Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2022
«Полина» Леонида Губанова: поэма, пророчество, манифест / Сост., подгот. текста, ст. и коммент. А. А. Журбина.
СПб.: Пушкинский Дом, 2021
Леонид Губанов — один из самых сильных поэтических голосов советского андеграунда. Его юношеская поэма «Полина» стала откровением как для читателей, так и для коллег по цеху. Публикация двенадцатистрочного стихотворения «Художник» (это несколько «склеенных» отрывков из поэмы!) в шестом номере «Юности» за 1964 год проторила молодому человеку дорогу в большую литературу.
Об этом феномене давно пора было написать отдельную книгу. И вот нашелся астраханский филолог Андрей Журбин и наконец сделал это. Он не единственный, но ведущий исследователь Губанова, составитель нескольких его посмертных изданий, библиографии и сборника мемуаров — «Про Леню Губанова: книга воспоминаний» (М., 2016). Но и это еще не все: Журбин успел расспросить чуть ли не всех знакомых, родных и соседей поэта, записать их «показания» и заглянуть в архивы — государственные и частные. Последнее — особенный подвиг: чтобы иметь дело с не всегда адекватными бывшими женами, любовницами и друзьями, надо обладать нечеловеческим терпением.
Собрав необходимый материал, Журбин приступил к работе над «Полиной». Для начала надо было определиться с разночтениями, которые встречались в губановских изданиях. Где-то поэму печатали с машинописей его тещи Аллы Рустайкис, где-то с самиздатовских, а где-то с выверенного архива его предпоследней жены Ирины Сапо-Губановой. Журбин же нашел рукопись и сопоставил ее с записью чтения.
Есть буквально одно место, которое непонятно зачем исправил сам Губанов и которое не прокомментировал Журбин: «Мы — лебеди, и нам пора / к перу, к перронам, к переменам. / Не надо завтрашних пельменей, / я улетаю в двадцать два». Так было в самиздатовской машинописи образца 1964 года. Позже поэт зачем-то кастрировал «завтрашнее», оставив строчку в следующем виде: «Не надо завтра пельменей…» И тут любому человеку слышно, как сбивается ритм и нарушается размер. Чуткий к таким вещам, Губанов в поздних правках поэмы отчего-то пропускает эту ошибку.
Но это мелочи. Работа, проведенная Журбиным, не может не восхищать. Исследователь прокомментировал если не каждую, то точно каждую вторую строчку поэмы. А чтение подобного — особенное филологическое удовольствие (для гурманов от словесности, так сказать). И самое главное — Журбин снимает практически все вопросы, которые были вокруг Губанова.
Это был самоучка или гений? И тот и другой. Поэт много читал «программного» и «внепрограммного», просиживал целые дни в юношеском отделе Ленинской библиотеки, ходил в церковь, посещал выставки, путешествовал — словом, вбирал в себя столько культуры, сколько иной человек просто «не переварит». Но без дара, отпущенного свыше, переплавить прочитанное и увиденное в стихи невозможно.
Заимствовали ли у Губанова какие-то строчки, образы и рифмы поэты-шестидесятники? Вы удивитесь, но Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского не раз обвиняли в этом. Комментарии же Журбина показывают, что все было ровным счетом наоборот. И на каждую третью или четвертую строфу приходится по заимствованию из раннего Вознесенского.
Мог ли Губанов предсказывать будущее? Смешной вопрос, но вместе с тем и очень серьезный. Предсказание как таковое из области мистики и эзотерики. Однако поэт, увлекавшийся Велимиром Хлебниковым и его «Досками судьбы», время от времени предугадывал, что` в скором времени произойдет. В частности, Журбин своими комментариями демонстрирует, что «Полина» не что иное, как губановское пророчество самому себе: и жизнь в неподцензурной литературе («бьюсь об лед молчания»), и смерть в роковые тридцать семь лет («холст 37 на 37, такого же размера рамка»), и многое другое.
Помимо выверенного текста поэмы и подробнейших комментариев в книге есть еще переводы «Полины» на хорватский, французский и итальянский языки; в приложении собраны советские «критические» отклики на публикацию «Художника»; дана библиография и приведены иллюстрации коллег-художников. Если это не маленькое филологическое чудо, тогда что?