выходом были, с одной стороны, укрепление государства, с другой — отказ от тех его функций, которые оно заведомо не может эффективно осуществлять, запуск рыночного механизма. <…>
Берясь за эту колоссальной сложности работу, я давал некоторые обещания, брал на себя определенные обязанности.
Сейчас можно подвести некоторые предварительные итоги этой работы, соотнести выдвигавшиеся цели и взятые обязательства с результатами.
С повестки дня снята социально-экономическая катастрофа в России. Не произошло того, о чем с немалым удовольствием вещали пророки разных политических и идеологических оттенков. Голод, холод, закупорка транспорта, остановка систем жизнеобеспечения, полная самоизоляция регионов, натурализация остатков хозяйства — и теперь уже не случится — верю, никогда.
Сегодня у Российской Федерации есть не просто атрибуты государственности. У нас появились свои, российские Вооруженные Силы. Есть определенность относительно перспектив военной реформы и новых принципов строительства вооруженных сил. Верные принципу нерушимости границ, мы твердо взялись за их обустройство. Границы — государственные и таможенные, приобретают реальные очертания, которые перестают быть проницаемыми для махинаций, растаскивания народного достояния. <…>
Приостановлен процесс распада России, подписан федеративный договор. <…>
Урожай, продовольственная проблема, традиционно крайне острая для России. Здесь нашим обязательством было неснижение уровня сельскохозяйственного производства в условиях аграрной реформы, создание необходимых государственных и негосударственных продовольственных запасов. В течение всего этого времени нагнеталась истерия по поводу развала сельского хозяйства: не проведем сев, не проведем уборку, хозяйства не будут продавать продукцию в госрезервы, грядет массовый голод и т. д. <…> Не только политическая оппозиция, но и солидные зарубежные издания пестрели фразами типа: „Хлебные бунты голодных русских этой зимой положат конец новым заигрываниям с демократией“.
В действительности же <…> удалось не только собрать, но и закупить, заложить в хранилища значительно больше зерна и сахарной свеклы, а с учетом личных хозяйств — картофеля, овощей и фруктов.
Призрак голода больше не ходит по России. <…>
Как показывает жизнь, россияне в основной своей массе оказались готовы к последовательным рыночным преобразованиям, отказу от роли вечного инвалида при всевластном поводыре-государстве. В общественных настроениях явно доминирует понимание важности опоры на собственные силы. Словом, идет быстрое освобождение от иллюзий, и начало рыночных преобразований ускорило и закрепило развитие этих процессов.
Однако выполнить ряд обязательств, достигнуть важных целей не удалось. И в этом необходимо честно, признаться. Прежде всего не удалось:
стабилизировать финансы, сбалансировать бюджет, взять под контроль инфляцию;
преодолеть спад производства и начать экономический подъем в предполагавшиеся сроки;
стабилизировать и начать повышение жизненного уровня россиян.
В ряде случаев намеченных целей не удалось добиться из-за собственных просчетов президента и правительства:
зачастую шли на недопустимые компромиссы, ослабляя денежную и кредитную политику, не решаясь проявить жесткость в отношениях с „ближним зарубежьем“;
не обеспечивали контроля выполнения принятых решений;
в других — сталкивались с мощным противодействием, а то и с прямым средоточием структур представительной власти, которые:
— создали фактически свою параллельную структуру исполнительных органов, выведя из ведения президента и правительства важнейшие рычаги управления экономическими процессами (внебюджетные Фонды составили параллельный бюджет);
— инсценировали раздувание бюджетных расходов, лоббирование дотаций, льготы и привилегии;
— своими непродуманными заявлениями, интригами фактически препятствовали притоку иностранного капитала;
— саботировали принятие необходимых законов, в которых крайне нуждается российская экономика и общество, от которых зависит, быть российскому рынку цивилизованным или полукриминальным.
ВС „заморозил“ разработку Гражданского кодекса, который должен был быть сдан еще в июле 1992 года, а ограничился распространением на территории РФ действия Основ гражданского законодательства бывшего СССР, где формулировки по договору купли-продажи допускают продажу без оформления какого-либо письменного документа, включая товарный чек.
Поэтому всевозможные коммерческие ларьки на улицах работают с благословения ВС без кассовых аппаратов, и только демократическое руководство Москвы и Санкт-Петербурга пытается своими местными нормативными актами изменить ситуацию. <…>
Вот уже почти полгода ВС „мусолит“ изменения банковского законодательства, продолжая подвергать личные средства миллионов граждан опасности.
Самое главное — ВС саботирует принятие новой Конституции, решение о разработке которой принято еще I Съездом, одобрена она VI Съездом и с тех пор заморожена. <…>
Мы больше не можем ждать „милостей“ от Верховного Совета, когда же он займется не чужим, а своим делом. <…>
Что сейчас нужно и, главное, можно сделать в экономике? Коридор возможного узок. Легкой жизни и скороспелых плодов не обещаю — охотников и без того достаточно привлекать избирателей прожектами полной индексации вкладов в Сбербанке, быстрого роста реальных доходов населения и т. д.
Россия будет процветающим государством, россияне будут жить обеспеченно и достойно, но путь к этому будет долгим и трудным.
Сейчас мы можем и должны дать резкое продвижение реформ внизу, на местах, дать первые ее результаты непосредственно гражданам. Это касается прежде всего вопросов собственности — наделения ею, скорейшего юридического оформления, государственных гарантий прав частной собственности, ее защиты от чиновников и мафиозных структур, обеспечения возможностей эффективного ее использования, поддержки мелкого и среднего предпринимательства.
Граждане России не очень искушены в этих вопросах и могут стать легкой добычей разного рода дельцов и авторитетов, которые, например, искусственно сбивают курс приватизационных чеков, скупая их в массовых масштабах. Защитить законные права многомиллионного россиянина-собственника — наш долг.
Мы должны удержать от инфляционного срыва государственные финансы — ведь именно это гарантия реального, а не бумажного благосостояния россиян. Хватит кредитных авантюр, хватит за счет россиян поддерживать тех, кто не умеет или не хочет работать, хватит дорогостоящей благотворительности для стран „ближнего зарубежья“. <…> Будет усилена борьба с экономической преступностью, с „пеной рынка“ по всем линиям: от усиления наказания за попытку рэкета до введения уголовной ответственности за сокрытие валютной выручки за рубежом.
Все это неизбежно потребует перераспределения финансовых ресурсов в пользу тех государственных органов, которые отвечают за жизнь и имущество граждан, обеспечивают правопорядок. Нужно поднять престиж и материальное обеспечение милиции, работников прокуратуры, судей.
Органы внутренних дел и административные органы на местах будут пополняться демобилизованными офицерами, которым государство обеспечит хорошую переподготовку для новой деятельности и солидную финансовую поддержку для обустройства на новых местах.
Будет разработан и обнародован комплекс мер по облегчению становления и поддержке малого бизнеса и фермерских хозяйств, прежде всего простоте учреждения, наделению землей, доступу к стартовому капиталу (сюда будет направлена и зарубежная помощь). <…>
Будет принят комплекс мер по правовому закреплению собственности, находящейся в настоящее время в пользовании и владении граждан (приватизация жилья и в ряде случаев соответствующих земельных участков) без какого-либо усложненного юридического порядка и поборов со стороны государства.
Все находящиеся ныне в пользовании участки земли будут оформлены в собственность, все граждане России реализуют свое право на земельный участок, в том числе и через введение приватизационных чеков на землю…»
Стратегические планы Гайдара, которыми он поделился с президентом, значительно шире и подробнее, но круг его сторонников невелик, и воплотиться его планам не дадут…
Отсутствие перемен, топтание на месте, призывы президента «потерпеть» разочаровали многих. Если в конце 1991 года личность президента оценивали позитивно 70 % россиян, то к следующей осени картина резко изменилась. По опросу москвичей, проведенному социологом Грушиным, «за время, прошедшее после августа 1991 года, имидж президента РФ претерпел существенные изменения, сменив свой положительный знак в основном на противоположный… Сильное воздействие на образ главы государства оказывает негативное впечатление от его публичных выступлений. На это указывают 60 % респондентов. Позитивную реакцию отметили, к сожалению, лишь 24 % участников опроса… <…> Преимущественно симпатию к нему испытывает каждый четвертый житель столицы, а антипатию — каждый третий. Но больше всего тех, кому Б. Н. Ельцин вообще безразличен, — 29 %».
1 октября оргкомитет Фронта национального спасения выступил с «Обращением к гражданам России»: «Соотечественники! Наша Родина подвергается невиданному разгрому и поруганию. Великий и трудолюбивый народ ограблен. Большинство населения доведено до нищеты и полуголодного существования… Предательство нельзя „скорректировать“, за него надо отвечать по всей строгости закона. Президент Ельцин и его правительство должны немедленно уйти в отставку… Пришло время действовать…»
Контактные телефоны Фронта национального спасения были телефонами… Верховного Совета!
В отличие от Р. Хасбулатова, которому помогали старые аппаратчики из ЦК КПСС, команда Бориса Ельцина была слабой. Она с опозданием реагировала на новые вызовы.
Профашистские газеты и листовки с призывами свергнуть власть «иуды Ельцина» распространялись у каждой станции метро. Но власть бездействовала, и это серьезно тревожило людей. Помощники Ельцина получили такое письмо:
«…Многие считают, что Вы не все, что творится, даже у нас в столице, сообщаете президенту или президент на Вашу информацию не обращает внимания. А между тем очень стыдно и больно смотреть на то, что творится вокруг нас, — то, что у нас в столице настоящий фашизм уже в действии. Если Вы настоящий помощник, то дайте ему почитать газеты. Хотела бы я посмотреть в лицо президенту, что` бы он ответил. Посмотрите, на Тверском бульваре, в переходах метро — эти страшные лица молодчиков во всем черном, в сапогах. Настоящий СС — дайте автомат и начнется бойня. Почему не принимаются меры? Вы тот человек, который должен сказать Борису Николаевичу всю правду. А как оскорбляют президента? Стыд и позор! Вы же прекрасно знаете, откуда все эти идеи, и не привлекаете к суду этих подонков. Почему? Впечатление, что Вы сами их боитесь. А ведь если это начнется, Вы будете прятаться за стенами Кремля и за охрану. Такое положение просто заставляет уезжать порядочных и честных людей. Вам лично не мешало бы пройти по улицам, пойти на митинг фашистов, и Вы сами-то что-то увидели бы и сообщили президенту. Странно, чего Вы ждете? Когда начнут убивать, будет поздно. Я русская женщина, и мне больно на все это смотреть. Жалко, что уезжают евреи, особенно ученые, врачи, учителя. Пока государство не примет закон о запрете всех газет типа „День“, „Пульс Тушина“, „Черносотенная“ и др., до тех пор у нас будет произвол. Принимайте срочные меры. У стадиона „Динамо“, остановка автобуса 105, напротив стоит большой серый дом и там метровыми буквами всякие гадости краской написаны. Гадости о Б. Н. Ельцине. Народ стоит, ждет автобуса, и эти лозунги написаны на доме. Сто раз стыдно. Надо заставить МВД, МБ, Министерство юстиции заняться этими очень насущными вопросами, а то мы все время опаздываем. Как бы опять не опоздать — и навсегда. Прошу Вас, если Вы смелый человек, покажите мое письмо Борису Николаевичу. Я его уважаю. Пусть знает правду. Будьте здоровы и говорите президенту только правду, если она даже горькая.
М. И. Колоскова, жительница Москвы».
По словам В. Костикова, «на заседаниях Президентского совета той поры постоянно звучали призывы „прихлопнуть“ Верховный Совет и крепнущую коммунистическую оппозицию. Нельзя было не заметить, как переживал и мучился Борис Николаевич, слушая такие упреки. Он сам был детищем радикальной демократии, и эти призывы внутренне импонировали ему. На какое-то время он загорался, выслушав очередной призыв „раздавить гадину“».
В отличие от Верховного Совета, где клубилась аппаратная сволочь со Старой площади, в оперативном окружении президента опытных организаторов и деятельных аналитиков было мало. Призывы деятелей культуры из Президентского совета не шли дальше советов, люди эмоционально высказывались, а потом уходили заниматься своим делом.
Снова Костиков: «…Как мучился Борис Николаевич, когда после таких всплесков он оставался ночью один. Кому верить? На кого опереться? За его спиной не было ни собственной партии, ни движения. Период уличной, „праздничной демократии“ с антикоммунистическими лозунгами, с безоглядной поддержкой Ельцина, с иллюзиями быстрой победы и быстрого экономического чуда — завершался. Начинались серые будни строительства гражданского мира. Нужно было искать новые точки опоры. Нужны были новые лозунги».
И все же в годовщину августовского путча президент, обращаясь к народу, взывает к… присущей нашему народу терпеливости. Ни энтузиазма, ни нового приступа любви к вождю это не вызывает.
Основная часть российского общества, хоть и хотела перемен к лучшему, была совершенно не готова к пониманию идущих процессов. Люди нуждались в ликвидации своей политической и экономической безграмотности, но таким «ликбезом» никто не занимался, лишь после VII Съезда, в последние предновогодние дни, Ельцин подпишет указ о создании Федерального информационного центра, назначив его директором Михаила Полторанина. ФИЦ должен был наладить широкомасштабное информационное обеспечение реформ. Толку от этого Центра, который тут же стал мишенью для нападок со стороны оппозиции (навесившей на него ярлык «полторанинско-геббельсовской пропаганды»), было немного, и долго он не протянул. (А сам Полторанин из верного соратника, много сделавшего для того, чтобы в России появилось собственное телевидение и другие СМИ, превратится со временем в свою противоположность.)
Конструктивную, деятельную роль в окружении президента играли госсекретарь Геннадий Бурбулис и депутат, советник президента по национальным вопросам Галина Старовойтова. Но первый был занят внутренними проблемами власти, борьбой с Хасбулатовым и др.
Михаил Молоствов шутя писал о них:
В Белом доме как-то раз
Повстречались Бур и Хас,
Два буравчика у Бура
Смотрят пристально и хмуро,
Да и Хас горяч, булат
Не упрячешь под халат.
Кто из них мюрид,
Кто инок?
Каждый норовит
За рынок.
В сумме же и Хас, и Бур
Множат хаос и сумбур.
Галина Старовойтова имела непосредственный контакт с обществом, твердые убеждения и пыталась оказать Борису Николаевичу поддержку. Но он играл роль очень весомого и уверенного человека, и преодолеть его «броню» Старовойтихе (как шутя обронил президент) не удавалось.
Она и те демократы, которые еще были в «ближнем круге», пока были рядом, делали все, что могли. Когда выяснилось, что в Москве готовится «Съезд производителей», где будут участвовать более двух тысяч делегатов из 103 городов России, она вместе с Костиковым забила тревогу. «Известия» провели журналистское расследование и опубликовали результаты. Выяснилось, что «производители» составят на съезде не более трети, а основную массу составят работники Советов из тех регионов, где сильна левая оппозиция. Эта чиновничья рать (чей приезд и размещение в столице стоили кому-то немалых денег) должна была изобразить трудовую, хозяйственную Россию.
Ельцин был в отпуске и труднодоступен. Он отреагировал, только когда узнал, что «производители» договорились до того, что «надо выходить на подготовку внеочередного съезда, на котором должен обсуждаться лишь один вопрос — об отставке президента, а весь зал запел „Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой“».
Тогда в прессу была запущена «утечка» информации о реакции Б. Ельцина: «Источник, близкий к президенту, не исключает, что такая позиция может закончиться введением в конечном счете той или иной формы президентского правления. Есть свидетельства тому, что президент уже совещался с рядом ключевых фигур Совета Безопасности. Не исключено, что речь шла о возможных вариантах мягкого „демонтажа“ Верховного Совета, ставшего политически опасным для демократических реформ и целостности России».
Через несколько дней распоряжением Ельцина было упразднено Управление охраны объектов высших органов власти (200 хорошо вооруженных людей, как оказалось, были в полном подчинении Хасбулатова), затем вышел указ о роспуске Фронта национального спасения. Там же говорилось: «МВД Российской Федерации совместно с прокуратурой в месячный срок провести проверку фактов создания не предусмотренных действующим законодательством военизированных формирований, в том числе охранных структур партий, организаций, движений и наличия у них оружия, и принять меры к пресечению подобной деятельности».
Предупредительный выстрел оказался холостым. Молодчики из «Памяти» продолжали тренироваться в подмосковных лагерях и громили демократические редакции. Управление охраны было лишено запасов оружия (часть которого уже раздали сотне депутатов и даже родственнику «Хаса», успевшему с пистолетом в руках ограбить таксиста), оно перешло в подчинение МВД, но руководителем Управления стал Русланов назначенец. Мало того, в феврале Конституционный суд признал роспуск экстремистской организации недействительным, и Фронт провел свою пресс-конференцию снова в Парламентском центре.
КТО ГЛАВНЕЕ?
Везде борьба за власть! И в Питере тоже — кто главнее, депутаты или городское правительство? Уровень накала не столичный, тем более что большинство в Совете все же у демократов, но и тут благие намерения переплетены с властолюбием и корыстью. В борьбе за первенство дело не только в амбициях, на кону пути и темпы развития новых экономических отношений, социальные ориентиры в бюджете города и… сладкий пирог — приватизация.
Глядя на то, как богатеют и становятся хозяевами жизни те, кто еще вчера был никем, депутаты задумываются о том, что ждет их дальше, когда истечет срок их мандатов. И начинают строить это будущее. Вот кто-то из депутатов пробивает через Совет создание торгово-финансовой биржи, а когда ее регистрируют — становится там директором. Вот из моей комиссии, глядя на процветающего Невзорова, один из депутатов уходит делать деньги на коммерческое телевидение, другой — в Комитет по внешним связям, где может поучаствовать в гостиничном бизнесе. Когда эти люди хотели понравиться избирателям, они уверяли их в своем бескорыстном служении народу, но соблазн ухватить свой кусок велик, а самооправдание найдется.
В отличие от Верховного Совета и съезда, городской Совет ограничен в своих возможностях менять главные «правила игры». Но в законе о местных Советах есть право утвердить свою маленькую городскую конституцию — Устав города. Правда, он не должен противоречить Основному закону, но это не беда, ведь перекроенная Конституция дает широкие возможности.
В начале нашей работы депутаты стали напрямую управлять исполкомом, они назначали его председателя и заместителей, прямыми указаниями вмешивались в его оперативную деятельность. Когда Анатолий Собчак стал мэром Санкт-Петербурга, он, подобно Ельцину, захотел расширения своих полномочий. Резон в этом был: при катастрофическом положении с продовольствием и финансами возможность принятия оперативных решений без дискуссий и проволочек была востребована жизнью. Но цейтнот — не лучшее условие для принятия верных решений. И все же новоиспеченный мэр считал, что справится со своими задачами. Не тут-то было! За два с лишним года горсовет отменил более 200 его разных распоряжений.
Кроме того, скрытно был сделан подкоп под основы ненавистной исполнительной власти: группа депутатов предложила проект устава города. Из него следовало, что «источником властных полномочий является население Санкт-Петербурга, а представителем населения является Санкт-Петербургский Совет народных депутатов». По-ленински — вся власть коммуне!
Проект давал депутатам право на всё: наделять самих себя полномочиями и окладами, распоряжаться городской собственностью, утверждать руководителей городской администрации, выражать им недоверие, отменять любые акты мэра и отрешать его от должности. По сути — повторялась история с полномочиями съезда. Городские депутаты тоже хотели безраздельной власти при отсутствии ответственности за свои ошибки.
Принятый Советом устав ушел на утверждение в Москву, но Ельцин знал о том, как депутатские амбиции мешают делу, и проект «лег под сукно».
Но если и в Москве, и в Питере, и в других городах один и тот же спор о том, кто главнее, то, может быть, дело не только в жадных властолюбцах, а в системе, которая не имеет инструментов их сдерживания?
Да, система Советов не предусматривала реального разделения властей. Для ее создателей «парламентаризм» был ругательством, а «рабоче-крестьянское представительство» — ширмой. Красные живодеры первого призыва сами себя истребили. Но обличье «народовластия» осталось в руках тех, кто полвека твердил присмиревшему народу о Советах как о народной власти. Эта пропаганда сделала свое дело, даже противники советской империи пошли на выборы под лозунгами «Вся власть народу!», «Вся власть Советам!». И попали в ловушку формы, которая, не имея систем сдержек и противовесов, повела элиты к борьбе за властную вертикаль.
Новый съезд начался с того, что депутатам пришлось идти в Кремль через бесноватую толпу, которая держала в руках плакаты «Ельцин иуда!», «Позор сионистам!», «Позор продажной интеллигенции!», «Сталин, вернись, космополиты одолели!» и с прочими «миролюбивыми» воззваниями.
А на первом заседании некто Федосеев из Ангарска с ходу предложил включить в повестку съезда обращение в Конституционный суд за оценкой действий президента по «развалу Союза» и пояснил, что это «послужит основанием для его отрешения от должности».
Достаточной поддержки предложение не получило, но обличающую, агрессивную тональность обозначило.
Затем последовала еще одна попытка убрать из повестки выступление и. о. премьер-министра — не выслушав Гайдара, громить его было бы легче.
Когда это не удалось, член Верховного Совета и сопредседатель Фронта национального спасения С. Бабурин убедил собравшихся в том, что, пока не внесены поправки в Конституцию о Совете министров, не принято постановление съезда о ходе экономических реформ, нельзя говорить и о кандидатуре на пост премьер-министра.
Тут резко выступил Б. Ельцин: «Конфронтация приобретает все более угрожающие, крайние формы. В последнее время на старой большевистской закваске стали возникать самозваные фронты, подпольные правительства. Дело дошло до формирования военизированных отрядов, так называемых гвардий. Смысл происходящего очевиден: еще раз расколоть общество, столкнуть в „последней схватке“ исполнительную и законодательную власти, ослабить государство, посеять хаос.
Политические авантюристы рассчитывают на то, что неуправляемая Россия снова может стать их легкой добычей. Если такое случится, их торжество будет недолгим. Но они сделают страну полем боя гражданской войны. Допустить это было бы просто преступлением. С такими политическими силами никакой компромисс, никакое сотрудничество не только невозможны, но и недопустимы. Вспоминаются пророческие слова А. С. Пушкина: „Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!“ Приведу и вторую часть цитаты, которую обычно забывают: „Те, которые замышляют у нас всевозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, которым чужая головушка — полушка, да и своя шейка — копейка“.
Сегодня особенно очевидно, что страну нужно оградить от разнузданной, нагнетаемой антиреформаторскими силами политической истерии. России жизненно необходима передышка хотя бы на год-полтора. <…>
Начинать стабилизационный период с разрушения любого из высших институтов власти — просто абсурдно. Нужен мораторий на любые действия, дестабилизирующие институты государства в этот период».
Конечно, до стабилизации было еще очень далеко. Но советские люди прошли суровую школу и понимали, что от власти можно ждать чего угодно. Они боялись еще большего хаоса, и призыв к стабильности отвечал их интересам. В газете «Известия» тогда же появилась статья «Оставьте все как есть» с подзаголовком «Так ответили россияне на вопрос о главе правительства»: «ВЦИОМ провел опрос среди 1427 жителей российских городов. Среди прочих вопросов задавался и такой: „Кого Вы предпочли бы видеть сейчас во главе правительства России?“
Если учесть, что под словом „правительство“ очень многие разумеют „руководство“, то ясно, что ответы воспроизвели ту иерархию „руководителей“, которая представляется людям естественной: № 1 — президент, № 2 — вице-президент, № 3 — премьер.
Словом, Ельцин оказался на том месте, на котором и следовало ожидать. Отданные ему 27 % голосов — это по нынешним временам очень немало. (Доказательство: № 1 получил больше голосов, чем № 2 и № 3, вместе взятые.) Примечательно, что Ельцина особо поддерживают и молодые горожане (среди них — до 35 %), пенсионеры (32 %), но более всего — такие осторожные люди, как предприниматели (39 %)».
(Любопытно, что в архивах ВЦИОМ я нашел только результаты летнего опроса с другими, значительно худшими результатами.)
Как бы там ни было, вывод автора публикации выдает его симпатии — ведь те же 27 % поддержки можно трактовать и так: больше 70 % опрошенных не хотят видеть ни одного из этих «начальников».
Это отчасти подтверждает соседняя страница тех же «Известий»: «Если промышленные Вологда и Череповец продолжают доверять президенту, то деревня его уже не поддерживает. <…> …сегодня наиболее характерны для них такие взгляды: „Большинство голосовали за Ельцина, так теперь жалеют. Спекулянтов развел. Теперь бы ни за кого голосовать не пошли“».
Значило ли это, что реформаторам пора отступать? Перед кем? Перед архаичным сознанием крестьянина, которому психологически легче от равенства в нищете? Перед обывателем, которому неведомы сложные взаимосвязи происходящего? Перед теми, кто, разжигая вражду, пятится в пропасть гиперинфляции? На только что прошедшем в Москве первом Конгрессе интеллигенции Егор Гайдар предостерегает: «Умиротворение агрессора — это худшая политика».
Тем более что расклад сил на съезде действительно не в пользу реформаторов. У коалиции реформ («Демократическая Россия» и «Радикальные демократы») всего 125 мандатов, это лишь 15 % от общего числа депутатов. И даже там нет единодушия и ясности, как, впрочем, нет ее ни у кого из участников драмы. Миллионы людей стали заложниками кризиса, безболезненное разрешение которого под силу разве что Господу Богу… Да, среди сторонников перемен есть несколько знатоков рыночной экономики. Но им надо экстраполировать свое теоретическое знание на ситуацию, которая не имела аналогов!
В самой ортодоксальной фракции «Коммунисты России» — лишь 80 человек. Они опираются на ту дремучую часть общества, которая знает привычный, стабильный уклад казармы и не хочет знать ничего другого.
Вот выступает депутат Кашин, у него, как у матроса Железняка, — мандат и уверенность в праве и способности принимать судьбоносные решения: «В первую очередь необходимо остановить падение производства, ввести систему государственных заказов. Незамедлительно заморозить все цены, установить предельный уровень рентабельности, а также установить государственное регулирование цен на хлеб, картофель, молоко, сахар, табачные, винно-водочные изделия. Провести реформу цен, обеспечить эквивалентный обмен между промышленностью и сельским хозяйством. Ужесточить ответственность за спекуляцию, особенно за перепродажу товаров, купленных в госторговле».
Как остановить падение производства, если его себестоимость выше той цены, которую способен заплатить покупатель, а качество не выдерживает критики? Как заморозить цены на продовольствие? Раньше, чтобы сохранить низкие розничные цены, из доходов от продажи нефти и газа производителям отечественного хлеба и мяса доплачивали до 100 миллиардов советских рублей, но даже тогда отдача была мизерной. А теперь денег нет. Колхозник и фермер не отдадут плодов своего труда за половину их себестоимости, они их придержат, а если отнять — бросят дармовую работу. Значит, снова принудиловка, снова продотряды? А на железных дорогах заградотряды, которые станут ловить «спекулянтов»? А как быть с зарубежными закупками продовольствия, они составляют 30 %, а корма — все 40 % необходимого. И ни Канада, ни Аргентина цены сбавлять не станут.
У народных избранников полный разброд в головах, многовековой общинно-крепостной уклад впечатан в подсознание и причудливо сочетается с желанием жить «как на Западе». На предыдущем съезде большинство дружно голосовало за право частной собственности на землю, теперь же кто-то предлагает взять и вообще отменить частную собственность. Не прошло и года, а за эту идею уже голосуют почти 300 депутатов!
Народным избранникам хочется быстрых и приятных, но безболезненных перемен. Одна из депутатских групп так и называется: «Рабочий союз — Реформы без шока». Как это сделать, они не знают, что не мешает им судить и указывать. Политические партии на съезде еще не представлены, все депутаты — одномандатники, они еще чувствуют свою зависимость от избирателей. Поэтому при трансляции их речей на всю страну самое популярное занятие большинства — гневные обличения, требование повысить пенсии, зарплаты и дотации колхозам. Денег нет? А вы найдите! Не можете или не хотите? Вам что, людей не жалко?
При рассмотрении республиканского бюджета съезд и Верховный Совет уже наделены полномочиями, сопротивляться которым правительство почти не может. Расходная часть за уходящий, 1992 год была увеличена на 1 триллион 300 миллиардов «деревянных» рублей — Центробанк обеспечил их бумажное наличие за счет печатного станка. А в нестройном хоре радетелей всеобщего блага еще громче зазвучали уверенные, обличающие голоса из блока «Российское единство». Его члены клянут «грабительские реформы». Депутат Владимир Тихонов: «Наши женщины перестали рожать детей потому, что они не имеют средств для их содержания, они не могут их вырастить людьми, они не видят их будущего. Народ, Россию лишили будущего, обрекли на вымирание и уничтожение. Проводимая правительством политика — это политика геноцида против собственного народа. Ради этой политики и осуществляется невиданное в истории человеческой цивилизации ограбление собственного народа». При этом, по словам председателя подкомитета по приватизации Комитета по вопросам экономической реформы и собственности Верховного Совета РСФСР Петра Филиппова, за кулисами съезда «обличители» интересуются у него: «А вот правильный ли мы выбрали вариант акционирования, как нам лучше провести приватизацию?»
Рык президента, прямо указавшего на опасность гражданской войны, оппозицию не останавливает. Их лозунг — «Вся власть Советам!», их задача — взять в свои руки всю полноту как законодательной, так и исполнительной власти.
Инстинктивное желание власти — сильная штука, но депутатами двигало не только оно. «Вся власть Советам!» — романтический лозунг времен «Великой Октябрьской социалистической революции» прочно сидел в сознании советских людей. Он всплыл в их сознании времен перестройки, на него ориентировалось большинство тех, кто мечтал о переменах.
Ведь власть Советов — это власть народа! Что может быть лучше?
Значит, принадлежать она должна нам — тем, кого он избрал. И конечно, вся, как мечталось еще в 1917-м!
Разделение властей? На три ветви? Ну ладно суд — судей тоже избирают, значит, они должны быть отдельно, но чиновники? Нет, их власть исполнительная! Так пусть исполняют наши указания, а мы будем смотреть и оценивать и, если надо, менять. Все просто, ведь мы — народ, а он не ошибается, он — «глас Божий».
Правда, если спросить у депутатов, о каком именно боге идет речь, они сильно удивятся. А ведь пословица сия из времен Древнего Рима, при многобожии которого вопрос вполне уместен. Но вряд ли знают депутаты о том, что из времен Гесиода вернул ее к жизни ученый VIII века, написавший также, что «людям не должно прислушиваться к тем, кто говорит, что глас народа является гласом Божиим, ибо необузданность толпы всегда граничит с безумием».
Но зачем все это знать? Тем более что мы не толпа, мы — народные избранники!
Парламентаризм? Это что-то буржуазное, еще Ленин говорил: «Коммуна должна быть не парламентским учреждением, а работающим, в одно и то же время законодательствующим и исполняющим законы».
Его наследники сделали Советы ширмой для своей диктатуры? От нее мы избавились. А цитировал Ильич, между прочим, Маркса, а тот уж точно не дурак.
Мы не коммуну строим?! Да, у нас свой путь: немножечко рынка, но и социализма тоже. Как в Швеции…
Про «шведский социализм» депутатам поведал еще Хасбулатов, когда клеймил пороки либеральной (американской) экономики, противопоставив «социально ориентированную» скандинавскую. Депутаты имели смутное представление о том, что это такое. Но возможность найти опору для критики обрадовала, ведь оказалось, что под их недовольством есть серьезная база.
На прошлом съезде у оппозиции было 350 штыков (40 %), теперь — уже половина съезда.
Заканчивая свою речь, президент предложил съезду:
— сосредоточиться на разработке и утверждении новой Конституции;
— Верховному Совету взять на себя разработку всех иных законодательных актов;
— всю исполнительно-распорядительную деятельность, в том числе управление федеральной собственностью, возложить на правительство, подотчетное президенту;
— на период стабилизации сохранить порядок утверждения главы правительства Верховным Советом по представлению президента, оставив за ним право утверждать всех остальных членов правительства по представлению премьер-министра.
Президент заявил, что берет на себя ответственность за все важнейшие решения в сфере экономической реформы.
Ответом становится неожиданное выступление председателя Конституционного суда В. Зорькина. Он хоть и виляет, но становится на сторону оппозиции. (Позже Ельцин скажет в своих записках: «Честно говоря, это был сильный и неожиданный удар — от судебной инстанции я ждал не участия в политике, а только объективного взгляда на вещи, непредвзятости, нейтральности. Однако в жизни получилось иначе. Появившаяся на трибуне фигура Зорькина ознаменовала собой начало совершенно нового этапа в отношениях со съездом, предпринявшим попытку легального отстранения президента от власти».)
Председатель узкоспециализированного суда, функция которого ограничена экспертизой соблюдения буквы Основного закона, дал политические оценки по всему кругу социально-экономических проблем. Говоря о приватизации, он задается риторическим вопросом: каков приоритет? И подсказывает ответ: обнищание во что бы то ни стало!
Он упрекает всех сидящих в зале, но ответственностью грозит лишь «должностным лицам», прекрасно зная, что у депутатов особый, неприкосновенный статус. Он грозит той «власти», которая нарушит Конституцию. Но в подновленной Конституции, которую он защищает, депутаты ввели положение о том, что их съезд «правомочен принять к своему рассмотрению и решить любой вопрос, отнесенный к ведению Российской Федерации»!
Любой? Тогда можно и Конституцию, не нарушая, отменить?! Заменив ее хоть диктатурой, хоть монархией?! Практика всех демократических обществ давно показала: каждая из ветвей власти стремится к расширению своих полномочий. Поэтому необходима система сдержек и противовесов, которая станет ограничивать неуемные аппетиты обеих сторон. Это азы демократии. Но сосредоточение абсолютного, ничем не сдерживаемого произвола в одном государственном органе председателя Конституционного суда почему-то не тревожит. (Интересно, что сказал бы сей арбитр, если съезд успел бы отменить сам Конституционный суд, заменив его «народным, то есть депутатским, правосознанием»?)
Съезд продолжается. Руцкой и Хасбулатов, оперируя произвольно взятыми цифрами, предрекают катастрофу, обличают классический либерализм, «некомпетентность» и «безнравственность» правительства.
Егор Гайдар, которому наконец дают слово, пытается объяснить собравшимся всю сложность текущих проблем. Он не скрывает просчетов правительства в борьбе с инфляцией, но говорит о том, что его команде все же удалось главное: долги СССР — 20 миллиардов долларов, которые надо было срочно отдать зарубежным кредиторам, — раскассированы, отсрочка позволила использовать 14 миллиардов долларов для закупки продовольствия, медикаментов и запчастей для промышленности. Страна избежала голода, но это произошло только потому, что курс нового правительства дал кредиторам надежду на то, что у российской экономики есть перспектива.
Гайдар аккуратно поправляет оппонентов, называя реальные цифры. На упрек Хасбулатова в том, что правительство не следует примеру Европейского союза, который, «как это знает каждый пастух» (?!), тратит на поддержку сельского хозяйства 32 % своего бюджета, отвечает, что пастухам не обязательно, а вот профессорам стоило бы знать, что вся эта доля составляет лишь 1 % от собственных бюджетов стран, входящих ЕС.
Но требующие осмысления выкладки и доводы, что «правительство реформ» сумело удержать страну от остановки промышленности, голода и финансового краха, не действуют.
По предложению депутата Аксючица, съезд транслировался на всю страну — немудрено, что в прения по докладам записалось более 180 депутатов. Они вволю, не стесняясь в ругани, оттоптались и на отчете и. о. премьера, и на стабилизационных планах президента. Разгулявшееся большинство, осудив работу правительства, лишило президента дополнительных полномочий и провалило утверждение Гайдара на посту премьер-министра.
Что было делать президенту? Продолжать настаивать на своем?
Но съезд уже наделил себя всевластными полномочиями, юридически поставив под свой полный контроль правительство Российской Федерации. Верховный Совет получил право назначать председателя Центрального банка России, давать согласие на назначение министров иностранных дел, обороны, безопасности и внутренних дел. Теперь правительство, как, впрочем, и сам президент, подотчетно и Верховному Совету, и толпе депутатов. Что же вправе решать президент? Издавать указы? Но они не могут идти вразрез с решениями Верховного Совета и съезда. Отменять решения? Но только исполнительной власти. А может ли президент Российской Федерации хотя бы приостановить реализацию какого-либо решения депутатов? Нет!
Зато ему вменили в обязанность представлять Верховному Совету предложения о структуре органов исполнительной власти, однако утверждать их будет съезд. Тот съезд, что получил право на отмену актов и распоряжений президента.
Ельцин: «В тот вечер, 9 декабря, после очередного заседания я вернулся на дачу не поздно. Увидел глаза жены и детей. Рванул в баню. Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо… Очень нехорошо.
Вытащил меня из этого жуткого состояния Александр Васильевич Коржаков. Сумел как-то открыть дверь в баню. Уговорил вернуться в дом. Ну, в общем, помог по-человечески.
Затем, как всегда, главный „удар“ на себя приняла Наина… Постепенно я отошел.
Кто-то из домашних сказал: надо спросить у людей — или ты, или они. Народ все прекрасно понимает…
И вдруг я зацепился за эти слова. Идею референдума мне подсказывали давно политологи и юристы. Но речь шла о том, чтобы таким образом решать судьбу съезда: распускать — не распускать.
А тут была совершенно новая постановка вопроса: хотят люди дальше жить с президентом или со съездом? Бог надоумил в тот вечер моих самых родных людей. <…>
Точность идеи состояла в том, что в такие напряженные моменты мне совершенно необходима поддержка именно простых людей, людей с улицы, совершенно случайных, никаких не избранных».
Еще на предыдущем съезде, когда съезд отказал народу в праве собственности на землю, демократы-аграрники предлагали Ельцину требовать всенародного референдума. Теперь, не предупредив своих сторонников, он выходит на трибуну с этой целью.
Обращаясь к гражданам России, он говорит о ползучем перевороте, цель которого — заблокировать реформу, расправиться с правительством и президентом, с реформами и демократией, совершить крутой поворот назад: «Острота сегодняшнего момента определяется тем, что на VII Съезде четко обозначились две непримиримые позиции. Одна — на продолжение реформ, на оздоровление тяжелобольной экономики, на возрождение России. И другая позиция — дешевого популизма и откровенной демагогии, дезорганизации сложных преобразований и в конечном счете восстановления тоталитарной советско-коммунистической системы, проклятой собственным народом и отвергнутой всем мировым сообществом. Это даже не путь назад, это путь в никуда. <…>
В такой ситуации считаю необходимым обратиться непосредственно к гражданам России, ко всем избирателям. <…> Наступил ответственный, решающий момент. И над Съездом, и над Президентом есть один судья — народ. Вижу поэтому выход из глубочайшего кризиса власти только в одном — во всенародном референдуме. Это самый демократичный, самый законный путь его преодоления. Я не призываю распустить Съезд, а прошу граждан России определиться, с кем вы, какой курс граждане России поддерживают. Курс Президента, курс преобразований или курс Съезда, Верховного Совета и его председателя, курс на сворачивание реформ и в конечном счете на углубление кризиса. <…>
Граждане России! В этот критический период считаю своей первейшей задачей обеспечение стабильности в государстве. <…> Один из залогов стабильности — устойчивая работа правительства. Гайдар остается исполняющим обязанности его председателя. Съезду не удалось деморализовать кабинет министров. Он будет работать, решительно проводить в жизнь реформы, стимулировать укрепление самостоятельности республик и регионов, предприятий и коллективов. И главное — поддерживать на должном уровне функционирование всех систем жизнеобеспечения. <…> Призываю граждан начать сбор подписей, набрать необходимое число голосов для проведения референдума. Призываю депутатов, кому дорого дело реформ, использовать свое право требования референдума.
Я предлагаю Съезду принять решение о назначении всенародного референдума на январь 1993 года со следующей формулировкой: „Кому вы поручаете вывод страны из экономического и политического кризиса, возрождение Российской Федерации: нынешнему составу Съезда и Верховного Совета или Президенту России?“».
Сходя с трибуны, Ельцин призывает своих сторонников покинуть съезд и вместе с ним перейти в Грановитую палату. Но в депутатских рядах замешательство, демократы не предупреждены о таком повороте, многие не поняли, не расслышали из-за шума и плохой акустики в зале. Вслед за президентом уходят не более 150 человек, и кворум на съезде сохраняется. Оппозиция, вернув на место Хасбулатова, который демонстративно собрался в отставку, вызывает на ковер министров-силовиков и убеждается в том, что разгонять их никто не собирается. Приободрившись, они с ходу сочиняют свое обращение к народу, где утверждалось, что «предпринята попытка нарушить конституционный баланс исполнительной и законодательной властей, сорвать работу высшего органа законодательной власти, содержатся оскорбления в адрес Верховного Совета, его председателя и Съезда народных депутатов». Съезд заявил, что референдум «изначально настраивает общество на конфронтацию, направленную в конечном счете на уничтожение одной из ветвей государственной власти». Вместо референдума депутаты предложили провести одновременные досрочные выборы президента и всего депутатского корпуса. При посредничестве Зорькина начались переговоры Ельцина и Хасбулатова. Выйдя к журналистам, Ельцин сказал, что Хасбулатов настаивает на отстранении Гайдара, а он не готов к выдвижению другой кандидатуры.
На самом деле президент уже сдавал свои позиции. То, что большинство депутатов не пошли за ним, то, что министры-силовики, по сути, отстранились от главы исполнительной власти, а импичмент стал реален, снова повергло Ельцина в депрессию. В результате было принято постановление «О стабилизации конституционного строя Российской Федерации», где значилось:
— провести всероссийский референдум об основных положениях новой Конституции;
— отложить до проведения референдума введение в силу только что принятой поправки в Конституцию, гласившей о немедленном отстранении президента, если он приостановит деятельность какого-либо избранного органа власти;
— дать возможность президенту внести на рассмотрение съезда несколько кандидатур для мягкого рейтингового голосования, а потом представить депутатам на утверждение одну из трех кандидатур, получивших наибольшее число голосов. (В случае, если и этот кандидат не наберет нужного большинства, президент мог бы назначить исполняющего обязанности премьера на срок до следующего, VIII Съезда, но этой возможностью он не воспользуется.)
И съездовское и ельцинское обращения к народу «утратили силу», мир восстановлен? Нет — оппозиция ломит дальше. Что ж, будем сбрасывать «балласт»: верный оруженосец и советник президента Геннадий Бурбулис удален, теперь очередь за Гайдаром!
В перерыве съезда Ельцин предлагает Егору Тимуровичу самому снять свою кандидатуру. А тот, понимая, что самоотвод будет истолкован противниками как добровольное признание своей неправоты, отказывается. Тогда президент выходит к съезду с новыми кандидатами, среди них зампред правительства по топливно-энергетическому хозяйству, глава «Газпрома» Виктор Черномырдин. Депутаты охотно утверждают «крепкого хозяйственника». Первая реакция членов гайдаровского кабинета — «уходим завтра». Но Гайдар просит их остаться и помогать новому премьеру.
РУБЛИКИ ХАЛЯВНЫЕ…
Хотели как лучше, а получилось как всегда.
Виктор Черномырдин
Левая оппозиция радуется победе. Позже в своих воспоминаниях Б. Ельцин, оправдывая свое поражение, напишет: «…Гайдар не до конца понимал, что такое производство. И в частности — что такое металлургия, нефтегазовый комплекс, оборонка, легкая промышленность. Все его знания об этих отраслях носили главным образом теоретический характер. И в принципе такой дисбаланс был довольно опасен.
Черномырдин знает производство. Но если он „поплывет“ в макроэкономической ситуации, если упустит стратегию — это еще опаснее. Это опаснее во сто крат. Причем перед Черномырдиным стоит сложнейшая задача: не просто держать прежние приоритеты, а выполнить то, что не успел и не смог сделать Гайдар, — стабилизационную программу».
Стабилизацию, но чего? Для Гайдара это была финансовая стабилизация. У нового премьера именно она и перестала быть приоритетной. Опытный администратор, конечно, разбирался в советском плановом хозяйстве. И трудности, с которыми оно столкнулось в условиях стихийно развивавшегося рынка, Виктор Степанович понимал. А не понимал он того, что латанием дыр и монополизацией основных доходных производств стране не поможешь.
Главной проблемой развалившейся постсоветской экономики было несбалансированное соотношение цен: на сырье, на произведенный продукт, на труд — и на цену денег, на их покупательную способность.
Вынужденное освобождение цен сначала на продовольствие, а потом и на другие товары обнажило все имевшиеся перекосы в ценообразовании. Поэтому для спасения и промышленности, и сельского хозяйства, для спасения экономики в целом необходимо было двигаться к тому естественному балансу цен, который устанавливается спросом и предложением. Это и было стратегической задачей стабилизационной программы. А новый премьер думает иначе, выступая перед депутатами, В. Черномырдин говорит: «Прежде всего, конечно, надо остановить спад производства <…>. Наша страна не должна превратиться в страну лавочников…», «Убежден, что и социальную сферу без тяжелой промышленности, без развитой промышленности мы не вытащим…».
Спору нет — помочь промышленности необходимо, но как? На тот момент главной проблемой производственного сектора экономики были неплатежи. Стихийный рост цен девальвировал рубль и, в свою очередь, подстегнул тот же рост. Производить и продавать по старым ценам никто уже не только не хотел, но и не мог. А оборотных средств — денег, чтобы купить сырье и расплатиться со смежниками по растущим ценам, — не хватает. Сбыть свой товар по растущим ценам непросто — но есть государство, есть Государственный комитет по снабжению, ему можно сдать свою продукцию по любой цене, а потом требовать выплаты. «Мое дело произвести плановую продукцию, а пользуется она спросом или нет, — это не мое дело, обеспечить платеж — это дело или правительства, или Центрального банка, или кого-нибудь еще», — так описывал директорскую психологию заместитель председателя Банка России Сергей Игнатьев.
Правительство завалено мольбами и просьбами: возьмите продукт и дайте денег, не то встанут заводы, шахты и железные дороги! А не будет денег — взбунтуется народ, ведь завтра ему есть будет нечего. Зачастую это правда. В моногородах и поселках, где все держится на одном предприятии, у людей нет других доходов, они, боясь потерять место, покорно продолжают работать, месяцами не получая зарплаты. Директора, требуя кредиты и даже получая задолженности из бюджета, не спешат делиться с работниками.
При этом народ сам смеется над собой, сочиняя анекдоты: «Один директор жалуется другому: „Что ты будешь с ними делать, расценки два раза снизил — все равно работают“. — „А я уже полгода им не плачу, так они все равно приходят!“ — „Слушай, а давай завтра на собрании объявим, что опоздавших будем вешать на проходной“. — „Давай“. Созвали работяг, объявили, а те сидят, молчат. Тут из задних рядов рука поднимается. Директор обрадовался: ну, думает, сейчас возмутятся и совсем уйдут, тут-то мы заводик и растащим… А робкий голос спрашивает: „Так нам веревку с собой приносить или выдавать будут?“».
Шутки шутками, но что же делать «крепкому хозяйственнику» старой закалки? Рядом с ним такой же крепкий соратник — глава Центробанка, а в прошлом главный советский банкир В. Геращенко. Он, хоть и признавал необходимость перемен, был убежденным сторонником цен регулируемых, а реформ «поэтапных». Еще во времена недолгого правления Е. Гайдара, считая, что промышленность стала жертвой «наивных ребят», он стал просто печатать и раздавать деньги. Он убежден, печатание денег — лучший способ разрулить кризис взаиморасчетов среди производственников, причем не только российских, но еще и соседей по бывшему Союзу.
Гибельность такого пути была очевидна не только правительству реформаторов.
Еще в августе 1992 года Петр Филиппов выступил по петербургскому телевидению с обращением к гражданам России, к народным депутатам, к президенту: «Молодая российская демократия в смертельной опасности! <…> То, что год назад не удалось сделать с помощью танков, сегодня может быть сделано с помощью банков. Что заставляет меня говорить эти тревожные слова? 28 июля исполняющий обязанности председателя ЦБР Геращенко разослал телеграмму по местным расчетным центрам банка, в соответствии с которой государство собирается оплатить все долги государственных предприятий. Это означает не только нарушение указа президента о нормализации расчетных отношений в народном хозяйстве, но и нарушение обязательств перед Парижским клубом, — объединением кредиторов России, — заявившим, что он согласен на отсрочку выплаты российских долгов, если Россия будет выполнять свои обязательства по проведению экономической реформы, по стабилизации финансового обращения в нашей стране».
На практике это означало, что в денежный оборот будет влит триллион (!) ничем не обеспеченных, свежеотпечатанных рублей, при этом помощь будет оказана только госпредприятиям, а, значит, все, кто перешел в другие формы хозяйствования, окажутся перед угрозой разорения. Скачок инфляции неминуем и коснется в первую очередь неимущих. «Если такое произойдет, — продолжал Филиппов, — если у народных депутатов России, у президента не хватит мужества и политической воли остановить экспериментаторов из ЦБ, то можно с уверенностью предсказать, что сначала падет правительство, потом вынужденно уйдет в отставку президент и будет разогнан парламент. Ибо в этом случае к власти придут те, кто захотят вернуть нашу страну к коммунистической распределительной системе, кто захочет установить жесткие цены, жесткую фиксированную заработную плату, и, будьте уверены, установят это. Может быть — через море крови. Пока не поздно, мы должны не допустить такого развития событий».
Несмотря на все протесты и переговоры Гайдара с Геращенко, несмотря на его формальное согласие внести коррективы в свою денежную политику и перейти от печатания денег к безналичным взаимозачетам, Центробанк при поддержке Хасбулатова продолжил свою диверсию.
Да, появление на счетах, а потом и на руках дополнительных денег увеличило покупательный спрос, на время оживило торговлю и производство. Однако рынок чутко реагирует на рост денежной массы повышением цен, их рост обесценил всю сложившуюся денежную массу до прежнего, а то и худшего уровня. Снижение реальной платежеспособности вновь затормозило производство. Искусственные попытки Центробанка взбодрить экономику лишь подталкивали ее в трясину гиперинфляции.
Е. Гайдар: «Результаты порочной политики ЦБ не заставили себя ждать, темпы роста денежной массы резко пошли вверх… <…> С середины августа, когда, со стандартным месячным отставанием, созданная в июле рублевая масса обрушилась на валютный рынок, курс доллара по сравнению с рублем резко взмывает вверх. В конце этого же месяца обозначаются негативные перемены в динамике продовольственных цен… Фундаментальная причина — перелом денежной политики. Угроза гиперинфляции, развала денежного обращения, утраты всех результатов политики реформ становится очевидной».
Положение усугублялось еще и тем, что Центробанк отменил ограничения в техническом кредитовании Украины. Денежные расчеты между Россией и ее соседями осуществлялись в безналичных рублях, причем соседи могли самостоятельно «рисовать» необходимое им количество таких рублей. Как говорил тогда украинский премьер Фокин, «зачем сдерживать бюджетный дефицит, когда в руках у тебя „печатный станок?“». В результате относительное благополучие соседей сохранялось, а ущерб несла лишь Россия: в оплату за реальные, поставляемые соседям российские товары нам перечислялись рубли фиктивные.
Инфляция шла полным ходом. Если еще в августе 1992 года доллар стоил 142 рубля, то к декабрю уже 415! Трехкратное обрушение рубля не смущало банкира, которого почему-то называли Гераклом. Он прямо провоцировал обвал рубля, заявив еще в ноябре, что тот должен подешеветь в 25 раз. Совершать такие «подвиги» ему было нетрудно — глава Центробанка был зависим разве что от Хасбулатова и послушных председателю Верховного Совета депутатов. Несмотря на то что глава Центробанка был вынужден признать на VII Съезде, что покрытые им долги предприятий снова выросли (теперь уже до 3 миллиардов рублей), он продолжал пользовался горячей поддержкой депутатов. Ведь среди них было немало лиц, заинтересованных в том, чтобы потрафить своему заводу или отрасли. (Отказаться от эмиссионного финансирования дефицита бюджета правительство сможет только в 1994 году, что и позволит, но лишь в следующем, 1995 году сбить инфляцию.)
Неудивительно, что, имея рядом такого единомышленника, Черномырдин с ходу в качестве поправки к бюджету предложил выдать 200 миллиардов рублей льготного кредита топливно-энергетическому комплексу, еще 162 миллиарда ничем не обеспеченных рублей — агропромышленному. Минимальный размер оплаты труда бюджетников тоже повысили. Депутаты добавили к бюджетному дефициту еще 15 миллиардов рублей на удвоение пенсий.
Результат: после шести месяцев активной модернизации в новом году экономика снова топчется на месте, она тонет, погружаясь в массу бумажных, как тогда говорили, «деревянных» рублей.
Читатель вправе спросить: а что же надо было делать? Неужели оставить товаропроизводителя с нереализованной продукцией и без денег? А работников без зарплаты? А потом что, выкинуть печатные станки, которые закупил еще Павлов, и сказать: начинаем с натурального обмена, пусть в диком поле выживет сильнейший? Безусловно, это не выход, и никто этого не предлагал. То, что денежной эмиссией пользуются не только больные, но и здоровые экономики, было известно. Дело было в темпах и разумном ее сдерживании. Чтобы, как говорил министр экономики Андрей Нечаев, «очень точно и очень тонко балансировать между необходимостью чуть-чуть ослаблять кредитную политику ради поддержания производства и в то же время не ослаблять ее настолько, чтобы последовал срыв в гиперинфляцию». Ведь только в этих жестких условиях предприятия научатся рассчитывать на собственные силы и реальный спрос.
Петр Филиппов: «Посудите сами: бюджет на 1993 год, принятый Верховным Советом в первом чтении, предусматривает, что 40 процентов от суммы расходов федерального бюджета будет покрываться за счет печатного станка. Это страшная сумма. А если мы прочитаем плановые наметки ЦБ, то банк планирует ежемесячное увеличение денежной массы в стране на 18—20 процентов, в то время как правительство настаивает, что мы не можем увеличивать денежную массу больше, чем на 7 процентов. При 7 процентах и то темп роста цен будет составлять 10—15 процентов в месяц. Но 7 процентов — это тот предел, который позволяет нам осуществлять структурную перестройку за счет кредитов, выделяемых ЦБ, и в то же время не попасть в пропасть гиперинфляции».
Но голос разума не останавливает депутатов. Сразу после предложений Черномырдина об увеличении расходной (дефицитной) части бюджета, не дожидаясь его принятия в конечном виде, рубль снова пошел вниз. Если 5 января 1993 года за доллар давали 517 рублей, то 28-го — уже 572, дальше — больше…
Это отрезвило премьера. Егор Гайдар сказал тогда: «Черномырдин получил самое дорогое образование в мире — за его понимание законов рынка заплатила вся страна».
Уже через пару месяцев премьер, добившись вливаний в ТЭК, начинает сопротивляться продолжающейся эмиссии. Во многом это связано с негативной реакцией Запада. Если в августе 1992 года конгресс США принял закон о поддержке свободы, ориентированный на демократические преобразования в России, то теперь никто не хочет выдавать кредиты системе, которая катится в пропасть. Ведь оказалось, что за прошлый год денежная масса была увеличена не на один, а на 3,5 триллиона рублей! Что же касается Геращенко, тот задумается лишь в июле 1993-го, когда доллар будет стоить больше тысячи, а дефицит госбюджета достигнет 32 % от его расходной части.
Тогда правительству Черномырдина придется проводить еще одну конфискационную денежную реформу. Введя новые, теперь уже российские банкноты, Россия отменяет хождение советских денег, которые находятся у соседей. Это 7 миллиардов рублей в странах Балтии, 21 миллиард в Средней Азии, 15 миллиардов в Закавказье, 6 миллиардов в Белоруссии, 37 миллиардов на Украине.
У граждан России было изъято старых банкнот на 24 миллиарда рублей. Это не все имевшиеся на руках деньги, сначала был установлен лимит обмена купюр в 35 тысяч рублей (в то время это примерно 35 долларов). Потом сумму увеличили до 100 тысяч (100 долларов) и сроки обмена продлили до конца года. Но те, у кого на руках было больше (спасибо Рыжкову, Павлову, Геращенко и Черномырдину), своих запасов опять лишились.
А изъятая бумажная масса стала проблемой: если ее не ликвидировать, она опять может быть предъявлена. (До конца года грузовики с советскими деньгами курсировали меж республиками. В конечном счете, попадая в Москву, они становились так называемыми чеченскими авизо, которые столичные банки предъявляли Геращенко и получали новые деньги.)
Те же, кому было поручено ликвидировать десятки, если не сотни тонн устаревших купюр, не знали, что делать, горела эта бумага плохо, с жуткой вонью. В конечном счете старыми деньгами завалили полузатопленные шахты демонтированных баллистических ракет.
БЕСЫ И ЭКЗОРЦИСТЫ
|
Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны, Будто листья в ноябре… А. С. Пушкин |
Хасбулатова нарастающие проблемы вполне устраивали — ведь так он мог стать «спасителем (и властителем) великой страны». Профессор считал, что справится с кризисом лучше других (уж точно лучше, чем невежда-президент и вся его сопливая рать), тем более что власть сама идет к нему в руки. Чем он, председатель Верховного Совета, не глава государства? Квартиру, предназначавшуюся генсеку Брежневу, он уже занял (тот, между прочим, постеснялся занимать целый этаж в 500 кв. м), от Яковлева, Полторанина, Бурбулиса и Гайдара избавился, теперь очередь за Ельциным. Правда, есть еще А. Руцкой, он вице-президент и по Конституции при устранении Ельцина — президентом станет он. Но что у него за права? Все полномочия по руководству Верховным Советом у спикера, еще немного — и должность президента станет декоративной…
А что же Б. Ельцин? За внешней броней лидера скрывалась властная, но противоречивая, порывистая натура, для которой взятая ноша была тяжела. (В разговоре с президентом США Никсоном он признавался тогда, что не готов баллотироваться на второй срок.)
Судьба вознесла его на предельную высоту. Но там, как и всех властолюбцев, его ждало то одиночество, которого он страшился и которое он зорко оберегал. Он тоже убеждал себя в том, что он и только он готов к решению великих задач. Практически так оно и было — других вождей в нужный момент не нашлось. Судьба огромной страны оказалась в руках не шибко грамотного, но обладающего интуицией уральского мужика. Масштаб завоеванной ответственности зачастую пугал его, но царь горы не собирался уступать кому-то эту вершину. Приступы малодушия, стрессы после критических ситуаций еще снимались стопкой хорошей водки, а лютые обиды на депутатский корпус ворочались в груди. Ведь и на самом деле все его попытки компромисса с оппозицией отвергались ею, ни одно конструктивное предложение не встречало поддержки. Президент раз за разом терпел унизительные поражения.
Однако не все еще потеряно — съезд с его «говорильней» людям уже надоел. А постановление о стабилизации, где принято решение о референдуме, Верховный Совет уже подтвердил. Значит, если найти нужные формулировки, можно переломить ситуацию, опираясь на мнение народа, который, скорее всего, встанет на сторону президента.
В этом его убеждают проведенные опросы. Так, в Петербурге газета «Смена» публикует результаты телефонного опроса жителей города, который провел Социологический научно-исследовательский центр:
«1. Необходимо ли провести досрочные выборы депутатов?
„Да“ — 68 %, „нет“ — 14 %;
2. Доверяете ли вы нынешнему съезду?
„Да“ — 10 %, „нет“ — 69 %;
3. Доверяете ли вы президенту Б. Н. Ельцину?
„Да“ — 66 %, „нет“ — 19 %;
4. Поддерживаете ли вы курс реформ Б. Н. Ельцина?
„Да“ — 55 %, „нет“ — 23 %;
5. Необходимо ли провести досрочные выборы президента?
„Да“ — 29 %, „нет“ — 50 %.
Остальные затруднились с ответом».
Питер — еще не вся Россия, но тенденция очевидна, и Кремль идет дальше: вместо расплывчатой формулировки о референдуме по «проекту новой Конституции» (проект еще не готов) президент предлагает Верховному Совету вынести на всенародный референдум четыре конкретных, вполне конституционных вопроса:
«1. Согласны ли Вы с тем, чтобы Российская Федерация была президентской республикой?
2. Согласны ли Вы с тем, чтобы единственным высшим законодательным органом Российской Федерации был двухпалатный парламент?
3. Согласны ли Вы, что новая Конституция Российской Федерации должна быть принята Конституционным собранием, представляющим многонациональный народ Российской Федерации?
4. Согласны ли Вы с тем, что каждый гражданин Российской Федерации вправе владеть, пользоваться и распоряжаться землей в качестве собственника?»
Референдум уже назначен на 11 апреля. Но если народ одобрит идеи президента, системе полновластия (и коллективной безответственности) Советов и всем планам Хасбулатова — конец. Немногие из депутатов вернут себе место в парламенте, а уж полновластным его хозяином Руслану точно не быть!
Отменить народное голосование может только следующий съезд. Значит, его надо созвать! А повод? Не говорить же о собственных страхах? Так сделаем шаг вперед! Сами заявим о необходимости досрочных выборов и депутатов и президента! Состоятся они или нет, еще посмотрим, а референдум под шумок отменим. Да и Ельцина наконец окоротим…
Спустя лишь три месяца после предыдущего съезда Верховный Совет собирает депутатов.
С трибуны Хасбулатов взывает к ним: «…бес попутал нас всех. Тут надо же исправить эту ошибку! Поэтому и речи не может идти, на мой взгляд, о том, чтобы сохранить то постановление».
Понятливые сторонники просто не включают вопрос об окончательном утверждении референдума в повестку съезда. Вместо этого очередь критиканов наперебой клеймит правительство и президента за отсутствие позитивных перемен. Неважно, что у выступающих противоречивые и неглубокие представления о том, как спасать отечество, неважно, что «лебедь, рак и щука» не способны тащить телегу по бездорожью. Даешь досрочные выборы и депутатов и президента!
В национал-патриотической газете «День» на первой полосе появляется фотография: 1944 год, по Москве ведут пленных немцев. И подпись: «Так скоро поведут демократов».
Еще перед съездом, на встрече со шведским премьер-министром, председатель Верховного Совета говорит: «Правительство надо освободить от опеки президента, который не справился со своей задачей». На самом съезде депутат из фракции «Российское единство» говорит журналистам: «Пути к компромиссу на съезде я не вижу… Путь же к конструктивному решению существующего кризиса — отрешение от должности президента и отдача его под суд за измену родине».
Вот так — ни много ни мало. Под суд! За что? А за то, что не накормил голодную толпу семью хлебами…
Президент отвергает идею одновременных выборов, ведь на период избирательной гонки — а это несколько месяцев — страна останется без руля и без ветрил. Разделим выборы: сначала — депутатов, потом, через два-три месяца, — президента. Проходит совещание Ельцина, Хасбулатова, Черномырдина и Зорькина с участием представителей республик, краев и областей. Результат: проект постановления съезда о том, чтобы вместо референдума провести досрочные выборы президента и депутатов выносится на суд депутатов. В начале заседания Ельцин разъясняет, что речь идет о перевыборах сначала депутатов, а затем и президента, что не отменяет свой указ о референдуме по доверию президенту, но если проект постановления будет съездом принят, то указ будет приостановлен.
Съезд решает: «Подтверждая необходимость стабилизации конституционного строя <…> постановление «О стабилизации конституционного строя» признать утратившим силу. Проведение референдума признать нецелесообразным». (Ну, что делать — не готов народ к осознанному выбору! А нам он доверился — вот мы за него все и решим…) И, чтобы позолотить пилюлю, красивый жест для избирателей: «Деньги на проведение референдума перенаправить на строительство жилья для военных». (Неважно, что, в отличие от безналичных расходов на референдум, на строительство нужны реальные деньги, которых нет.)
Но примирительный документ не устроил непримиримых. Так, депутат Сергей Бабурин решил примкнуть к экзорцистам и заявил: «Субъектов, которые этот проект внесли, очевидно, попутал бес. Просьба на всех собраниях фракций привлечь священнослужителей, чтобы этот бес был изгнан».
Итог: референдум не утвердили, а постановление о перевыборах не приняли даже за основу.
В который раз перекроенная советская Конституция вступает в новую силу. Что это значит? Теперь всенародно избранный президент — лишь главный чиновник, он подотчетен депутатам. Милостиво разрешив руководству Центробанка и Пенсионного фонда входить в состав правительства, съезд оставляет их подотчетными только Верховному Совету. Но как работать правительству, если важнейшие финансовые институты государства становятся игрушкой в руках безответственных дилетантов? Что остается делать президенту, если любой его указ может быть отменен?
Борис Ельцин говорит: «Я не присягал Конституции с нынешними поправками». И уходит со съезда.
«Московские новости»: «Депутаты дверью не хлопнули, напротив, еще два дня докрикивали в спину покинувшему съезд Ельцину то, что не успели сказать в лицо. Коллективный монолог был выдержан в духе нового российского парламентаризма. То есть представлял собой смесь оскорблений, экзальтации и дешевого пафоса. В результате — президент был лишен дополнительных полномочий по формированию Кабинета министров и, что более существенно, оказался перед угрозой импичмента (если нарушит особо оговоренные статьи Конституции)».
Пресса публикует мнения депутатов.
Илья Константинов: «Сегодня наша главная задача — организация и самоорганизация оппозиции. Одновременно мы будем работать над изменениями в законе о выборах и намерены настаивать на сохранении съезда в системе власти».
Михаил Молоствов: «Порядок, который предлагается Съездом, — это восстановление многоступенчатой Советской власти: Съезд, ВЦИК (или Верховный Совет), Президиум ВС и наконец глава Верховного Совета. В таком случае, конечно, будет порядок, но при одном условии: если восстановить диктатуру».
Анатолий Собчак: «Теперь президент у нас даже не называется главой государства. Только — высшим должностным лицом. Что и позволяет спикеру претендовать на роль первого лица в государстве».
Вскоре в московском Парламентском центре состоялось заседание Офицерского собрания Московского региона. Там прозвучали призывы: «Пора прекратить болтовню о том, что армия вне политики… Мы можем поставить на колени кого угодно!»
Разозленный президент выходит на телевидение с обращением к народу: «Уважаемые сограждане, я обещал вам выступить по итогам Съезда… <…> Сегодня честно и откровенно хочу рассказать вам о том, как я предполагаю действовать, что предпринять с учетом сложившейся в стране обстановки.
В июне 1991 года вы избрали меня Президентом, доверили руководить государством Российской Федерации. Тогда впервые в тысячелетней истории страны был сделан выбор, выбор главы государства и выбор того пути, по которому пойдет Россия. Выбор был предельно острым: либо по-прежнему сползать в коммунистический тупик, либо начать глубокие реформы, чтобы идти дорогой прогресса, по которой движется человечество. <…>
Нашими совместными усилиями новые формы жизни утверждаются в России, но происходит это слишком медленно и трудно. Страна больше не может жить в обстановке постоянного кризиса власти. <…> Сегодня предельно ясно — корень всех проблем кроется не в конфликте между исполнительной и законодательной властью, не в конфликте между Съездом и Президентом. Суть глубже, суть в другом — в глубоком противоречии между народом и прежней большевистской, антинародной системой, которая еще не распалась, которая сегодня опять стремится восстановить утраченную власть над Россией.
Восьмой Съезд по сути дела стал генеральной репетицией реванша бывшей партноменклатуры. <…> …народу было высокомерно отказано в праве самому определять свою судьбу. Съезд похоронил референдум о собственности граждан на землю, похоронил апрельский референдум по основам новой Конституции, хочу сказать вам, просто трусливо ушел от решения вопроса о досрочных выборах.
<…> …я честно стремился к компромиссу на Съезде и до Съезда. Несмотря на интриги, несмотря на оскорбления, грубость, весь путь был пройден до конца. <…> Возможности поиска согласия с консервативным большинством депутатского корпуса полностью исчерпаны. <…>
Сегодня я подписал Указ об особом порядке управления до преодоления кризиса власти. В соответствии с Указом на 25 апреля 1993 года назначается голосование о доверии Президенту и Вице-президенту Российской Федерации. <…>
Пошел на этот шаг потому, что меня избирал не Съезд, не Верховный Совет, а народ. Ему и решать, должен ли я дальше выполнять свои обязанности и кому руководить страной — Президенту, Вице-президенту или Съезду народных депутатов. Одновременно с голосованием о доверии Президенту будет проводится голосование по проекту новой Конституции и проекту закона о выборах федерального парламента. <…> По утвержденной вами Конституции и новому закону о выборах будут проведены выборы, но не Съезда, а нового парламента России. <…> До новых выборов Съезд и Верховный Совет не распускаются, их работа не приостанавливается. Сохраняются полномочия депутатов Российской Федерации. Но в соответствии с Указом не имеют юридической силы любые решения органов и должностных лиц, которые направлены на отмену и приостановление Указов и распоряжений Президента и постановлений Правительства. <…>
Особо хочу подчеркнуть, что Указ гарантирует соблюдение прав и свобод человека в полном объеме, никоим образом не ограничивается и судебная защита. Федеративный договор сохранит свою силу и действует как составная часть Конституции. Не может быть и речи о каких-либо ограничениях суверенитета республик в составе Российской Федерации.
Официально подтверждаю, что Россия и впредь намерена соблюдать свои международные обязательства. <…>
Уважаемые граждане России, скажу откровенно, я настроен на решительные действия. Считаю, что в сложившейся обстановке иначе нельзя. Если не остановить политический раздрай, если не принять решительных мер по развязке политического кризиса, если не дать мощного импульса экономической реформе, страна будет ввергнута в анархию».
По закону указ мог вступить в силу лишь после опубликования, но с подачи Хасбулатова журналисты сразу окрестили его как «ОПУС» — по первым буквам фразы «указ об особом порядке управления страной». А президиум Верховного Совета и Конституционный суд имени товарища Зорькина, не дожидаясь появления текста указа, тут же заклеймили его как нарушение Основного закона.
Через три дня был созван IX (чрезвычайный) Съезд.
Но оказалось, что в наконец-то опубликованном указе нет слов об «особом порядке управления». В конечном счете эти слова из подписанного документа исчезли.
Однако желание избавиться от Ельцина было велико, и депутаты решили голосовать за отрешение президента от должности.
Тут Борис Николаевич, похоже, испугался. Хоть аналитики и говорили ему о том, что у оппозиции не хватит голосов, уверенности не было. Если две трети депутатов все же проголосуют за импичмент, он — никто! И псу под хвост все планы, все реформы, все надежды…
Когда президент отправит в отставку своего зарвавшегося охранника А. Коржакова, тот в своих мемуарах напишет: «22 марта Ельцин вызвал коменданта Кремля Барсукова.
— Надо быть готовыми к худшему, Михаил Иванович! Продумайте план действий, если вдруг придется арестовывать Съезд.
— Сколько у меня времени? — поинтересовался генерал.
— Два дня максимум.
Президент получил план спустя сутки.
Суть его сводилась к выдворению депутатов сначала из зала заседаний, а затем уже из Кремля. <…>
Если бы депутаты отказались выполнить волю президента, им бы тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию… Словом, все то, что только можно отключить. На случай сидячих забастовок в темноте и холоде было предусмотрено „выкуривание“ народных избранников из помещения. На балконах решили расставить канистры с хлорпикрином — химическим веществом раздражающего действия. Это средство обычно применяют для проверки противогазов в камере окуривания. Офицеры, занявшие места на балконах, готовы были по команде разлить раздражающее вещество, и, естественно, ни один избранник ни о какой забастовке уже бы не помышлял.
Президенту „процедура окуривания“ после возможной процедуры импичмента показалась вдвойне привлекательной: способ гарантировал стопроцентную надежность, ведь противогазов у парламентариев не было.
Каждый офицер, принимавший участие в операции, знал заранее, с какого места и какого депутата он возьмет под руки и вынесет из зала. На улице их поджидали бы комфортабельные автобусы.
Борис Николаевич утвердил план без колебаний.
28 марта началось голосование по импичменту. Каждые пять минут Барсуков докладывал о результатах подсчета голосов. <…>
Но Указ зачитывать не пришлось. Примерно за час до объявления результатов голосования мы уже знали их. Тогда Михаил Иванович позвонил президенту и сообщил:
— Импичмента не будет.
Ельцин сказал:
— Надо службу заканчивать. Пусть они там еще побесятся, поголосуют, повыступают… Давайте быстро ко мне.
Барсуков отдал президенту заклеенный конверт с Указом (о роспуске. — Ю. Р.). Так никто и не услышал этого текста. Шеф положил конверт в письменный стол, обнял и расцеловал Михаила Ивановича:
— Спасибо за службу.
Все уже собрались в белой столовой на третьем этаже. Там были также Черномырдин, Грачев, Илюшин, Баранников. Посидели минут сорок, выпили за победу, хорошо закусили и мирно разошлись. Так что, если бы даже импичмент состоялся, президент бы власть не отдал…»
Я допускаю, что Борис Ельцин мог согласиться с этим жестоким планом. Становиться на колени он не собирался, и конверт с указом о роспуске съезда, скорее всего, был. И все же рассказ Коржакова вызывает сомнения.
С его слов получается, что, узнав о провале импичмента, Борис Ельцин отправился пить. Застолье, скорее всего, было, почему бы и нет? Но ведь известно, что сначала президент вышел к тем москвичам, которые пришли на Красную площадь, чтобы поддержать его, и простояли там на холоде весь день. Ельцин был с ними перед голосованием и вернулся к ним после него. Там он сказал: «Кто-то благодарит депутатов, а я благодарю москвичей! Я благодарю вас, которые здесь практически с утра сегодня, большинство из вас, вся площадь, сто с лишним тысяч человек. Я благодарю за поддержку и клянусь вам — сделаю все для того, чтобы не подвести ваше доверие, потому что ради этого я и служу вам». И лишь потом вернулся в Кремль.
К тому же забывчивый Коржаков — единственный источник версии о затее с «выкуриванием». Если комендант Кремля действительно к этому готовился, то ему пришлось бы задействовать множество людей. Надо было достать и привезти в Кремль баллоны с хлорпикрином, надо было проинструктировать офицеров, которым пришлось бы вытаскивать бесчувственных депутатов и загружать ими автобусы. Транспорт вместе с водителями тоже надо было иметь наготове…
Даже если инструкции о том, что и как делать, они получили бы в последний момент, сама концентрация нескольких сотен офицеров в Большом Кремлевском дворце должна была навести их на мысль о спецоперации. И что? Никто из этих стоявших за кулисами съезда людей потом не проболтался? За все прошедшие годы?
Исполнение барсуковского плана привело бы к самым тяжким последствиям, в том числе и гибели людей. (Это ведь не газ «Черемуха»: при концентрации всего лишь 0,1 грамма хлорпикрина на куб. м — остановка дыхания.) В отличие от Ельцина, генерал-чекист должен был это знать, как и то, что отвечать потом придется лично ему. Чтобы потом оказаться под судом или застрелиться в своем кабинете? Не проще ли подождать, чья возьмет?
Кроме Барсукова и Ельцина об указе и готовящихся мерах знал лишь помощник президента В. Илюшин. Но как раз его-то комендант из Кремля и отослал. Значит, убедиться в наличии сил, готовых разогнать съезд, было некому?
Тогда, вполне вероятно, что их последующее молчание объясняется тем, что ни баллонов, ни офицеров в противогазах просто не было. Ведь если хозяин перестанет быть президентом, коменданту отвечать перед ним уже не придется! А если он останется, то и делать ничего не надо.
При необходимых 689 голосах за отрешение президента от должности проголосовали 617 депутатов, против были 268, воздержались или не голосовали 148.
30 марта в газете «Известия» я прочел статью Отто Лациса, который писал: «Припомним, как они принимали решение об отстранении от власти всенародно избранного президента. Без обсуждения. Тайным голосованием. И о том, чтобы голосование по импичменту было тайным, тоже голосовали тайно. И о внесении вопроса в повестку дня — тайно. А накануне, открытым голосованием — не внесли! Вопрос, от кого они прячутся, очевидно, не нужен: ясно — от тех, кто их избрал.
Большинством депутатов утрачен не только стыд, но и инстинкт самосохранения. Им вдруг показалось, что они вот-вот настигнут загнанную жертву — остался одни прыжок. И рычание большинства в ответ на всякое возражение до ужаса напоминало то, что слышалось на последних пленумах ЦК КПСС накануне августовского путча. Что с ними стряслось? Почуяли у противника слабину? В этом еще предстоит разобраться аналитикам.
Пока же отметим одно. Съезд не только подтвердил низкий уровень политической морали большинства депутатов, о чем уже немало сказано. Съезд не только подтвердил низкий профессиональный уровень большинства депутатов, о чем говорено не меньше. Съезд подтвердил свою принципиальную неработоспособность в силу общих пороков конструкции, даже независимо от персонального состава… Никто из большинства не захотел подумать о том, что в случае успеха импичмента наша страна — крупнейший ядерный арсенал мира — приблизится к порогу гражданской войны. Шумели, не хотели слушать говоривших об этом депутатов…
Пронесло. В этот день пронесло. Сколько дней еще нам жить бок о бок с непредсказуемым парламентом?
А после голосования, выступая на Васильевском спуске, президент был неточен. Не тогда, когда благодарил участников митинга за поддержку, а тогда, когда говорил о победе народа. Поражение психической атаки реакции — еще не победа народа. Победой станет только народный импичмент съезду в ходе референдума. И то — не окончательной. Отнюдь не гарантирован демократический сдвиг в составе парламента в результате будущих выборов. Отнюдь не гарантирована скорая победа над экономическим кризисом, над инфляцией. До победы еще далеко, и путь к ней труден».
После неудачи Хасбулатова с импичментом ВЦИОМ провел репрезентативный опрос москвичей. В столице результаты оказались такими: не одобряют работу прошедшего съезда 75 %, на референдуме собираются голосовать за Ельцина и его курс 60 %. Среди политиков аутсайдерами оказались Хасбулатов и Зорькин с 4 и 2 % народного доверия.
В Ярославской, Костромской и Ивановской областях президенту доверяет 41 %. За досрочное прекращение полномочий депутатов всех уровней там высказались около 75 % ярославцев, против Ельцина — только 25 %.
Но зато к президенту охладели костромичи, их доверие к нему упало с 39 % в декабре до 26 % к марту. А почти половина жителей Ивановской и Ярославской областей, не доверяя ни съезду, ни Верховному Совету, предпочитают, чтобы новую Конституцию приняло… Учредительное собрание!
В последний день своей работы, 29 марта, IX Съезд принял постановление о сути и порядке проведения референдума. В бюллетень попали три вопроса о доверии президенту и только один — о доверии съезду:
«1. Доверяете ли Вы Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?
2. Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 1992 года?
3. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации?
4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?».
По мнению депутатов, все результаты надлежало подсчитывать не от числа проголосовавших, а от всех потенциальных избирателей. Поскольку явка на референдум вряд ли превысит 60—70 %, для положительных решений понадобятся чуть ли не все голоса участников. Понятно, что при таком порядке ни по одному вопросу достаточного большинства не будет. Что будет означать провал референдума и… возвращение к расстановке сил, которая обеспечила бы Верховному Совету (читай Хасбулатову) всю полноту произвола.
Тогда члены «Демократической России», депутаты Лев Пономарев, Анатолий Шабад и Глеб Якунин обратились в Конституционный суд.
За четыре дня до референдума, 21 апреля, Конституционный суд признал, что по первым двум вопросам достаточно большинства от принявших участие в голосовании, что такой порядок подсчета голосов соответствует закону о референдуме, но результат этого голосования будет носить лишь информационный характер. А вот по третьему и четвертому вопросам, поскольку положительное решение обязывает к изменению Конституции, действительно необходимо большинство от всех, даже оставшихся дома, участников.
В Питере, как и по всей стране, началась агитационная кампания.
Помимо газеты «Вечерний Петербург» у нас появился возрожденный коммунистами «Вечерний Ленинград». Там публикуется полоса под общей шапкой «Ельцин жаждет референдума? — Он его получит!». Подборка открывается двумя колонками. Одна озаглавлена «Адольф Гитлер», другая — «Борис Ельцин», «аналогии» убеждают читателя в преступном равенстве этих персонажей… Для особо непонятливых авторы разъясняют суть будущего референдума: «Устроители этого опроса по американской указке хотят, чтобы вы сказали „да“ этой антинародной Конституции и развязали им руки для полной ликвидации советской власти. Они хотят, чтобы вы, ваши дети, внуки и правнуки стали рабами у новых богатеев».
Демократическая пресса убеждает людей в необходимости продолжения реформ и поддержке президента.
Борис Ельцин говорит, что готов к перевыборам и предлагает поддержать все вопросы (четыре «да»).
Коммунисты и жириновцы заклинают народ сказать: «нет» — президенту, «нет» — его курсу, «да» — его перевыборам, «нет» — выборам депутатов (НЕТ, НЕТ, ДА, НЕТ).
«Демократическая Россия» видит ситуацию наоборот: «да» — президенту, «да» — его курсу, «нет» — его перевыборам и «да» — выборам депутатов (ДА, ДА, НЕТ, ДА).
Результат: явка по стране составила 64 %. Доверие президенту — 58,7 %, доверие курсу реформ — 53,0 %, за перевыборы президента — 49,5 %, за перевыборы депутатов — 67,2 %.
Оппозиция в недоумении, Хасбулатов, ссылаясь на низкие результаты в ряде регионов, пытается перетолковать итоги, все ждут следующего шага от получившего поддержку президента.
Губернатор Нижнего Новгорода Борис Немцов в интервью газете «Московские новости» говорит о том, что президент должен использовать данный ему шанс: «Вопреки опасениям, народ отнесся к референдуму с полной ответственностью, сказав президенту свое «ДА», дав ему еще один шанс на проведение глубоких преобразований. Думаю, последний. <…> Борис Ельцин говорил, что готов укреплять регионы и проводить децентрализацию? Значит, надо убрать из кабинета всех, кто этому мешает. Говорил, что будет всемерно способствовать приватизации, обещал дать людям собственность? Значит, обязан освободиться от тех, кто тормозит эти процессы, и заменить их теми, кто способен заняться структурными преобразованиями. Речь не идет о правительстве „национального согласия“. Это бред. У нас нет политических структур, победивших на выборах, кроме одной — президента. Вот он и должен теперь „гнуть“ свою линию, тем более что она отвечает интересам большинства». Но тут же добавляет: «В нынешней непростой ситуации может возникнуть соблазн разогнать Советы. Горячие головы уже сегодня требуют повсеместно „разобраться“ с ними. Не знаю, кто-то, где-то, может, действительно мешает преобразованиям, но и это еще не причина для „крутых разборок“. Разделения властей надо добиваться конституционным путем».
ЧЕМ ХУЖЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ?!
Экономическая ситуация балансирует на грани скатывания в гиперинфляцию. Федеральный бюджет трещит по швам, разрыв между госдоходами и расходами продолжает расти. Покупательная способность населения, несмотря на многократное повышение зарплат и пенсий, сократилась в три раза. Половина предприятий страны работает неполную рабочую неделю. Официальная безработица превысила 6,5 миллиона человек. Каждое третье предприятие — убыточное, ему необходимы дотации. Вынужденное освобождение цен позволило монополистам (а они производят до 70 % валового продукта) диктовать цены, только в 1992 году они выросли в 26 раз, а в 1993 году еще в 9 раз.
Правительство как может сдерживает инфляцию, но радетели народного блага считают своей задачей рост денежной массы. Хасбулатов и подчиненный ему Центробанк продолжают печатать «деревянные» рубли, они раздают кредиты военно-промышленному комплексу и аграрникам, повышают зарплаты и социальные выплаты населению. Последнее необходимо, иначе голод может наступить уже при полных прилавках. Правительство пытается минимизировать необходимые расходы, а руководство Верховного Совета продолжает игру на обострение.
Под вопли об антинародной политике и вымирании народа депутаты включают в расходную часть бюджета всё бо`льшие суммы.
В июле Верховный Совет рассматривает новый, уточняющий вариант госбюджета на текущий, 1993 год. Совет министров предлагает сократить разрыв между доходами и расходами с 18 до 10 %, сделав это за счет повышения налогов и сокращения расходов на оборону.
Однако Верховный Совет отменяет повышение налогов на прибыль предприятий (для бюджета это потеря 4 триллионов тогдашних рублей) и увеличивает расходы, которые удвоят дефицит бюджета.
Б. Ельцин говорит, что выполнение требований депутатов будет означать развал российской денежной системы, уничтожение рубля, подрыв всей российской государственности и приведет к разорению России. Он отказывается подписывать такой бюджет и возвращает его Верховному Совету со своими поправками, но там и не думают о компромиссе.
В Верховном Совете 252 депутата. Консерваторы были в большинстве еще в первом его составе, за два прошедших года, после трех ротаций, проведена замена 76 человек. На место удаленных и ушедших в правительство демократов пришли оппозиционеры.
Оставшиеся сторонники продолжения рыночных реформ — депутаты из фракций «Демократическая Россия» и «Радикальные демократы» — в меньшинстве. Их доля примерно та же, что и на съезде, — 10 %.
Двести с лишним членов Верховного Совета — из фракций «Промышленный союз», «Смена», «Коммунисты России», «Рабочий союз» и «Аграрный союз», «Россия», «Отчизна», «Левый центр» и др. — в разной степени неприятия президентского курса.
Отвечая президенту, Хасбулатов заявляет, что Верховный Совет не может «в угоду искусственному сокращению дефицита оставить без средств существования миллионы людей».
Звучит красиво, но может ли профессор-экономист не понимать, что провоцирует гиперинфляцию?
Вспоминает член Верховного Совета, депутат Л. Гуревич: «На трибуне ВС — министр финансов Борис Федоров. Он пытается что-то объяснить депутатам… Это сложный финансовый вопрос. Это трудно, действительно очень трудно понять без подготовки тем депутатам, которые весь свой пыл в течение этих трех прошедших лет употребили не на то, чтобы изучить законодательное дело, постигнуть премудрости финансов и экономики, о которой так много говорили. <…> И вот Федоров обращается к этим депутатам и говорит, что такой бюджет с таким дефицитом — это гиперинфляция и это новые отчаянные страдания тысяч людей. А в ответ я слышу позади себя: „А нам чем хуже, тем лучше“».
Что движет этими людьми? Вот академик Георгий Арбатов, он не заскорузлый консерватор. Но «сторонник демократических перемен» в обиде на правительство за то, что оно вырабатывало свой курс, не советуясь (надо полагать, с ним). Он оценивает результат как «обнищание миллионов без всяких видимых, поддающихся объяснению причин». Два десятилетия он руководил академическим институтом, изучавшим США, и должен был бы разбираться в экономических вопросах. Но если даже ему неведомо, что корневая причина «обнищания» была заложена в суть рухнувшей системы, то что же говорить о рядовом депутате?
Депутат Басин (Республика Бурятия): «Среди приоритетов, обозначенных в программе, опять финансовая политика и кредитно-денежная система. По нашему мнению, приоритет должен быть отдан прежде всего экономике».
О том, что у экономики есть три неразрывные составляющие, что она не может существовать без финансового сектора, о том, что коллапс промышленности может быть преодолен только через стабилизацию кредитно-денежной системы, сторонник натурального обмена просто не догадывается.
Но таких немного — большинство в Верховном Совете составляет советская номенклатура: хозяйственные руководители, директора институтов и вузов, министерские и региональные чиновники. Рядом с ними силовики и чекисты.
Начав перестройку, М. Горбачев разрешил этой номенклатуре извлекать прибыль, создавать совместные предприятия, обналичивать деньги, работать с валютой.
Административно-хозяйственный аппарат, пользуясь своей властью, пользуясь связями и прорехами в законодательстве, уже приватизировал многое из того, чем они распоряжались. Если раньше партийно-государственная номенклатура извлекала выгоду из своей власти над экономикой, то теперь она обменяла ее на собственность. Партийная и городская недвижимость в столицах скуплена за гроши. Крупнейшие, созданные на базе Госснаба биржи возглавляются бывшими комсомольскими активистами, государственные банки уже стали коммерческими, министерства — концернами, все это делалось с благословления Горбачева, на деньги КПСС. К 1993 году, к началу официальной приватизации «для народа», этот процесс еще не закончен, еще не все поделили. Поэтому и надо остановить широкую приватизацию, пусть даже ценой всеобщего обвала…
Вернув проект бюджета, Б. Ельцин предложил поправку: сократить дефицит до 12 % ВВП. Но, как ни бились за это члены «Демократической России», большинство уперлось на 22 %. Министерство финансов публикует в прессе свою оценку: «…реализация бюджета, принятого Верховным Советом, будет означать резкое увеличение инфляции — до 40—50 процентов в месяц, так что уже с октября финансовое состояние Российской Федерации можно будет оценить как критическое».
Продолжение следует