Опубликовано в журнале Звезда, номер 4, 2022
* * *
Меня чухонский воздух не колышет,
никто не понукает облака.
То видеть плохо стал, то нечем слышать.
Длиннее правой левая рука.
И неприличен страх водобоязни.
Сё — Петербург. Черны его мосты.
У смерти с жизнью нет обратной связи,
есть вещество взаимной пустоты.
Грифон спросонья крыльями захлопал,
залил глаза слезою неживой.
Луна, как твердокаменный некрополь,
стоит над европейскою Невой.
* * *
Толкователь геометрии
чертит циркулем нули.
Невзирая на безветрие,
Бог вокруг летит земли.
Бродит дождь вокруг да около,
господином стал пустырь.
Древо райское намокло.
Спит, как яблоко, бобыль.
Уплывает август весело.
Тяжелеет жест руки.
Ставит гири равновесия
ночь на зеркало реки…
* * *
1
Смолкает вечный двигатель пустыни.
Спросить боюсь, отсохнет мой язык.
Еще нет речи об Отце и Сыне.
На арамейском молится мужик.
Баланс песка и звезд почти подсчитан.
От солнца чужестранец не издох.
Вся эта местность как бы нарочита.
Никто не видит, что такое Бог.
2
Египту иудейские рабыни
На коромысле воду принесли.
Простерлась до экватора пустыня,
Как золотая лысина Земли.
В песках никто не пашет и не сеет,
лежит пространство вдоль и поперек.
И монотонна поступь Моисея.
Песок скрипит внутри его сапог.
ТРЕТЬЕ ПОСВЯЩЕНИЕ ГЕННАДИЮ КОМАРОВУ
Снег мягко стелет. И весьма сердит,
в очках с незастекленною оправой,
старик, из праха сделанный, сидит.
Свеча в руках застыла величаво.
Он человек. И значит, обречен.
По бездорожью тень его влачится.
Простор слепящим взором рассечен.
Уткнулась в снег Россия, как волчица.
И чересчур свечою освещен,
он видит свет, но в храм войти боится.
И слышит и молитву и мольбу.
Христос иконописный спит в гробу.
И вознесен… а смерть лежит в гробу.
Апокрифы концы с концами сводят.
Фитиль свечи горит, как чистый спирт.
Смерть только притворяется, что спит.
Никто из этой церкви не выходит…